невзначай

Тогда это казалось будничной вещью. Прикинуться уставшим, напиться для убедительности и вырубиться на руслановом плече. Отбирать тепло чужих рук в свои ладони, зябнуть и скрываться. У этих двоих целый мир перед носом, и умещается он в одном имени. «Даня» для Руслана и «Руслан» для Дани. Поперечный давно запутался в себе сам, но подпускать Руслана чуть ближе положенного к пучине своих мыслей ему не хотелось. «Я просто устал» – оправдывался перед Русланом Данила, но на самом деле перед собой. Оправдывался, когда после вечеринки скорее ранним утром, нежели глубокой ночью, в такси лбом упирался в русланову ключицу, оправдывался, когда в перерыве между съёмками его нос так идеально скрывался в капюшоне чужой худи, оправдывался, когда они летели в Москву и рыжий затылок находил своё место на напряжённом от работы плече. А Руслан специально держал его таким, боясь шелохнуться – лишь бы чужая голова покоилась на своём законном месте тихо, мирно и без происшествий. Данила оправдывался, только признаваться себе в настоящей причине такого поведения, а не глупой усталости, которая при его ритме жизни и вовсе сошла на нет, не хотел. Но однажды что-то идёт не по плану – происходит диссонанс – и вместо даниной головы на руслановом плече всё оказывается наоборот. Да, вот так вот просто, как два пальца. Хотелось возмутиться, услышать сонное бормотание в виде оправдания, но больше – просто наслаждаться. В конце концов, и Усачев имеет право воспользоваться услугами Данилы – тот должен отплатить ему тем же, чем до сих пор грезит сам. Так и негласно получилось, что чужое плечо – самое удобное, что эти двое могли получить в своих буднях. Когда ты дремлешь на плече человека, к которому явно неравнодушен, но язык в жизни не повернётся об этом сказать, то даже люксовый номер в пятизвёздочном отеле с его роскошной спальней покажется старой хрущёвкой по комфорту. Дни сменялись, как и их очередь охранять сон другого, а парни всё больше путались в происходящем. Потому что это всё слишком сложно, перечит всем стандартам и рамкам общества. Однажды в такси после очередной пьянки, обоснованной чьим-то днём рождения, машина подскакивает на кочке – ебучие российские дороги – что заставляет данину и так нагруженную голову свалиться со своего привычного места чуть ниже: он бьёт Руслана затылком в живот и носом упирается в чужие колени. Водитель, казалось, не заметил ничего необычного, раз продолжил всё так же спокойно вести, маневрируя меж ям. Только вот на задних сидениях происходило что-то такое, что вывело обоих из транса. Данила боялся дышать, зная, что если предыдущие ситуации можно было списать на сонливость, то сейчас его нежелание отстраняться не поддавалось никакому разумному объяснению. Он глянул наверх и наткнулся прямо на пронзительный стальной взгляд. Немного с непониманием, но с не сокрытым теплом. И рыжий пытается отстраниться наперекор своим желаниям и судьбе. Он умолчит о том, что руслановы колени оказались ещё удобнее его плеча, потом скажет, что ничего не помнит и спишет это всё на текилу. Или что он там пил. Но то ли удача осветила его своими долгожданными лучами, то ли таков внезапно сложившийся ряд обстоятельств, но в попытке подняться на слабых руках, Данила не успевает толком принять вертикальное положение, как, подскочив ещё раз, падает лицом туда же, чего он так старательно пытался избежать. Добавлять про шторм и вертолёты, думаю, не стоило. Руслан лишь хмыкнет, в попытке подавить смешок, отведёт взгляд в промозглую питерскую тьму фонарей и запустит пятерню в рыжие пряди. «Пускай» – подумал он. На том и порешали. После того утра Данила отказывался верить в то, что возможно он не совсем равнодушен к парню, а тем более к одному из его лучших друзей. И весь его план с крахом ломается в руслановых пальцах, когда тот копает чуть глубже, а смотрит, казалось, прямо в душу. И ничего от него не скроешь: ни истинный мотив поступков, скрытых за пьяным поведением, ни действия, списанные на полусонное состояние. Ни свои чувства. Об этом Данила узнает, когда по пьяни, не в силах контролировать свой язык, сбалтывает лишнего. — Руслан. — М, — тянет парень. Он в том лёгком состоянии, которое так полюбилось Даниле за искренность и блеск в глазах. За чувственность и мягкость, когда Руслан мог позволить себе немного больше, чем скрывал за маской холода. — Что мы творим? Это был скорее риторический вопрос, адресованный судьбе, но это заставляет Руслана нахмуриться и потупить взгляд куда-то в стенку. Он разворачивает рыжего к себе лицом несильным касанием за плечо. Рука будто горит, но и пожар внутри подоспевает. — А что тебе не нравится? По-моему, всё нормально. — Ну… — Тебе комфортно? — Да. — Мне тоже. Закрыли тему. И больше они действительно к ней не возвращались, даже если возникали вопросы. Дни текли, общие проекты сближали. Они творили то, что не свойственно всем, даже самым близким друзьям, пережившим огонь, воду и медные трубы. Чуть больше позволенного, чуть меньше желанного. Пока однажды в какой-то момент у них не спросили собственные друзья: — Ребят, что между вами? Вы встречаетесь? — Не знаю, — буркнул Руслан. Даниле оставалось лишь пожать плечами и присосаться к своему стакану, в котором было налито что-то не сильно алкогольное назло рыжему. Руслан не сказал «нет». Это был маленький огонёк надежды, тоненькая ниточка судьбы, и к нему нужно было идти, за неё стоило цепляться. Они ночуют друг у друга, объясняя это тем, что уже поздно, опасно, да и они не в том состоянии, чтобы ехать на другой конец города к себе. Они ночуют в одной постели, полураздетые, объясняя это тем, что раскладывать что-то лень, это долго и муторно. Они ночуют вместе, (чуть меньше чем) в метре друг от друга, поэтому неудивительно, что утром они просыпаются совсем рядом, сплетённые ногами и неприкрытые одеялом с даниной головой на руслановском плече. И на самом-то деле, не стоит врать, это было довольно ожидаемо. Руслан просыпается первым, сонно щурится и смазливо улыбается спящему чуду рядом с собой. Пока тот не видит, можно и полюбоваться таким неприкрытым, настоящим Данилой с неподдельной нежностью. Это ощущается словно блаженство, посланное свыше, вот только верой в бога ни один из парней не обладал. Руслан осматривает каждый сантиметр кожи, пытается считать его эмоции, мысли, чувства. Пытается держать себя в руках, когда в порыве чего-то необъяснимого его тянет прикоснуться, огладить каждый уголок. Данилу хотелось знать больше, Усачев нуждался в этом словно на каком-то подсознательном уровне. Хотелось изучить его тактильно. Границ нет. Они стёрты их руками совместно. Смысл останавливать себя теряется с пробуждением рыжего. Тот хмурится, трётся головой о подушку, раскидывая копну волос, и хочет урвать для себя ещё немного сна. Он открывает глаза, когда понимает, что в своей постели находится не один. Руслан слащаво, до бабочек в животе пытается пробить единственную созданную Данилой стену между ними. Он хочет снести её под самое основание, уничтожить все кирпичи лживости, так добровольно и с душой уложенные рыжим. Он тянется к обросшей щетиной щеке и трепещущими пальцами спускается до линии челюсти. Данила вздрагивает – не надеется, но хочет верить – и немого прогибается вперёд. — Доброе утро, — Руслан говорит. Это загоняет в клетку, заставляет подорваться с места и с толикой замешательства оглянуться. Всё хорошо. Он дома. Они дома. И беспокоиться нечего, вот только отчего так сложно унять взбушевавшее сердце? — Что будешь на завтрак? — Какой ты заботливый, — в наваждении рыжий трёт глаза. А вдруг показалось? Вдруг – всё же надеяться стоило – он просто всё ещё спит. — Хочу что-нибудь французского, смогёшь? Он спрашивает это в своей привычной манере: в шутку. Неопределённо и неуверенно он прощупывает почву, потому что где-то в подкорке сознания слышит треск, предвещающий конец. Конец чему? Да, может быть, всему. Им, как друзьям, ему, как личности, да может даже даниной жизни. Сбоку слышится шорох – наверное, Руслан ушёл, посчитав его глупым, пьяным или, что ещё хуже, не в своём уме, списав комичность ситуации на похмелье. Данила вздыхает, вот только выдохнуть не может, когда чужие пальцы охватывают подбородок, носы сталкиваются, а чужое – Данила не перепутает со своим, чей ритм сейчас сбит до невозможного и вторит сердцу – дыхание щекочет верхнюю губу. — Поцелуй сойдёт? Руслан это спрашивает, не давая времени ответить, и тут же целует. Робко, немного неуверенно, но вовсе не из-за неопытности, а скорее из-за притуплённого восприятия реальности в эту секунду. Сейчас он – самый трезвый человек на планете, но почему-то не может осознать свой поступок до конца, что добавляет перчинки. Целый мир сжался до размеров комнаты, в которой они находились, а спросонья все ощущения обострялись. Руслана было много в даниной жизни, но сейчас его чувствовалось ещё больше. Этот момент не хотелось прерывать, но, к сожалению, Данила имел право карать человеческий организм за необходимость в глотке воздуха. Он пользуется этой привилегией, когда руслановы губы соскакивают с его, и уж было тянется обратно, но Руслан хитрый: не позволит всего и сразу, поэтому с улыбкой увиливает от касаний. — Какой же ты всё-таки придурок, — рыжий смеётся, лбом припадая в центр руслановой груди. — Ты не ответил на мой вопрос, — Руслан повторяет. — Да, конечно, шеф. А добавки можно? Руслан хихикает совершенно в непривычной для себя манере и трётся своим носом о данин, в попытке урвать ещё немного нежностей. И это так по-глупому прелестно, что хочется остаться в моменте этого утра навсегда. Тогда это казалось будничной вещью. Сейчас же это стало их маленькой традицией.