Нарисуй мне космос.

Тёмно-вишнёвые пятна резко и неправильно выделялись на белом кафеле. Комната насквозь пропахла горьким запахом сигаретного дыма, который болезненно оседал в лёгких, застревал в горле вместе со слезами. Холодное лезвие вновь и вновь скользило по рукам, задевало вены, и на светлую плитку падали капли крови. Время словно застыло, оставив парня наедине со своими мыслями, которые вызывали невыносимое желание закончить эту жизнь, но вот уже несколько лет что-то останавливало в тот момент, когда оставался один порез до вечного сна. Шрамов на руках становилось всё больше, а живого места, куда ещё не проскальзывало лезвие, практически не осталось. Даня судорожно дышал, кусая губы от боли, но не спешил останавливать кровотечение: вдруг в этот раз удастся не выжить. Комната перед глазами уже плывёт, а веки дёргаются, словно организм борется из последних сил. Этот момент мог бы стать последним, закончить эту непростую историю жизни, если бы не видение, которое каждый чёртов раз не давало умереть. В сознании появлялся образ человека: высокий и безумно худой, за тёмной чёлкой еле заметны огоньки глаз, и он без конца шептал, просил остаться, заново перевязать руки бинтом. А Даня почему-то верил ему, этому незнакомцу, которого никогда не видел в городе, с трудом дотягивался до бинтов, лежащих рядом, и прятал под них свежие порезы. Человек кивал в знак благодарности, дарил напоследок улыбку, словно намекая на скорое возвращение, и щёлкал пальцами, погружая Даню в очередной пустой сон.

***

Рэнделл шёл по одной из людных улиц города, натягивая рукава толстовки вниз, чтобы шрамы, которые покрывали руки до запястья, не привлекали внимание прохожих. Даня отчаянно бежал от собственного прошлого, но всякий раз спотыкался и снова резал вены, не в силах терпеть воспоминания из той жизни, где было всё: семья, любовь, работа. Теперь в распоряжении был целый мир, ведь через пару месяцев платить за аренду однокомнатной квартиры станет просто невозможно, а желание жить уже давно исчезло на втором плане за мечтой о вечном сне. Парень хотел затеряться среди этой толпы, почувствовать себя нужной частичкой её, но людской поток вынес его ко входу городского парка. Здесь каждый миллиметр горел от воспоминаний, отчего спрятать лезвие в квартире превращалось в невыполнимое испытание. — Эй! Молодой человек! Не хотите портрет? Даня обернулся на голос, зная, что эта фраза адресована явно не ему, ведь большинство прохожих шарахалось в стороны из-за его внешности: синие круги под глазами, растрепанные волосы, чёрная одежда, кепка, закрывающая половину лица, и руки в карманах явно не внушали доверие, особенно среди женщин с детьми, которые тянули прочь ребёнка, едва завидев парня на другом конце улицы. — Да-да, я к вам обращаюсь, — на бордюре под зелёными деревьями сидел человек, окружённый собственными картинами и терпеливо ожидающий нового героя для чистого холста. Рэнделл убедился в том, что на аллее рядом с бродячим художником ещё полно народу, включая группу подростков, которая стояла совсем рядом с ним, и хотел уже пойти прочь. — Эй! Парень в кепке! Не уходи, пожалуйста! — в следующую секунду перед Даней встал тот самый человек, преградив дорогу и приветливо улыбаясь. — Хочешь я твой портрет нарисую? — У меня денег нет, — буркнул Рэнделл и снова попытался обойти настойчивого художника. — Я работаю в удовольствие и бесплатно. Пожалуйста, побудь моей моделью. Это быстро, не переживай! — ответа Дани, видимо, не требовалось, потому что в следующую секунду его усадили на стул напротив мольберта. — Очень плохую модель ты выбрал. У меня внешность совершенно обычная, а от недосыпа и кепку снять страшно, — бормочет Даня тихо, чтобы слышал лишь человек напротив, и нетерпеливо елозит на стуле. — Снимай. Не переживай, я не лучше выгляжу обычно из-за ночного вдохновения. И Даня верит, послушно стягивая головной убор и пытаясь привести волосы в порядок: он хочет доверять людям, которые относятся к нему с добром, а оно чувствуется в голосе, хотя таких в городе осталось мало. — Нет! Оставь так, пожалуйста. Теперь замри, — парень зачем-то взмахивает карандашом, словно у него в руке волшебная палочка, и, улыбаясь собственным мыслям, начинает выводить первые линии. Рэнделл и подумать не мог, что следить за уличным художником так увлекательно: в каждом движении чувствуется спокойствие, словно он рассказывает какую-то волшебную историю в жестах, показывает тот воображаемый мир из детских фантазий. Парень постепенно заменяет карандаш в руке на палитру с красками, и теперь с особым усердием добавляет цвета в портрет, иногда высовывыет язык, сосредоточившись на тяжёлом фрагменте, или мажет по холсту пальцем, оставив кисть в стороне. — Кстати, меня Миша зовут, — парень протягивает руку, перепачканную краской, для рукопожатия, и не успевает опомниться, как ладонь жмут в ответ. — Даня, — он рассматривает цветные узоры на собственных пальцах, чувствуя, как внутри что-то загорается. — Впринципе, портрет готов, — пожимает плечами Миша, переворачивая холст в сторону парня. Слова застревают комом где-то в горле, а из груди вырывается лишь восхищённый вздох. Несколько минут Даня молча изучает портрет взглядом, цепляясь за каждую линию, словно он видит своё отражение, светящееся яркими красками, которых так мало в его жизни. — Слушай… А нарисуй мне космос, пожалуйста, — шепчет Даня, заглядывая в глаза напротив с детской мольбой. — Космос? Ну, я попробую, — Миша хватает новый холст, судорожно вспоминая все свои знания о Вселенной. — Не на бумаге. Здесь, — парень поднимает рукава толстовки, развернув руки шрамами вверх. — Это… Ты сделал? — Миша недоверчиво пробегает подушечками пальцев по царапинам, где ещё видна запёкшаяся кровь. — Мне очень плохо… Нарисуй мне космос, чтобы я не хотел его повредить. Пожалуйста? — противный внутренней голос буквально кричит о позорном побеге, требует вернуться в квартиру и возобновить шрамы, которые уже слишком затянулись. — Давай вместе? — предлагает Миша, ставя палитру ближе к парню. — Я же не умею рисовать, — Даня завороженно рассматривает краски, боясь прикоснуться и снова что-то испортить. — Это несложно. Смотри, — Миша хватает чужое запястье, раскрыв ладонь, и мажет кистью по пальцам, а после прислоняет их к шраму, проводя неровные волнистые линии вверх по руке. Поверх выступающих вен проявляются первые бледные следы красок, вызывая бурю эмоций в душе. Даня поднимает голову, собираясь что-то сказать, но так и замирает: парень перед ним заинтересованно рассматривает царапины, а тёмная чёлка падает на глаза. Перед ним сидит тот самый человек, который уже несколько лет появлялся в видениях, не давая умереть. — Ты? — шепчет парень вмиг охрипшим голосом. — Что-то не так? — Миша поднимает голову, но чёлка непослушно остаётся на месте, закрывая правый глаз. — Ты спасал меня, да? — вариант с совпадением уже давно исчез: такая точная копия видения могла быть лишь одна — бродячий художник перед ним. — Я? Когда? Ты меня с кем-то путаешь, наверное. Мы же только сегодня познакомились, — с улыбкой напоминает Миша, продолжая рисовать космос на худых руках. — Ты появлялся в моих видениях, — завороженно шепчет Даня, следя за руками, которые кончиками пальцев ставили белые пятна звёзд поверх запёкшейся крови. — Подожди, — Миша застывает, поднимая голову, словно в сознании яркой вспышкой молнии мелькает осознание. — Ты человек из моих снов? Воздух вокруг будто звенит от напряжённого молчания обоих: каждый не может поверить в такое совпадение. — Каких снов? — переспрашивает Даня. — Мне уже несколько лет снится одно и тоже: на полу в ванной лежит парень, проводя лезвием по венам, а я лишь немой свидетель в этой сцене, которому остаётся наблюдать за тем, как он пытается покончить с собой. Жутко, не правда ли? Я и подумать не мог, что этот человек существует в реальности, что он — это ты, а наше знакомство — случайность. Оба зачем-то прокручивают в голове недавний диалог, представляя возможные варианты, при которых они бы так и остались актёрами за кулисами. Каждый вздрагивал от мысли, что когда-нибудь эта мистическая часть их жизни могла бы дать сбой, и больше некому было спасать потерявшегося парня. — Я нарисовал космос, — сообщает Миша, кивая на протянутые руки, и размазывает остатки краски по лицу в попытке почесать нос. — Спасибо. Фиолетовые и синие разводы с белыми крапинками звёзд скрывают шрамы и выглядят довольно необычно, вызывая желание изучать эту галактику часами, пытаясь отыскать в ней свой путь. — Только он же скоро сотрётся, а я снова буду видеть эти кошмары. Почему то волшебство, благодаря которому мы видели друг друга до знакомства, не может унести нас из этого мира туда, где существует лишь счастье? — впервые за время их общения, улыбка сползает с лица Миши, оставив лишь тень на губах. — Ты показал мне космос. Что может быть волшебнее? — шепчет Даня почти беззвучно, чтобы оставить этот момент в воспоминаниях лишь двоих людей. — Обещай больше не делать с собой этого… Хотя бы, пока я рядом? — Миша протягивает раскрытую ладонь, словно готов прямо сейчас увести парня в тот самый космос. — Клянусь, — Даня сплетает пальцы, перепачканные краской, со своими, улыбаясь так искренне, наверное, впервые за всю жизнь. А где-то в волшебном космосе зажглась новая звезда, оставив память об этой истории знакомства в бесконечной Вселенной.