Обещание

      В этот день они были предоставлены друг другу. Леви зачастил с выходными, которые выпрашивал у Смита. Хотя ему не особо приходилось стараться. Командор отпускал его, искренне радуясь за друга, что тот впервые после смерти Анабель и Фарлана, наконец, выбирался из бумажной волокиты. У Аккермана появилось желание куда-то идти, с кем-то проводить время. Леви, хоть этого искусно не показывал, ждал окончания недели, чтобы провести время с Элли. Если же он не мог по каким-то причинам оторваться от дел, то становился раздражительным. Да-да, даже его хладнокровная натура давала сбой в такие моменты.       Итак, сегодня, после недели разлуки, они смогли остаться наедине. Конечно, они виделись время от времени: минутные встречи, короткие приветствия с многозначительными взглядами. И все. Это только разжигало стремление остаться наедине. Леви не раз ловил себя на мысли затащить девушку в нелюдимый угол, наплевать на то, что их мог бы кто-нибудь увидеть — лишь бы поскорее обнять и попробовать на вкус. Элли читала его мысли, которые огнем загорались в стеклянных голубых глазах. Лишь для нее загорался этот огонь, но она знала и понимала о чем бы Леви в этот момент не думал, он этого не сделает. Не в его стиле было обжиматься по углам, коротко целоваться.       Сегодня же, лежа в его объятиях на постели в одной из снятых комнат трактира, она ощущала на себе, как сильно он скучал. — Завтра снова за стены, — прошептал он, зарываясь пальцами в карамельные волосы. Девушка закрыла глаза и вздохнула, все еще пытаясь восстановить дыхание. — Будь осторожна, прошу тебя. Даже если эта сумасшедшая кинется вперед, будь осторожна и не скачи за ней сломя голову. Поняла? — Хорошо. Я постараюсь, — Элли помнила, как он впервые ее отругал после подобной проделки. Тогда Ханджи не терпелось увидеть титана. И она его получила. Неожиданно, как черт из табакерки, аномальный выскочил из развалин здания, где его проглядели разведчики. Командир отдала приказ, и Элли пошла с ней. Если бы не Моблит, кто знает, Ханджи, может, и лишилась бы своей художницы. — Но если Ханджи прикажет, я не смогу не пойти, — ее привязанность к очкастой раздражала Леви, иногда даже вызывала ревность. Вечно ее выгораживает и оправдывает. — Тебя тогда чуть не сожрали! — Не начинай, Леви, — она потянулась и поцеловала его в шею, как он любит. — Не сожрал же. — Не подлизывайся. Я всегда буду тебе припоминать, как ты тогда чуть не обоссалась от страха. Не надо идти на риск необдуманно. — Прекрати! — снова поцелуй. — Я буду осторожна.       Ему не хотелось, чтобы этот день заканчивался. В этой мало-мальски чистой комнате они проведут еще целую ночь, а потом, рано утром, на сборы. Естественно, по-отдельности. Ее обнаженное тело под одеялом, голова на его груди, рука в руке. И такой вечер будет совсем не скоро. Это-то и наводило на Леви тоску. Он через чур привязался и прекрасно понимал, что после долгого эмоционального кризиса, его чувства к ней приведут к потерям. Если она умрет… Леви не мог представить свою жизнь после такого кошмара. Анабель и Фарлан были его единственными спасательными кругами, которые держали его на плаву, хоть и не счастливой, но наполненной редкими радостями жизнью. И их не стало. Аккерман убивал титанов, кромсал их на куски так искусно, как не сможет порезать мясо ни один первоклассный повар. Все это из-за них, в честь них, в дань за то, что он один выжил, не был с друзьями, когда они умирали. Каждое сломанное лезвие, пустой балон газа, каждый дымящийся труп — все это Леви готов был преподнести к их могилам. Бесконечное сожаление, тоска, боль утраты и чувство вины — все эти чувства, что накапливались и возрождались в его сердце, он оставлял на земле, перед могилами, которые пока еще не затерялись среди таких же бесчисленных безымянных. Редкий раз, навещая друзей, он оставлял им свои чувства, возвращаясь к разведчикам и на поле брани пустым, хладнокровным, беспощадным.       Но что будет с ним, если умрет Элли? Еще одна могила, еще один запертый сундук эмоций? Нет, тогда он и вовсе не сможет чувствовать. Леви понимал, как слаба перед титанами была Элли. Знал, что она не боец, что в трудный час она умрет. — Элли, — звук его голоса вывел девушку из дремы. Подняв голову, она не поверила своим глазам. Такого страха в глазах капрала она не видела никогда. — Уходи из разведки. Прошу тебя, — он обхватил ее лицо руками. — Переведись в другие войска, — она хотела было что-то ответить, но он не дал. — Пообещай мне, что это будет твоя последняя вылазка за стену. — Нет, — ее резкий ответ отрезвил Аккермана. — Я не уйду из разведки. И это не только потому, что я боюсь разлуки с тобой. Я просто не могу бросить все тут. Не могу уйти от товарищей. Ты же все прекрасно понимаешь, почему тогда просишь? Ты знаешь, что как бы мы не хотели, ни один из нас не уйдет. Ты — последняя надежда человечества, кроме того у тебя есть личные мотивы для того, чтобы продолжать служить. Я не эгоистка, поэтому не прошу тебя уходить с работы. Потому что знаю, что не уйдешь, знаю, что глупо просить сильнейшего уйти с передовой. — То есть, ты считаешь меня эгоистом? Пусть даже так, — Леви никогда не смотрел на себя с подобного ракурса, но вполне мог согласиться с ее словами. — Я боюсь. Впервые за долгое время я боюсь. Даже представить страшно, что я снова потеряю близкого мне человека. Элли, я хочу, чтобы ты выжила. Чтобы, когда, если это случиться, весь этот ад закончиться, мне было к кому вернуться. Именно к тебе. Ты же такая трусиха, почему рвешься за стены? — Потому что я хочу увидеть что за ними, — Элли взяла его руки в свои. — Леви, мы вернемся вместе, как только исследуем все за стенами. Я хочу увидеть все вместе с тобой, хочу зарисовать каждый момент. Со мной все будет хорошо и в этой, и в следующих вылазках. Обещаю.