Как сделать, чтобы все всё поняли?

— Ну как? — подложив руки под голову, ещё плотнее сомкнул веки Зар. — Не очень холодная? — Н-не очень, — послышался в ответ робкий женский голосок. — Мне к-как раз, я привыкла. Ухо Музыканта способно не только различать в нотах полутона и даже трети и четверти тона. Оно может ещё и безошибочно определять, от холода дрожит у человека голос или от страха. У страха своя тональность… — Не бойся, Мари… — произнёс негромко и ласково, будто напевая колыбельную, Зар. — Не бойся, малышка в животе Мари… Ничего не бойтесь — я ни за что глаза не открою, пока всё хорошо. Обещаю… Сколько раз он уже так её уговаривал… И всегда выполнял обещание. Но вот пока не заговорит с ней, как с маленьким ребёнком, пока не успокоит — она боится… Высечь бы как следует эту Мачеху… Да и Лесничего вместе с ней. Мари не отвечала — да это и не требовалось Музыканту. Ибо ему было прекрасно слышно, что та, за жизнь которой он сейчас в ответе, уже спокойно плещется в речке, а не оборачивается каждую секунду, проверяя, крепко ли закрыты у него глаза. «Вот и умница», — с улыбкой подумал Зар. На нос уселось нахальное насекомое — должно быть, божья коровка. Трубадур, не размыкая век, осторожно пересадил её на ладонь. И коровка, покрутившись-повертевшись, взлетела — наверное, высоко в небо… В щёку ласково поцеловал солнечный лучик. Хорошо-то как… Утро это началось как обычно. Не без усилий разбудив ужасно любящую поспать Лизу, Трубадур сгрёб её в охапку, быстренько раздел и окунул в прохладную, бодрящую речную воду. Лизе такие купания нравились гораздо больше, чем домашние — то есть в корыте. К холодной-то воде ей было не привыкать: мудрая повивальная бабка Мариэтта, которую Зар величал мамой, а Лиза — бабушкой, всегда твердила, что детей с младенчества нужно приучать к мытью и купанию в воде природной температуры. Здоровья больше будет… Насухо вытерев чистую, прохладную, смеющуюся дочку, Трубадур одел её в свежее платьице, поцеловал в нос, подхватил на руки и отнёс в повозку — пусть пока посидит, чтобы не продуло после купания. А добрый Кот сказку ей расскажет… Мари уже ждала Зара на берегу речки. Сначала она просила его оставлять её одну на время водных процедур. Но он так и не согласился: а что, если ей вдруг станет плохо? Речка-то довольно глубокая, да и течение быстрое. Вот он и лежит сейчас навзничь у самой воды, крепко зажмурившись и навострив уши. Но это не мешает ему радоваться жизни, а иногда ещё и вспоминать очень важные вещи. «А ведь надо попробовать с Лизой такую штуку! — мысленно воскликнул он, вспомнив один недавний разговор с Мирой. — Может, и права милая моя… А то растёт у нас дочка… ну прямо как Мари». Старая Мариэтта не переставала удивляться: у таких шумных, весёлых родителей — и такая дочка-тихоня. «Где поставишь — там и заберёшь», — часто разводила она руками. Внешностью Лиза тоже не удалась ни в Зара, ни в Миру: волосы не золотистые, а каштановые — похожие на дедушкины. Да и смелости не очень-то много — точь-в-точь как у Короля. — Ну что, Мари? — спросил Зар, определив по звукам, что она вышла из воды. — Я пошёл? — Как же ты пойдёшь с закрытыми глазами? — как обычно, ответила Мари. «Очень просто», — как и всегда, мысленно ответил Зар. Вслух нет смысла — ему прекрасно известно, что она боится вытираться одна. Чистое поле всё-таки — поди знай, кто здесь может шастать. — Слушай, Мари! — оживлённо произнёс он, чуть было не открыв глаза. — Ты за эти несколько дней ни разу не говорила, о чём мечтаешь. Чего больше всего на свете хочешь… — Вернуться домой, — вздохнула она. — Это любой гусенице ясно, — негромко рассмеялся Зар. — А вот если бы ты вернулась и твой балбес… то есть Анри… спросил тебя: «А чего, милая моя, желает больше всего на свете твоя душенька?» Молчала она очень долго: судя по звукам, уже успела вытереться, одеться и сесть на мягкую траву рядом с Трубадуром. Открыв глаза, он подумал немного, тихонько вздохнул, придвинулся к Мари и положил голову ей на колени. Тонюсенькие пальчики робко провели по взлохмаченным золотистым кудрям… — В детстве, — заговорила наконец она, — я мечтала научиться ездить на лошади. Папа даже раздобыл мне маленькую лошадку. Но однажды я пустила её слишком быстрым ходом, а на пути попалась ветка, которая сильно меня ударила. И я из седла вылетела… И потом уже боялась на лошадь садиться. А вскоре Мачеха появилась… — А ещё есть что-то, чем ты любишь заниматься? — Ещё… я рисовать любила. Но это было так давно… — Вот что, Мари. Вернёшься домой, родишь, окрепнешь — и попросишь своего… гхм… Анри научить тебя ездить верхом. И не боком в седле, как кисейные барышни, а по-мужски. Поверь мне, оно того стоит. Это почти как летать… А что до рисования — в этом я уж постараюсь тебе помочь. А теперь… Зар встал во весь рост и сложил руки рупором. — Ку-ка-ре-ку-у-у!!! — разнёсся над полем пронзительный фальцет. Мари смешно округлила глаза: вообще-то Зар говорил и пел баритоном. — Ну как? — спросил Трубадур у Петуха, который неподалёку искал в земле червей. — Ко-ко-красиво, — одобрительно закивал тот. Из-за стога сена показался заспанный Пёс, а за ним и Осёл. Из повозки же пулей вылетели Кот и Лиза. — Кто это кричал так громко? — спросила ошеломлённая девочка. — Он, — указал её отец на уже подошедшего к ним Осла. — Это был не я-иа-иа-а! — вытаращив глаза, энергично замотал головой тот. Трубадур, запрокинув голову, залился смехом — таким громким, весёлым и заразительным, что вслед за ним звонко расхохоталась даже Мари. — На воле можно не бояться Кричать, вопить, шуметь, смеяться! Сильный, чистый, глубокий голос Музыканта перекрыл даже басовитый смех Осла — что уж говорить об остальных. — А ты сама хочешь покукарекать? — спросил Зар, ласково взъерошив дочкины волосы. — Хочу… — несмело протянула Лиза. — Так давай! И смелее… — Ку-ка-ре-ку! — А громче можешь? — Ку-ка-ре-ку-у! — А ещё громче? — подзадоривал Трубадур. — Ку-ка-ре-ку-у-у!!! — Ого! — одобрительно закивал он. — Ну что — понравилось? — Ага! — серебристо рассмеялась Лиза. — А ты что скажешь, Петушок? — Ко-ко-корошо. Слышно было далеко-ко-ко… «Так в ней будет больше смелости и уверенности», — будто прозвучал в голове Зара голос Миры. И он уже видит, что это правда. — А… мне можно? — тихо-тихо спросила Мари. — Сейчас нельзя, — вмиг посерьёзнев, покачал головой Зар. — Это может малышке навредить. А вот потом — хватай в охапку своего Шарля, да и вопите с ним на здоровье где-нибудь в садах или полях. И дураком будет ваш Анри, если не захочет к вам присоединиться… А теперь, милые дамы, посидите-ка немножко в повозке. А я в речке быстро искупаюсь — да и завтракать будем.