***
Тьма. Повсюду была проклятущая тьма, тянущая цепкие руки к хрупкому сознанию, однако истошные рычания за спиной пугали намного сильнее чем треск рвущегося пополам рассудка. Потому что они были реальными. Тяжёлые шаги. Совсем рядом. Он жмётся к стене, потушив фонарь, изо всех сил желая слиться с окружающей тенью, затаив дыхание ждёт пока бледный расплывчатый силуэт прошатается мимо. Затем ещё один и ещё… Монстры обшаривают каждый угол, а он крадучись обходит их стороной. Боится смотреть назад. Боится увидеть, что они уже бегут за ним. Выйдя в коридор и невесомо прикрыв спасительную дверь, позволяет себе на мгновение зажечь свет, который освещает изнуренное страданиями лицо мученика. На левой щеке заметны три длинных полосы от когтей, совсем свежие, но они тут же исчезают в наступившей темноте. Нельзя стоять на месте. Нельзя! Мягкие воровские шаги вновь ведут его вперёд во мрак, не позволяя ждать слишком долго. Он должен выбраться. Иного шанса нет… Внезапно картина перед его глазами начала расплываться, превращаясь в туман, и вот он уже в другой половине замка, по ту сторону баррикад. — Где он?! — чудовище тупо пялиться отсутствующим взглядом, не реагируя на вопрос, не имея возможности объясниться. — Найдите его! Он не должен уйти! — бешеные глаза мечутся с угла в угол, словно преступник мог прятаться даже здесь. Если он выберется, если он расскажет… Они придут сюда. Лишь одно воспоминание о людях извне заставляло ком подкатить к горлу. Они не должны узнать! Страх настолько обуял его, что в отчаянье он готов был потрясти монстра за плечи, если бы это было возможным. — Ищите! И не возвращайтесь пока не найдёте! Существа разошлись по коридорам, продолжая охоту. Рука устало легла на лоб и пальцы коснулись ещё не зажившей раны у правого виска. Следы от зубов обещали навсегда оставить шрам на холодном жёстком лице, но это его мало волновало. «Он не выберется, он не выберется, » — усыпляюще навевало сознание, однако руки сами потянулись за фонарём. Зажгя старый светильник он свернул в один из многочисленных коридоров. Пара монстров присоединилась к нему, и они начали очередной патруль по замку… Даниэль резко подскочил на кровати, чтобы осознать, что вновь бьётся в холодном поту, мучимый дикими кошмарами. Всё ещё находясь под влиянием сна, юноша бросился к зеркальной глади, машинально зажёг свечу и заскользил глазами по отражению сосредоточенно изучая собственное лицо, ища хоть какую-то зацепку из собственного сна. Но все увещевания были тщетны. Он не походил ни на того, ни на другого, словно потерял себя окончательно. Так долго продолжаться не может. Он должен разъяснить всё для себя, пока извращённое сознание не ввергло его в небытие. Юноша бросился перечитывать записки из старого дневника, некогда бережно сложенные в один блокнот, но запутался лишь сильнее. — Меня зовут Даниэль. Я из Мерфейра в Лондоне, — снова и снова вторил он себе, словно мантру. — Я Даниэль… — Но кто такой Даниэль? Несчастный археолог, которого постиг злой рок, или убийца, жестокий и расчётливый, обменявший десятки невинных жизней на спасение собственной? Он уже давно потерял ответ на этот вопрос. — Кто такой Даниэль? Кто я?! Англичанин яростно швырнул дневник на стол, от чего отдельные страницы взмыли в воздух. Фонарь вспыхнул мягким жёлтым светом, и юноша дальновидно забросил в сумку пару пузырьков масла. Выскочив из комнаты, он с силой захлопнув дверь; монстры мгновенно подорвались с мест собираясь следовать за ним. — Нет! Оставьте меня! — крикнул юноша в чувствах, но затем уже менее гневно добавил: — Я должен побыть один. Тёмные помещения слились в один беспросветный коридор. Даниэль брёл, совершенно не разбирая дороги, спускаясь, подымаясь по тяжёлым старым лестницам, освещая грубый камень свечением потрёпанного фонаря. Его голова готова была взорваться, словно переполненная до краёв бочка. Бессонные ночи только усиливали измотанное состояние и без того надорванного организма — ещё немного и он начнёт грезить наяву. Даниэль не помнил, как добрался до нефа — лишь у входа в клирос он осознал, как далеко ушел. Дрожь не заставила себя ждать. Не самое лучшее место. Здесь он убивал их, видел, как кровь лилась по обнажённым телам, слушал как жертвы приглушенно кричали в предсмертных конвульсиях, молясь о скором конце. Но смерть долго не приходила. Они с Александром оттягивали её как могли, выжимая из угасающих жизней всё до последней капли. Так было нужно, так было лучше для Тени. В помещении всё ещё стоял солоноватый запах крови, от которого выворачивало наизнанку. Древнее эхо криков покойников терзало слух, а к ладоням приливало липкое тепло, словно они вновь погрузились в свежепролитый сок жизни. Даниэль поспешил уйти, но нельзя убежать от воспоминаний. Нельзя убежать от себя… В камерах пыток легче не стало. Вопли преследовали везде, сливаясь в дикую какофонию, пробуждая самые дальние фрагменты воспоминаний. Где-то здесь, он точно это помнил, должен был лежать эликсир амнезии. В прошлый раз, перед тем как… вычеркнуть из памяти все свои прегрешения, он нашел его именно здесь. Может трусливое забвение и есть единственный выход для искалеченного рассудка? За спиной раздался треск, заставивший его вздрогнуть. Обернувшись, юноша заметил гранта; тот передвигал ящики в соседней комнате. Из более близкого знакомства и внимательного наблюдения Даниэль понял, что блуждание по замку и перестановка предметов являлись для собирателей фактически развлечением. У юноши было много догадок по поводу этого, ничем не обоснованного для них поведения, но англичанин предполагал, что скорее всего в эти моменты в их гнилых мозгах отзывались далёкие отголоски прошлого человеческого сознания. Он понятия не имел, что при этом бралось за основу — выполнение чисто механических задач или творческая сторона процесса — но наблюдать за этим было в некотором роде даже забавно. Они либо нагромождали всё в одну кучу, либо наоборот растаскивали вещи по комнате, создавая страннейшие комбинации. Каждый приходил и наводил свой собственный порядок, который затем менял другой и так далее. Это объясняло пропажу многих вещей, которые затем находились в самых неожиданных местах. Но сейчас Даниэль был более чем не в настроении для компании. В попытках вновь обрести утраченное одиночество юноша направился в трансепт. Днём там было сравнительно светло, так что можно было не тратить масло на фонарь. Однако отойдя достаточно далеко, лондонец понял, что его преследуют. Белая тень хромала по пятам, но стоило обернуться тут же притворялась занятой своими делами. — Какого чёрта?! — крикнул он. Слуги Александра хоть и не были уж совсем беспросветно тупы, но смышлёность, достаточную для такого трюка, Даниэль выделил лишь у одного из них. — Отстань от меня. Иди к Бруту сторожить комнату! Пойманное чудовище на приказ не шелохнулось, замерев столбом у прохода. Юноша вновь отметил мерзкую отвратительность этой твари. Изуродованное тело, свисающая на грудь пасть, глаза, расходящиеся в разные стороны. «Как давно я перестал бежать от них?» — проскользнуло в голове. — Грант… — неподвижность монстра слегка напрягала. Мимо воли в голове пронеслись не самые прекрасные воспоминания их встреч. Сколько царапин оставили эти громадные когти, но монстр никогда не подходил настолько близко, чтобы изодрать юноше лицо. — Я же сказал проваливай! Прошло несколько секунд, которые показались Даниэлю вечностью, прежде чем монстр всё же развернулся и захромал прочь. Англичанин облегчённо выдохнул, осознав, что ещё немного и бросился бы наутёк. Фонарь тускнел, а в запасе осталась лишь одна склянка, поэтому юноша был вынужден повернуть обратно к себе. Возвращаясь, уже на подступах к отдалённому залу, он вдруг поймал себя на мысли, что впервые за долгое время не рад тому, что его сон стерегут два монстра.***
Фонарь в руке осветил очередной тёмный угол. Пусто... Они обшарили уже большую половину замка, но беглец, казалось, уходил прямо у них из-под носа. Зубы скрежетали от злости. Юноша чувствовал, что он где-то рядом, словно загнаннанная скребущаяся под половицей крыса. Им нужно лишь немного времени и... У них нет времени! Он и так подобрался слишком близко к выходу; если они не остановят его сейчас, всё пропало. — Где эта чёртова крыса?! — он яростно пнул какую-то бочку, так, что та откатилась в дальний угол перевернутой вверх дном комнаты. Вокруг шарили бесполезные монстры — обмануть их бдение проще простого. Голова начинала раскалываться, недавняя ссадина над бровью тоже вновь напомнила о себе. Он вышел в коридор и зажёг фонарь. От наблюдения за плясавшим в светильнике пламенем стало полегче и порывистый ужас, съедавший душу в последнее время, отступил. На мгновенье ему показалось что краем глаза он видит небольшой огонёк вдали, однако обернувшись, встретился взглядом лишь с непроглядной тьмой. Иллюзии. Галлюцинации! Не впервые он сталкивался с ними, но шестое чувство, перенятое им далеко не от людей, всё же заставило подойти ближе. И как оказалось не зря. Он чуть не вскрикнул от радости. У поворота можно было заметить едва различимый во тьме дым от только что потушенного факела! — Сюда! Быстрее! — закричал он, бросаясь вслепую в темноту. Он не видел беглеца, но ощущал частый стук его сердца. — За ним! Он только что был здесь! Услышав крики за спиной, юноша проклял себя на чём свет стоит. Нельзя было так рисковать! Нельзя было зажигать тот чёртов светильник, но тьма, как всегда, не оставила ему выбора. Наткнувшись на тупик, он спрятался в ближайшей комнате, замерев в углу за баррикадой из ящиков. Они найдут его. Найдут! Сидеть здесь — лишь ожидание собственной смерти. Царапина на щеке всё ещё саднила и при каждом движении мускулов напоминала о себе жгучей болью. Возможно, она была глубже чем ему показалось, но это лишь царапина. Она заживёт. Ему нужно лишь выбраться от сюда. Мысли панически роились в голове, ища пути к отступлению. Он был здесь. Он знает этот замок наизусть. Он должен найти выход. Взгляд заметался вокруг и в глазах проскользнула искра надежды. Он помнит это место. Отодвинув какой-то ящик в углу, он наткнулся на лаз, слишком узкий для монстров, но сойдёт для него. За стеной раздались тяжёлые шаги, жёсткий приказ и в комнату начали ломиться. Надо спешить. Старое дерево не выдержит и трёх ударов… Громкий треск ломающейся двери заглушил его собственный крик. Даниэль подскочил на кровати. Перед глазами всё ещё стояли картины из сна, поэтому, когда он увидел перед собой Гранта, то инстинктивно отшатнулся и завизжал ещё громче. Ему понадобилось некоторое время, чтобы привести расшатанные нервы в порядок. Он был в своей комнате, на своей кровати. Его опять мучили дьявольские козни разума… Но вот что здесь делает монстр? Юноша перевёл взгляд на дверь, точнее на то, что от неё осталось — груда поломанных деревяшек и щепки. Очевидно, толстяк прибежал на крики юноши, посчитав, что хозяину грозит опасность. Из проёма выглядывал Брут. Если он и не помогал ломать дверь, то и мешать, видимо, не пытался. — Что ты тут делаешь?! — взревел Даниэль, придя в себя. — Зачем ты сломал дверь? Кто её теперь чинить будет?! Животное опешило от такого напора, считая, что его потуги преданно исполнять службу точно не заслуживают ругани. — Проваливай! Я потом придумаю, как тебя наказать, — однако чудовище упёрто не двигалось с места, торча посреди комнаты у выбитой двери. Осадок вчерашнего вечера тут же дал о себе знать. Обычно монстр всегда был послушным, но непонятно откуда взявшееся своеволие… пугало. — Пошёл вон! — юноша метнул в монстра первое, что попалось под руку — подушку. В ответ англичанину раздалось угрожающее рычание. — Брут, выведи его. Сточный монстр сделал пару шагов по направлению к Гранту, но тот так и не отвёл взгляд от человека, и оглянулся, лишь когда лапа чудовища недружелюбно схватила его за плечо. Грант заагрился, Брут же не издал ни звука, лишь громадное лезвие словно случайно задело ближайшую тумбу, оставляя внушительную царапину. Монстр скосил один глаз на железяку, другой же вперил в дылду. Грант что-то проворчал — Даниэль не знал, можно ли было назвать этот картавый кашель речью — но канализационное пугало осталось безучастным. Затем Грант прорычал что-то ещё, более настойчиво, и в этот раз дылда, склонив голову на бок и неуверенно покряхтев, ответил. Монстры обменялись ещё парой «слов», а англичанин всё гадал, в действительности ли покатый глаз толстяка за ним наблюдает. Однако, когда на него уже в открытую уставились все три глаза, нужда в догадках прошла. — Брут! — юноша невольно попятился, отодвигаясь к изголовью кровати. — Г-грант? — голос слегка задрожал. Толстяк — его верный помощник — рыкнул что-то дылде и высокая, мощная, сшитая из кусков разных тел фигура двинулась по направлению к Даниэлю. Юноша уже было собирался соскочить с другого края постели и бежать, когда Грант загородил ему дорогу. Тут же сильная рука Брута схватила лондонца за ворот и приволокла к себе. Холодное лезвие отрезало пути к отступлению, не позволяя сдвинуться с места, а спереди придвинулся Грант. Даниэль оказался зажат на кровати между двумя монстрами. Где-то в затылке бились смутные интуитивные догадки, но разум отказывался осознавать происходящее. Длинные острые когти ухватились за ткань рубашки и не церемонясь рванули вниз, оставляя свежие царапины на оголённой груди. Даниэль взвыл от неожиданной боли. — Проклятые твари! Отпустите меня! — Они совершенно его не слушались. Юноша пробовал брыкаться, оттолкнуть их, но рука-тесак лишь сильнее прижала его, поднимаясь к самому горлу. Одно неловкое движение и на этот раз уже более вечная тьма поглотит его. — Я… Я ваш хозяин… Это были последние слова, на которые Даниэль мог надеяться. Больше месяца именно они держали монстров на коротком поводке, уберегая юношу от жутких пастей, не давая им даже пальцем его тронуть. Сейчас же они просто растаяли в воздухе, словно пустое эхо. Сейчас он не был их хозяином. Грант как-то тихо заурчал придвигаясь поближе, а над ухом завыл Брут; хватка железной руки слегка слабла, отпуская. Грязные, мерзкие, вонючие твари! Они… Они не хотели сделать ему больно… Да, они были животными — очень омерзительными и безобразными — но не в их намереньях было получить своё силой. Он чувствовал это. Слишком долго Даниэль прожил среди них, слишком хорошо научился их понимать. Нет, это просто немыслимо! Он не может! Он никогда не падёт так низко, чтобы даже думать об этом! Он человек. Ему место среди себе подобных. Сзади в спину покалывая упирались жёсткие металлические пластины, холодя кожу. Цепкие когти, стараясь не спешить, заскользили по ключицам, оставляя невесомые ссадины, поднимаясь выше к шее. Справа он слышал еле сдерживаемое клацанье зубов. Громила уже давно опустил лезвие, которое ему больше мешало, прижимая Даниэля поближе к себе здоровой рукой. Юношу высвободили, возвращая свободу действий. На глаза англичанину попался пустующий дверной проём. Если бежать, то сейчас. Грант заметил его взгляд. Он всегда всё замечал, был единственным, кто осознавал человеческую сторону Даниэля, чувствовал его страх, его сомнения, его гнев. Может и не всегда мирился с глупыми цивилизованными замашками, игнорируя их если была возможность, но терпел и пытался помочь, когда лондонцу это было действительно нужно. Не понимая страх темноты (какой смысл боятся того, чего нет?), чудовище всё равно старалось держаться ближе, когда от сквозняка у Даниэля гас свет, чувствуя, что юношу это успокаивает. Грант видел, как мучается лондонец в последнее время, как мечется, ища собственное я. Монстр надеялся, что эти надоедливые бзики скоро пройдут, и всё вновь станет как прежде, но дни шли, а человеку становилось лишь хуже. В его глазах собиратель начал замечать мимолётно проскальзывающий страх, словно они вновь его враги, словно он вновь потерянный узник. Но ведь они давно ушли от этого! Монстр начал впадать в отчаянье. Он боялся, что хозяин уйдёт, оставив их одних на попечение пустоте старого замка. Чудовище не могло объяснится с человеком, не могло указать на правду словами, но был язык, понятный всем, старше, чем речь любого рода. Когти предупреждающе поскреблись о плечо. Если юноша сбежит, они вновь вернутся к тому, что было до смерти Александра: Даниэль — жертва, они — его вездесущие кошмары. Если же он останется, позволит себе осознать их как равных, то будет вновь их хозяином, а они его слугами — жестокими, иногда туповатыми, но верными. Решать ему. Даниэль на мгновенье замешкался несмотря на то, что выбор, казалось, был более чем очевиден. Чего он хочет на самом деле? Отчего решил остаться в этом проклятом замке? Слишком много зачем и почему роилось в его голове. Тогда он гнал всё прочь, сейчас же у него нет выбора, кроме как искать ответ. Почему он здесь? Почему он всё ещё здесь? Потому что ему это нравится. Даниэль не мог не признать, но часть его получала от всего происходящего некое извращённое удовольствие. Он не понимал почему, рациональность не могла помочь разобраться с причиной, но не от того ли, что в ней мало человеческого, мало того, что осталось от прошлой жизни? Ему это нравилось. Чувствовать себя на грани, куда не заходил ни один человек и каждый раз ступать всё дальше в темноту. Ему и сейчас это нравилось. Мысль быть зажатым меж двух полумёртвых тел… пугала… Будоражила… Манила… Маниакальная усмешка расцвела на его лице. — И давно в твоих гнилых мозгах зародилась эта идея, Гранти? — вкрадчиво спросил он монстрюгу, наклоняясь ближе, вглядываясь в неожиданно наполненные сознанием глаза и мягко поглаживая существо по шее. Монстр в ответ что-то довольно заурчал, принимая реакцию человека за согласие. — Какая же ты паскуда! Страшилище рыкнуло на оскорбление и чувственно царапнуло по бёдрам, заставив Даниэля зашипеть. Здоровой рукой Грант потянулся к ремню — на юноше всё ещё оставалось слишком много лишней одежды. — Куда лапы распускаешь? — оттолкнул его лондонец. — Я сам! От поруганной рубашки остались одни лохмотья так что Даниэль надеялся спасти хоть штаны. Он еле высвободился из крепких объятий Брута, и стянув ремень, отбросил его на пол, так что металлическая бляшка звонко клацнула. Грант руки всё же убрал и сдержанно наблюдал за тем, как англичанин стягивает последние остатки одежды. Юноша поймал себя на том, что умышленно медлит, заглядывая в чужие потусторонние глазницы, которые будили в нем нечто дикое. Штаны полетели вслед за ремнем, и он оказался совершенно наг и беззащитен перед опасными монстрами. Они набросились на него одновременно, не желая делить между собой, грозно рыча и скаля зубы. Даже здесь взыгрывалось их соперничество: каждый хотел оставить на юноше след, а лучше два или три, чтобы затем с гордостью смотреть как красуются его личные отметины на недостижимом хозяине; чтобы другие тоже видели, завидовали и уважали. Чудовища вели себя с ним так, как вели бы с одним из них — нещадно кусали, царапали, забывая про то, что человек не мог ответить тем же. Хищные зубы впивались в мягкую кожу, когти до крови обдирали плечи. Они были так близко, что Даниэль мог различить их запах, но помимо обыденной вони он чуял что-то ещё, еле уловимое, что, казалось, щекотало всё изнутри и затмевало глаза, будило ответную злобу и жажду. Однако с тем, насколько монстры были схожи между собой, настолько же сильно они и отличались. Брут вёл себя неожиданно тепло в сравнении с своей обыденной бесчувственностью. Если громила и перебарщивал, то лишь случайно. В том, как неистово он прижимал юношу к себе, как отчаянно цеплялся за его хрупкое тело, выдавались истинные чувства чудовища. По здешний меркам, его можно было даже назвать нежным. Грант же, и так не отличавшийся излишним состраданием к прихотям англичанина, временами намеренно перегибал палку, пользуясь доверием и преимуществом ситуации. В голову к юноше закрадывалось подозрение что толстяк наслаждается тем, как человек сдавленно стонет от боли под его когтями, не имея возможности дать сдачи, а лишь беспомощно шипя под нос проклятья. Но ничего, завтра Даниэль отыграется. В голове уже проскальзывали различные варианты для мести, и с каждой царапиной чудовище лишь усугубляло свою участь. Грант слегка подхватил юношу под бёдра, таща на себя, на что Брут тут же ответил, рыча и прижимая человека обратно к своей бронированной груди, словно мягкую игрушку. Толстяк его проигнорировал и попробовал повторить попытку, но она также не увенчалась успехом. Рычание над ухом усилилось и при очередном перетягивании юноша случайно порезался о лезвие. Даниэль вскрикнул от неожиданной боли и ревностные взгляды монстров тут же пересеклись, выражая жгучую ненависть, сваливая вину друг на друга. Англичанин понял, что ему необходимо вмешаться иначе дело закончится плохо. Для него уж точно. — Прекратите! — разнял их он. — Будете действовать по очереди. Сначала один потом второй. Зверюги на это лишь недовольно заворчали (даже на таких условиях делиться совершенно не хотелось), но тем не менее агрессию прекратили. На мгновение Даниэлю показалось, что конфликт улажен, однако стоило лишь облегчённо вздохнуть, как монстры вновь взялись за своё. Оба собирателя собственнически потянулись к юноше своими деформированными руками, отстаивая право первенства. Челюсти угрожающе клацнули, готовясь вцепиться в горло противнику, и Даниэль вновь был вынужден их разнимать. — Если вы не можете договориться, то я сам выберу первого. Его слова остановили существ, и они послушно замерли в ожидании решения. Брут заскулил, словно выпрашивая выбрать его, Грант же самонадеянно выжидал ответа человека. В покатых глазах Даниэль заметил некую хитринку. Монстр считал себя лучше. Он был настолько уверен в своём превосходстве, что даже мысли не допускал, что лондонец может предпочесть не его. Англичанин мстительно улыбнулся. Ему захотелось проучить его. — Я думаю, Брут заслужил право быть первым, — юноша с наслаждением смотрел как расплывается удивление на вытянутой морде. — Он был послушен в последнее время в отличие от некоторых. Если бы не дефекты внешности, Даниэль готов был поспорить, что у Гранта отпала бы челюсть. Толстяк совершенно не верил своим ушам. Как вообще можно ставить на весы его проступки? Это же не мелочное поручение, не пустяковая привилегия. Это было нечто особенное, нечто важное. А человек просто так взял и разменял его на громилу, которого знал третий день! Но так же быстро как изумление появилось на его лице, оно сменилось гневом. Обидой. Монстр отпрянул от англичанина и отвернулся, чувствуя себя преданным. Что же по поводу Брута, то тот был на седьмом небе от счастья, и не преминул поделиться с человеком своей радостью и благодарностью. Он больше не кусался, цветочные челюсти лишь мягко бурчали что-то над ухом, изредка задевая щёку и шею. Даниэль устроился у него между ног, облокачиваясь спиной о холодный панцирь и почувствовал, как сзади в него упирается нечто горячее и большое. Громила был более чем готов, но вот готов ли Даниэль? В помутнённом животными страстями сознании промелькнула здравая мысль. — Грант, — позвал он насупленного монстра, — подай сумку. Обиженное чудовище лишь озлобленно огрызнулось в ответ. — Грант, подай сумку! — потребовал лондонец более настойчиво. От его тона даже Брут отвлёкся. Ни один из собирателей не понимал причины данной просьбы. Толстяк бросил юноше его потрёпанный рюкзак и англичанин зашарил внутри, пока не наткнулся на небольшую тёмную склянку. Масло для заправки фонаря более чем не годилось для подобных целей, но это лучшее, что у него есть. — Подожди чуть, дружок. Так надо. Он вылил немного на ладонь, и потянулся вниз, вводя палец за пальцем, пытаясь подготовить себя настолько, насколько это было возможно. Затем решил взять ещё немного и смазать член чудовища. Брут невольно завыл, когда ладонь англичанина бережно коснулась нежнейшей части изуродованного тела. Раскрытые челюсти прерывисто трепетали, а глаз уходил в расфокус. Не в состоянии больше сдерживаться, чудовище схватило англичанина за бёдра, медленно толкаясь в него. Даже несмотря на импровизированную смазку входил член туго, осторожно, сантиметр за сантиметром, погружаясь всё глубже в мягкую плоть. Юноша изо всех сил попытался расслабиться, направить мысли в более приятное, возбуждающее русло, но это мало помогало. Даниэлю было больно. Очень больно, словно в него вбивали огромный кол, разрывающий внутренности пополам. Войдя до конца, монстр стал двигаться, медленно и плавно, но даже если бы Брут и захотел увеличить темп у него бы вряд ли получилось. Юноша был узок, настолько непозволительно узок, что одна мысль об этом сводила с ума, заставляя постанывать и дышать тяжелее. Габариты монстра более чем не подходили для первого раза, но было уже слишком поздно поворачивать назад. Даниэль закусил губу, стараясь сдерживать себя, однако вскоре юноша уже был не в силах терпеть и перешёл на крик. По щекам скатилась пара крохотных слезинок. Чудовище как могло старалось быть мягче, извиняющееся скуля после каждого всхлипа Даниэля, но останавливаться не собиралось. Они зашли уже настолько далеко, что даже прямой приказ вряд ли осадил бы распалённое животное. Спустя какое-то время боль поуменьшилась, либо Даниэль к ней просто привык. Он заметил, что во время движения монстр словно задевал какую-то невесомую струнку внутри, заставляя тело пробираться спонтанной дрожью. Лондонец инстинктивно выгибался в этот момент, ловя телом волны блаженства. Ради такого можно было и потерпеть. Однако стоило лишь Даниэлю войти во вкус, как монстр уже был на грани. Он сделал пару более резких толчков, входя так глубоко как мог, доставая, казалось, до желудка, а затем Даниэль ощутил, как внутрь него излилось нечто тягучее и горячее. Чудовище добродушно промычало что-то лондонцу на ухо, удовлетворённо выходя из него. По бёдрам Даниэля стекало бледно-зелёное семя. Обняв юношу напоследок, Брут отпустил его и сполз с кровати, благосклонно уступая свою очередь. Англичанину было диковато это признавать, но он чувствовал себя неудовлетворённым. Юноша вполне мог закончить сам, но податливое тело молило о недавно испытанных ощущениях. Ему хотелось, чтобы его взяли. Грубо, нежно, всё равно. Закусывая губу, он подластился к негодующему Гранту. — Ну, что, малыш, — слегка улыбнулся он, приобнимая его сзади. — Теперь твоя очередь? Однако вместо радостных царапаний чудовище лишь гневно оттолкнуло его, даже не глядя. Юноша притормозил, но сдаваться не думал. Несмотря на то, что толстяк изо всех сил старался казаться обиженным и безразличным, Даниэль помнил какие он кидал на него взгляды, когда он извивался в лапах Брута. Хоть они и исчезали так же быстро, как и появлялись, он успевал прочитать в них зависть и похоть. Гнетущее тёмное желание монстра сдерживала лишь гордость. Насколько же эти твари человечны! — Хватит дуться! Я же просто пошутил, — Даниэль развернулся к монстру лицом и сел к нему на колени, но чудовище проигнорировало его всем своим видом показывая, что такие шутки ему не по вкусу. Лондонец мягко положил руки ему на плечи и придвинулся ближе, сокращая расстояние, заглядывая прямо в глаза. Монстр уже не взирал на него с напускной ненавистью, против воли теплея. Юноша хитро улыбнулся, а затем ласково прошептал, так чтобы Брут не слышал: — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя больше. Даниэль не знал сколько правды несли эти слова, но, наверное, больше, чем ему хотелось. Грант же несколько удивлённый, но тем не менее обрадованный, что его вновь вернули в статус «любимчика», перестал бороться с терзавшим его желанием. Монстр набросился на юношу с дикой жадностью и яростью, крепко сжимая уступчивое тело в своих когтистых лапах. Существо повалило англичанина на постель, выбивая воздух из лёгких, заставляя сбить дыхание, но юноша и без того чувствовал, что теряет себя, раздвигая дрожащие ноги шире, отдавая себя всего во власть чудовища. Его первый монстр, так долго разжигавший в нём бесконтрольный страх, сейчас вызывал совсем другие чувства. Лондонец закинул ногу ему на плечо, и тварь тут же схватила её непомерно когтистой лапой. Вторую руку толстяк положил юноше на живот, готовясь проникнуть внутрь. Англичанин уже чувствовал его достоинство прямо у своих бёдер, но монстр неожиданно остановился, ища взгляд Даниэля. Нет не для того, чтобы спросить разрешения, а чтобы разглядеть осознание, искрой проскальзывающее в затуманенном взгляде. Никто из них двоих и не догадывался, что всё придёт к такому. Даниэль разгорячённо глядел на него из-под полуприкрытых век, и насмешливая улыбка лениво налезла на его лицо. — Ну же! Чего ты ждёшь, — он облизал пересохшие губы и надменно бросил ему. — Монстр! Грант рыкнул, что отдалённо, но не менее ясно напомнило Даниэлю смешок. Он даже не успел ничего сказать, когда член чудовища резко вошел в него, заставляя стиснуть зубы. Далось толстяку это легче чем дылде, ибо англичанин уже был достаточно растянут, да и семя Брута послужило достойной заменой маслу. Во второй раз боль ощущалась заметно слабее, но причиной этому скорее послужило то, что размеры Гранта уступали достоинству сточного монстра, хотя в данной ситуации Даниэль считал это скорее плюсом, чем минусом. Существо вбивалось в него резко, с хрипом, заставляя юношу судорожно цепляться за простыни, каждый раз как он проходил нужную точку. Лондонец чувствовал его, ощущал его бёдра у своих, и ему было хорошо. Он даже не заметил, как сам начал подаваться чудовищу на встречу, как его стоны перешли в крики, но уже не от боли, а от непереносимого наслаждения, что узлом вязалось в его собственном члене. Даниэль почувствовал, что подходит к пику. Он сам нестерпимо его приближал каждым инстинктивным движением бёдер. В конце концов тело не выдержало, и он кончил, покрывая живот своим собственным семенем. Всплески экстаза захлестывали его один за другим, да и тот факт, что монстр все ещё двигался в нём ещё больше подпитывал удовольствие. Однако Грант продержался не долго. В какой-то момент чудовище стремительно ускорило темп, а затем также неожиданно замедлилось, изливаясь внутрь юноши. Полностью выдохшийся Даниэль повалился на подушки. Монстр отпустил его, удовлетворённо укладываясь рядом на кровать, а с другой стороны подполз Брут, сонливо цепляясь юноше за руку. Сквозь закрывающиеся веки толстяк ответил на это тем, что собственнически положил англичанину когтистую лапу на грудь, но здоровяк проигнорировал его скорее всего из-за сморившего его сна, поэтому Грант лишь самодовольно заурчал и также провалился в небытие. Глаза Даниэля накрывала тёмная пелена, а тело нежилось в неге. Щёки горели от переизбытка тепла, и он всё ещё слышал, как учащённо бился пульс в его висках. Взгляд случайно зацепился за стоящее напротив старое зеркало. Лондонец увидел там юношу, нагого, тяжело дышащего, покрытого укусами и царапинами, лежащего в окружении двух монстров. Но почему-то в этой картине не было ничего странного или неправильного, словно так и должно было быть, словно он наконец-то на своём месте. Над бровью красовался небольшой шрам от зубов Брута. Такой же как в его сне. Англичанин даже не помнил, как получил его. Пальцы недоверчиво коснулись виска и окрасились в цвет ещё не запёкшейся крови. Так вот кто он. Монстр, такой же как они. Колкое, леденящее осознание нашло на него. Александр не сделал из Даниэля чудовище, нет он лишь пробудил его, дал ему испить человеческой крови, почувствовать дурманящую власть над чужими жизнями. Эти ликующие чувства не давали покоя юноше даже после потери памяти, всплывая в преследующих воспоминаниях, но совесть — вечный страж свихнувшегося сознания — гасила их и прятала в самую глубь, куда заглядывала лишь ненавистная тьма. Сейчас же он впервые чувствовал облегчение, переставая врать самому себе, позволяя быть тем, кто он есть на самом деле. Монстром. Таким же как они, если не хуже, ведь если вся их мерзость была очевидна снаружи, то свою он прятал внутри. Под фальшивой мягкостью и слабостью в извращенной душе таилась не меньшая жажда убийства и насилия, чем у диких животных. Он был монстром. И Даниэлю это нравилось. Он монстр. По лицу проскользнула торжествующая усмешка. И его стоит бояться. Ухмыльнувшись, лондонец накрылся одеялом устраиваясь поудобнее в объятьях двух зверюг, чувствуя, как на него находит сон. Он знал кто победит в сегодняшнем кошмаре.