Больнее твоей любви

      Китти заставила себя отвлечься от грустных мыслей. Сейчас, сидя на крыше двухэтажного здания и наблюдая, как красно-персиковый закат медленно становится темнее, всё, тяготившее её, казалось ещё невыносимее. Из мыслей не выходил лишь один человек, только один, который заставил её по-настоящему поверить в себя, но тут же разочаровал. Глупый мальчишка, на всём серьёзе и так хладнокровно пожертвовал собой ради спасения людей, которые так его не любили, так недооценивали.       Китти слишком по нему скучала, но была также слишком упряма и холодна внешне, чтобы опускаться до слёз и, хуже всего, истерик. Натаниэль, конечно, всегда и для всех останется героем. Вон, даже вдали верхушка его статуи виднеется — длинный посох Глэдстоуна, зажатый в уверенной и сильной руке. Памятник — это хорошо. Истинный герой для народа — Джон Мэндрейк. А для неё истинным навсегда останется лишь Натаниэль.       «Китти, пожалуйста, сдержи своё обещание» — попросил тогда её он. Глаза его пылали, то ли от вспышек огня и магии вокруг, то ли от фокусов Бартимеуса, находящегося в теле волшебника. Китти старательно подавила слёзы, сжимая в своих ладонях его ладонь, видела его раны, знала, как ему сейчас больно и скольких сил ему стоит этого не показывать. Но она тогда уверенно сказала: «Я сделаю, как ты хочешь». Она всего лишь сделала вид, что поверила. Поверила в его ложь, что он выживет. Что выживет ради неё. Но останавливать она его не стала, потому что прекрасно понимала, что иного выхода нет, видела его вмиг погасшие глаза, сразу ставшие какими-то неживыми, лицо исказила гримаса сожаления и голос джинна, нетерпеливый и тоже сожалеющий: «Натаниэль, нам нужно идти. Прости, Китти, нас, таких идиотов. Всё может стать ещё хуже, если мы не пойдём». И она отпустила его вместе с джинном. Хотя прекрасно понимала, что случится потом. Китти тогда не побежала обратно, она просто стояла и смотрела, как в отблесках и пламени Хрустального дворца скрывается тёмная и уверенная фигура.       Китти медленно спускалась по ступенькам, в руке она держала небольшой, но красивый, букет цветов. Она обязательно должна сдержать то обещание, о котором так просил её Натаниэль. Она не знала этого человека, но только ради Натаниэля она сдержит своё обещание.       Глаза защипало, и Китти попыталась весело и беззаботно улыбнуться. Вышло не очень. Все люди, дороги они для кого-то или всего лишь помеха, обязательно уйдут из жизни. Китти понимала эту простую и неколебимую истину, но непослушное и трепетное сердце отказывалось принимать все правила, отказывалось слушать холодный рассудок.       Джинн был подозрительно спокоен, не как обычно, тоже понимал, что его ждёт и смирился со своею судьбой. Китти знала, что будет невыносимо скучать по Бартимеусу, сожалеть, что тот погиб тогда, вместе с Натаниэлем, с ним заодно и, наверное, ничем не противился этому. Этот джинн слишком привередливый, наглый и саркастичный, так внезапно ставший таким близким, но он одновременно остался для неё навсегда далёким, странным, со своей судьбой и историей, словно небо или звёзды, — кажется, что рукой можно дотянуться, но и с тем понимаешь, что это слишком далеко, неизведанная высота, красота и опасность.       Опустив голову, Китти миновала обшарпанную калитку кладбища, нашла нужную могилку. Внимательно осмотрела фотографию приятной улыбающейся женщины, опять попыталась улыбнуться. На камне было высечено незнакомое ей имя: «Марта Андервуд». Натаниэль просил её об этом, и Китти согласилась принести на могилку цветы. Эта женщина оставалась Натаниэлю самым дорогим человеком даже после смерти. И дело здесь совсем не в простой привязанности, — Китти как-то отдалённо понимала, что эта женщина была единственным хорошим и добрым лучиком света в жизни Джона Мэндрейка.       Она вовсе не испытывала глупую ревность, что у Натаниэля ещё когда-нибудь мог быть человек, которого любил он всем сердцем, внешне оставаясь невозмутимым и холодным. Она просто была за него рада, что он когда-то познал это потрясающее чувство спокойствия, защищенности и тепла.       Тщательно упрятанные и забытые чувства всколыхнулись в груди, и на Китти снова накатили воспоминания. Чаще всего непонятные и необъяснимые, они придавливали её к холодной стене безвозвратной реальности, не давали с облегчением вздохнуть и почувствовать себя свободной, — свободной впервые за всё время, проведённое в кругу выживших волшебников, книг и простолюдинов, но в душе забытой, распятой, тоскующей, невыносимо одинокой.       То самое одиночество, которого страшилась Китти, которого страшилось её трепетное и отзывчивое сердце, наваливалось разом, давая понять, что больше ничего не будет как прежде, она больше никогда не почувствует те объятия мимолетной, но такой обжигающей, любви. Которое раз и навсегда поселилась в её душе. И были когда-то на свете лишь двое существ, они оказались способны растопить холодное не восприятие к возвышенным чувствам.       Закат становился всё темнее, но на улице было довольно светло, чтобы различать очертания и контуры. Непрошеные слёзы сами собой наворачивались на глаза, Китти их поспешно вытерла, стараясь сохранять улыбку. Если Натаниэль сейчас незримо находится рядом с ней, то пусть он видит, что она вовсе его не винит, а наоборот благодарна ему за всё произошедшее между ними.       Она ценила именно мимолётные прикосновения, его взгляды, иногда надолго задерживающиеся на ней, недвусмысленные слова, обращённые к ней, сквозящая к движениях нежность. И тот неприкрытый страх за неё, тогда, около Хрустального дворца, он быстро шептал ей слова и просил прощения. Слова же любви были ни к чему, как и поцелуи. Китти относилась ко всему этому, как к проявлению слабости. Гораздо важнее отношение, забота, чувства, которые заставляют сердце биться быстрее, не сводить взгляда с обеспокоенного лица напротив.       Чувства глубоко засели в душе Китти, но она сейчас и не пыталась совладать с ними. Нежная, сейчас такая невыносимая привязанность была гораздо больнее того, что люди называют любовью. Китти не думала, что испытывала любовь или влечение, это было просто желание быть рядом, ощущать тепло, и не надо было бы тогда никаких слов, никаких движений. Только вместе, сидя на какой-нибудь крыше, смотреть на замечательной красоты закат, и не говорить ничего друг другу. И хорошо должно быть, когда бы и Бартимеус был рядом. Потому что он так же не менее важен для Китти, но только скорее как друг.       Пришлось забыть на время о своих мыслях, воспоминаниях и тревогах. Она сдержала обещание, и, если вдруг Натаниэль сейчас видит её, видит её слёзы, улыбку, то пусть знает это. Китти вздохнула и опустилась на колени, примяв осеннюю листву, густо засыпавшую кладбище, и мягко опустила цветы на холодный камень. На неё по-прежнему смотрела с фотографии улыбающаяся женщина.