Медовая

Как же он ее ненавидел. Буквально все в ней. Волну каштановых волос. Губы цвета переспелой черешни. Длинные стройные ноги. Четко очерченную под рубашкой грудь. Тонкие пальцы. Острый блистательный ум. Ненавидел. И хотел. До одури, до дрожи в коленях. Он цеплялся к ней при любом удобном поводе. Он поддевал, иронизировал, издевался. Он не мог спокойно есть, если в зале была она – кусок не лез в горло. Он перетрахал пол Хогвартса, а видел под собой только ее. Он снова стал носить мантию, чтобы легче скрывать возбуждение. Он таскался по коридорам как безродный пес в надежде встретить ее и снова полить помоями. Она фыркала, гордо и мерзко произнося что-то в ответ и от этого взаимодействия, от того, что она говорит именно с ним, он дурел. Он хотел ее все время. Представлял ее на парте, в душе, на учительском столе, на своей постели. Ее тело, как он вколачивается в нее, как ласкает ее грудь, живот. Как она стонет, дергается, как называет его по имени. Представлял ее крошечные ладони на себе, а губы вокруг своего члена и от этого его голова шла кругом. Он ненавидел рыжее чмо и очкастого идиота за то, что те были с ней рядом. Ненавидел и представлял ее то с одним, то с другим, а то и сразу с обоими. От этих мыслей ему хотелось кричать и крушить все вокруг. Он ненавидел мёд, а от нее всегда пахло чем-то медовым. Словно в жаркий летний полдень ты оказался на цветущем лугу и ветер треплет твои волосы и вокруг жаркое марево, наполненное жужжанием пчел и стрёкотом кузнечиков. Именно этот запах. В очередной раз таскаясь возле библиотеки он издали заметил ее идущей по коридору. «Одна!» - подумалось ему - «Удачно!». Он рванулся навстречу. Они почти разминулись, когда он подхватил кудрявую прядь и несильно дернул. - Гре-ейнджер! Где же твои шеварушки? Бросили тебя одну? - Отвали, Малфой! – она хотела уйти, но он все еще удерживал ее волосы. - Как тебе больше нравится? А? По одному или сразу с обоими? Девушка вспыхнула. - Твой рот хуже выгребной ямы! - Ты даже его не пробовала, - прохрипел он, за локон притягивая ее ближе. Она рванула волосы на себя. - Ты достал, Малфой. Сегодня в полночь. Дуэльный клуб. Посмей только не явится, жалкий трус! Она крутанулась на каблуках, мазнув по его лицу кудрявой гривой и скрылась в библиотеке. Он никак не мог успокоить дыхание, никак не мог прийти в себя. Грудь судорожно вздымалась, сердце билось где-то в горле. Он сжимал и разжимал кулаки. И улыбался самой дурацкой из всех улыбок. Он пришел на пол часа раньше и нервными шагами мерял зал. А если она уже успокоилась? Если передумала? Если не придет? Его начинало потряхивать. Она вошла ровно в двенадцать и гневно мазнула по нему глазами. Как всегда – безупречная черная водолазка и брюки облегают высокое худощавое тело. Платиновые волосы слегка растрепаны. Он был бы даже красив, если бы не был Драко Малфоем. Занозой, отравляющей весь ее последний год в школе. Он и раньше был не сахар, но сейчас просто прохода не давал. Она не видела тому достойной причины, но собиралась раз и навсегда поставить его на место. Скинула мантию, оставшись в форменной юбке и блузке. Резкими взмахами палочки наложила запирающие и обеззвучивающие чары. От ее движений, от ее близости, от того, что они тут одни у него закипела кровь. Она молча отошла к противоположной стене и церемониально поклонилась. Ему пришлось склониться в ответ. Они одновременно вскинули палочки. - Остолбеней! - Экспелиармус! Он оказался на долю секунды быстрей. Её тело замерло и начало заваливаться. Он моментально рванулся вперед, оказался рядом, успев подхватить ее над самым полом, поднял, прижал к себе удушающим объятием, зарылся лицом в макушку. Какая же она мелкая! Едва до плеча достает. - Гре-ейнджер! – как всегда растягивает интонации, - какая же ты охуенная, Грейнджер! В глазах девушки ужас и непонимание, но она скована заклятием, бессильна противостоять ему. Одной рукой он прижимает ее к себе, второй аккуратно поддерживает, массирует затылок. Тонет в расплавленном шоколаде ее радужки. - Мерлин, я год об этом мечтал! Год! – он упирается лбом в ее лоб, выдыхает ей прямо в губы. – Я, блять, не могу больше! Я, нахуй, кончусь! Впивается губами в неподвижные губы, терзает, прикусывает, оттягивает. Языком проходится по сомкнутым зубам. - Ненавижу! Ненавижу мёд! Ты вся как мёд! Такая сладкая! – жмет ее к себе, чтобы она точно чувствовала, насколько он возбужден. Его колотит, сердце бьется в каком-то бешеном, рваном ритме, он периодически забывает дышать, со свистом втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Хватает ее руку, бесстыдно прижимает к паху. - Чувствуешь? Чувствуешь ты? И так всегда! – впивается губами в шею, стонет в нее, вылизывает. - Дьявол, Грейнджер, я бы вытрахал тебя всю! Сожрал! Каждый изгиб твой! – он дергает блузку, пуговицы россыпью разбегаются по каменному полу. Губы проходятся по острым ключицам, прикусывает тоненькую косточку, втягивает в рот кожу. У него больше нет крови – пламя адское, лава вместо нее. Подсовывает руку под юбку, сжимает ягодицу, упирается членом ей в живот. - Бля-я-ать! Я не насильник, но я не упущу этот шанс. Даже если ты потом убьешь меня, я хоть умру счастливым! Он оттягивает зубами чашечку ее лифчика и впивается губами в сосок. Опять стонет, горит рядом с ней. - Медовая, - словно в бреду, - медовая! Целует везде, где дотягивается, трогает, лижет, прикусывает. Его руки дрожат, ноги еле держат, он весь словно в лихорадке. Дышит поверхностно, надсадно. Язык ласкает острую вершинку ее груди и от этого ощущения, от понимания, ЧТО у него во рту окончательно сносит крышу. Он поднимает голову, утыкается ей в шею. - Сейчас. Сейчас, Грейнджер, я отпущу тебя. Иначе случится то, о чем мы будем жалеть оба. Дай только еще раз…, - он не договаривает, вновь впиваясь в губы. – Сладкая! – он буквально стонет. Отстраняется, аккуратно ставит ее к стене. Его грудь ходит ходуном, плечи вздымаются. Бисеринки пота скатываются по вискам. Отходит на пару шагов, поворачивается спиной. - Давай. Делай, что хочешь. Палочка взлетает вверх и чары спадают с девушки. - Остолбеней!!! – почти истеричным выкриком. Светловолосый каменеет и начинает валиться на спину. Она подхватывает его под плечи, не давая упасть. - Мерлин, Малфой, ты костероста перепил? – она укладывает его на пол и седлает его бедра. Замахивается, лепит ладонью по щеке, аж эхо по залу прокатилось. - Это за все твои издевки! Вздергивает другую руку, оставляя алый след на второй щеке. - Это за то, что трогал меня не спросив! Хватает его за плечи, не сильно прикладывая затылком о мраморный пол. - Это за то, что ты – идиот! Впивается губами в губы. - Нравится тебе так, Малфой? Нравится все чувствовать и ничего не мочь? – она трется промежностью о бугор на его брюках. Медленно, дьявол, так медленно стягивает с него водолазку. Смотрит прямо в серые, ничего не понимающие, шалые глаза и тя-я-янет вверх. Коротенькими ноготками проходит вдоль его груди, задевая соски вниз к обозначенным кубикам пресса, оставляя красные полосы. Наклоняется совсем близко, запускает пальцы в платиновые пряди, запрокидывает его голову, укутывая их мягким водопадом кудрявых волос. - Значит так, Малфой? Так? Она обводит кончиком языка контур его губ, снова прикасаясь прохладными ладонями к его груди. Не прерывая зрительного контакта, видит, как его зрачки расширяются словно от боли. С какой-то слепой нежностью она ласкает его рот. Давит своими бедрами на его, и он встречно вздрагивает. Это шокирует, ведь она знает, сколько силы вложила в свое заклинание. От его движения не стон – скулёж срывается с ее губ. Силы вдруг оставляют ее, она падает ему на грудь, слезы сами текут из глаз. Все это не честно. Не правильно и не честно. Наверное, просто слишком много переживаний. - У меня ведь никогда… Я ни с кем… Боги… Взмах палочки и он снова может двигаться. Приподнимается на локтях, смотрит на нее как на умалишённую. - Грейнджер, ты свихнулась? Перепила? У тебя галлюцинации может? – пытается отстранится, но ее ноги все еще на его бёдрах. – Это, блять, не Рон, не Гарри! Это я – Драко Малфой! Она ВИДИТ, как колотится его сердце, кладет на него руку. - Дурак ты… Прозрачные капли скользят по щекам. Судорожным движением он прижимает ее к себе. - А-а-а-а! – кричит болью ей в шею, давит в себя, словно пытаясь срастись с ней, сцеловывает слёзы. Она тоже неумело по-дурацки цепляется за него, втягивает носом древесно-цитрусовый аромат. Они так и сидят в неудобной позе, как будто боясь отпустить друг друга, разрушить эту секундную странную связь. Он снимает ее с колен, вздергивается, подхватывает на руки, заставляя вцепиться пальцами в плечи. Она тыкается носом куда-то между шеей и ключицей. И от этого движения, от этой близости и тепла в нем словно что-то ломается. Бегом, перемахивая через две ступени по лестницам. Плевать, что их могут увидеть, на все плевать, только бы держать в руках это маленькое тело, чувствовать теплое дыхание. Бережно, словно самую хрупкую ношу, самый драгоценный дар, кладет ее на кровать. И стоит напротив, пытаясь унять с неистовой силой бьющееся о ребра сердце. Она открывает глаза, обдает его этой волной тепла. - Драко… Он звука его имени, срывающегося с ЭТИХ губ у него подламываются колени, и он буквально падает на нее. Срывает блузку, белье. Пьет ее кожу, словно умирающий в пустыне. Гладит, ласкает, сжимает. Задыхается, все глубже погружаясь в этот омут, падает в пропасть. - Скажи! Скажи его еще раз! - Драко! Драко! Драко-о! - Мать твою, Гермиона, я сейчас сдохну! Она хватает его лицо руками, тонет в серых глазах. - Не посмеешь! – она впивается в его губы, рубиновая капля выступает на уголке, но им обоим все равно. Она стонет, ноет под ним, неистово трется, царапает спину. Выгибается, подставляя коричневые соски под его губы. Полное охуение! Его руки ходят ходуном, пытаясь справится с ремнем на брюках. Она давно стянула юбку, и распластанная лежит перед ним в одних крошечных, таких, твою мать, крошечных трусиках, что у него немеют пальцы. Он наконец расправляется с ремнем, одним движением оставаясь полностью обнаженным. Закидывает ее ногу себе на плечо, проходится губами от лодыжки до внутренней стороны бедра, опускаясь все ниже. Она что-то кричит протестующее, тянет его за волосы. - Заткнись! Заткнись, я буду делать то, что захочу! Он рвет ее белье, впивается губами в ее влажные складочки. Она мокрая, такая мокрая! Он изнемогает, его язык проникает в нее, ласкает. Медовая! Губы посасывают клитор, задавая настойчивый нервный ритм. Она воет, выгибается, словно вся подается на него. От этого движения его накрывает по полной, все чего он хочет, чтобы она сумасшедшая огненная страстная кончила с ним. Сейчас же. И он целует, лижет, давит пальцами на самые нежные, самые чувствительные точки, гладит, сжимает ее соски. Она так неправильно так пошло дергается под ним, что он теряет контроль. Вжимается губами все глубже и резче. Она уже не стонет, только сипло надрывно дышит, когда он чувствует прошедшую по ее телу судорогу. Большим пальцем трет клитор, и она опять взрывается, поддавая бедрами, скулит что-то бессвязное, конвульсивно дергается. Он подтягивается на нее, накрывая своим телом. Ее широко разведенные ноги обнимают его бедра, горячее лоно словно готово принять его саднящий от сдерживаемого напряжения член. Он проникает в нее пальцем, чувствуя тугие, сжимающиеся стенки, натыкается на преграду. Она вздрагивает, выныривая из удовольствия, а он роняет голову ей на плечо. - Это, нахер, не реально! Ты слишком узкая! Я порву тебя! - Драко, - щемящая нежность в голосе. - Не смей! - Драко, я хочу этого. Хочу тебя! Хочу, чтобы это был ты… Его сердце сбивается с ритма, когда ее рука несмело обхватывает его возбуждение и плавно двигается вверх и вниз. Подводит его ко входу и аккуратно направляет внутрь. И это Грейнджер! Его зубрила Грейнджер! ЕГО! Он чувствует ее горячую влажную плоть своим членом. Ахуй! Он сжимает ее лицо в ладонях, фиксируя взгляд. Зло, жестоко впивается в губы. - В глаза смотри! Резко и до упора входит. Боль накрывает ее с головой, она как-то по-детски всхлипывает, и от этого звука у него рвется сердце. Она такая крошечная, нежная по сравнению с ним, что его душа сжимается до размера булавочной головки. Её горячая влажность обхватывает его так туго. Он не двигается, даже не дышит. Но они уже сделали это, обратного пути нет. - Не смей даже шелохнуться, - шепчет он в каштановые пряди, медленно двигаясь назад. Она сжимается под ним, доставляя ему нереальное, какое-то больное удовольствие, и при этом боль себе. Он гладит ее волосы, целует-целует-целует вишневые губы. - Расслабь! Она старается, но тело реагирует само. Он снова погружается, и она снова всхлипывает. - Твою мать, расслабь, сказано! От его властного тона она замирает и действительно отпускает напряжение. Он старается двигаться медленно. Удушающе медленно. Раз за разом. Туда и обратно. Вновь и вновь. Пот градом струиться по напряженной спине. Она вдруг фиксирует взгляд и нежно проводит ладонями вдоль ребер, гладя шею и белобрысый затылок, чуть поддавая бедрами. - Драко… Он до боли стискивает зубы, не позволяя себе ответить на это движение. Зажимает ее своим телом, не давая самостоятельно двигаться. - Легче стало? – он зло чуть сильнее толкается в нее, но в ответ получает вздох удовольствия. Ему одновременно хочется прибить ее и отлюбить до потери пульса. Но эта ведьма, эта чёртова невинная ведьма вдруг выгибается под ним, трется о его грудь своими коричневыми острыми сосками. Она стонет так призывно, так маняще, что он просто улетает. Начинает двигаться резче, размашистей. Ее тоненькие упругие стеночки сжимают его плоть огненным кольцом и кажется, что мир вокруг остановился и пропал. Что есть только этот рваный, чокнутый ритм между ними. Она начинает задыхаться, цепляется за него, словно муравей за соломинку, просит его о чем-то, ноет. На этом всё. Он не выдерживает. Никто бы не выдержал этого. Когда под тобой – пламя. Подхватывает ее под ягодицы, вколачивается внутрь, рычит – хрипит – стонет. Она так прекрасно так до конца наполняется им, словно это единственно возможный вариант, словно ее тело было создано, чтобы принять его. Втягивает в рот ее сосок, и она охает, сильнее сжимая его внутренними мышцами и это пиздец! Она вдруг вскидывает ноги, обхватывая его бедра, выгибается, призывно приоткрывая губы, раскидывая руки. Она тоже может играть в эту игру. - Смотри на меня, Малфой! Смотри мне в глаза! Он истово вдалбливается в нее, дыхание срывается. Словно война, битва между серыми и кофейными глазами. Она конвульсивно поверхностно дышит, раз, два и наконец с криком вцепляется в его плечи не отпуская взгляд. Её тело сжимает его, ритмично, жестко, влажно. Он выгибает спину, входя на всю глубину и падает в пропасть. - Сука-а-а! Она вы-ста-ны-ва-ет его имя, а он извергается прямо в нее. Мир рушится. Разлетается миллиардом частиц. Есть только эти одуревшие, ненормальные глаза напротив. Он тонет, тонет, без надежды на спасение, захлебывается в том, что видит в них. Так, блять, не бывает! Не должно вообще когда-либо быть на этой планете. Но оно есть, и ему теперь как-то жить с этим. - Я люблю тебя! Люблю-ю-у! – воет он ей в шею, падая на нее всем весом. Обнимает так сильно, что девушка не может пошевелиться. Азкабан, круцио, авада – похуй уже. Лишь бы сейчас с ней. Лишь бы чувствовать ее всем телом разом. И ее эти тоненькие ручки гладят его спину, пальцы путаются в волосах, ее вишневые губы целуют его вечно кривой рот. - Моя амортенция пахнет тобой, Малфой.