Бедственное положение старшего брата

Его нынешнее место отдыха вообще не позволяло ему много двигаться. Лежа в позе эмбриона на левом боку, он боялся, что его конечности могли бы онеметь давным-давно, если бы ещё раньше он не приучил себя долго неподвижно стоять для своей профессии. Его руки были скрещены перед лицом, тело всё ещё слегка потряхивало от наркотиков, которые ему ввели. Материал мешка, в котором он лежал, сильно царапал кожу в тех местах, куда он не мог дотянуться, чтобы стереть зуд, но хуже всего был наручник и из морского камня, невинно обвивающий его левое запястье. Один глаз раздражённо дёрнулся, резко сфокусировавшись на тёмном, но узнаваемом зрелище с тех пор, как он проснулся. Ощущение опустошения было едва ли тем, что он мог игнорировать, учитывая все обстоятельства. Сколько времени прошло с тех пор, как его похитили? Сколько времени пройдёт, прежде чем его освободят? Его тюремщики игнорировали его, если ответы на его вопросы и попытки общения не были достаточно стандартным способом получения от каких-либо ответов. Он даже не слышал никого за пределами своей, по общему признанию, мягкой клетки. На самом деле, он почти ничего не слышал снаружи мешка. Лишь странные звуки, мягко говоря. Иногда ему казалось, что он слышит шаги, но даже они отдавались смутным эхом. Как будто что-то мешало ему — что-то большее и толще, чем мешковина, из которой был сделан мешок, в котором он был заключён. Сдвинуть мешок тоже не получилось, хотя он изо всех сил старался шевельнут его хотя бы на дюйм. Открыть его? Бог знает, где это чертово отверстие, потому что он явно не знал, не найдя его после изнурительных поисков. Да. Так. Сделка, в которой он участвовал, на этот раз не была ни в малейшей степени сомнительной. Лицо его делового партнёра даже показалось ему знакомым! … Он знал, что должен был проверить, где видел это лицо раньше. В любой другой ситуации он сказал бы: «подводные камни, да?», — и оставил их, но здесь он позволил себе сделать исключение, особенно учитывая, что он не узнал, что именно произошло с ним после невероятно глубокого прыжка вглубь себя по полосе памяти, чтобы восстановить едва ли крупицу того, что произошло во время встречи. Конец ускользал от него. Поэтому он решил, что его накачали наркотиками, надели наручники, запихнули в мешок и похитили. С другой стороны, прошло уже достаточно времени, чтобы его паника по поводу сложившейся ситуации значительно улеглась. По правде говоря, сейчас его раздражение соперничало за его внимание гораздо сильнее. Его похитители должны были понять, что никто не заплатит за него берри. С какой стати он оказался в перевёрнутом грязном мешке? Он видел корабли работорговцев — о, он пересёк несколько из них за свою жизнь — и знал, сколько стоит фруктовик на рынке. Однако, насколько ему было известно, их методы приобретения «товара» и последующей транспортировки, сильно отличались от довольно грубого обращения с его персоной. Логика подсказывала, что это была попытка похищения непрофессионала, причём он играл роль первой жертвы. Неудачным побочным эффектом было то, что ошибки новичка были очевидны: он испытывал жажду и не знал, как сделать так, чтобы эта жажда была донесена до его похитителя. Ах, простите, похитителям, во множественном числе. Такой художник, как он, не может быть уничтожен одним простым нубом в бизнесе, особенно тем, кто работает с мешками из мешковины в качестве устройств хранения для своих жертв. Чёртовы дилетанты. В такие минуты он очень скучал по своему «Эрл Грею». Внезапно сквозь отверстие в мешке, которого секунду назад там не было, пробился свет, и что-то влетело внутрь, резко приземлившись ему на нос, а затем отскочив оттуда прямо в правую руку, где он поймал нечто. Расслабив руку, он успел в мгновение ока распознать в ней ключ от наручника, опоясывающего его запястье, прежде чем земля ушла из-под ног и он потерял равновесие, которое мог бы принять как должное. Его грубо уложили на холодную твёрдую каменную поверхность, он ударился о неё спиной, всё ещё держа в руке ключ. Звуки вернулись на полную громкость, обозначая комнату, в которой он оказался, довольно просторной, прежде чем он медленно, размером с щёлочки, открыл глаза, акклиматизируя их к внезапному переходу от почти полной темноты к тёмной, но существующей молнии. Где он был? Он заметил, что вокруг него были люди. Утопите его в море, разве это не знак Белоуса на груди мужчины перед ним? Через минуту он был накрыт чем-то, что явно было формой дозорного. Что происходит? Его взгляд скользнул по лицу мужчины. Подождите минуточку и еще секунду, разве это не… Когда его осенило, его подняли на ноги и потащили за собой, а группа людей разделилась, и его толкнули в определённом направлении. Бег не принёс ему никакой пользы: дыхание стало прерывистым и короткие приступы отдышки чередовались в случайном порядке. И, о, у него были ноги. Он снова чувствовал их, иголки и булавки пробегались под кожей, заставляя его осознать, что перерыв и спокойные, медленные движения были бы более желанными в данный момент. Они резко остановились в нише между двумя тюремными камерами. Тюремные камеры? — Ты можешь сделать что угодно из своего воска, верно? — поспешный вопрос нисколько не помог его нервам. Из него вырвался неохотный кивок. — Тогда я хочу, чтобы ты сделал ключ, — ему настойчиво указали на одну из двух тюремных камер. Почему он… нет, почему он должен помогать им делать что-то здесь? Собственно говоря, где вообще было это «здесь»? Единственный ответ, который он получил, состоял в том, что они были в Импел Дауне, и, если он хотел выйти безопасно, это было бы в его интересах, чтобы помочь и способствовать их побегу. В конце концов, он не мог не согласиться на сделку, верно? Сказать, что Галдино это не позабавило, значило бы слегка преуменьшить его эмоциональное потрясение в тот момент, когда он катался на ментальный американских горках.