Волшебство нового века

      Хару окончательно уверовал в волшебство, когда увидел Дайске Камбэ — совершенного от макушки до самых кончиков пальцев.       Като отлично помнил, как впервые встретил его. Сам он уже сидел за столом львиного факультета, наблюдая за остальными первокурсниками и не переставая удивляться, что все это взаправду, когда профессор объявила его имя и высокий стройный брюнет поднялся на возвышенность, устраиваясь на табурете. Шляпа не медлила и определила его в Слизерин.       После ужина заинтересованный Хару решил познакомиться с однокурсником. Нет более унизительно воспоминания, чем его протянутая руку и насмешки со всех сторон, а также ледяные глаза Дайске, высокомерно и брезгливо рассматривающие ладонь.       Тогда юный Хару Като не знал о предрассудках, связанных с чистотой крови, поэтому не мог даже предположить, что ему закрыта дорога к такому привлекательному и загадочному студенту. Не знал он и о том, что высокомерный брюнет был наследником влиятельного и древнейшего чистокровного рода, богатство которого было даже трудно вообразить.       На втором курсе Като узнал о том, что он — грязнокровка. Конечно, он знал, что его родители магглы, знал, что это чудо, когда в обычной семье рождается волшебник, но не знал Хару того, что это так важно для окружающих. Усугубляло отношение к нему представителей змеиного факультета и факт того, что он был гриффиндорцем. Уже с ранних лет Като учился справляться с унижениями и насмешками окружающих, поэтому и стал лучшим на курсе. Конечно, как и Дайске Камбэ.       Пожалуй, не было ни одной сферы, в которой Дайске был плох. Он был лучшим в Зельях, лучшим в Трансфигурации, лучшим во всех остальных предметах. На каждом квиддичном матче Камбэ ловил золотой снитч, принося своему факультету такую ожидаемую победу. Он был остроумным и циничным, его внешность и манеры заставляли всех девушек Хогвартса томно вздыхать тёмными вечерами в гостиных своих факультетов. Его волосы были идеально убраны назад, и только единственная прядь выбивалась из общего строя, падая на лоб и добавляя его виду лёгкой небрежности. Одним словом, Дайске Камбэ был абсолютным совершенством.        И он буквально сводил Като с ума.       Хару понимал — ему ничего не светит. И единственное, что ему оставалось — это тайком любоваться предметом воздыхания за завтраком в Большом зале и совместных уроках; наблюдать, как Дайске откидывает мешающую прядку со лба; смотреть, как Камбэ ослабляет узел серебристо-изумрудного галстука, мечтая сорвать его с него ко всем чертям; представлять, как целует этого идеального человека, на дне глаз которого застыл лёд.       Именно эти глаза, лениво скользящие по гриффиндорскому столу, заставляли сердце Като заходиться в экстазе, и именно эти глаза видел Хару, сжимая пульсирующую плоть в темноте и тишине спальни.       Когда на шестом курсе за месяц перед матчем ловец их сборной вылетел из команды, Като изо всех сил старался, чтобы его взяли на это место. Ведь это была единственная возможность быть ближе, обратить на себя внимание.       Конечно, они проиграли. Ведь кто может соперничать с чертовым Дайске Камбэ? Он поймал снитч на тридцать первой минуте игры, принося Слизерину победу. И Като бы слукавил, скажи он, что действительно надеялся на выигрыш Гриффиндора.       Хару Като осознал, что его увлеченность граничит с одержимостью, когда подкараулил Дайске в раздевалке Слизерина после матча. Он выждал, пока другие представители змеиного факультета уйдут, оставляя Камбэ в одиночестве. Като понимал, что это чертовски неправильно и наказуемо, но ничего не мог поделать. Ему было необходимо прикоснуться к совершенству.       Хару замер, устроившись за дверью и заглядывая в приоткрытую щель. Его взгляду предстала мускулистая и такая идеальная спина слизеринского принца. Кожа Дайске мерцала серебром в полутьме душа. И, конечно, манила прикоснуться к себе.       Камбэ был одновременно так близко и так далеко. Гриффиндорец застыл, чувствуя, как накатывает возбуждение. Мысленно он осуждал себя за свои мысли и действия, но он ничего не мог поделать с собой, когда ладонь опустилась на брюки, сжимая плоть через ткань. Пальца медленно пробежались по бугорку, поглаживая и массируя.       — Какого чёрта ты тут забыл, чёртова грязнокровка? Мамочка не научила тебя, что подглядывать нехорошо? — гневно раздалось откуда-то сверху.       Хару почувствовал, как все его тело цепенеет. Всё это время он смотрел на принимающего душ Дайске и самозабвенно дрочил. Именно поэтому он и не заметил, как выключилась вода, а его укрытие было раскрыто.       — Ну и ну, так ты не только смотрел, не так ли? — насмешливо продолжил Камбэ, проходясь языком по нижней губе. — И как тебе зрелище? Удовлетворительно?       Като молчал, не имея совершенно представления о том, что в такой ситуации необходимо говорить. И нужно ли? Воображение мигом нарисовало картину, как это выглядело со стороны: он, опирающийся на стену возле двери, со спущенными брюками и насмехающийся Дайске Камбэ с полотенцем вокруг бёдер, заставший его за этим постыдным занятием.       — Что же ты молчишь? Язык проглотил?       Тёмная бровь слизеринца взметнулась вверх, когда он увидел член Хару. Понимание отразилось на его лице, и он захохотал. Като стало ещё более тошно.       — Так тебя возбуждает перспектива быть обнаруженным, я верно понимаю? Даже сейчас ты готов, да, грязнокровка?       Чего не ожидал Хару, так это того, что идеальный Дайске Камбэ опустится перед ним на колени. Завороженно уставившись, гриффиндорец наблюдал, как мечта всего Хогвартса брал его член в свой рот. Дайске провёл языком по стволу, не сводя с этой омерзительной грязнокровки глаз. Видел, как перехватывает у Като дыхание, чувствовал, как трясутся его колени. Камбэ слышал этот порывистый стон, когда пропускал глубже.       А у самого Хару рвало крышу от того, как насмешливо глядели на него эти ледяные омуты, когда губы вели вверх-вниз, набирая темп. Гриффиндорец толкнулся парню в рот, прижимая к себе за тёмные волосы.       — Не забывайся, грязнокровка, — угрожающим шёпотом напомнил слизеринец, и ладони моментально разжали шелковистую шевелюру.       Като бессознательно шептал его имя, хватался за стену, пытаясь найти опору. Его глаза закатывались от наслаждения, пока губы Дайске шептали какие-то омерзительные, совершенно отвратительные вещи, которые тонули в пошлых влажных звуках.       Хару чуть не захлебнулся воздухом от восторга, когда запрокинул голову и с долгим гортанным стоном, подрагивая от наслаждения, кончил.       — Дайске... — в надежде протянул он.       Камбэ поднялся с коленей, возвышаясь над гриффиндорцем, а затем презрительно ухмыльнулся.       — О, неужели ты думаешь, что это что-то значит? Или ты действительно считаешь, что я не замечал твоих похотливых взглядов? Тогда вы, грязнокровки, еще глупее, чем я думал. Вытри тут.       Като Хару чувствовал себя полным идиотом, наблюдая за удаляющейся спиной Дайске, ведь он действительно надеялся на что-то большее.