Тридцать первое

Маяковский стучит в дверь с подранной обивкой. Внутри квартиры стоит глухая тишина. Мужчина хмурится и стучит громче. Сегодня он был необычайно зол; как на самого себя, так и на Сережу, не пришедшего на место их встречи. Он прождал Есенина на улице около получаса, но тот никак не появлялся. Снегопад застал Владимира уже по пути к квартире имажиниста. — Я знаю, что ты дома, Есенин. Не молчи, — фыркает поэт и жмет на звонок. Слышится заливистая трель, но даже после непрерывной назойливой мелодии развившейся за дверью, никто не открыл. Володя даже грешным делом подумал, что Сергей с девушкой и очень отвлечен, дабы услышать как стучится Маяковский. — Я чем-то обидел тебя? Опять? — Неловко молвил футурист. Послышались какие-то невнятные шорохи и мужчина закатил глаза. Минуты шли и ноги начинали побаливать; потому, мужчина решил спросить соседей: не видели ли они Есенина. Дверь открыли после первого же постукивания. На порожке оказалась средних лет женщина, укутанная в плед. Она оглядела Владимира и глаза ее тут же заискрились. Узнала значит, — понял поэт. — Здравствуйте, — кивнул Володя в знак приветствия и слегка поколебавшись продолжил. — Вы соседа своего давно видели? Он мне открывать не хочет, — и сказано это было несколько громче, дабы наверняка стоявший у двери Сергей услышал и застыдился своего ребячества. — Сосед? — Женщина нахмурилась и тяжело сглотнула. — Сергей что ли?Есенин? — Глаза ее забегали, а руки слегка затряслись. — Он самый. А тут еще кто проживает? — По-доброму усмехнулся Володя, засовывая покрасневшие от долгого пребывания на морозе ладони в карманы пальто. — Так умер он, Владимир Владимирович, — соседка посмотрела на мужчину, словно тот умалишенный. — Ровно три дни* назад. Повешенным нашли. В гостинице, — было видно насколько тяжело даются ей эти слова. Сережа часто захаживал к ней в гости и развлекал беседами о высоком да сочиненными на ходу шуточными стихами. — Во всех газетах писали ведь; Вы, что же, не читали и не видели? — Женщина судорожно выдохнула и развернувшись, пошла в глубь квартиры, оставив входную дверь открытой, и давая понять, мол, разговор не окончен. Маяковский, не услышав разрешения войти, так и остался стоять на лестничной клетке, не осознавая что же все таки происходит. Глупости какие! — думалось ему. — Да чтоб Есенин, да чтобы повесился? Быть не может! Не может ведь..? На периферии сознания мужчина слышал глухие ругательства и восклики: «Да где же она? Куда делась?». Минуты через три, женщина вынырнула из боковой комнаты со свернутой вдвое газетой и протянула поэту. Тот перехватил ее, уставившись на весьма вызывающий заголовок, будто баран на новые ворота. Пробежав глазами по строкам, он побледнел и листы выпали из его рук. На самой первой странице красовалось: "Смерть Сергея Есенина" — и ниже его посмертное фото. Рисунок. Откинутые пряди его волос не прикрывали лоб, как обычно; голубые глаза сомкнуты, а губы приоткрыты и болезненно искажены. Перед глазами вырисовывалась страшная, ужасающая картина. — Быть не может! — Владимир сделал шаг назад, едва не спотыкаясь о ступеньку. — Что за глупости? Что за шутки? — Ярость с каждой секундой окутывала мужчину. — Я ведь совсем недавно его видел. Он вчера... вчера приходил ко мне! — Быть того не может, Владимир Владимирович. Вы, видать, напутали чего, — женщина резво наклонилась, подхватывая свежий выпуск "Красной газеты" и захлопнула дверь прямо перед лицом Владимира, видимо боясь, что сейчас футурист не в себе. Послышался скрип замка, и дверь позади Маяковского отворилась, а затем раздалось звучное: — Привет! Дверь эта самая вела в квартиру Сергея Александровича Есенина, схороненного на Ваганьковском кладбище, в Москве, сегодня днем, тридцать первого декабря тысяча девятьсот двадцать пятого.