***
— Он просто меня бросил, Поля, — хрипит в трубку сорванным голосом Бельская, с трудом выговаривая слова сквозь непрекращающиеся слёзы. Ипполит хмурится. — Он же жениться обещал? — Обещал, сука, — девушка судорожно вдыхает. — Столько обещал... — И?.. — Свалил, как последнее мудачьё, — в телефоне снова слышатся рыдания. Муравьёв кусает губы, дожидаясь, пока Аня сможет продолжить. — Нихера не сказал. "Прости, но, видимо, нам не суждено быть вместе". Или так как-то. Пидорас. Ненавижу его! — Ань, я приеду? — спрашивает Поля, уже доставая ключи от квартиры из тумбы и скидывая в карман рубли. — Нет, — снова всхлип. — Да. Блять, Поль, я буду ждать. Выходя из дома, младший Муравьёв-Апостол сильно хлопает дверью и не с первого раза попадает ключом в замочную скважину. Сжимает крепко челюсти, до зубной боли, матеря дверные заводы и заодно Серёжу, который так бесцеремонно оставил свою девушку. У Ипполита злости на него не хватает. Аня же на самом деле его любит. А он, козёл, даже объясниться не потрудился. На улице мелко сыплет снег, а Поля снова забыл надеть шапку. Он зябко прячет нос в ворот куртки, вызывая такси, и уныло смотрит на двадцать три процента зарядки, которые на холоде утекут со скоростью, раза в четыре превышающую скорость света.***
— Ты останешься? Ипполит на автомате поглаживает чужое плечо, пока Аня удобнее устраивается у него под боком. У неё красные глаза и ещё больше сорван голос, так, что ей приходится говорить едва ли не шёпотом, чтобы не убить связки в конец. — Если захочешь, — так же тихо отвечает младший Муравьёв. Его мысли занимает злость на брата, и последняя оставшаяся здраво рассуждающая извилина явно больше Бельской хочет, чтобы Поля остался; иначе не избежать жертв среди, конечно же, виновных братьев. — Хочу. Ипполит обнимает за плечи Аню, прижимая к себе. Он не говорит, что всё будет хорошо, что всё наладится — эти слова слишком клишированны, слишком лишни, поэтому только показывает, мол, я рядом. Я не брошу. Хотя Ане наверняка тяжело теперь верить в такие заявления. Они лежат вместе непонятно сколько: Поля пару раз спрашивает, не включить ли фильм какой или хотя бы каналы полистать, но каждый раз Бельская категорично и настойчиво качает головой. Парню не остаётся ничего, кроме как сдаться и просто лежать в тишине, перебирая пряди пшеничного цвета. Аня снова плачет, и Ипполит утирает её слёзы. — Он не стоит этого, — серьёзно говорит Муравьёв-Апостол, глядя девушке в глаза. И тут же оправдывается: — Я его брат, знаю, о чём говорю. — А кто тогда стоит? Поля поджимает губы. Такого вопроса он явно не ждал: приходится замолчать на минуты две, не меньше. — Не знаю, Ань. Бельская тяжело вздыхает, закрывая глаза. Ипполит чувствует, как она снова плачет, и только гладит девушку по волосам. Он правда не знает.***
— Сергей Иванович, ты совсем охренел? — С порога начинает свою гневную тираду Поля, небрежно скидывая с ног ботинки. Снег на них тает, впитываясь в коврик у двери. — Как ты воо... — Поль, ты где всю ночь был? — Брат чересчур спокоен и выдержан, пьёт чай на кухне под аккомпанемент оркестра из бурлящей на плите воды и громких криков их кота, для которого март пришёл ещё в январе. — Я вообще-то беспокоился. Младший Муравьёв от неожиданности аж замирает на пороге кухни и хватает ртом воздух. Второй раз за сегодняшние сутки его застают врасплох. — Серж, ты от темы-то не увиливай. — А я не увиливаю, — он встаёт, убирая кружку в раковину, и опирается бедром об столешницу. — Ты на звонки не отвечал. — Последний, кому я должен докладываться — это ты. — Как раз я должен быть первым. — Серёж, да похуй! — не выдерживает Ипполит, хмурясь. — Ты только после того, как поведёшь себя как последний козёл, начинаешь изображать из себя хорошего старшего брата? Сергей удивлённо поднимает брови, мол, о чём ты вообще? — Поль, ты нормально? В смысле? — Да в коромысле! — откровенно злится Поля. — Или не ты бросил Аню, хотя обещал жениться? Старший Муравьёв-Апостол складывает руки на груди и жёстко смотрит на брата. — А какого хрена тебя это трогает? — Потому что это касается моего родного брата и моей подруги. Серёжа поджимает губы. — Ты больно маленький, чтобы понять. — Маленький? — Совсем вскипает Ипполит. — То, что ты старше меня на шесть лет, не делает тебя мудрецом! — Я не буду тебе объяснять. — Тогда пошёл ты нахер, мудак. Старший брат качает головой, пока Поля запихивает в рюкзак пару свитшотов, джинсы и ноутбук. — Благо, мне есть куда идти. А у тебя с таким блядским отношением к людям скоро и брата не останется. Поля не знает, как глубоко ранили Серёжу эти слова.***
ань, знаю, только ушёл 11:23 но, слушай, вопрос 11:23
Ипполит мёрзнет: мороз кусается сильнее, чем ночью, клацая зубами по щеками и скулам. Парень переминается с ноги на ногу в попытках согреться и смотрит на убегающие на глазах проценты заряда. м? 11:26можно немного у тебя пожить? 11:27
что случилось? 11:27не могу с этим идиотом находиться в одном пространстве 11:28
приезжай. 11:30 Ипполит снова ждёт такси, пока под ногами уныло скрипит свежий снежок, прячет кисти в рукавах куртки и щурится от яркого утреннего солнца — такая редкость в Петербурге. Он молча скидывает звонок Серёжи, выходя из машины у аниного подъезда. Пусть знает, каково это — быть оставленным.***
Первый раз они целуются совершенно случайно. Поля уже с месяц живёт у Бельской, постоянно порываясь вернуться обратно к себе; благо, Аня рассуждает лучше, чем Ипполит и постоянно его удерживает, потому что в полиной квартире Серёжа, а младший Муравьёв всё ещё пылает праведным гневом. — Ань, да хватит, я уже напрягаю тебя, — в очередной раз повторяет Поля, сидя рядом с девушкой на диване. Она тоже злится, она злится на брата Ипполита и на себя за то, что наверняка сделала что-то не то, раз её бросили: Серёжа же так и не объяснился. Что Аня, что Муравьёв-Апостол — оба скидывали все звонки, так что, по сути, Серёже и некогда было объяснится. Хотя оба понимали, что если тот заявится на пороге квартиры, никто его не погонит. — Поля, не еби мозги, — отвечает Бельская, невозмутимо листая каналы на телевизоре. — Ты сам платишь за свои продукты, полнедели назад высчитал, сколько должен по коммуналке, а днём вообще в универе. Тебя тут практически не существует, понимаешь? Ипполит закатывает глаза и вздыхает. — Я тут слоняюсь вечерами, маячу перед глазами... — Да замолчи ты, а. Если я тебя отпущу, на моей совести будет братоубийство, — отмахивается девушка и лениво бросает в парня подушку. Поля недоволен таким развитием событий. — Но ведь... Бельская не выдерживает, подаётся вперёд и сухо целует в губы парня. Муравьёв охуевает настолько, что забывает, о чём хотел сказать. А Аня, как ни в чём не бывало, возвращается на своё место, снова обнимая подушку. — Ань, чё за херня? — Может, брату твоему насолить хочу, — горько усмехается девушка. — Представь, как этот мудак удивится, когда узнает, что я замутила с его младшим братом. — Ты... — Рофлю, ага. Не воспринимай это всерьёз. Я теперь женщина свободная и целовать могу кого хочу. Поля бесится, что его так бесцеремонно перебивают, но всё никак не может унять колотящееся сердце. Он успокаивает себя тем, что у него просто давно не было отношений, он просто хочет ласки и физического контакта, вот так и реагирует на практически целомудренный поцелуй. Он не хочет ничего большего. Он знает, что Аня ежедневно пытается заглушить пустоту улыбками и какой-то работой, но плачет, когда остаётся один на один с тенями их квартиры. Она сильная, но пока не может победить свои воспоминания, как не мог справиться Дон Кихот с ветряными мельницами. Ипполит не хочет ничего. Ипполит хочет только увидеть ту самую сильную, уверенную в себе нагловатую девушку, какой она была с его братом. Но пока видит только мелкую железную стружку вместо бывшего стержня характера. Он знает, что Аня сможет. Просто не сейчас. Раздаётся громкое "Фил зэ рашен стайл!", и девушка поднимается с дивана, ища свой телефон по квартире под музыченковский голос и бурча под нос что-то про то, что надо бы звук научиться убирать, и просит Муравьёва убавить звук на телевизоре. Тот вовсе выключает его — смотреть нечего, в половину десятого по каналам крутят либо новости, либо какие-то стрёмные российские сериалы. Он слышит приглушённый разговор и трёт губы тыльной стороной ладони. На них призраком осел привкус банановой жвачки, которую так любит Бельская. *** А их секс случается всего через неделю. Это чудесная пятница, которую по доброй русской традиции они заливают алкоголем. Бельская картинно сидит на подоконнике с дурацкой жёлтой кружкой вина, потому что последний бокал разбился ещё в прошлом году, затылком упираясь в стену, Муравьёв-Апостол — за столом, но не с кружкой, а с прозрачным стаканом, закинув ноги на соседний стул. Если честно, это их третья бутылка на двоих, поэтому Поля особо-то не помнит, почему Аня смеётся, выбрасывая окурок в банку из-под кукурузы. Поля заметил эту пагубную привычку, когда жил в квартире девушки только первый месяц. Раньше же она не курила?.. Он смотрит на её красивый изгиб губ, на небрежные пряди, которые она всё пытается откинуть с глаз, на нос с горбинкой и понимает, как сильно влип. Увяз в луже нефти, как чайка после крушения танкера, и вылезти больше не может. Тут в пору только топиться в солёной воде, потому что другого выхода отсюда найти не получается. С полупустой бутылкой из тёмного стекла они кочуют на диван в зале, попутно включая на телефоне Марув (на самом деле, настаивает Аня, и Ипполит просто решает сдаться). Бельская занимает почти весь диван своими длинными ногами, поэтому Поля кладёт свои ноги поверх её, словив при этом полный недовольства взгляд красивых глаз, но не заметив в них хитрых пьяных искорок. Муравьёв упускает момент, когда Аня оказывается у него на коленях. Он выпил достаточно, чтобы перестать твердить себе, как это неправильно. Она настойчиво целует парня, пока тот на ощупь ищет, куда притулить полупустой стакан. На губах мешается терпкий вкус красного полусладкого и горечь тёмного шоколада, про который они забыли к концу первой бутылки. Бельская не церемонится, стягивая с себя и с Ипполита футболки, и пьяными пальцами старается расстегнуть бюстгалтер. Рычит, когда это не выходит, и просто снимает его через голову — с трудом, но снимает. Первый раз Поля не сопротивляется, а тянет чужое стройное тело ближе, чувствуя под пальцами жар от алкоголя и возбуждения. Он сильнее только пьянеет от чужих поцелуев в шею, под ключицы, в плечи, поэтому просто отпускает ситуацию. Секс же ничего не изменит, да?.. Наутро Муравьёв чувствует тяжесть во всём теле и почему-то лежит на полу. Он потирает виски, кутаясь в плед, который валяется рядом, и пытается понять, что произошло. Осознание приходит только тогда, когда Поля кладёт ложку мерзкого растворимого кофе в кружку, а в дверном проёме кухни появляется Аня. Он оборачивается, чувствуя на голых плечах чужой взгляд, но Бельская опережает в словах парня. — Я не жалею о том, что было ночью, — с места в карьер начинает Аня, опираясь бедром об косяк. — Но мы просто потрахались. Не больше. Ипполит только кивает, произнеся тихое "угу", и продолжает готовить себе кофе (он теперь точно знает, что секс ничего не изменит), несмотря на то, что внутри раскрошилась в кирпичную крошку очередная глупая надежда, о которой младший Муравьёв-Апостол, если честно, даже и не подозревал. Просто на душе стало так тоскливо-тоскливо. Он спокойно помешивает в кружке кофе, краем глаза наблюдая за тем, как ловко Аня разбивает яйцо на сковороду, зажимая в зубах сигарету, которую она сейчас будет курить в форточку окна. Нет, всё хорошо.***
Несмотря на то, что Ипполит без конца сопротивлялся первое время, вместе они живут уже четыре месяца. Их отношения переросли в "дружбу-плюс": они целуются и занимаются сексом, но не переходят границы эмоциональной привязанности дальше дружбы. Ане с Полей хорошо и так. Ну, скорее, хорошо только Ане, а Ипполит каждый раз мечется, стараясь запихнуть колотящееся об рёбра сердце обратно. Ладно, всё не хорошо. Муравьёв задыхается от трепета крыльев бабочек в легких, он ломает себя изнутри каждый раз, когда слышит чужие стоны наслаждения. Он курит, первый раз в жизни, кашляет, когда лёгкие отторгают отраву, но настойчиво затягивается снова, морща нос. Он курит в ту же форточку, что и Аня. И выбрасывает окурок во всё ту же неизменную банку из-под консервированной кукурузы. Муравьёв-Апостол коротко отвечает на сообщения брата, который, кажется, теперь совершенно искренне интересуется, как он там, а затем настойчиво целует девушку рядом. Она улыбается в поцелуй, пока внутри Ипполита случается очередной госпереворот. В начале июня государство, выстроенное в душе Поли, окончательно и бесповоротно погибает, не выдержав собственных условий, прописанных в Конституции. — Поль! — с порога кричит девушка, сияя, словно чистый слиток серебра под лампой придирчивого ломбардиста. — Поль, ты уже дома? — Да, — доносится громкий крик из спальни, а затем клацанье клавиш ноутбука. Сессия, как-никак, учёба. Работы невпроворот. — Не поверишь! — Бельская падает на кровать рядом с парнем, отчего тот недовольно хмурится — конспекты мешаются между собой. — К нам в офис перевели такую прекрасную девушку... — Ближе к теме, Анют, — мягко говорит Муравьёв, кивая на конспекты. Аня вмиг становится серьёзной, глядит прямо в глаза младшему и почему-то заливается румянцем. — Я влюбилась. В груди Ипполита рушится личная Римская Империя. Он через силу улыбается, закапывая в землю последние надежды, и возвращает взгляд к монитору, боясь, как бы всё в глазах Бельская не прочитала. Она всегда оказывалась чересчур умной. — Я правда очень рад, — говорит Муравьёв, удерживая голос от предательских горьких ноток. — Ты словно расцвела. Он всё же берёт себя в руки, улыбается увереннее и целует Аню, доказывая, что всё хорошо. Но бабочки в лёгких думают иначе: они трепещут крылышками, обжигая каждым прикосновением. Ипполит позорно сбегает на балкон — курить. Тем же вечером он уезжает обратно домой.***
— Явился. Ни здравствуйте, ни до свидания. Поля уже собирается развернуться обратно и пойти снова к Ане, ломать себя вконец, но подальше от своего брата. — Ладно, прости, привет, — неожиданно смягчается Серёжа. — Случилось что? Младший Муравьёв-Апостол только тяжело вздыхает, кладя рюкзак на пол. — Пошли. Расскажу всё, — говорит он, рукой махнув в сторону кухни. Брат удивлённо приподнимает брови, но за Полей следует. Впереди их ждёт тяжёлые три часа рассказа и выкуренная за раз пачка — по привычке Ипполит молчит, пока травит себя. Минута молчания по нему самому.***
Они стоят сейчас между гаражей и курят как подростки какие-то. У Ани на лбу идиотский хвостик из отросшей чёлки, а Поля прячет в карман старенький зиппо. В эйрподсах всё ещё поют Анакондаз, а между парнем и девушкой толстенная бетонная стена, через которую даже гамма-лучам не пробраться. — Курение убивает, Ань, — говорит Ипполит как бы невзначай. — И кто мне это сказал? — едко усмехается Бельская, туша сигарету о кирпичную стену гаража. В лёгких Муравьёва всё трепещут ужасные бабочки, которых тот готов горстями выхаркивать, да не получается. Бабочки-призраки, такие же, как призрак банановой жвачки или утренней прохлады в одной постели на двоих. Ипполит выдыхает серый дым. Он не себя убивает, нет. Он травит остатки любви, которая так некстати разрослась у него под рёбрами.