I feel you
Your sun it shines
I feel you
Within my mind
Кейго ненавидит математику, кофе из школьного автомата и Тодороки Тойю. Тойю, который просит всех звать его Даби. Даби, сидящего на предпоследней парте и вечно улыбающегося собственным непонятным шуткам, Даби с его выкрашенными в чёрный вихрами и неизменной кожаной курткой поверх школьной формы, Даби с его бирюзовыми глазищами, длиннющими ресницами, которым завидуют – и на которые засматриваются – все девчонки класса, и застарелыми шрамами на лице и руках, невольно притягивающими взгляд. Даби с его охренительно красивыми губами и блестящим огоньком серёжек в ушах. Серёжек, которые Кейго мечтает обвести языком, прежде чем дразняще оттянуть зубами мочку уха, слушая – и чувствуя – сорванные почти до стонов вздохи. Эти мечты Кейго ненавидит особенно. До зубного скрежета. До трясущихся рук. До дурацкой пелены перед глазами, когда взгляд снова улавливает широкую улыбку. Кейго ненавидит Даби даже больше, чем математику, даже больше, чем кофе из школьного автомата – хотя тот вот уж действительно гадость редкостная. Больше, чем унылый дождь по утрам, больше, чем жирное «0» на листе с контрольным тестом, больше, чем растянутые связки, не дающие заниматься любимой атлетикой уже вторую неделю. Кейго ненавидит Даби, потому что влюблён в него ещё с начальной школы.* * *
– Тише. Тише, Кейго, тише. Кейго послушно кивает, стискивая зубы до боли в челюсти. Обхватывает голые, взмокшие плечи пальцами посильнее, чтобы не соскользнуть, сжимает коленями крепкие бёдра. То, чем они занимаются сейчас в пустой раздевалке после уроков – сумасшествие, полнейшее сумасшествие, мелькают остатки здравых мыслей, но Кейго отмахивается от них, заталкивая далеко-далеко в подсознание. Далеко-далеко. Глубоко-глубоко. Так же глубоко, как сейчас в нём Даби. Господи-боже. ...В раздевалке остались только они вдвоём – Кейго, на прошлой неделе случайно запустивший мяч в окно вместо ворот, отрабатывал наказание, допоздна разбирая инвентарь в кладовой, а Даби, у которого на носу маячил новый баскетбольный сезон, нередко задерживался в зале, даже когда вся команда уходила домой, чтобы побросать мяч. Даби пришёл в раздевалку раньше него, и когда Кейго вышел из душа, разгоняя краем полотенца пар, он уже был почти одет – белая футболка, натянутые, но не застёгнутые ещё джинсы, неизменная куртка, перекинутая через дверцу шкафчика. Проклятые серёжки поблёскивали в ярком свете ламп каждый раз, когда Даби встряхивал всё ещё влажной чёлкой. Кейго отвернулся. Они учились в одном классе и даже вроде как-то не враждовали, наверное, следовало поздороваться или кивнуть – хотя бы, но он молча прошёл мимо к своему шкафчику, старательно делая вид, что в раздевалке находится один, и благодаря горячий душ за то, что покрасневшие щёки можно списать на него. Как же он его ненавидел. За одно только то, что кожу опять пробрало тяжёлой волной мурашек. Их шкафчики стояли почти друг напротив друга, и в зеркале, встроенном в дверцу, Кейго мог видеть отражение Даби. Тот стоял, внимательно вглядываясь в экран телефона, сосредоточенно хмуря брови, так и не удосужившись застегнуть джинсы, зато подхватив под мышку куртку. Серёжки по-прежнему весело переливались, отражая свет экрана. «Опять смотришь», – шепнуло в ответ отражение, когда Кейго поймал в зеркале свой собственный взгляд – напряжённый, отчаянный, какой-то болезненно жадный, горящий не хуже тех самых серёжек, к которым он то и дело возвращался. Закатив глаза так, что стало больно, и злясь на самого себя, Кейго распахнул шире дверцу, меняя угол обзора, и резко дёрнул с полки футболку. Что-то с тихим металлическим скрежетом проехалось по шкафчику, упало на пол и, звякнув, замерло у противоположной стены. Плеер, который он всегда носил с собой, чтобы не было так скучно возвращаться домой, теперь валялся почти у ног Даби. Они потянулись к нему почти одновременно – чертыхнувшийся Кейго и чуть помедливший Даби, не осознавший в первую секунду, что произошло. И столкнулись руками, вместо плеера схватив друг друга за пальцы. Кейго, сердце которого моментально заскакало в груди, будто мячик-попрыгунчик, отталкиваясь от стенок и прыгая то в желудок, то в горло, то в пятки, поднял голову, встречаясь взглядом с яркими, горящими бирюзой глазами. И в следующую секунду они уже целовались. Несчастный плеер пинком чьей-то ноги – кажется, даже самого Кейго – был загнан под шкафчик. Даби прижал его к дверце, маленькая ручка больно впилась в поясницу, но Кейго было плевать – Даби целовал его, жадно, почти жёстко, кусая губы и вылизывая голодно рот, стискивая пальцами его голые плечи. Кейго обхватил руками его за пояс и рывком прижал к себе. Джинсы Даби так и не застегнул, и уже твёрдый, горячий, скрытый всего лишь тонкой тканью нижнего белья член ткнулся Кейго прямо в низ живота, заставив простонать что-то невнятное Даби в губы. Широко ухмыльнувшись, Даби медленно и дразняще потёрся о его голый, чёрт возьми, живот, вверх-вниз, едва ощутимо толкаясь, и Кейго задохнулся вздохом. Наполовину развязавшееся полотенце комком сбилось у него на бёдрах. Огладив его плечи, руки, влажные, тяжело вздымающиеся бока, Даби сжал его задницу в ладонях прямо сквозь мокрую ткань, заставив Кейго приподняться на цыпочках. Потёрся о него снова, сильнее, жёстче, пахом о пах, ладонями толкая Кейго себе навстречу, и, стянув полотенце, бросил его на пол. Секунду или две медлил, жарко дыша Кейго в губы и поглаживая пальцами открывшуюся прикосновениям кожу, а потом, подхватив его под бёдра, приподнял над полом. Кейго, внезапно оказавшийся выше него, схватился за обтянутые белой футболкой плечи – куртка уже успела упасть на пол. – Вау, – выдавил он, сверху вниз глядя в бирюзовые глаза. Даби приподнял бровь. – Нравится? – явно издеваясь, спросил он, крепче сжимая пальцы. Кейго усмехнулся. Подавшись вперёд, он обхватил коленями узкие бёдра, сцепляя ноги у Даби за спиной. И засмеялся негромко, глядя, как расширяются его глаза, когда уже его член упёрся ему в живот. – Очень, – признался он, наклоняясь к его губам. ...Они целуются бесконечность и ещё, наверное, немного, прижимаясь друг к другу и потираясь телами. Кейго сжимает его плечи наверняка до боли, не контролируя себя – руки Даби на его голой коже, горячие, сильные, шероховатые от постоянного контакта с мячом, сносят ему крышу. Тело горит и искрится, с губ то и дело срываются стоны – особенно когда одна рука Даби, оторвавшись от его задницы, скользит вверх – по бедру, по боку, по рёбрам – и куда-то пропадает совсем. Кейго почти хнычет ему в губы. Даби широко лижет его губы в ответ. Слышится шум и звяканье. Что-то снова падает на пол. Кейго бросает взгляд в сторону – рука Даби слепо шарит на полке его шкафчика, роняя всё, что попадалось у неё на пути. Вторая рука по-прежнему крепко и даже без видимого напряжения держит его под бёдра. Благослови господь руки баскетболистов. Интересно, а пальцы у него такие же сильные?.. – Может, всё же отпустишь? – шепчет Кейго. – Нет, – ухмыляется Даби и снова сжимает пальцы – сильные, сильные, сильные. – Тебя держать одно удовольствие. Кейго целует его в уголок рта и обеими руками хватается за горлышко футболки. Слышится треск ткани. Конечно, можно было просто снять, мельком думает Кейго, когда на пол одна за другой планируют две рваные белые тряпки, секунду назад бывшие одной целой футболкой, но для этого Даби пришлось бы отпускать его, а этого никому не хотелось – ни Кейго, ни самому Даби. Тем более Даби не против. Даби смеётся только и послушно поводит плечами, помогая ему избавиться от футболки. И целует – глубоко и влажно, будто бы в награду за находчивость. Кейго обнимает его, прижимаясь наконец всем телом. Одежды – верхней – на Даби больше нет, и горячая голая кожа со спрятанными глубоко под ней крепкими мышцами вжимается в него, снося последние остатки здравых мыслей. Кейго жадно водит по открывшемуся телу ладонями, трётся грудью, задевая острые твёрдые соски, и сходит с ума. Даби пахнет свежестью и гелем для душа, а от волос одуряюще тянет хвоей – тоже свежей, горьковатой, почти острой. Кейго утыкается носом во влажный висок, потирается, раздразнивая запах – он становится гуще и насыщеннее, – и обводит языком прохладные колечки у него в ухе. Прежде чем дразняще оттянуть зубами мочку. Это ещё лучше, чем всё то, что он представлял себе до этого. Даби не вздыхает почти-до-стонов, Даби стонет – громко и хрипло, вжимая его в себя и хватаясь рукой за шкафчик. Он запрокидывает голову – Кейго с удовольствием пользуется возможностью, чтобы выцеловать старательно напрягшуюся линию мышцы – от уха до самой шеи, – обласкать губами судорожно дёргающееся горло, поцеловать подбородок и вернуться к губам. Целовать их Кейго нравится пока что больше всего. На этот раз целуются они до обидного мало – Даби обрывает поцелуй почти сразу, заглядывает ему в глаза и поднимает зажатый в руке крошечный флакончик. Губы его искривляет предвкушающая до жадности улыбка. – Подсоби-ка, – хрипло просит он. До Кейго доходит не сразу. А когда доходит, то он в очередной раз за прошедшие – минуты? часы? бесконечности? – радуется, что Даби держит его на руках. Иначе бы он точно сполз на пол. Его собственные пальцы трясутся, когда Кейго берёт флакончик со смазкой в руки. Даби раздвигает пальцы – сильные, длинные, усыпанные мелкими белыми шрамами, почти невидимыми на бледной же коже. Кейго смотрит на них, приоткрыв пересохший рот, и в голове у него шумит Мировой океан. Эти пальцы сейчас будут в нём. Эти пальцы сейчас будут в нём. Боже, эти пальцы сейчас будут в нём. Будут двигаться внутри, раздвигая стенки, растягивая и подготавливая. Подготавливая для члена Даби, упиравшегося сейчас ему под ягодицы – джинсы и бельё Кейго уже успел стянуть ему на бёдра. Эти. Пальцы. Кейго тянется вперёд и длинно, влажно лижет указательный палец – от основания до кончика. Обхватывает губами подушечку, чувствуя языком застарелые мозоли, посасывает немного и погружает палец глубже в рот. Короткий ноготь едва ощутимо царапает его нёбо. Даби стонет. Указательный, средний, безымянный – Кейго вылизывает их все, поодиночке и все вместе, словно показывая Даби, какие именно он хочет видеть – ощущать – внутри себя. Внутри себя. Он не может поверить – и не может дождаться – что эти длинные, сильные пальцы и впрямь окажутся внутри. Если уж от ощущения их во рту его словно закручивает в воронку торнадо... Кейго отстраняется – от кончика пальца к губам тянется ниточка слюны, и он облизывает губы – и, щёлкнув крышечкой, поливает пальцы густой, прозрачной, фруктово пахнущей смазкой. Старательно, даже прикусив от усердия язык, следя, чтобы смазка покрыла пальцы полностью. В мутные, спутанные точно клубок мысли лезет чепуха о мороженом и сиропе. Даби смотрит на него, тяжело дыша. И в глазах у него бьётся и плещется тот же океан, что всё ещё шумит у Кейго в голове. Уронив полупустой флакон на пол – крышечка от удара отлетает куда-то в сторону, – Кейго прижимается к Даби, обнимает его за шею и утыкается лбом в плечо. И приглашающе прогибает спину. Он слышит тихий, удивлённо-довольный смешок, чувствует, как влажные пальцы раздвигают ему ягодицы, чувствует, как трутся пальцы о вход, втирая в него смазку, чувствует, как кончик пальца надавливает слегка – и мягко, плавно входит. Кейго длинно стонет, сжимая палец внутри себя. Кажется, Даби нравится даже – он снова смеётся, прямо ему на ухо, отчего по выгнутому позвоночнику бегут мурашки, и осторожно двигается, преодолевая сопротивление мышц. Он не задевает никаких чувствительных точек, он не срывается на сумасшедший ритм – он просто медленно двигает внутри пальцем, растягивая узкие стенки. А Кейго уже хочется кричать. Просто это Даби. Просто это его руки. Просто это его пальцы – палец, палец, пока только один, и даже этого вполне достаточно, чтобы удовольствие пыталось вывернуть его наизнанку. Кейго не может просто ждать и наслаждаться – он жадно толкается бёдрами навстречу, опускаясь и поднимаясь в такт, почти насаживаясь – хотя нет, не почти – на палец полностью. Всем телом. Даби добавляет второй палец, моментально так хорошо упирающийся во что-то внутри, и Кейго, захлебнувшись в волной накрывшем его удовольствии, толкается снова и снова, до боли кусая губы, чтобы не кричать, и закатывая глаза. Так хорошо. Так хорошо, так просто не может быть, ему почти больно от того, насколько ему хорошо. Пальцы – твёрдые, горячие – двигаются внутри, он чувствует каждый дюйм. Кажется – даже мелкие шрамы и мозоли он чувствует тоже. ...Когда Даби добавляет третий палец, Кейго выгибает спину так, что слышит хруст. Даби прижимается губами к его шее, посасывая и прикусывая тонкую кожу, оставляя на ней метку за меткой, трётся о неё носом, почти рыча – и двигает рукой всё быстрее и быстрее, то сгибая, то поворачивая пальцы, без остановки лаская – дразня – ту чувствительную точку. Кейго жмурится, стискивая зубы и сжимая бёдра Даби коленями, стараясь успевать в его ритм. Искрам под его веками, пожалуй, позавидовал бы и главный новогодний фейерверк, который запускают в центре Токио под бой курантов. Он почти готов кончить, когда Даби, вдруг замедлившись, толкается напоследок – резко, глубоко, всё-таки срывая с его губ вскрик – и выходит. Снова сжимает его обеими ладонями, приподнимая ещё выше. Кейго смаргивает с глаз набежавшие слёзы, пытаясь разглядеть его лицо. Бледные щёки раскраснелись до пунцовости, на висках набухли капельки пота, ноздри раздуваются от частого, быстрого дыхания. Глаза сияют, словно новогодние огни. Что его заклинило так на Новый год? – Эй, – говорит Даби голосом, охрипшим почти до шёпота, – поможешь мне, – он чуть подбрасывает его в воздухе, – ещё раз? И какими бы мутными и спутанными не были сейчас мысли Кейго, этот намёк он теперь понимает прекрасно. Чуть изогнувшись, он обхватывает пальцами его напряжённый член, едва не заорав от ощущений – крупная головка, ткнувшаяся ему в ладонь, была влажной, странно нежной и обжигающе горячей, – и, поводя ими по всей длине, размазывая смазку, направляет его в себя. Даби, неотрывно глядя на него, осторожно опускает его ниже. Головка упирается во вход. Кейго тяжело сглатывает – господи, она и впрямь крупная, крупнее, чем все три растягивающих его пальца, господи – и опускается тоже. Сам. По-прежнему сжимая пальцами член. До тех пор, пока кожа с мягким влажным шлепком не соприкасается с кожей. До тех пор, пока Даби не оказывается в нём до основания. Мозг будто взрывается изнутри, забрызгав ошмётками всю черепную коробку. В глазах темнеет, даже искры гаснут, погребённые под захлестнувшей его взрывной волной. Кейго заставляет себя сделать вздох – ему нужен воздух, нужен, чтобы жить и продолжать чувствовать это, – и осторожно двигает бёдрами. И кричит. – Тише. Тише, Кейго, тише. Кейго послушно кивает, стискивая зубы до боли в челюсти. ...Ему хочется плакать – или он плачет уже, уткнувшись Даби во взмокший висок носом? Ощущений внутри столько, что ему кажется, будто лопается, потрескивая, кожа, выпуская эти ощущения, не способные уместиться, наружу. Даби внутри. Твёрдый, обжигающий, мерно пульсирующий, заполняющий его даже больше, чем полностью, так хорошо, так идеально, так... Так. Кейго боится двинуться снова, в безотчётном страхе, что не выдержит, что попросту умрёт от передозировки ощущениями, и одновременно зная – он умрёт, если не начнёт двигаться. Но первым двигаться начинает Даби. Сильно, отрывисто, с всё ускоряющимся с каждой секундой темпом и то и дело раздающимися звонкими шлепками, сжимая пальцы на его ягодицах всё сильнее. Если бы Кейго был в состоянии краснеть, он бы обязательно покраснел бы от этих громких, обжигающе-пошлых звуков, в один момент заполнивших собой всю раздевалку, но очень сложно заливаться смущённым румянцем, когда тебе в задницу вбивается член. Всё, на что его хватает – это удивиться мельком тому, что Даби по-прежнему держит его на весу и не торопится опускать. – Не знал, что у баскетболистов настолько сильные руки, – то ли думает, то ли шепчет он Даби в шею. Наверное, всё же шепчет – потому что Даби отвечает с усмешкой: – Ты просто лёгкий. Как пёрышко. Как птичка, – и целует его в разлёт острых ключиц. Кейго кладёт голову ему на плечо и заставляет себя дышать. Дышать в ритм толчкам и в такт ощущениям. Делать вдох, когда Даби выходит из него почти полностью, оставляя внутри лишь головку и странно-щекочущее чувство пустоты, и выдыхать, когда он входит снова, заполняя его собой. И понемногу, по чуть-чуть начинать двигаться в ответ. Он с неожиданной силой встречает его толчок своим, так, что очередной шлепок выходит почти болезненно чувствительным, и член слишком ощутимо проезжается внутри, до сладкой, тянущей боли уперевшись головкой в нежные стенки – по телу вновь прокатывается рокочущая волна, отдаваясь в каждой клетке и спирая дыхание. Кейго кусает губы, чувствуя на них солоноватый привкус. Ещё раз. Ещё. Ещё. Дайте ему ещё, пожалуйста, пожалуйста. Даби вдруг разворачивается, снова впечатывая его спиной – только уже не в шкафчик, а в кафельную стенку. Холодный кафель обжигает разгорячённую кожу, Кейго вскрикивает – в голове у него звенит, а низ живота сводит сладким спазмом. Тело чувствительное сейчас настолько, что любое прикосновение кажется искусной лаской. Даби, будто извиняясь, целует его в губы – мягко и быстро – и, согнув его почти пополам, так, что ноги Кейго задираются до его плеч, обхватывает его под рёбра и срывается в бешеный, какой-то нечеловеческий ритм. Кейго и рад был бы не помнить звуки, которые он издавал, вцепившись Даби в плечи и оставляя на них короткие вздутые царапины от ногтей, пока тот пытался вытрахать из него ко всем чертям душу, но он помнит. Нечеловеческому ритму – нечеловеческий же вой, ударившийся в потолок и разлетевшийся по всей раздевалке. Даби не пытается даже его заткнуть. Даби двигается – быстрее и резче, резче и быстрее, оставляя на его коже красные следы от впившихся пальцев и вжавшихся ладоней, не останавливаясь, даже когда хрипящий и бьющийся в его руках Кейго кончает себе на живот, забрызгав спермой и его тоже. Он двигается в нём сквозь его оргазм, доводя ощущения до пика, и сбрасывая его прямо с этого пика далеко вниз, и Кейго, кажется, всё же теряет рассудок. Словно в дымке он чувствует, как Даби наконец-то – наконец-то? – замедляется, как он тяжело толкается в него раз и другой, и как растекается внутри что-то горячее. А в следующую секунду он опускается на пол. Пол холодный тоже, и тело прошибает очередная судорожная волна. Кейго прикрывает глаза, сжимая пальцы в кулак и стараясь дышать хотя бы через раз – даже от дыхания у него сладко сводит мышцы, а он пока не в состоянии снова это чувствовать. Он неловко шевелится. Тело ощущается как нечто неопределённое и инертное, пропущенное через мясорубку и наскоро собранное в прежнее подобие себя. Внутренности до сих пор стянуты в плотный, горячий, пульсирующий узел. И в такую же мешанину сбиты мысли. Он медленно, морщась и постанывая сквозь зубы, вытягивает вперёд затёкшие, уставшие ноги. Бёдра и лодыжки мелко покалывает от перенапряжения. Даже на забегах он никогда настолько не уставал. Кейго поднимает глаза. Тяжело дышащий Даби, чудом не запутавшись в сползших до колен джинсах, опустился на скамейку и упёрся ладонями в колени. Кейго видит, как дрожат, не останавливаясь, у него мышцы рук. – Знаешь, – выдавливает Даби, не поднимая головы, – даже когда мы в прошлом году играли против университетской сборной, я вымотался не настолько. Кейго усмехается краешком губ – на большее он сейчас не способен. – Догадываюсь. Несколько минут в раздевалке слышно лишь их шумное, заполошное дыхание. Разгорячённые тела постепенно остывают, и Кейго чувствует, как что-то тёплое медленно стекает у него по заднице на пол. «Что-то». Конечно, ага. Он пытается подняться на ноги, но они снова разъёзжаются в стороны, категорически отказываясь держать его. Даже просто приподняться не получается – он тут же шлёпается обратно на задницу и шипит от прострелившей поясницу боли. Даби фыркает. Кейго пытается смерить его презрительным взглядом, но выходит только безмерно уставшим, отчего Даби фыркает снова. Всё ещё подрагивающими руками он стягивает с себя наконец бельё и джинсы и, повертев ногами, осторожно встаёт. Делает несколько неуверенных покачивающихся шагов и протягивает Кейго руку. – Поднимайся. Застудишь самое дорогое, – усмехаясь, говорит он, и Кейго устало показывает ему средний палец, даже не думая протянуть руку в ответ. О каком конкретно самом дорогом может сейчас идти речь, если всё тело до сих пор мешанина из органов, узлов и ощущений? Даби лишь смеётся и, крепко обхватив его ладонями за плечи, осторожно тянет на себя, помогая встать. Кейго поднимается, шатается и едва не падает. Даби ловит его и прижимает к себе. Зарывается лицом во вспотевшие золотые пряди. Кейго, замерев на секунду, неуверенно тянется навстречу. Голая кожа после холодного пола, кажется, обжигает прикосновениями. – Пойдём, – шепчет ему Даби, и по телу снова бегут мурашки. – Нам не помешает искупаться ещё раз. Кейго молча кивает.* * *
В душевой, куда Даби его дотаскивает едва ли не волоком и джентельменски оставляет одного в кабинке, он включает самую горячую воду, которую только может, и утыкается лбом в мокрый кафель, чувствуя, как барабанят по спине и плечам упругие капли. Даже на это тело всё ещё отзывается колкими сладкими искорками. Лучший секс в его жизни. Кейго ведёт пальцем по каплям на стене. У него был опыт, пусть и не самый большой, но был, но разница между его прошлыми... отношениями и сегодняшним безумством в раздевалке была примерно как между школьными соревнованиями и Олимпийскими играми. Он усмехается. Спортивное мышление подкидывает порой странные ассоциации. Бёдра немного ноют. Кейго бросает на них быстрый взгляд – на коже виднеются отчётливые красные пятна, обещающие перейти в не менее отчётливые синяки. Страшно представить, что там творится у него на ягодицах – все, небось, в отпечатках целых ладоней, не иначе. Кейго вспоминает эти самые ладони у себя на коже и сглатывает. Он... никогда не думал, что с кем-то может быть настолько хорошо. Настолько идеально. Словно их с Даби тела некогда нарочно подобрали друг к другу в пару, будто лепили одно по образу другого. Совместимость, так пишут в этих дурацких тестах, над которыми вечно щебечут девчонки из класса, да? У них с Даби совместимость точно сто процентов. Далеко за сто процентов. Глубоко за сто процентов. Как он вообще это пережил, господи. И... Кейго кусает губы. Интересно, выпадет ли ему шанс пережить это снова. От воспоминаний в лёгких горит воздух. Кейго жмурится, жадно вдыхая исходящий от воды пар, словно наяву ощущая ласкающие его тело горячие пальцы. Как они скользят по коже. Как сжимают бёдра. Как раздвигают ягодицы, дразняще касаясь опухших, покрасневших мышц. Так... по-настоящему. Кейго открывает глаза. Даби, с мокрой чёлки которого капает вода, стоит у него за спиной. Горячие ладони – они горячее даже почти крутого кипятка, что льётся на них сейчас сверху – и впрямь наяву, а вовсе не в воспоминаниях, лежат у него на бёдрах. – Соскучился? – шепчет он, вжимаясь в него всем своим мокрым голым телом и обвивая руками пояс. – Я вот да. Кейго негромко стонет, откидываясь назад и утыкаясь затылком ему в плечо. Даби влажно целует открывшуюся шею и сжимает гладкие бока. Водит по ним ладонями, от рёбер до пояса и обратно, потирает затвердевшие от прикосновений соски и снова скользит вниз. К бёдрам. Он выводит кончиками пальцев непонятные узоры на их внутренней стороне, неторопливо подбираясь к паху. Ласкает коротко и нежно член, смешивая с водой выступившую смазку – Кейго кажется, он чувствует её острый запах, растворившийся в пропаренном воздухе, – поглаживает промежность, чуть царапнув её ногтем – Кейго подскочил бы от этого, не держи он его – и ведёт пальцами между ягодиц. Он проводит ими несколько раз вверх-вниз, трёт вход, почти вводя внутрь кончики пальцев – но каждый раз упрямо соскальзывая мимо, выбивая у Кейго разочарованные вздохи. Свободная рука всё ещё обвивает талию. Кейго толкается в него бёдрами, нетерпеливо встряхивая мокрыми волосами, и Даби, рассмеявшись, успокаивающе целует его за ухом и наконец входит – сразу тремя пальцами, погружаясь до ладони. Кейго мычит что-то невнятное, вцепляясь ногтями в обнимающую его руку. Ему кажется, что тело насквозь пробивает электрическая дуга. Перед глазами снова темнеет. Даби трогает губами горячую мочку. – Ты такой влажный внутри, – шепчет он и резко двигает рукой, отчего по душевой разносится влажный же хлюпающий звук, а Кейго сбивается на хныканье. – Может, тебя вымыть? ...Он трахает его пальцами, покрывая неторопливыми поцелуями спину и шею и поглаживая горячей ладонью живот. Вода продолжает литься на них, капли бьют по коже, только Кейго не чувствует этого даже. В его реальности сейчас только пальцы Даби. Снова. Сейчас Даби не позволяет ему двигаться, крепко прижимая к себе и сводя на нет любые попытки толкнуться навстречу. Сейчас Даби следует лишь собственному ритму, чередуя мягкие, глубокие движения с быстрыми, точно рваными толчками – хаотично, без какой-либо закономерности. Ему просто нравится слушать, как стонет и задыхается Кейго. Как пытается податься навстречу, несмотря на удерживающую его руку. Как прогибается всё сильнее и сильнее, выгибая позвоночник красивой дугой, как дрожат у него живот и колени, как выпячивает он задницу, подставляясь – да! – подставляясь под его руку, делающую ему так хорошо, так приятно, правда, Кейго? – Тебе же хорошо? – Даби целует выгнутый позвоночник, оставляя на выпирающих позвонках красные следы, двигаясь глубоко и быстро. – Да, тебе хорошо, я вижу, я чувствую, ты даже члена не касаешься, потому что хочешь кончить только от моих пальцев. Тебе же нравятся мои пальцы? Кейго сжимает его пальцы внутри себя в ответ. ...Когда они выскальзывают из него, и Даби хрипло смеётся, кусая его загривок, Кейго, несмотря на разочарованный стон, полнится предвкушением. Они ведь это уже проходили, да? Если не пальцы, то только одно. Горячая головка дразняще трётся о растянутое отверстие. – Боже, – срывается у Кейго с губ, и Даби смеётся громче. – Знаешь, я не против, чтобы ты звал меня так. – Иди в задницу. – В твою готов всегда, – жарко бормочет Даби, пряча ухмылку у него в волосах, но следовать собственным словам не спешит. Он так и трётся о него, руками раздвинув ягодицы, то и дело проезжаясь головкой по входу, но не входя. Кейго захлёбывается льющейся на них водой, не в состоянии сейчас помнить, как там правильно дышать. Всей кожей, всей до звона чувствительной кожей он чувствует его член. Твёрдый, горячий, длинный – боже, до бесконечности длинный, как он помещался у него внутри? – он скользит между ягодиц, он давит на промежность, он трётся о его собственный член и пару раз, соскользнув, тычется ему в бедро, оставляя на коже липкую полосу смазки. Твёрдый. Горячий. С выпуклыми линиями вен и тонкой подвижной кожей, плоть под которой ещё горячее и нежная настолько, что будто оставляет за собой шёлковый след. Кейго. Его. Чувствует. Он немного сдвигает бёдра, чтобы член скользил между ними ещё плотнее, и бросает взгляд вниз – там, где то появляется, то исчезает налитая кровью головка. Это так завораживает. Он опирается о стену локтями, выгибаясь так, что Даби выдыхает насмешливое и восхищённое «Вау», утыкается в неё лбом и смотрит. Смотрит. Он чувствует, как плавно член скользит – и видит, как он выскальзывает. Он чувствует смазку у себя на коже – и видит её смутный блеск на кончике головки. Он хочет до неё дотронуться. И задыхается, когда она легко бьётся в его подставленную ладонь. Нежная. Горячая, такая горячая. Кейго ласкает её осторожно кончиками пальцев и совершенно бездумно – и безумно немного – улыбается. Даби за его спиной прерывисто вздыхает и начинает двигаться быстрее. ...Кейго не знает, продлилось ли это долго – ещё одну бесконечность, как там, в раздевалке – или всё закончилось, едва начавшись, на самом деле, для чувства времени в этой его реальности места нет тоже. Он кончает внезапно даже для самого себя – вроде бы только что любовался, завороженный, и вот уже трясётся и всхлипывает, пытаясь уцепиться за мокрую кафельную стену и теряясь в нахлынувшей на него темноте, густой и плотной почти до физической ощутимости. Даби, придерживая его одной рукой за бедро, второй быстро двигает по собственному члену и после первого же движения выплёскивается Кейго на спину. Кейго всё ещё не чувствует воду, горячую настолько, что от неё идёт пар, но эти капли ощущает будто бы всем телом. Они прожигают кожу собственническим клеймом. «Моё», – рычит у него низко в опустевших мыслях. Или это Даби и впрямь рычит ему на ухо, снова прижавшись к нему со спины? Кейго устало проводит трясущейся ладонью по лицу и бормочет: – Ты обещал меня вымыть, а не испачкать снова. Даби целует его в плечо. – Исправлюсь, – обещает он.* * *
Он и впрямь моет его, забивая душевую запахом яблочного мыла – прикосновения снова ощущаются сладкой пыткой на чувствительной после оргазма коже, и Кейго то и дело уплывает в мутное небытие. Но даже когда Даби смывает пену с его спины вместе со всеми своими следами, Кейго всё ещё чувствует горячие капли так, словно они прожгли спину насквозь. Он разворачивается к Даби лицом, стараясь не поскользнуться на трясущихся ногах. Даби обнимает его за пояс и притягивает к себе. Целоваться так же жадно и страстно, как до этого, не получается – они слишком уставшие и разморенные оргазмом и горячей водой. Кейго просто неторопливо целует мягкие искусанные губы, устроив руки у Даби на плечах. Даби отвечает. Они крепко сжимают друг друга в объятиях, не то поддерживая, не то держась, и целуются под шум воды, ставший почти родным – так что когда Кейго задевает спиной кран, и шум внезапно прекращается, они вздрагивают от неожиданности и разрывают поцелуй. Но друг друга не отпускают. В наступившей тишине Кейго слышит, как капает с их тел вода. Даби осторожно отводит с его лица мокрую чёлку. Кейго, не задумываясь даже, льнёт к его ладони. Даби улыбается и гладит кончиками пальцев его по щеке. – Знаю, что мы прошли обычный путь в очень кривой последовательности, – он обводит взглядом душевую и смотрит коротко на дверь, ведущую в раздевалку, – но, может, сходим на свидание? Ты мне нравишься. Вроде как. Кейго приподнимает бровь. – Вроде как? – Очень нравишься, – с ухмылкой исправляется Даби и быстро касается его губ. – Ещё с начальной школы, когда тебя только перевели к нам. Кейго невольно фыркает. Вот же... – Тебе смешно? – тут же вскидывается Даби. – Очень, – серьёзно отвечает Кейго. – Я, видишь ли, тоже ещё с начальной. В тебя. Даби внимательно смотрит ему в глаза, и улыбка его становится шире. Кейго тянется к нему, чтобы поцеловать. Так здорово, что теперь это можно. – Так значит, – говорит Даби, когда они снова отрываются друг от друга, – на свидание ты со мной сходишь? Кейго кивает. – Но только, – он поднимает указательный палец, – при одном условии. Теперь и Даби приподнимает бровь. Кейго ухмыляется – зеркальной копией его улыбки – и снова притягивает его к себе. – Часть с кино и кафе мы пропустим и сразу поедем ко мне....where angels sing
And spread their wings
My love's on high
You take me home
To glory's throne
By and by
This is the morning of our love
It's just the dawning of our love