Солнце графа

— Ja, gut. Auf Wiedersehen![1] Галеаццо положил трубку на законное место и повернулся в сторону окна. Был уже вечер. Виднелись звёзды. Мужчина осторожно развязал галстук и положил его на спинку стула, не переставая засматриваться на небо. Так красиво и тихо. Даже Раймонда[2] не шумит. Удивительно. Умиротворённая улыбка на несколько секунд появилась на лице графа. Вот бы так было всегда. Если бы не пост, то Галеаццо с радостью завтрашним утром пошёл бы на море вместе с женой и детьми. — Папа, можно войти? — осторожно спросил мальчишеский голос. Старший сын Чиано стоял в дверях и терпеливо ждал разрешения отца. — Да, конечно, Фабрицио, — парень сорвался с места и вручил Галеаццо подарок. Мужчина по-доброму рассмеялся и присел перед мальчиком. Подарком оказался рисунок, на котором был изображён самолёт, а в кабине пилота сидел никто иной, как Чиано. Хотя в последнем было бы трудно разобраться, если бы не надпись в уголку листа — «Caro papà"[3]. Техника была разукрашена коричневым карандашом. Сам Галеаццо больше походил на некого инопланетного существа с то ли третьей рукой в районе шеи, то ли с развивающимся на ветру шарфом. Всё такое кривое и аляповатое, но мысль о том, что это нарисовал собственный сын, на сердце становилось так тепло и уютно. «Гитлер заикнулся со мной о том, что хотел бы видеть в составе Германии Судетскую область Чехословакии…» Мужчину пробило мелкой дрожью, но он сумел сдержать себя и, поцеловав сына в лоб, встал в полный рост. Чёртов Гитлер с его переделом мира! Галеаццо осторожно положил рисунок на рабочий стол и обернулся вновь к Фабрицио. Следом последовал тихий вопрос о том, кто звонил несколько минут назад. — Это мой немецкий коллега, Сеньор фон Нейрат[4]. Ты его должен был видеть на фотографиях. — А, этот толстый и седой министр, — сухо проговорил мальчик, вздохнув. — Фабрицио, не говори так больше. Это неуважение к человеку. — Он всего лишь барон, а ты… — младший Чиано хотел было продолжить свою хвалебную речь, но его прервал жест отца, приказавший помолчать. — Дорогой мой, я знаю, кем являюсь. Также мне известно моё место в обществе. И ты, как наследник, должен также придерживаться этого. — Прости, — проговорил себе под нос Фабрицио. — А тебе понравился мой рисунок? — Быстро ты меняешь темы, — усмехнулся Чиано. — Да, очень. Ты маме показывал? — Да, ей тоже понравился. Сказала, что Сикстинская капелла по сравнению с моим рисунком — ничто, — раскраснелся мальчик, довольный своим делом. На весь дом разразился смех министра иностранных дел Италии. Надо же! Сравнить Сикстинскую капеллу, которой уйму столетий, с рисунком юного Фабрицио Чиано! Может, попросить Папу разместить где-нибудь там же творение сына?

***

— Сеньор Чиано, Дуче ждёт вас у себя с отчётом через десять минут, — на секунду влетел секретарь и тут же исчез, побежав куда-то вверх по лестнице. Хорошо, дверь успел закрыть. Галеаццо про себя отметил, что с радостью побегал бы по этажам за бедного секретаря. Открыв папку с множеством бумажек, чтобы проверить всё ли на месте, он невольно улыбнулся. Сикстинская капелла, чёрт бы её побрал. Мужчина подпёр рукой подбородок, а другой — взял поудобнее рисунок Фабрицио. Когда этот сорванец успел впихнуть сие творение? «Солнце моё,» — подумал граф и, положив рисунок обратно, решил по окончанию отчёта показать Дуче. Всё же как ни как последний является дедушкой неугомонного озоника. Может, из него выйдет художник?