...в танце двигали бедра Ты — моя румба, ты — моя самба Ты — моя сальса, ты — моё танго Дыма навали, volume наболтай В этих объятиях со мною летай
***
Музыка бьёт по ушам, вышибая все мысли напрочь. Клуб залит ядовитым неоновым светом, который с охотой расплывается по голой коже. Молодые гибкие тела ловят бит, забываясь в расслабленном танце. Конец сезона, звенья цепей-ограничений рвутся с железным звоном, раздающимся в голове. Пусть не навсегда — на время, можно забыть о контроле и пресловутых «надо». Вместе с дымом по танцполу расползается чувство свободы, ощущение вседозволенности. По плечам бегут мурашки, вынуждая закрывать глаза от накатившей волны удовольствия. Алкоголь, мелодия и чувство вольности сливаются в хаос, кружащий голову. Нечаянные, обжигающие резкостью касания мешаются с будоражащими плавными прикосновениями; неразрывный зрительный контакт горящих глаз против мимолетных разгоряченных взглядов; давно хранящие отношения в секрете пары и откровенные, едва знакомые друг с другом дуэты. Словно забыв, что через несколько месяцев им придётся встретиться вновь, люди переступают грань приличия, переводя дружеские отношения в лёгкую эротику. Негласное правило — никто и никогда не вспоминает, что творилось на подобных вечеринках. Не попадая в музыку, двигаясь в собственном ритме, медленно танцуют Йоханнес и Тарьей. Йоханнес танцует, опустив взгляд, но это не помогает ему скрыть смущение, с которым он лёгкими движениями трётся бедром о пах партнёра. Тарьей, напротив, не скрываясь с голодом смотрит на брата, время от времени с наглым оскалом что-то ему нашептывая, отчего Йоханнес ещё старательнее отводит взгляд. Запрятавшись в гущу танцующих, отчаянно счастливо улыбаясь, Бенедикт смотрит на смущённого Романа. Они оба посредственные танцоры, но это не мешает чувствовать жар дыхания, легко скользить пальцами по бедрам и через тонкую ткань футболки губами касаться ключиц. Обоим хочется зажмурится. Но, противясь порывам, две светлые пары глаз не отрываются друг от друга. Сердце пропускает удар, а потом начинает стучать быстрее, голову кружит в лёгкой аритмии. Под провокационные возгласы Доротея танцует на небольшом подиуме в обнимку с Лизой. Наглые руки обвивают более хрупкую фигуру. Поначалу растерянная, Лиза с каждым движением чувствует всё больший прилив драйва. Французская команда бесстыдно наслаждается дикими танцами, забываясь в клубах цветного дыма. Уверенный в своей привлекательности Эмильен танцует в центре круга. Хитро щурясь, он с намеком заглядывает в глаза партнерам по команде. Все понимают, что это не больше, чем провокация. И всё равно от него не могут оторвать взгляд. — Самоуверенный гаденыш, — с азартом в голосе шепчет Антона. — Тебе это нравится, — с ухмылкой отвечает Симон Дестьё. Глядя на Содом, воцарившийся на танцполе, сидящий у барной стойки Мартен хмурит брови и, отпив ещё виски, от досады напрягает скулы. Приторная лёгкая пошлость, царящая перед глазами, манит и злит. Смакуя горькое послевкусие алкоголя, Мартен мысленно по буквам выговаривает имя человека, которого хотел бы увидеть на этом танцполе, но, как обычно, не наблюдает. Холодком по коже ощущая заинтересованный взгляд, Мартен неспеша, будто решаясь, поворачивает голову и встречается взглядом с до боли знакомыми карими глазами. За углом стойки, криво улыбаясь, его старый знакомый призывно, с вызовом, смотрит на Мартена. Мартен отвечает на вызов. Человека, с которым он хотел бы провести вечер, здесь нет, и это развязывает руки. Фуркад неуловимо улыбается уголками губ, но возбужденные искры в глазах гарантируют охотное согласие. Оставив своё пиво, мужчина подходит и, не касаясь Мартена, лишь уперев руку в стойку рядом с локтем француза, наклоняется, стараясь заглушить музыку. — Хочешь потанцевать немного? — грамотный английский с едва уловимым немецким акцентом. Мартен не считает нужным отвечать: он сказал «да» ещё до того, как Симон подошёл. Не дотрагиваясь друг до друга, мужчины пробираются к центру танцпола, туда, где общая сумятица скроет их движения. Остановившись, Симон одной рукой берёт Мартена за талию и не резко, но твёрдо притягивает француза ближе. Другую руку, не церемонясь, опускает пониже поясницы. Не грубо, но небрежно. И в этом все их отношения — нечастые, почти случайные; без обязательств; с подтекстом, но без прямой близости. Симон дышит Мартену в шею, скользит ладонями по спине, с желанием опускаясь ниже. Тело реагирует на жаркие прикосновения, и возбуждённый Мартен расслабляется в чужих руках, наконец растворяясь в приятном, пусть и немного грязном чувстве. Утром будет стыдно. Но, вместе с липким чувством неловкости, останется сладкое послевкусие, похожее на шлейф хорошего парфюма.