Из иного теста

Отодвинув плетёное кресло, Лебедев опустился за столик. Крепкие смуглые ладони сложились в замок, тень от широкого зонтика наискось скользнула по плечу. Девушка в клетчатом фартучке положила перед ним и перед Глебом по меню — Лебедев слегка кивнул, пальцы скользнули по заламинированному листу. — Будешь что-нибудь? — он взглянул на Глеба. — Мне в такую жару есть вообще неохота, минералку возьму. — Я тоже, — Глеб быстро кивнул. Глотнуть что-нибудь не мешало бы, в горле было очень сухо — не факт, правда, что от жары. — Хорошо. Девушка, две минералки, пожалуйста… тебе с газом, без? Глеб пожал плечами. Чёрные брови слегка приподнялись в ответ. — Две газированных. Чтоб хоть какой-то вкус, — добавил он, и Глеб неуверенно улыбнулся. Без разницы, на самом деле. Хоть «Юппи» из пакетика, от которого потом полдня в желудке скребёт. Лебедев чуть наклонился вперёд, к Глебу, придвигая своё кресло так, чтобы полностью оказаться в тени. Откинулся на спинку, устраивая руку на подлокотнике. — Спасибо, что так быстро выкроил время. Глеб кивнул, надеясь, что приклеившаяся к губам улыбка выглядит не совсем уж дурацкой. В общем-то, выбора и не стояло: Валентин Юрьевич позвонил и попросил встретиться — остальные дела подождут столько, сколько потребуется. — Я много у тебя не отниму. Он помолчал. Карие глаза скользнули по лицу Глеба внимательно, изучающе. — Как ты вообще? — Да ничего, — у Глеба вырвался смешок — наверное, неуместный. — Работаю потихоньку, учусь. Хотел добавить, что без соседки по парте стало в разы скучнее — подобрался, тревожно взглянул на Лебедева. — Валентин Юрьевич, мне очень жаль. Ну… Юля, — стиснул пальцы на коленке. — Вам, наверное, тяжело сейчас. Ну, то есть, она… — он запрокинул голову к полоске неба, торчащей из-под зонтика. — Вам, наверное, нельзя об этом говорить? — Кто ж мне запретит, — тихонько хмыкнул Лебедев. — Но ты прав, о таких вещах — не стоит. Во всяком случае, здесь. Глеб кивнул. О том, что случилось с Юлей, он мог только строить догадки, но, судя по реакции Валентина Юрьевича, догадки были не так уж далеки от правды. По крайней мере, Глебу в это хотелось верить. — Скучаешь по ней? — Очень, — выдохнул Глеб, и Валентин Юрьевич вновь улыбнулся уголком рта. — Ничего, тебе проще будет. Влюблённость — дело переменчивое. Будешь вспоминать просто как о хорошем друге. Перед Глебом поставили бутылку минералки, и он вцепился в синюю крышечку, чувствуя, как начинают гореть уши и лоб. Лебедев, справившийся со своей бутылочкой с одного движения, сделал большой глоток и с интересом поглядывал на Глебовы потуги. К счастью, крышка поддалась прежде, чем генерал-лейтенант предложил бы свою помощь. — Да я уже, — выдохнул Глеб, чувствуя, как пузырьки колют горло. — Уже думаю как о хорошем друге. — И молодец, — рассеянно отозвался Лебедев. Повернул запястье, взглянул на часы. — Ну что ж. Дело, в связи с которым я тебя позвал, вот какое. Поскольку моему командованию известно, что мы с тобой давние знакомые, оно решило, что поговорить с тобой должен я, а не какой-то случайный офицер из отдела связей с общественностью. Твоя помощь в обеспечении обороны планеты во время вторжения пришельцев оценена очень высоко. Тебе хотят сделать предложение о сотрудничестве. — О сотрудничестве? — выдохнул Глеб. — Меня — к вам? — Именно. В данный момент мы расширяем штат управления по противодействия инопланетным угрозам. Нам нужны толковые компьютерщики — как выразился министр обороны, с нестандартным мышлением. Конечно, ты ещё только студент, но в этом же и твой плюс. Молодёжь быстрее адаптируется к новым вызовам. Сделав ещё пару неторопливых глотков, Лебедев отодвинул бутылочку. Подождал ещё немного, чувствуя, видимо, что Глебу надо переварить свалившуюся снежным комом за шиворот информацию. — Если ты подпишешь контракт, тебя возьмут в управление как гражданского специалиста. Параллельно ты продолжишь учиться в университете, поступишь на военную кафедру. После выпуска ты идёшь к нам в информационный отдел — сразу лейтенантом. Лебедев слегка развёл ладонями. — Как видишь, это обещающий карьерный старт. И оплачивается такая работа достаточно высоко. Плюс — льготы, при необходимости — помощь с жильём. Определённый социальный статус. — Да, — Глеб глотнул, перевёл дыхание. — Я… не ожидал, правда. А начальник этого управления — вы? — Я. Разумеется, у тебя будут командиры промежуточного звена, но в конечном итоге оценивать твою работу буду именно я. — Круто, — выдохнул Глеб. — Прям ущипнуть себя хочется. Лебедев помолчал, слегка шевельнул пальцами. Тёмные глаза смотрели всё так же задумчиво, изучающе. — Словом, если надумаешь, дай знать в ближайшее время, — наконец сказал он. — Приедешь ко мне в управление, окончательно обговорим все условия, подпишем бумаги. — Валентин Юрьевич, — Глеб с усилием прочистил горло. — А что бы вы посоветовали? Зрачки в глубине карей радужки слегка прищурились. — Я однажды уже сказал тебе, — задумчиво произнёс Лебедев. — И сейчас повторю то же. Тебе — не надо. Глеб вздрогнул. Как воздушный шарик: был наполненный, летящий, рвущийся вверх — и вдруг укололи, и мало-помалу, тонкой струйкой уходит воздух. — Не гожусь? Минералка враз стала слишком солоной, горчила во рту, и говорить ничего не хотелось. Лебедев пожал плечами. — Смотря что ты имеешь в виду. Есть ли в тебе потенциал для того, чтобы стать эффективным офицером? Безусловно. Ты умён, сообразителен, у тебя неплохая реакция, ты быстро приспосабливаешься, умеешь отделить главное от второстепенного, не боишься разумного риска… иногда и неразумного, но это не беда, — уголок рта чуть приподнялся. — Нужно ли тебе становиться эффективным офицером? На этот вопрос я не отвечу, потому что не могу залезть тебе в голову. Но если тебя интересует мой взгляд со стороны, я так скажу. Военная служба тебя… не сломает, отнюдь нет, но деформирует. Потому что изначально ты не из нашего теста. — Почему это? — сглотнул Глеб. — Считаете, я какой-то не такой? Не справлюсь? Лебедев негромко вздохнул. — Ты меня вообще слушаешь? Я не о твоих возможностях говорю, физических или интеллектуальных. А о твоих склонностях. Военный, каким бы современным и открытым себя ни считал, всё равно делит всё вокруг на своё и чужое. И людей, соответственно, на своих и чужих. Соответственно, сколько бы тончайших оттенков человеческих взаимоотношений он ни различал, всё равно для него они останутся оттенками чёрного и белого. Понимаешь? Да отомтри ты, чего застыл, — у Лебедева вырвался короткий смешок, ладонь легонько толкнула ребром закаменевшее плечо Глеба, и от этого грубоватого прикосновения Глеб почувствовал, что его немного отпускает. Вдохнул глубже, повёл лопатками. — Так-то, — Лебедев одобрительно кивнул. — И делений таких очень много. Сильный — слабый. Командир — подчинённый. Военный — гражданский. В меня это давно въелось намертво, не вытравишь. И я считаю, что это хорошо. Без чётких ориентиров нельзя воевать. А ты подумай: оно тебе надо? Ты вон как пришельца спасать ломанулся, и не ёкнуло ничего, не оттолкнуло. Глеб подался вперёд: — Валентин Юрьевич… — Погоди, — Лебедев слегка поморщился, поднял ладонь, — опять ты иголки выставляешь, защищаешься. Как будто я твои недостатки выискиваю. Ты пойми, парень, это же редкий дар! Быть готовым понять и принять. Встать на место другого. Открыться. В Юле тоже это есть, но не так, как в тебе. Ты умеешь смотреть… — Лебедев поднял взгляд к разрисованному зонту, покрутил запястьем, пытаясь подобрать подходящее слово, — одновременно с разных сторон. Ты, когда Юля тебя к Харитону притащила, в нём одновременно видел и опасность, и слабое, раненое существо, которому хочется помочь, и интересный объект для изучения. Я прав? Глеб медленно наклонил голову. — Правы. — А я в любом пришельце увижу в первую очередь угрозу. И только потом что-либо другое, если у меня в принципе нервных ресурсов хватит. — Но вы ведь не стали стрелять, когда началась заваруха, — тихо сказал Глеб. — Хотя на вас давили. Хорошо, что там были вы, а не кто-то другой. Морщинки на смуглом лбу обозначились резче. — Можно было сделать лучше. Пострадали десятки людей, и это в первую очередь моя вина. А что касается давления — не так уж тяжко мне пришлось, были и те, кто меня поддерживал. Тем не менее, я с тобой соглашусь. Если бы на должности коменданта два года назад оказался офицер, привыкший решать проблемы исключительно силовыми методами, последствия могли оказаться катастрофическими. — Хорошо, что там были вы, — повторил Глеб. Лебедев потянулся к карману брюк, словно за сигаретами, но рука тут же вновь легла на стол. — Словом, думай. Решать тебе. Но я не уверен, что тебе стоит перекраивать свои мозги под систему. Другое дело, если бы они изначально у тебя работали в том же направлении. — По принципу «свой-чужой»? — Именно, — Лебедев поболтал пустую бутылочку. — Конечно, ты не должен воспринимать мои слова как приказ или приговор. Просто в тебе много такого, что мне нравится — жалко будет смотреть, как оно исчезает. Сменяется, может, не менее хорошими качествами — но всё же. Глеб хмыкнул себе под нос. — Захвалили вы меня, Валентин Юрьевич. На самом деле во мне много всякой пакости — может, мне и правда лучше от армии подальше держаться. А то с такими защитничками, как я… — Например? — Лебедев заинтересованно поднял брови. — Что с тобой, по-твоему, не так? — Меня испугать легко. Я вообще… ну, не храбрый. — Ага, — Валентин утвердительно кивнул. — Поэтому ты пробирался на режимный объект и пришельцу подпольно кровь переливал. — Я только помогал, — Глеб отвёл взгляд. — Юля вам, может, не сказала… Я в обморок свалился, когда надо было у неё кровь брать. — Реакция, вполне объяснимая с точки зрения физиологии, — невозмутимо отозвался Лебедев. — К храбрости или трусости мало имеет отношения. — Ну, всё равно. Я на физре десяти раз подтянуться не мог. Дыхалка никакая. На десятый этаж пешком — коленки дрожат. — Поправимо. Если лениться не будешь. В любом случае, кому, как не тебе, знать, что интеллект в наши дни играет куда более важную роль, чем физическая сила. Глеб вновь открыл рот, но смуглая ладонь отмахнулась от него: — Слушай, Гугл, ты не девица на выданье. Хватит уже кокетничать своими мнимыми недостатками. — Вот как раз ещё один. Глеб услышал себя как со стороны. Рука машинально дёрнулась ко рту, он заглотнул остатки минералки. Вот всегда же считал, что мозг должен работать раньше языка. Сейчас-то где это мудрое правило, в какой заднице? — Ещё один недостаток? — карие глаза строго взглянули ему в лицо. — Кокетство? Или то, что кокетничаешь ты не только с девицами? Глеб опустил глаза. Веки наливались свинцом. — Простите, Валентин Юрьевич, — выдавил пересохшим горлом. Будто и не опустошил бутылку воды. — Это за что же? — невозмутимо донеслось в ответ. — Твои предпочтения — твоё дело, хотя, согласен, порой они могут существенно осложнить жизнь. И я не могу сказать, что ты меня сейчас сильно удивил. Не то что бы я догадывался, но… не исключал такой возможности. Глеб резко поднял голову, прикипел взглядом к спокойному лицу, на котором не было заметно ни тени раздражения или неудовольствия. — А то, что я вас… о вас… Валентин Юрьевич… — В твоём возрасте влюбляются легко, — Лебедев повёл плечами. — Нужен кто-то, к кому хочется тянуться, рядом с кем становится теплее. Если по какой-то причине для тебя таким человеком оказался я — почему нет? Пока тебе это не причиняет боли, разумеется. Не разрушает твою жизнь. Глеб помотал головой, чувствуя, как губы вздрагивают в улыбке — не вымученной, не больной. — Не разрушает. Наоборот. Я… рад. Лебедев кивнул. Задумчиво скользнул взглядом по лицу Глеба, откидываясь на спинку кресла, на вид не слишком надёжную, но, по-видимому, прочную, раз он так и не отстранился. — Смотри: пара недель на размышление у тебя есть, мы пока всё равно с организационными вопросами разбираемся. Если всё-таки решишь согласиться — мой номер у тебя есть. Если нет… — он пожал плечами. — Если нет, я бы всё равно предпочёл не терять с тобой контакт. Очень мало у меня осталось людей, с которыми я могу говорить, не взвешивая каждое слово, просто так. Так что, будет желание — звони, заходи. Глеб вдохнул глубоко, медленно-медленно, успокаивая ломанувшееся вскачь сердцебиение. Ладони под столом стиснулись, словно пытаясь что-то ухватить, не выпускать. Он взглянул Лебедеву в глаза: — А я ведь приду. Лёгкая, непривычно-расслабленная улыбка тронула сухие губы, карие глаза блеснули. — И прекрасно. Надо же с чего-то начинать.