В руках богини

Крисания в Бездне. Пересекла точку невозврата, отдала всё и сожгла мосты. Не ради себя, не ради себя далеко. Ради него, ради глупого и самоуверенного чёрного мага, ради самого-самого любимого мага. Бросившего в Бездне, на краю гибели. Ради власти, ради силы, ради того, чтобы убить Тьму и самому стать если не её — то хотя бы богом. Глупый-глупый мальчик, верящий в то, что Её можно уничтожить, убить, свергнуть-заменить… Крисания плачет, роняет хрустальные слёзы из незрячих очей на маленькие девичьи ладошки. Жрица не чувствует ласкающих касаний к спутавшимся волосам, не слышит тихой колыбельной, разлитой вокруг. Крисания ослепла глазами и не прозрела ещё душой. Не по-женски — по-драконьи — сильные руки скользят по тонким плечам, с которых сползло разорванное во время бега сквозь чужие кошмары платье, растирают холодную кожу, греет жрицу огненное дыхание древнего существа. Опаляет ухо вкрадчивое: — Я — смерть и рожденье… Девушка — не женщина, нет, уже не спутаешь — вздрагивает, озирается, тщетно вперивает во тьму слепые бельма глазниц. Вокруг клубится чёрный туман, перемешанный со смехом Её, оседает на прозрачной коже, обвивается вокруг тонких лодыжек-запястий, оставляет на скулах жаркие поцелуи. Не зови ты мага, не зови. Не придёт он, не вернётся, не услышит твой плач. Ты слепа лишь глазами, но и он не зряч — ослеплён гордыней и собственной великой для смертного силой, против богов мальчишка идёт, не зная, что не равен он, что лишил сам себя ценнеёшего дара и сильнейшего оружия. И ждёт не влюблённого дурака финал, достойный тех трагедий, что комедий иных смешней. Получит он столь желанные силу и власть, получит и мир, достойный своего нового «бога». Может он и ужаснётся, может он пожалеет и познает свою вину, захочет вернуть всё назад, исправить и возродить. Но ты пока спи, брошенная всеми жрица. Спи сладким и крепким сном, спи под сенью согучих крыльев Всебесцветной.