Моя прекрасная семья

Стук ножа о деревянную доску был спокойным и ритмичным, как и тиканье часов за спиной Патрика. Как и вся его нынешняя жизнь. Запах соуса, который сейчас активно готовил Патрик, уже разносился по всей кухне, цепляя самые далекие рецепторы и заставляя живот недовольно бурачать от голода. Именно это заставило Патрика, дорезав помидор, взять один кусочек и ловко закинуть его в рот. Слабая улыбка, появилась на губах вместе с приятным вкусом во рту. В этом году помидоры были, на удивление, уж очень вкусным. Их сладость прекрасно подходила для супов, а сочность прямо-таки вписывалась в салаты и хоть Пат никогда не был любителем этого овоща, теперь он частенько брал их и просто кушал, пока ждал Пола с работы, или ожидая прихода Торда со школы. Первый период времени такая жизнь была довольно непривычной для поляка. В детстве он всегда мечтал о семье, о любящих людях вокруг и уюте семейного очага, но он и не догадывался что это будет именно такая семья, такой уют. Жалел ли он? Иногда. В некоторые, самые тяжелые моменты он задумывался над тем, что лучше бы он остался один нежели каждый раз встречался с этими парами бесчувственных глаз, в которые раз за разом безответно вкладывал всю свою любовь и заботу. От такой мысли ставало более гадко от самого себя, из-за чего он пытался брать себя в руки, вытерать предательские слезы и вновь выходить к ним, выкладываясь на полную, пытаясь безуспешно вызвать у тех ответную реакцию, но где-то в глубине своей головы он понимал — эта мысль так просто не уйдет. Погрузившись в раздумья, Пат чисто на автомате резал очередной ингредиент, но не доглядев случайно резанул самого себя из-за чего глаза тут же округлились, возвращая его на землю. — Черт, — хрипит он, переводя взгляд в сторону доски, на котором лежал нарезанный помидор. Откладывая нож подальше, Патрик быстро поднял ладонь к себе, рассматривая глубокую рану и невольно скривился, видя как пошла оттуда кровь. Как назло, именно в этот момент на пороге кухни показался Пол и всё что успел сделать парень, лишь быстрее включить кран, что был с раковиной рядом и направить порезанную руку под струю воды. — Ты поранился? — спросил Пол, замечая резкое движение Патрика и после выдыхая, медленно подходя к нему. Попутно с этим он достал из кармана штанов упаковку пластырей, которые всегда хранил у себя из-за Торда. Торд, хоть и не имеет эмоции, но все равно лазает где попало со своими школьными друзьями или же когда они ходят всей семьёй на прогулке в парке, где была детская площадка. К слову, Ларссон хороший притворщик. Дома он становится самим собой, а на улице, где есть другие люди и дети, всегда надевает маску счастливого ребенка, который радуется простому появлению бабочки. Полу же это не нужно. Взрослые всегда почти безэмоциональный и это уже стало вышеуказанной нормой. Жизнь сложна, потому Вурде не обвиняли в странности поведения. Ни капельки. Даже на работе, где вывести человека из себя было довольно легко, не обращали внимание на вечно спокойного, апатичного Пола. И, в какой-то степени, мужчина был им благодарен. Вурде не был способен любить. Ни свою бывшую жену, ни родителей, ни Патрика и даже собственного сына. Если с ними что-то случится — все, что будет происходить внутри, это безвыходное возрастание без эмоциональной бездны.  — Да так, помидоры оказались слишком острые, — немного печально улыбнувшись, Патрик плавно поднял взгляд на Пола, что легко подходит к нему. Однажды, один из друзей поляка подметил, что вся плавность и спокойствие мужа выглядит довольно элегантно и приятно. Конечно же, тогда смеющийся Пат ответил, что Пол чудесен даже этим, так и не осмелившись признаться друзьям, что это «спокойствие» на самом деле лишь глубокая, неизлечимая апатичность. Но кое-что поменялось в его взгляде на любимого, сейчас он всё чаще подмечал, насколько друг оказался прав. — Тебе стоит быть аккуратным, если не хочешь отрезать себе палец, — произнёс Вурде, аккуратно беря в руку ладонь Патрика и смотря на до сих пор кровоточащий палец. Даже рана не вызвала у него отвращения, — Нам надо ее обработать, Патрик. Сядь за стол, а я достану аптечку, — Вопрос звучал резко. Как, в принципе, и многие слова Пола. Он никогда не умел плавно подводить к тому, что ему нужно и это стало неким привычным течением времени. Патрик не винил его в этом, так как это было равносильно тому, что ругать собаку, которая лает на машины. Это неизменные вещи, на которые Пат никак не мог повлиять. Пол аккуратно (Поверьте, Патрик хотел бы сказать бережно, но это заставляло его лишь мысленно скулить от обиды) взял его палец и высокий мужчина лишь глядел из-за упавшей на глаза челки на выражение лица его мужа. Умиротворенное. И вправду его можно назвать так, если не знать о проклятии. Вспоминая уроки искусства в старшей школе, Патрик заметил, что именно такое выражение лица античные и не только творцы считали идеальным, обвораживающим. В нем была загадочность, которая всегда привлекает людей, которые по природе своей вечно хотят знать всё и этот секрет будут с радостью разгадывать, хоть и безуспешно. Такие мысли вызвали слабую улыбку, которую Пат не хотел прятать. Кто знает какая из них сможет помочь и Полу натянуто улыбнуться? — Тебе стоит быть аккуратнее, — повторяется Пол, прикрывая свои карие глаза, — Твои пальцы красивые, я бы не хотел терять один из них, — выдал Вурде, смотря на Патрика и после разворачиваясь к нему спиной, доставая аптечку с верхних полок и открывая ее. Пол иногда выдавал из себя что-то такое одновременно ласковое и пустое. Он никогда не выкладывал всю свою любовь в эти слова. Потому что любви, как таковой, и не было вовсе. Почему же он встречается с Патриком? Кто знает. Может он просто не хотел расстраивать этого парня. Вурде копался в аптечке, доставая из нее зелёнку, перекись и бинты. Стоит лучше «залатать» рану поляка именно так, чем обычным пластырем. Он выдохнул, закрывая аптечку и после со всем необходимым возвращаясь к любимому. — Мне нужна твоя рука, — произнёс Вурде, ставя все необходимое на стол. После этого, он взял руку Патрика в свою, беря в другую перекись водорода равное 9% и после намочил ватку, начиная вытирать палец Патрика. Было забавно, что Пол никогда не обращал внимание на что-то пугающе. Он мог спокойно смотреть на переломы, вывихи, раны без всякого отвращения. С полным равнодушием на лице. Это одновременно было полезно и не очень. Помнится, один раз, Торд пришел домой с сильной раной на правой щеке. Сказал, что неудачно врезался. Врезался действительно неудачно, ибо щека была растерзана в мясо. И если Патрику даже поплахело, то Пол просто спокойно сказал «тебе стоит быть аккуратней» и оделся, увозя Торда к врачу. В лишний раз, Пат смог убедиться в том, что если даже Ларссона загрызут бродячие псы, то Вурде будет абсолютно все равно на это. Чертово проклятие. — В следующий раз не задумывайся о чем-либо, когда что-то готовишь, Патрик, — говорит Пол, начиная мазать зелёнкой палец парня, понимая, что это, наверное, немного больно. Слова Пола заставили приятное тепло разлиться в районе груди у Патрика. Он знал что эти слова лишь пустышки, но слыша такое от любимого он каждый раз подбадривал себя хотя бы тем, что он старается. Пол всегда был холоден, не физически, но морально так точно, но такие слова часто вылетали из его уст и это первое время заставляло Пата конкретно так задумываться по ночам. Пол не любил его и Патрик знал это, но он пытался не задумываться о такого рода вещах, ведь каждая мысль об этом была равна ножу, что впивается в сердце. Причиной не было нежелание Пола, он просто не мог любить и в этом плане Патрик не злился, не обижался, скорее просто сочувствовал, ведь даже не осознавал каково это жить без эмоций. В тоже время из-за этого Вурд не должен был испытывать желание заботиться о нем. Раны, болезни — всем этим он занимался, потому что ещё в детстве понял что надо. Это было ясно, как день, но… Смысл этих слов? Чувство супружеского долга? Возможно. Но Патрик в такие моменты лишь думал о глубокой, очень глубокой заботе, что временами появляется в Поле. Это придавало надежду. Надежду в то что его муж не мертв изнутри, что нужно приложить ещё немного усилий и они справятся. Эта была цель, мечта, самое сокровенное желание Патрика. Лишь мысль об ответных чувствах от Пола заставляла его уже глупо улыбаться и немного краснеть. Следующая фраза густобрового парня помогла Патрику вернуться с облаков. Черт, он опять застыл в своих мыслях. — Да, конечно, — он аккуратно протянул раненую руку мужу, отдавая ему полную свободу действий над порезом. Перекись, зеленка всё это щипало рану и заставляло поляка тихо шипеть, сцепив зубы и недовольно кривиться от неприятных ощущений. Просьба Пола в таком состоянии получила лишь ответный кивок, но они оба знали, что от этого меньше так желать он не станет. Спустя, примерно, несколько минут, рана Патрика была аккуратно забинтована и Пол, следуя инструкциям своей матери, поцеловал мужа в лоб. Мать Пола всегда говорила ему о том, что делать, чтобы проявить заботу к другим людям. Говорила что делать, если человек плачет, ранен, злится. Мать Пола рассказывала сыну о том, как быть настоящим человеком, который обязан чувствовать хоть что-нибудь или хоть как-нибудь. Приятное тепло пробежалось электрическим током по телу Патрика. Ему показалось что даже пальцы дернулись, когда теплые губы мужа дотронулись его кожи. Пол часто целовал Пата. Это были холодные поцелуи, входящие в список «Нужных вещей которые должны делать супруги» в голове Вурда, но каждому разу Патти радовался, как первому, ведь тот старался, хоть и получалось плохо. Он прилагал усилия, хоть и делая обычные вещи через силу, по Патрик ценил ту долю внимания, не которую получал, а которую мог дать Пол, осознавая что даже это уже повод радоваться. Девиз: «А ведь должно было быть хуже», — правда помогал. — Теперь надо начать готовить. Торд, наверное, скоро проголодается, — произнёс Вурде, подходя к плите и доставая сковородку,— Итак, что мы там хотели приготовить сегодня? Слова про готовку напомнили Пату что он тут вообще делает. Парочку раз моргнув глядя на мужа, он ответил на его вопрос, а после взглянул на кухонный стол. Доска, овощи и нож успешно передались Полу, а Патрик встал за более безопасный процес, но даже это не спасло его от невнимательности, но не он виноват что взгляд постоянно наровился смотреть не перед собой, а на человека рядом. Но идиллию семейного приготовления ужина прервал довольно громкий белый шум, доносящийся с гостиной, где сейчас, по идеи, сидел младший член семьи. Торду не повезло также как и отцу, из-за чего странности в воспитании ребенка часто напрягали Патрика, но спустя несколько лет он умудрился привыкнуть, хоть и каждый раз от таких выходок дрожь проходила по телу. — Кажется, у Торда проблемы. Патрик, ты можешь пойти и посмотреть что у него там случилось? — доносится голос Вурде, который даже не отвлекся от нарезания фиолетового овоща. Услышав голос Пола, Патрик вновь посмотрел на него, ожидая хоть каких-либо действий, или ответного взгляда, но тот не реагировал, потому ответив доброе, хоть и усталое: «Конечно, милый», Патти последовал к Вурду младшему. Торди Патрик заметил сидящим напротив телевизор, который не работал и это было как минимум жутко. — Торди, сладкий, почему бы тебе не переключить канал? Эта передача не выглядит очень… интересной. Одна из особенностей семьи Вурде-Ларссонов заключается в том, что их глаза пустые, холодные и стеклянные. И даже если у ребенка очень яркие глаза, они все равно будут казаться окружающим настолько пустыми и холодными, что и капли чувств они в них не увидят. И вот, этот чертов, пустой и холодный взгляд красных глаз метнулся в сторону Патрика. Так странно было ощущать это на себе. Потому что, да, дети обычно такие эмоциональные, подвижные, жизнерадостные, а здесь совершенно ничего. Ларссон был очень красивым мальчиком. Эта забавная прическа с рожками, эти красные глаза, кожа, телосложение. Торд был эталоном «качества». Такой красивый, словно он являлся фарфоровой куклой, которая стоит очень и очень дорого. — Мне и это нравится, — спокойным голосом говорит Торд, не сводя взгляд с Патрика. Как же противно. Противно от этой постоянной холодности и от попыток вкладывать эмоции и чувства в этих людей. Они все равно ничего и никогда не почувствуют, но Патрик, как настоящий глупец, до сих пор старается, ха-ха, глупо! Но… Он всегда был уверен, что несмотря на странное поведение его близких, те никогда не навредят ему. Сама мысль казалась ему абсурдной, хоть в глубине души страх этого присутствовал. Это как утверждать что ты никогда не попадешь в список жертв, которых убила молния. Это редкость, ты сам почти никогда не выходишь на улицу, но доля вероятности есть и кто знает может именно о тебе будут говорить в следующий раз? — именно так думал поляк и давайте вместе согласимся, мысль эта являлась очень рациональной и разумной, от чего оставалось ещё более жутко. Чем больше думаешь, зацикливаешься, тем более правдоподобным это казалось и Пат уже и не знал, кто опаснее — Вурде-Ларссоны, или он сам с его этими мыслями. Несмотря на всё вышеперечисленное, Патрик подошел ближе к пареньку и аккуратно сел возле него на пол, где тот сидел. Признаться, трудно было сказать, нападут ли на Патрика данная семья. Если подумать трезво, то нет, ибо у них нет проросту каких-либо чувств и желаний, чтобы сделать подобное с Патриком. Ах, все это так запутанно и странно, с этим очень трудно разобраться полностью и до конца. Эти двое. Патрик, почему именно эти двое, а не какая-нибудь другая семья? Где есть чувства? Почему именно Пол и Торд? Люди, которые неспособны сказать искренне то, что любят тебя. Неприятно ведь. И горько во рту. — Но ведь это… просто белый шум, — сказал Пати, переведя взгляд с ребенка на тв. — В белом шуме можно найти много всего интересного. Например, он олицетворяет то, что происходит внутри меня и папы, — говорит он, смотря на Патрика и после переводя взгляд в сторону телевизора, продолжая наблюдать за противным шумом телевизора, который все так же продолжал не работать. Сердце сжалось, даже несмотря на то, что вроде бы у Патрика никогда не было кардиологических проблем. Это была больная тема для него, в любом виде, от любого человека, но то как спокойно это звучало с детских уст было невыносимо. Пат стойко всматривался на белые помехи, но единственная причина в этом — попытка сдержать слезы. Слезы, которые покажут слабость, если не для них, то для самого себя. — А мне он напоминает снег, — хриплым голосом ответил Патти, с надеждой в душе. Он знал что Торд вырос, не успев родиться. Он был обречен провести так свою жизнь. Без особой фантазии, или веселья он всегда был будто потухшая звезда и смотреть на это было мучительно. Патрик пытался им помочь, пытался их «вылечить», а не привыкнуть до конца, а тем пытались подыгрывать, по крайней мере Пол, в этом и заключалась их семья. Да. Прекрасная, совершенно необычная семья, в которой только один человек любит остальных. Эта семья, к сожалению, не наполнена лаской, любовью, заботой со всех сторон, но все же, один человек в этой семье все же вкладывал все свои старания, силы и чувства в этих двоих. И, знаешь, Патрик, ты молодец. Держишься. — Снег не издаёт звуки, — спокойным голосом говорит Торд, не сводя взгляд с телевизора. Странно было понимать то, что Торд ведёт себя как не ребенок. Дети обычно мечтают, представляют мир во всех его красках, а что здесь? Совершенно ничего, Ларссон не может фантазировать, представлять новые мира и тому подобное. И это очень огорчало, ибо дети должны делать это. Нормальные дети делают это постоянно, и… Патрик, почему ты все-таки не уедешь от этой семьи? Им все равно будет без разницы, что ты попробуешь сделать. Они ничего не скажут и ты можешь делать все, что хочешь. Патрик осознавал все это и вступая в брак с Полом эта мысль не покидала его ночами напролет. Его тут никто не держал, не ценил и не из-за собственного желания, а из простой невозможности это делать. Но Пол и Торд были интересными людьми, несмотря на отсутствие эмоций. Пат готов был оставить все дела, лишь бы послушать очередную историю мужа, хоть и рассказаную без интонации, и прибежать в школу в любое мгновения, чтобы увидеть, что Торди не одинок, даже с таким проклятием (и он был безгранично благодарен Эдду, Мэтту и особенно Тому, хоть и напрямую не говорил этого). Потому он не оставит их. Он чувствовал глубоко внутри себя, что это — его цель и предназначение по жизни и он обязан помочь этой семье, стать её частью. Потому он продолжал засыпать, обнимая Пола, который скорее механически, чем нежно гладил его волосы. Именно поэтому Патрик безостановочно окружал Торда той родительской любовью, в которой нуждались все дети кроме этого же Ларсона. — А ты попробуй, — с нежной улыбкой ответил на это Пат, немного расслабившись и, подойдя к Торду, сел рядом. Рука с супружеским кольцом легла на немного сгорбленную спину Торди, — Я не заставляю, но попытайся увидеть тут хоть что-то помимо шума, хорошо, Торди? — с этим вопросом Пат чуть наклонил голову, заглянув в стеклянные глаза не родного, но сына. — Это глупая затея искать то, что не подозревает предмет, — говорит Торд, прикрывая глаза и продолжая смотреть в глаза Патрика. Все такие же пустые, красные глаза, в которых никогда не отразятся эмоции. Ларссон никогда не сможет испытать любовь к Патрику. Да что уж говорить, Ларссон никогда не испытает любовь ко всем людям. Даже к своему родному отцу Торд ничего не испытывает. Конечно, он называет его папой, но в его контексте подразумевается не как обращение к любимому, родному человеку, а как к биологическому виду, который смог подарить Торду жизнь. Бесполезную, но все-таки жизнь. Его бабушка, тобишь мама Пола, всегда говорила Торду, что стоит быть добрым к людям и стараться принимать всю их любовь и заботу, чтобы не расстраивать. Оо, мама Пола…она была чудесной старой леди, которая давала советы даже Патрику как справиться с таким нелегким сыном и мужем. Действительно чудесная старушка, хорошо, что ещё жива и иногда можно прийти к ней за советом. — Я ничего не вижу в этом больше, Патрик, — говорит Торд, поднимая голову вверх. Патрик тяжко вздохнул, убирая руку со спины ребенка и вновь посмотрел на экран телевизора. Фантазия — зависит от эмоций, потому искать её у Торда было глупо, но Патрик фактически живет этими бессмысленными надеждами и попытками. Как говорят многие: терпение и ожидание — вознаграждаются и думая об этом Пат был не намерен сдаваться. — Ладно, солнышко, как скажешь, — с уже чуть более натянутой улыбкой ответил поляк, — Но давай всё же переключим. Думаю, мы сможем что-то посмотреть вместе, не против? — вновь посмотрев на Торда, будто ещё и взглядом спрашивая разрешения, предложил Патти, — Заодно и расскажешь как у тебя сегодня были дела в школе, хорошо? Пол мог справится на кухне, и Патрик знал это, а вот моменты, когда он мог просто посидеть наедине с Тордом были редкостью, потому каждый раз за них Пат хватался как мог. — Хорошо, — отвечает Торд и после протягивает Патрику небольшой серый, как его жизнь, пульт от телевизора. Похоже, Торд решил доверить выбор канала с программой именно Патрику, который наверняка найдет что-нибудь интересное, что приснится Торду во сне. Ох, да, сны… Торд во сне видел не фантастику, не ужасы, не комедия, не приключения, а просто факты. Обычные факты. Например, ему однажды приснилось, что он сидит на лугу и смотрит на птиц, которые летают. Или, ему однажды приснилось, что он около глубокой Марианской впадины — самое глубокое место на земле. — В школе все нормально. По-крайней мере, учителя хвалят меня за мои успехи, — говорит Торд, прикрывая глаза и смотря на экран телевизора, задумываясь о чем-то своем. — Мои друзья веселятся со мной и рассказывают о своих планах. Это здорово, что они могут их строить. Признаться, такие сны были весьма интересны. В плане того, что на учебе это ему пригождалось. Не даром он был одним из лучших учеников своего класса. Получив пульт в руки, Пат почувствовал приятное тепло внутри. Его контакт с Тордом вечно был минимальным. Хоть сам он любил мальчика, он вовсе не знал как сам Торд относится к нему. Даже если у него нет эмоций, мысли всё ещё существовали и некое отношение к персоне должно быть и Патти всегда было интересно что же думает этот паренек по поводу него — незнакомого человека с улицы, который неожиданно привязался к его отцу, решил выйти за него и теперь живет в их семье на правах ушедшей матери. Бывшая жена Пола вообще была отдельной темой в любом разговоре Пола и Пата. Поляк не знал какие взаимоотношения были между ними, до того как она ушла. Как она себя вела, как относилась ко всему, но ему было интересно. Просто интересно: справляется он лучше или хуже неё? Хоть относительно эти мысли можно было назвать эгоистичными, но любопытство было сильнее. Эта женщина сильно любила Пола. Но после рождения ребенка, она пережила послеродовую депрессию и не сложно догадаться, что безэмоциональность Вурде и пустые глаза ребенка, который никогда не улыбался, только сильнее усугубили ситуацию и женщина подала на развод, оставив ребенка с отцом. Она просто не захотела брать на себя такую большую ответственность, тем более, она прекрасно знала, что ничего не может дать сыну, чтобы тот был более человечным, чем сейчас. Но. Да, Патрик, ты действительно справляешься со своей работой и Торд считал тебя хорошим человеком. По-крайней мере, этот маленький ребенок думал, что Патрик не из тех людей, которые бросят в любой трудности. Как ему говорила бабушка, хорошие личности те, кто никогда не бросит в трудном положении и искренне любят тех, о ком говорят и кому это говорят. А как думал Ларссон, Патрик был таким, так что доверие ребенка он смог получить, пускай, это не так сильно показывалось. Впрочем Патрик, да, в отличии от той женщины, не ушел, потому ответ очевиден. С другой стороны, он не прожил тут ещё 8 лет, а только 4 года, но всё же… Канал про космос и вселенную показался Патрику достаточно интересным, увлекательным и полезным для Торда. — Хм… Я слышал ты в последнее время довольно часто ругаешься с Томом, не так ли? — да, он действительно слышал такое от учителей Ларссона, но всё ещё не верил, ведь… как? Как заставить человека без чувств настолько разозлиться, чтобы начать кричать или ругаться на другого. — Том? — переспрашивает Торд, тут же переводя взгляд красных глаз на Патрика. В глазах что-то невольно блеснуло и нижняя часть губы ребенка поджалась. — Он первый начинает. А я просто стараюсь ответить, — говорит он, снова смотря на экран телевизора. По сути, Торд не соврал, Том первый начинал. Но начинал лишь потому, что Торд постоянно ошивается рядом с ним, рассматривает так, будто бы Риджуэлл является сотворением искусства. А все почему? Да потому, что когда Торд рядом с ним, внутри Ларссона что-то теплеет. И это приятно. Появляется такой небольшой, но тяжёлый комок под животом. Тело неоднократно начинает плохо ощущаться, становится слабым и вялым, пока воздух застревает в районе грудной клетки. Увидев реакцию ребенка на его слова, Патрик заметушился, решив что Торд посчитал, что он в чем-то его упрекает. — Торди, я тебя ни в чем не виню и не буду ругать уж точно, — быстро повернувшись к ребенку ответил Пат, чувствуя странное ощущение внутри, — Просто понимаешь, это странно что ты так относишься к Тому, ведь… ты сам знаешь что и если ты что-то чувствуешь к нему, что-то даже самое маленькое мне бы очень хотелось это знать, ведь это очень важная деталь. К тому же Томас очень хороший мальчик и вы явно лучшие друзья, потому я бы очень не хотел чтобы вы ругались, дрались или ещё чего, ведь… дорогие друзья большая редкость и их нужно ценить, солнце моё. Я надеюсь ты это понимаешь? И только сказав это, Патрика осенило, что только что произошло. Ему показалось или Торд почувствовал вину? Торд отводит взгляд в сторону, слегка сжимая пальцами ткань своих шери, понимая, что Патрик снова пытается понять, что может вызывать чувства у него и его отца. Признаться, Торд считал, что Патрик только зря время тратит, но он не имел права огорчать этого мужчину окончательно. — Когда он рядом, внутри становится тепло и это приятно ощущать, — выдает Торд, поднимая взгляд на телевизор и смотря на то, какими показывают звёзды в этой познавательной программе. — Я не знаю что это, мне просто нравится находится рядом с ним и эта теплота…я бы не хотел терять ее из своего тепла, так приятно ощущать это, пускай я и не понимаю что это со мной, — говорит Торд, поворачивая голову в сторону Патрика. И действительно, Ларссон правда старался быть рядом с Томом. Просто потому, что ему нравится ощущать странные… чувства («Боже, да, именно чувства», — подумал Патрик) глубоко внутри себя. Казалось взгляд Патрика сиял ярче тех раскаленных шаров на экране. Он не знал как такое возможно, почему именно так, когда это произошло и кто принес им такую радость, но было очевидно. Торд чувствовал любовь. И если это не было чудом, то Патрик не знал как это назвать ещё. Глупая улыбка застыла на его лице и не сходила, даже когда Торд посмотрел на него. Понимая, что этот парень, возможно, первый в его роду, кто смог что-то испытывать к другим, Пат чувствовал, как его любовь к Вурде-Ларссону младшему растет ещё сильнее. — Ты хочешь знать что это? — не очень громко спросил Патрик, чувствуя как глупая улыбка превращается в нежную улыбку, наполненную родительским теплом. Вероятнее всего, такой Торд ещё ни разу не видел. — Я думаю да, потому что ты странно улыбаешься, — говорит Торд и после отводит взгляд в сторону телевизора, выдыхая и расслабляя свои пальцы. Даже такие мимолётные воспоминания о Томе вызвали теплоту где-то внутри ребёнка. Но нет, это не то, не то! Не так приятно, когда Том рядом, или когда Торд касается этого парня. Все не так, ему надо видеть Тома и касаться его, чтобы испытывать хоть что-то. Это не любовь. Это точно не любовь. Ему просто нужен Том. И все. Увидев, как Торд вновь перевел взгляд на телевизор, Патрик и сам сделал так и, в итоге, подумав немного над ответом, он ответил коротко, но довольно уверенно и четко: — Тоже самое я испытываю к твоему папе, Торди, — и в этих словах он вложил всю ту теплоту его любви к Полу. Было так непривычно говорить об этом, особенно Торду, но он впервые высказывая свои чувства, мог получить хоть какое-нибудь понимание и просто надеялся, что Ларссон не против такого открытого разговора, — Поэтому я не оставлял, не оставляю и не оставлю вас — Ты любишь его. А Том мне просто нужен ради этой теплоты, — говорит Торд слегка резко и после поднимается на ноги, смотря на Патрика, который сидел, как и Ларссон раньше, на полу. — Я не испытываю к нему любовь. Я не испытываю к нему совершенно ничего, мне просто тепло рядом с ним. Точнее, будет сказать, не так холодно как с папой или тобой. — говорит он и поворачивается к Патрику и туловищем. — Это не любовь. Ее вообще не существует, это просто химическая реакция. Все здесь — лишь ничтожная химия, которую люди называют «чудом». Будучи ребенком, Торд знал слишком много и был слишком взрослым для своего возраста. Он не верил в чудо, он не верил в волшебство, не верил даже в Санту, в которого так ярко верят его друзья (кроме Тома, он просто Свидетель Иеговы) и другие дети его возраста. И он всегда считал все это — глупостью, которую люди зачем-то выставляют причиной счастья. — Любовь это иллюзия. Чувства тоже. Наш род единственный понимает этого. — добавляет он и после разворачивается — Я пойду к себе, дочитаю ту книгу про роботов, — добавляет ребенок и после уходит к себе. Шок. Первое что почувствовал Патрик, когда до этого спокойный ребенок вскочил на ровные ноги. Боль. Осознание сказанных слов попало глубоко в сердце, из-за чего любые эмоции пропали с лица Пата. Пустота. Именно это окружило его и внутри и снаружи, когда ребенок ушел к себе в комнату. Аккуратно прижав колени к своей груди и положив на них подбородок, Патрик чувствуя, как щиплет глаза в пол уха слушал ведущего, который спокойно рассказывал про черные дыры, пустые, неизвестные и холодные. Как видимо и души близких Патрика в любом случае. Он не знал, чем так сильно зацепил Торда и до конца не мог понять что сказал не так и как нужно было делать. Патти никогда не считал себя хорошим отцом или сиделкой, но он делал всё что от него зависит, чтобы хотя бы пытаться быть таковым. И вот он вновь провалился, теряя и ту ниточку надежды, и приятную связь с сыном. Ну, а также оставаясь сидеть с кровотечением от открытой раны сердца. Да, Торд был прав и Патрик знал это, но ему было бы явно легче, если бы ему не напоминали об этом с внешней стороны, пока внутренняя уже плавно разрушается. Казалось, силы потеряли его и всё что он мог делать просто сидеть и смотреть в одну точку. Пол и правда справится с ужином лучше его… Торд вправду сможет сделать домашнее задание сам… Патрик же был тут не нужен, был лишним, но при этом, будто надоедливая пиявка, не хотел уходить и оставлять их. Видимо, так и думали они. Именно так считал, что они думают Пат, как истинный маленький ребенок. — Ты не хочешь помочь мне с ужином? — неожиданно, на крепкие плечи Патрика разложились лёгкие руки его мужа, которые оттдавали лёгким запахом почти готовой еды. Ох, кажется, что Вурде решил узнать, почему Патрик настолько долго засиделся с его сыном. И, все же, Пол ходил очень тихо. Почти беззвучно, почти как кот, который ищет себе добычу. Хотя, быть может, он просто был слишком элегантным и старался не создавать много шума, особенно учитывая то, что очень часто у его мужа после работы очень сильно болит голова. За такую аккуратность по отношению к Патрику можно было поблагодарить Пола. Ибо, все же, Вурде понимал, насколько тяжело Патрику осознавать то, что здесь его никто фактически не любит. — Почему ты грустишь, милый, разве что-то способно убрать твою улыбку с лица? — спрашивает Вурде, прислоняясь грудью к спине Патрика и кладя свою голову ему на макушку, пока руки все так же обнимали Патрика за плечи Касания из-за спины и вправду напугали поляка. Вздрогнув, он наконец-то перевел свои глаза от экрана, подняв голову. Увидев Пола, ему стало немного легче и глаза вновь устремились вперед. Вопрос с ужином Пат проигнорировал, но не из-за того, что так захотел, а потому что просто не услышал его. Углубленный в свои не самые позитивные мысли он вовсе отстранился от внешнего мира, а это бывает редко, так как он чаще любил быть среди настоящих событий, нежели собой выдуманные. В одно мгновение Патти захотел промолчать, ведь не хотел испортить настроение мужу и заставлять его беспокоиться. Эти мысли были будто автоматическими, и только потом Патрик вспоминает, что Пол не может испытывать что-то такое. И это было, с одной стороны, полезно, ведь позволяло Пату спокойно выговариваться, когда это было нужно. — Похоже… Я сказал Торду кое-что ненужное, — очень грустно ответил Патрик, чуть отклоняясь назад, чтобы быть ближе к столь теплому мужу, — Он… ушел в свою комнату и… Черт, я вновь провалился. Пол наклоняет голову в сторону и после выдыхает, приобнимая Патрика посильнее. Вурде просто знал, что такие приятные объятия способны успокоить Патрика, ну или хотя бы немного расслабить от некого «провала» в его жизни. — Тебе не стоит грустить по этому поводу, Патрик. Разве провал не является шагом к успеху? — спрашивает Пол, приподнимая бровь вверх и наклоняясь, легонько целуя своего мужа в висок. Иногда, Пол умеет говорить довольно поддерживающие вещи. Сказать спасибо за это стоит его матери, которая и вложила все понятия супружеского долга в голову Вурде. Конечно, они содержали в себе и не такие невинные вещи как поцелуи, объятия, забота, поглаживания, но все они были не искренне, не сделаны с полной душой. Пол всегда притворялся и всегда вкладывал в такое «фальш». Чтобы сделать Патрика счастливее. По-крайней мере, Патрику, как нормальному человеку в браке нужна любовь, поцелуи, объятия и… кое-что другое. Патрику и правда ставало легче, каждый раз когда Пол начинал, хоть и притворяться, но всё же быть хоть как-нибудь нежным. Пат знал, что всё это в него вложила мать Пола, как в машину программист вкладывает специальный код программы. Лишь нажми на нужную кнопку и будет действие, которое обязано быть. Таким образом Вурд старший часто вызывал у незнакомых с ним людей чувство того что вот он — идеальный муж, отец и мужчина. Жаль лишь, правду они не знали, когда поздравляли Патрика с такой «находкой». Патти плавно закрыл глаза. — Я знаю, но… — вновь приоткрыв их, он почувствовал сомнения, стоит ли ему говорить о том, что Патрик уже знает. Только вот странное чувство, что это будет очередная ошибка посеялось в его сердце, потому он сделал то, что делал с Полом редко — промолчал, — Я просто хочу стать достойной заменой его матери… Быть таким же хорошим отцом, как и твоя мама, Пол. Но всё вечно идет неправильно и появляется чувство что я подвожу и тебя, и миссис Вурде, и самого Торди. Пол тяжело выдыхает, закрывая глаза и утыкаясь щекой об его голову, слегка задумываясь. Такое повторяется не в первой и Вурде уже знал, что говорить Патрику. — Ты самый прекрасный отец, который только есть у этого мальчика, — говорит Вурде, наклоняя голову в сторону и проводя холодными пальцами по щеке своего мужа, продолжая держать глаза полностью закрытыми. — Ты прямо как моя мама. Ты заботишься о нем, говоришь то, что должны делать нормальные люди, учишь.- Пол хмыкает и целует парня в лоб, открывая глаз Сомнения всё ещё читались на лице Патрика, ведь чувство странной незавершенности неверности, ошибки будто преследовало его, но слова Пола и вправду помогали, как и каждый раз до этого, потому вновь выдохнув, Патти открыл глаза и бережно улыбнулся мужу. — Наверное, ты прав… — А после он аккуратно чмокнул Пола в губы, — Спасибо тебе, любимый. Я правда не знаю, что бы было со мной если бы не ты. «Ты бы жил нормальной и полноценной, счастливой жизнью» — прорычал противный голосок внутри, который Пат быстро заглушил внутри. Не сейчас. Не об этом. — Я люблю тебя, так что не за что, Патрик, — говорит Пол, проводя пальцами по его щеке и улыбаясь уголками губ, становясь прямо. Конечно, он говорил чистую неправду, но это иногда действительно помогало Патрику расслабиться. — Давай, нам нужно закончить с ужином. Торд наверняка голоден, — говорит Вурде, отходя от своего мужа и убирая руки за спину. На лице все та же лёгкая, натянутая улыбка. И ведь завтра все будет точно таким же. Хотя, нет, завтра Пол и Патрик останутся совершенно одни, ведь Торд уйдет в школу. О, надо бы приготовить ему завтра что-нибудь на ланч. Хотя, порой, Торд даже не ел то, что ему готовили и потому был довольно худым и друзья ругали его за то, что тот совершенно ничего не ел.