Странствующая

— Здравствуй, Такао, — сказала Мэй, войдя в дом дзёнина. — Извини, я слегка припоздала. — Здравствуй. Ты как раз вовремя, — Такао услужливо посадил её за котацу (японский столик). — Я крайне благодарен тебе за то, что ты пришла, не отказала мне. — Я благодарна тебе за всё, что ты для меня сделал, чему научил, — девушка осторожно взяла чашку с ароматным травяным чаем, сделала глоток. — Но пришла я не только по этому поводу. — М? — Такао отставил чашку с чаем, с нежностью и некой настороженностью взглянул на Мэй. Запах, исходящий от благовоний, помогал успокоиться, собраться с мыслями. — Я расскажу тебе перед уходом. Сейчас я пришла к тебе. Как я могу тебя отблагодарить за уроки? Такао встал из-за столика, протянул свою забинтованную руку Мэй. Запах мяты дурманил комнату, становилось свежо и уютно. Дзёнин держал за руку юную кицунэ, всё также спокойно, но нежно смотря на неё. — Я не попрошу многого, — он погладил Мэй по руке. — Не откажешь ли ты мне, прекрасная Мэй, в прогулке? Ночью иногда приятнее прогуляться, чем днём, особенно с приятными людьми. Девушка слегка покраснела, постаравшись скрыть малиновый оттенок своих щёк рукавом, но Такао, заметив это, лишь слегка улыбнулся. Дзёнин щёлкнул пальцами, и свет в доме потух. Не отпуская руки юной красавицы, они вышли на улицу. Такао был прав: ночью действительно лучше, чем днём. Вода в ручье, которая недавно выражала неспокойствие всем своим внешним видом, сейчас мирно посапывала, а лунный свет, отражающийся в ней, создавал иллюзию портала в другой, более прекрасный мир. Ни сверчков, ни птиц, ни ветра — ничего, что могло бы прервать тишину. Лишь сакура, склонённая над спящей рекой, давала знать о себе, ударив едва уловимыми нотками вишни в нос. Фонари, когда-то вечером зажжённые Такао, всё также парили в воздухе, освещая ночную улицу голубым светом. — Красиво, не правда ли? — Такао поднял руку вверх, фонарь приземлился ему на руку. — Я даже не заметила, как быстро прокралась ночь. Это восхитительно, я благодарна тебе, Такао. — Брось благодарности. Эта ночь заслуживает того, чтобы её почувствовали, чтобы ею прониклись, — колдун едва заметно махнул рукой, фонарь вновь улетел куда-то ввысь. Молодые, чрезвычайно сильные, они направились в сторону леса. Лёгкая рука Такао, обмотанная слегка кровавым бинтом, зажигала голубой свет на каждом их шагу. Ночь постепенно начинала разделять дневной свет, которым одаривал её юный дзёнин. Лёгкий ветерок, появившийся из ниоткуда, начал развивать пепельные его волосы. Мэй лишь изредка поправляла их, не отвлекая колдуна от его деяния: освещение их пути. Они шли по лесной тропинке, не заботясь о том, куда она их приведёт. Пару зверушек, вылезших из своих норок, издавали звуки под их ногами, создавая эффект жизни. Жёлтые глаза, следившие за Мэй и Такао с дерева, выражали интерес. Девушка слегка поёжилась, уловив незнакомый взгляд на себе. Но лёгкая рука Такао, прекратившая превращать из ночи день, плавно легла на талию девушки. Остановившись, он развернул её к себе, нежно обняв. — Не бойся, они вовсе не злые, тебя не тронут, — прошептал он ей на ухо, не опуская рук своих с её талии. — А я и не боюсь, — дрожащим голосом ответила она. Сколько они простояли — неизвестно, но было важно даже не это, а то, что им обоим было важно обнять друг друга: у каждого были свои причины. Двинувшись с места, они направились вглубь леса, где их могли поджидать уже знакомые Такао духи. Лёгкое покалывание в области груди заставляло Мэй оглядываться по сторонам, ещё сильнее впиваться в и без того больную руку дзёнина. Однако рядом с ним, скрепив свою руку с его, она чувствовала себя более-менее спокойно, безопасно. Отпустить его руку — оставить себя на съедение неизвестным ей жителям этого леса. Колдун чувствовал это, чувствовал и понимал её страх, поэтому, стиснув зубы от боли, он держал её руку ещё сильнее, чем это делала она. Шаг за шагом, — и они уже подошли к другому ручью. Плеск воды давал знать о том, что кто-то тут есть, что кто-то хочет дать о себе знать. Рыбка, выпрыгнувшая из ручья, вновь ударилась своим телом о воду. Капельки холодной воды, таящие в себе тепло ночи, попали на лодыжку Мэй. Невинно улыбнувшись, она пожелала ручью спокойной ночи. Лёгкая, до глубины души приятная прогулка заканчивалась. Развернувшись на 180 градусов, всё так же крепко держась за руки, они направились в сторону дома Такао. Лес провожал их, иногда шелестя листьями на деревьях и плеском воды. По-прежнему жёлтые глаза, наблюдавшие за ними с дерева, теперь уже выражали благодарность за подаренный визит. Такао лишь улыбнулся глазами, выражая взаимную благодарность лесу и всё тем же жёлтым глазам. Подойдя к дому, Такао отпустил руку Мэй. — Спасибо тебе за предоставленную возможность насладиться тишиной и красотой ночного мира, — он слегка поклонился. — И тебе, Такао, спасибо, — Мэй поклонилась в ответ. — Однако пришло время расстаться. Возможно, навсегда. Дзёнин всё так же спокойно, как и прежде, смотрел на Мэй, старался не выражать своего беспокойства, своего волнения. Он ждал продолжения, но, не выждав мучительную паузу, спросил сам: — Что значит «навсегда»? — На рассвете я уйду. Я благодарю каждого, кто принял меня, кто помог мне освоиться и не умереть в неизвестности, но есть то, что мучает меня. Я не могу остаться, как бы я ни хотела: мне нужно вернуться в свою родную деревню, встретиться с отцом, попробовать узнать о прошлом, чтобы выжить в настоящем. Столько тайн, столько загадок, а их нельзя оставлять нерешёнными. — Я могу проводить тебя? — Такао лишь глазами выражал ту тяжесть, тот камень, что упал в его душу. — Каждый из вас сделал слишком много для меня. Возможно, это наглость, но могу я попросить тебя об одном одолжении? — Разумеется, Мэй. — Отдыхай, развивай свою магию, живи. Когда-нибудь я обязательно вернусь, а пока я вынуждена попрощаться, — она дотронулась до груди Такао. Разлука, которую предстояло пережить каждому, тяготила. Прошло всего несколько дней, но они успели проникнуться друг другом: холодный и сдержанный Такао и страстно-импульсивная Мэй. Магия, объединившая два сердца, должна была исчезнуть, потому что только Богу известно, вернётся ли Мэй, встретится ли она снова с тем, кто пытался пробудить в ней магические способности, умение управлять ими. Крепко, как никогда прежде, обняв Мэй, Такао уткнулся своим носом ей в шею. Девушка издала тихий вздох. Тепло, которое проникало в каждую клеточку тела Мэй, начало будоражить кровь, всё начало бурлить. В голове сразу всё встало на свои места: Такао отдавал ей частичку себя. К счастью или к сожалению, Мэй не умела делать так, поэтому то тепло, что отдал ей Такао, она решила возместить поцелуем. Слегка отстранившись от дзёнина, она, встав на носочки, обхватила его шею и, переборов всё то волнение и страх быть отвергнутой и непонятой, поцеловала его в кончик губ. Уловив столь нежный поцелуй, Такао притянул её к себе. Решив отдаться ей окончательно, он страстно впился ей в губы, начал действовать самостоятельно, помогал становиться хрупкой девочке более раскрепощённой девушкой. Каждое место, до которого дотрагивался Такао, становилось ожогом на теле Мэй, пусть даже и через плотную ткань. Он мог дотронуться до самого сокровенного.  — Прощай, странница, — на прощание он поцеловал её в кончик носа. Ночь заходила за горизонт, а вместе с ней и странствующая Мэй…