Смертельно-нежно

Есть ли что-то хуже состояния, когда весь твой мир сужается до одной маленькой ванной комнаты, а дальше — больше, до собственного, измученного нескончаемым недосыпом, отражения в старом зеркале, покрытом беспорядочными царапинами. Впрочем, это тоже не имеет никакого смысла. В этом настроении ничего не несёт значения. Уи потерян, распят и раздавлен перед своими же страхами. Он чувствует целое ни-че-го, лишь коварно подступающий со спины ужас, противно хватающий мокрыми, холодными лапами, напоминает ему о том, что он ещё жив. Все ещё жив. Коори думается, лучше бы умер. Он всё ещё до отвала напичкан успокоительными, которые не дают его ногам потерять твёрдую опору под собой. Даже сейчас ему никто не даёт права на слабость. Даже сейчас, когда он разуверен, втоптан. Наверное, ему бы следовало отдать должное. Не каждый может столкнуться с собственным кошмаром и остаться после него относительно спокойным. Относительно — слишком сильный эпитет для описания состояния Коори. Его бьёт крупной дрожью, в глазах всё размыто, колени дрожат. Ему бы остановиться, опереться на кого-то надёжного и хорошенько проплакаться. Но здесь лишь он один, окружённый ноющей тишиной. Кажется, у него замерзли ноги от долговременного нахождения на холодном кафеле. Ноги можно согреть. А кто согреет его? Кто поможет ему? Уи, сжираемый одиночеством, оглушённый тишиной в пустой квартире, один. A month ago. Хаиру по-детски мотает ногами, сидя на подоконнике в квартире Уи. На душе так легко. Знаете, это состояние невозможного забвения. Так много всего, разрывающего наши нежные души становится вмиг эфемерным. Прозрачным, невидимым. Ихей пытается вдоволь насладиться этим состоянием, подставляя сонное личико под ласковые лучи солнца. Она кажется себе такой лёгкой. Совершенно невесомой. Будто ещё секунда и её тело вдруг сорвётся с места, устремится вольной птицей ввысь к небу, к звёздам. А Уи смотрит. Смотрит и наглядеться не может. Ихей сейчас совсем сонная. Немного потягивается и нежится на солнышке, приветливо выглядывающем из окна. Наверное, так выглядит счастье. С растрёпанными волосами и опухшими губами. Ему бы так каждый день. Чтобы Хаиру рядышком, под боком. Но он не смеет жаловаться. Лучше сейчас наслаждаться моментом, чем отягощать себя «тяжёлыми» мыслями. Просто потом может быть поздно. Поэтому Коори, отмахнувшись от всех дум, таившихся в уголках хитрого разума, наконец отлипает от своего места и медленно подходит к Ихей. Она сразу же поднимает глаза на Уи, моментально вникая в его настроение. И понимает, всё-всё понимает. Хаиру тянет хрупкие руки к его плечам, обвивает ноги вокруг чужих бёдер, чтобы ему было легче её поднять. Коори осторожно подхватывает её с подоконника и несёт в его спальню. Пока что только его. У него ещё будет время сделать её общей для них. Со всей, такой неприсущей ему — мужчине-следователю, аккуратностью, Коори опускает Ихей на хлопковую постель. Хаиру садится и игриво проводит рукой по длинной ножке, внимательно следя, чтобы взгляд Коори следовал за движением её ладони. Он шумно выдыхает, перехватывая ладонь Ихей. Она всегда была нетерпеливой. Что в пылу боя, что в постели — та же история. Ненасытная, не знающая меры Хаиру. Ведёт себя так, будто бы это не она ещё пару часов назад тихо сопела и доверительно прижималась к Коори как котёнок. Сейчас же это нескромная, господи помилуй, соблазнительница. Ихей ведёт ладонями от шеи, до конца плеч, резко притягивает к себе. Коори на минуту кажется, будто в его организм перестал поступать кислород. Хаиру везде. Хаиру в руках, в его комнате, в мыслях. Ей везде есть место. Будто Уи — её вечное пристанище. Нет ничего вечного, Коори. Не су-ще-ст-ву-ет. Она неторопливо прикасается к его губам, сначала просто играясь, а после затягивая его во влажный поцелуй. Они сплетают языки, напрочь забывая обо всём. Вернее, Коори забывает, а Хаиру пытается забыть. Коори делает первый толчок, выбивая задушенный стон из тела Хаиру, разносящийся по маленькой комнате. Обычно она очень громкая. Кричит, срывая голос. Но сегодня она пугающе спокойна. Коори кажется, что что-то пошло не так. Ему ведь только кажется, да?.. Хаиру выгибается в его руках, видя, как под закрытыми веками распускаются алые листья маков на изумрудном поле, взрываются сверхновые звёзды в далёких галактиках… Она резко распахивает глаза, восторженно глядя на Коори. Он вжимает её ладони в мягкие подушки и толкается в лоно сильнее, глубже. Так, чтобы все мысли вон. Вон, слышите? Они друг-друга ужасно, кошмарно. Лю-бя-т теряется где-то в выдохах Хаиру, испускаемых между стонами. Мысли растворяются в смятых простынях.

***

Коори лениво шагает по серому, влажному от недавнего дождя асфальту. Всё вокруг мрачное, давящее своей серостью. В нос забивается запах мокрого бетона и чего-то затхлого. На улице ужасно душно, скорее всего скоро опять хлынет ливень. Оно и хорошо — не нужно будет прятать явные признаки бессоницы за вороной чёлкой. Коори идёт совсем медленно, еле передвигаясь на негнущихся ногах. Собственные ботинки будто свинцом налиты, тянут и так тяжёлое тело к земле. Будто там, снизу, под слоем асфальта притаились демоны, готовые с минуты на минуту утащить грешника в свои родные пенаты. Но он, на удивление, не боится. Страх… Он ведь так хрупок. Стоит раз с ним столкнуться, как внутри тебя что-то с треском ломается. Это делает нас сильнее. Ведь невозможно стать лучше, не оступившись перед этим хотя бы раз. Главное ведь не перестараться, правда?.. Коори был слишком хорошим учеником. Он переусердствовал. Уи жалобно простонал в подушку всю ночь. Похороны Хаиру должны состояться сегодня в десять утра. Холодным весенним утром он должен будет отпустить её. Он и раньше прощался с ней, подолгу обнимая её на станции метро. Но теперь он должен сделать это навсегда. Воспалённо-красная область под глазами выдаёт его с потрохами. Но всему есть конец. Он и пришёл его слезам, безостановочно льющимся из чёрных глаз. Вопросы «как?», «почему?» хаотичным роем разносились в голове. Осознать оказалось легко. Трудно было принять. Когда ему сообщили о кончине Хаиру ему показалось, будто бы он превратился в маленькое привидение. Такое крохотное и беззащитное. Спрятавшееся ото всех и зачем-то выставленное кем-то безобразно-жестоким на свет божий. Хотелось кричать от разрывающей сердце боли. Ноги начали подкашиваться, а в глазах стояли горькие слёзы. Факт остаётся фактом. Ихей Хаиру мертва. Чуть постояв под неустанно льющимися каплями, падающими с хмурого неба, Коори начал чувствовать тяжёлый ком, подступающий к горлу. Его опять душили собственные слёзы. А он, как самый настоящий дурак, сдерживал их, утирая несуществующую влагу с мягких щёк. Ветер на улице начинает завывать с новой силой, гоняя по земле сорванные с деревьев листья. Небо такое хмурое, тучи плотно заволокли его трепетную синеву. Сегодня солнце спит, оплакивая ушедшую Хаиру. Она и сама была живым солнцем. Доказательством этому были её глаза, в которых медовой патокой разливались оранжево-жёлтые блики. Так красиво. Так смертельно-нежно. Уи, кажется, чувствует в горле горсть пороха и невыносимое желание прокашляться. Коори снова прикрывает глаза, опуская тяжёлые веки, под которыми когда-то он отпечатывал ласковые рассветы. Теперь ничего, кроме темноты, он не видит. Ему нужно собраться. Нужно быть там. Нужно не сойти с ума. Так много всего нужно, а кому? Кому это важно? Он не знает ответа, да и найти не силится. Доказать себе, что он ещё может, что-то может изменить к лучшему. А что это, «лучшее»? Какая-то неразумная утопия, придуманная им же для самого себя. Попытка больного разума взмолиться и попросить хозяина перестать так бесчеловечно причинять себе боль. Раз. Два. Три. Три на выдохе и он, наконец-то, суёт руки в карманы (не согреешь ведь), разворачиваясь в сторону одинокой остановки. Дожидаться автобуса сейчас бессмысленно, на часах пол-седьмого утра. Уи потирает виски кончиками замёрзших пальцев и вызывает такси.

***

Погода окончательно испортилась и теперь хмурые облака поливают всех не укрывшихся от дождя людей. Будто бы хотел очистить всё грязное, дать старому новую жизнь. Но что толку, когда старое гниёт изнутри, источая лишь зловонный запах. Нутро лезет наружу. Оно неизменно грязное и даже дождь, святой дар Бога, дающий шанс вновь вознестись, ему чужд. Бог… А есть ли он? Если уж и есть, то Коори лицезреет одного из них. У этого Бога руки пропахли железом, а рукава плаща по локоть застираны настолько, что ткань успела посереть. Этот Бог не любит и не жалеет. Даже сейчас Арима выглядит безучастным, спокойно скользя взглядом по прозрачно-бледному лицу Хаиру. Коори больно сжимает зубы, впивается ногтями в ладони, по цвету напоминающие нынешний цвет кожи Ихей. Сам-то похож на живой труп. Он не решается подойти. Слишком мрачная атмосфера, слишком безразличный Арима. Этот мир стал слишком. Наконец, скромная церемония подходит к своей логической развязке. У всего же должна быть кульминация. А у Хаиру? У Хаиру она была? Коори чувствует как во рту становится кисло. Он дёргано прижимает ладонь ко рту, пару раз истерично выдохнув. Резко разворачивается и идёт каким-то чересчур неуверенным шагом от этого злосчастного места.

***

Арима находит Уи сидящем на скамейке, вырезанной из камня. Его поза полностью выдавала бушующую внутри него истерику, так тонко, почти ювелирно, граничащую с абсолютным безумием. — Вы ведь знали её, Кишо. Так почему допустили это? — Коори опускает голову, медленно закрывая глаза руками. Слышно только почти беззвучные, совсем тихие всхлипы. Плачет не Коори, плачет душа. — Почему допустил я? Он прав. Прав так, как никогда в жизни. Они оба были ответственны за неё и что из этого вышло? Результатом послужил запах гробового дерева и бледное, бездыханное тело. Арима не ответил, а лишь опустился на скамью рядом с ним. Серые тучи вдалеке смешивались с белыми облаками, поглощая свет. В этот пасмурный день Коори лишился жизни. Ихей ушла не одна.