а если это любовь?

не можешь заснуть не в силах вздохнуть и смотришь в окно, а он где-то там он так далеко, что без него так одиноко, вокруг никого Паша резко просыпается от приступа кашля и нехватки воздуха. Горло саднит так, что он сейчас, кажется, выплюнет все свои органы наружу. Паша поднимается с постели, ступает ногами на холодный пол, обжигающий ступни, и бредет на кухню попить воды и успокоить кашель. Электронные часы в темноте показывают начало четвертого часа утра, а за плотными занавесками виден пробирающийся свет. Паша списывает внезапный приступ кашля на то, что вчера в очередной раз слишком часто и громко кричал, надрывая горло. Боль немного успокаивается, и Пестель вновь ложится в постель, вычисляя, что до звонка будильника осталось чуть меньше пяти часов. В следующий раз Паша просыпается от мелодии будильника, что так настойчиво пытается его разбудить. Удивительно, но он даже выспался. Пестель быстро сходил в душ и позавтракал тем, что осталось в холодильнике. Через полчаса он был готов ехать на дачу к Рылееву и отдохнуть там как следует, забыв про вездесущую работу, ну или просто набухаться в хлам, чтобы на утро не помнить вообще ничего. Телефон оповестил о входящем сообщении Труба будем через десять минут. опоздаешь — побежишь сам рядом с машиной. Павлентий кондратий тебя не простит, серег. я готов, жду. Пестель закинул на плечо свой слегка потрепанный, но не менее любимый рюкзак и покинул квартиру, заперев дверь. Спустившись на лифте, Паша вышел на улицу и глянул вдаль, пытаясь высмотреть две знакомые машины, которые повидали многое, служа шестерым закадычным друзьям уже долгое время. Паша похлопал по карманам, нащупав наушники, взятые на всякий случай, если два идиота Кондраша и Серега будут опять ругаться. Паша, конечно, мог и сесть в машину к Муравьеву с Бестужевым, но он не хотел разговаривать с Романовым, который уже привык ездить с ними. Николай не любил спорить, поэтому даже Пестелю не хотелось влезать с ним в перепалку, как бы он не хотел этого. У Николая были свои принципы и позиции, которые он менять не хотел, поэтому заднее сиденье муравьевской машины было всегда заметано им. Царская особа. Из-за угла вывернули два автомобиля и через пару минут Паша уже плюхнулся на заднее сиденье. — Трогай, Кондратий, — мужчина устроился поудобнее и поздоровался с друзьями. В машине играла музыка с их флэш-карты, которая тоже была проверена временем и постоянно пополнялась, если кто-то вспоминал еще один крутой трек, и Паша с Сережей подпевали фальшиво, но зато искренне. Пестель вновь зашелся приступом надрывного сухого кашля. — Кондраш, ты же прихватил с собой лакричные? — спрашивает Паша, зная о том, как легко Рылеев может простудиться и потому постоянно держит под рукой лакричные леденцы, чтобы успокоить горло. — Сереж, в бардачке, найди ему, — со слов литератора Трубецкой открывает бардачок и берет оттуда еще неоткрытую пачку лакричных леденцов и передает Паше, который выуживает штук семь, пихает в карман джинс и отдает пакет обратно другу. До дачи Рылеева компания доезжает спустя минут сорок и, вылезая из машины, глубоко вдыхает свежий лесной воздух, совсем непохожий на городской. Неподалеку раскинувшийся лес поражает своим величием и красотой. Деревья раскинулись, переплетаясь ветвями. Веет ароматом свежести и хочется дышать как можно чаще, наслаждаясь. — Что встали, пионер-отряд? Разгружаемся. Все встрепенулись от голоса Паши и двинулись к багажникам, которые были заполнены до отказа, чтобы не мотаться несколько километров до ближайшего магазина. Трубецкой и Муравьев-Апостол в три захода выгрузили алкоголь, Бестужев-Рюмин и Рылеев взяли на себя мясо, потом таская все остальное, что осталось, а Пестель и Романов тащили новый навороченный мангал на замену старому, которому пришел «кирдык башка» в прошлую их посиделку. Из-за длинного Николая Паше было чуть неудобно нести. «И нахер ты такой высокий?» — проносилось у Паши в голове, когда он остановил взгляд на этой глыбе. Солнце светило ярко, окидывая лучами всю ближайшую местность. Из-за солнечного света голубые глаза Николая переливались и казались ярче обычного. Паша, если честно, давно заметил их необычайную красоту, но никому так и не смог сказать об этом, а уж самому Коле тем более. Подумает еще. — Паш, — голос Романова вывел из мыслей о нем же, — если тебе неудобно, давай немного по-другому, — они немного перестроились и пошли вперед. Мангал был установлен, и впереди компанию ждала целая неделя долгожданного отдыха. Солнце палило нещадно, поэтому баловство водой из шланга было приемлемо. Трубецкой вынес на улицу большую колонку, настроив музыку и потом присоединился к подготовке шашлыка. Коля вынул фотоаппарат, запечатляя все красивое и не очень, а конкретно ребят, которые уже разливали пиво. — Кондратий, улыбнись, — позвал Романов, щелкнув друга. Чертова улыбка. Пестель походу уже тронулся. Он смотрит на широкую улыбку Коли, восхищаясь красотой, и не может сдержать свою. Эта улыбка добавляла Романову очарования его аристократической внешности. Аристократическая внешность Коли давала Паше повод думать, что в прошлых жизнях он мог бы быть каким-нибудь царем, да и имя у него очень подходящее. На все сто. Первая партия шашлыка практически готова, широкий стол накрыт и парни сели на свои места. — Предлагаю тост, — держа бокал пива в руке, Миша поднялся, — выпьем за нас. За то, что мы есть друг у друга. Ну и конечно за то, что Кондраша возит нас на свою дачу, — парни рассмеялись и вместе выпили, поблагодарив Рылеева. Паша начал травить шутки, которые, кажется, понимали только в их компании и смотрел на каждого из друзей. Кондратий заботливо стирал с лица Сережи кетчуп, и он целовал того в макушку, шепча «спасибо». Сережа и Миша держались за руки под столом, влюбленно смотря в глаза друг другу, и у Паши ныло сердце. Он смотрел на Николая, такого холодного внешне, но в то же время мягкого, если знать его чуть ближе. Нет, Коля с Пашей не ненавидели друг друга. Хотя, наверное, Паша все-таки ненавидел. За эти стойкие принципы и убеждения, которым Николай не изменял, за его вечные замашки, из-за которых он мог беситься, но многие этого не видят. Но Пестель видел. Видел, как каждый раз меняется его лицо и как глаза становятся темнее, если что-то было не так, как привык Романов. Чертов идеалист. Бокалы наполнялись алкоголем и некоторых даже уже понесло. Миша схватил под руку Кондрашу и они оба вышли из-за стола, двинувшись к ноутбуку с колонкой. — ПИШУ ТЕБЕ ПИСЬМО И КАК ВСЕГДА СЖИГАЮ В НЕМ СТРОЧКИ ИЗ ХИТА «ЛИШЬ О ТЕБЕ МЕЧТАЮ» И ЗАВТРА МЫ УВИДИМСЯ С ТОБОЙ СНОВА, НО МИМО ТЫ ПРОЙДЕШЬ МНЕ НЕ СКАЗАВ НИ СЛОВА, — в один голос пели парни, махая в камеру снимающему это зрелище Коле. — ПИШУ ТЕБЕ СТИХИ И КАК ВСЕГДА СЖИГАЮ И В ЭТИХ СТРОЧКАХ Я ЛИШЬ О ТЕБЕ МЕЧТАЮ МНЕ ДЛЯ ТЕБЯ ПИСАТЬ СТИХИ СОВСЕМ НЕ СЛОЖНО НУ ВСЕ ЦЕЛУЮ НИЖЕ ПОДПИСЬ ТВОЙ СЕРЕЖА. Конечно, они пели это для своих любимых Сереж, в то время как сами Сережи смотрели на это с глубоким фейспалмом. И все же каждый из них любит своего. — По-моему получилось весело, — рассмеялся Романов, проматывая видео. Время клонилось к вечеру. Кондратий не пойми откуда вынул гитару и всучил Муравьеву с просьбой сыграть. Сережа не отказался и начал перебирать аккорды, остановив свой выбор на Би-2. » и зажигать пьяные звезды нет, без тебя так будет сложно». Паша вообще не отличался сильными всплесками чувств, но эта совершенно внезапная влюбленность в Романова быстро завладела им всем. Сейчас он был таким простым: потертые кроссовки, удобные шорты, футболка с непонятным принтом и неуложенные волосы, прядки которых торчат в разные стороны, но от этого он становится еще более привлекательным. Влюбиться в чертовски красивого, но чертовски сложного и непонятного Николая — это надо постараться. У Пестеля, видимо, получилось. — Серег, я отойду на минутку, — он шепнул Трубецкому, и мигом вышел из-за стола, почувствовав приступ кашля. Паша двинулся в дом и быстро очутился в ванной, заходясь в приступе. Он надеялся, что никто его не услышит. У Паши темнеет в глазах от невозможности нормально вздохнуть. Он стоит, склонившись над раковиной, и пытается успокоиться, когда с очередным выдохом в раковину падает лепесток. Пашу начинает бить мелкая дрожь. Лакричные леденцы здесь бессильны. Почему он? Почему сейчас? Он не понимает, как он мог заразиться, да и вряд ли это поможет ему уйти от неизбежного. Паша путается в этой паутине мыслей и снова надрывно кашляет, выплевывая красные и розовые лепестки. Он подбирает их, рассматривает и смывает в канализацию, чтобы никто не узнал. — Куда ушел Паша? — недоумевает Муравьев, вопросительно глядя на своего тёзку. — Сказал, что отойдет на минутку. Миша посмотрел на часы. Время довольно позднее. Парни потихоньку начали все убирать, а Паша так и не появлялся. Он закрыл дверь в ванную, чтобы никто ненароком не зашел. Особенно Романов. Теперь только он и его чёртовы цветы, которые в конце концов убьют его. Причиной этого является Николай, и Пестель отлично знает это. Ни-ко-лай, шепчет сам себе Паша, словно смакуя по слогам это прекрасное имя. Имя, которое приведет его к смерти. Паша начинает слышать шаги друзей по дому и включает воду, чтобы заглушить звук кашля. Не знает, поможет ли, но может быть будет не так слышно. Паша вдруг вспоминает, что ему придется спать в одной комнате с Колей. Казалось бы, вот, бери да признавайся, на колени падай, цветы показывай, но какой толк? В чем смысл? Пестель тихо стонет от осознания своего положения, чувствуя себя последним неудачником. Кашель слегка прекратился, и Паше пришлось выйти из своего укрытия. — С тобой все хорошо? — первыми к нему подбегают Коля и Миша. Все, блять, прекрасно. Спасибо, что спросили, особенно ты, Романов. — Немного горло болит, все нормально. Я стырю у тебя ещё леденцов, Кондраш? — Рылеев кивнул. Паша надеялся, что никто ничего не заподозрит и быстро ушел в комнату под вопросительно-непонятливые взгляды пятерых друзей. Он улёгся на раскладушку, оставив кровать для Коли. Свет был потушен, а за стенкой все ещё слышны шаги. У Паши в голове крутились эти цветы. Пестель понимал, что не заснёт. Так и будет лежать, думать о Романове, о цветах и том, сколько ему осталось, прежде чем он задохнется, так и не почувствовав на своих губах губы родного человека. В комнату вошёл Николай. — Паш, поднимайся. — Если здесь не случился пожар, наводнение или цунами, даже не смей меня поднимать. Я сплю. — Поднимайся и ложись на кровать, — Романов стоял над Пестелем, пытаясь уговорить его перейти с раскладушки на кровать. — Мне и здесь удобно. Коля вздохнул и скинул с Паши одеяло, пытаясь взять за руки. — А это уже похоже на домогательство, — констатировал Паша, все ещё не собираясь вставать с раскладушки. Его руки. Они были тёплыми и такими нежными. Паше не хотелось их отпускать. Хотя бы ещё пару мгновений, чтобы Николай держал руки Паши в своих. Черт, Пестель, что ты несёшь? — Паш, я серьезно, давай на кровать. Николай резко дёрнул и поднял его с раскладушки, и подвёл до кровати, уложив и закутав в одеяло. — Вот и лежи. Довольный Коля захлопнул дверь и лег на раскладку, отвернувшись к стене и закрывшись одеялом. Паша смотрел. Смотрел на очертания силуэта, смотрел на могучую шею, смотрел на взъерошенные волосы, которые распались на подушке. Паша смотрел и не мог отвести глаз. Шаги в доме прекратились и все разошлись по комнатам. Рылеев уснул в объятиях Трубецкого, а Бестужев-Рюмин как всегда прижался к Муравьеву-Апостолу. Паша думал о том, каково это, прижиматься к Коле, засыпать в его объятиях, получать поцелуи в макушку, видеть его лицо рядом с утра, отвечать на его поцелуи, держать за руку. Каково это? Паша не спал. Часы мерно тикали в тишине, стрелка наматывала уже который круг. Паша ворочался, то разглядывая что-то за окном, то снова переключаясь на объект своей влюбленности. Спустя пару часов постепенно начинало светать, и Пестель во всей красе увидел лицо Коли, такое умиротворённое и прекрасное. Паша как помешанный рассматривал каждую чёрточку его лица и не мог оторваться. Его глаза были закрыты, но Паша помнил, какие они красивые. Голубые, словно море, в котором Паша уже утонул без какого-либо шанса на спасение. Синие (когда он злится), похожие на бушующий океан, волной которого Пашу захлестнуло окончательно. Он хотел смотреть в эти глаза и тонуть с головой снова и снова. Пестель чувствует дрожь в руках и подступ кашля. Нет, только не сейчас. . Не при нем. Паша вскакивает с кровати и бежит в ванную, пытаясь по пути не вписаться во все углы. Он включает воду и кашляет. Васильки, магнолии, лилии, даже чёртовы ромашки падают у него изо рта. Он практически задыхается, кашляя все сильнее и громче. — Паша? — в ванную заходит Трубецкой и сразу понимает все. Цветы, кашель — все ясно, все как на ладони. — Сережа, — Пестель хрипит, пытаясь вдохнуть, — не говори ни-ко-му. — Это Романов? — Трубецкой прекрасно знает, что это Романов, но зачем-то переспрашивает и матерится про себя, понимая, что медлит. Паша лишь несильно кивает, вновь заходясь в приступе кашля и выплёвывая окровавленные цветы на пол. Сергей мигом вылетает из ванной и мчится в комнату Паши с Колей. — Романов, подъем! — Трубецкой шипит другу на ухо и раскачивает его, пытаясь разбудить. — Уже 8? — сонно бормочет Николай, щурясь на Сергея. — Ты любишь Пестеля? — быстро тараторит Трубецкой. — Отвечай, срочно! — Это что, блиц-опрос? — Николай совершенно не понимает. — Или я попал в какой-то фильм? — Не до шуток сейчас, Романов. Отвечай, ты любишь Пашку? — А ты то откуда знаешь, что я влюблен в него? — Николай был растерян. Он влюблен в Пестеля. Влюблен не первый день. Он смотрит на него с улыбкой и отмечает про себя, насколько тот красив, потом не знает, куда себя деть. Ему хочется потрогать его волосы, впиться в его губы и говорить «люблю» постоянно. Паша другой. Коле будет сложно. Коля воспитан по-другому и вряд ли изменит себе. Но рядом с Пашей хочется ввязываться в глупости, делать не так, как велят другие, просто жить эту чертовски сложную и многогранную жизнь. С ним. — Так ты его любишь? — Трубецкой все ещё стоял рядом. — Люблю, — прозвучало шепотом, отразившись эхом в голове обоих. — В ванную. Быстро, — Сергей поднял его с постели и буквально толкнул в дверной проем. Прежде чем Николай добрался до ванной, в голове пронеслась туча вопросов о том, что там случилось и почему Сергей задавал вопросы про Пашу. Ворвавшись туда, он замер: весь пол был устлан лепестками различных цветов. Это был не просто кашель. Романов придурок. Чертов придурок. Коля переводит взгляд на Пашу, который выплёвывает цветок за цветком, жадно глотая воздух. Паша даже не смотрит на него. — Иди сюда, — шепчет Романов, притягивая к себе задыхающегося Пестеля, который с трудом отвечает на поцелуй. Николай целует, как умеет — чувственно, чуть отрывисто, но со всей любовью. Паша втягивается в поцелуй, желая продлить его, и Николай поддается. Они отстраняются и Паша вдыхает. Вдыхает спокойно и глубоко, больше не чувствуя нехватки кислорода. Горло успокаивается и Паша может спокойно говорить и смеяться. — Я люблю тебя, Паш. — Я знаю.