Ты помнишь?

      Ты помнишь?       Как мы встречали рассвет на крыше академии? Как ты говорила, что нельзя нарушать комендантский час? Как боязливо осматривалась по сторонам, лишь бы учителя не заметили?       Я смеюсь, глядя на тебя. Ты испугана, ты нервничаешь (серые крылья так и подрагивают от каждого шороха), но ты все еще остаешься рядом. Рискуешь всем ради ничего. Ты не должна быть рядом с тем, кто уничтожит твою жизнь одним прикосновением.       Солнце касается ячменных волос, отражается в ярко-голубых озерцах-глазах и позволяет увидеть все веснушки на носу, собирающиеся в созвездия. Зачем мне светило в небе, когда рядом целый мир?       Не замечаешь того, как я слежу за каждым твоим движением. Когда ты аккуратно касаешься моих ледяных пальцев своими, горячими, переплетаешь их в нежном жесте и опускаешь голову на мое плечо. Ты напряжена, ведь ждешь того, что я резко встану и уйду от тебя.       Хочу ухмыльнуться, поиздеваться, сказать пару нелестных слов. Но зарываюсь носом в светлые волосы и глубоко вдыхаю. Пахнет ванилью.       Позволь мне провести так вечность.       Ты помнишь?       Как ты позволила себе оскорбления в мою сторону? Как ты ненавидела меня? Как на моем лице впервые за сотню лет расползлась искренняя улыбка?       Твои губы дрожат, в глазах плещется обида вперемешку с грустью. Несмело отходишь назад, потупив взгляд, чтобы ненароком не напороться на мой. Я сказал всего пару резких слов, но ты уже готова расплакаться.       «И как такая слабачка может быть дочерью самой Ребекки Уокер?»       Ты очень сильно отличаешься от своей матери. Ты не сможешь привыкнуть к здешним правилам. Тебе здесь делать нечего.       Вновь поднимаешь свои глаза (ты слишком ярко сияешь, прекрати), будто хочешь что-то ответить, но не решаешься. Сжимаешь свои руки в маленькие кулачки и все же произносишь:       «Я не хочу идти по тому же пути, что и моя мама».       Звучит достаточно громко и уверенно для такой хрупкой тебя. Смотришь и будто прожигаешь своими глазами. В аду так не печет, как от этого взгляда. Уж сыну самого Сатаны не знать ли об этом.       Дино возникает из ниоткуда. Цепляет тебя за руку, произносит что-то едкое в мое лицо, но я не слышу этого. Лишь смотрю на тебя и негромко смеюсь.       Не стань злом большим, чем сами демоны. Не стань пешкой, архангелом. Не подведи, Вики Уокер.       Ты помнишь?       Как ты ходила в темноте по саду в одной легкой ночнушке. Отставив руку в сторону, ты шла вдоль кустов, царапая ветками кожу на пальцах. Другой ты вытирала влажное от слез лицо, порой подставляя его холодному ветру.       «…убей луну соседством; она и так от зависти больна, что ты ее затмила белезною».       Ты вздрагиваешь от неожиданности, оборачиваешься и с недовольством смотришь на меня. Я расцепляю руки на груди и поднимаю их кверху в жесте «сдаюсь».       «"Ромео и Джульетта", серьезно?»       «Просто тонко намекнул, что цвет твоей кожи схож с кожей трупака».       В твоих глазах промелькает что-то поистине ужасное, потому что в следующую секунду неожиданно скалишься, обнажая ряды белоснежных зубов:       «Иди к черту».       «К сожалению, папенька в гости меня не звал».       Твоя злость чуть стихает, ты даже усмехаешься шутке и с тяжелым вздохом садишься на мраморную скамейку, пряча лицо в ладонях. Подхожу ближе и опускаюсь совсем рядом, чуть соприкасаясь своим бедром с твоим.       «И что же ранняя пташка забыла в саду в полночь?»       Ты проводишь руками по волосам, сцепляя их позади шеи. Смотришь в одну точку невидящим взглядом и хрипло выдаешь:       «Приснились визг колес, запах стертых шин и… боль».       Глубокий вздох. Привычная легкая улыбка появляется на твоем лице непроизвольно.       «И как-то перехотелось спать, если честно».       Ты нервно смеешься под моим проницательным взглядом, потом склоняешь голову, закрывая лицо светлыми волосами, и тихо всхлипываешь от безысходности. Плечи дрожат, руки тоже. Лишь спина остается каменной, ведь тебе еще столько всего нужно выдержать. Нельзя быть слабой. Кто-то обязательно этим воспользуется.       «Я просто устала».       Я отклоняюсь назад, оперевшись руками о край лавки. Смотрю наверх — здесь видны звезды.       Не найдя лучших слов поддержки, просто опускаю свою руку на твою светловолосую макушку и начинаю аккуратно гладить. Я не умирал. Я не могу говорить о том, что никогда не испытывал.       «Живи. Не для себя, так хоть ради кого-то другого».       «И кого же?»       Ты опять смотришь своими пронзительными голубыми глазами. Я в ответ пожимаю плечами и совершенно спокойно отвечаю:       «Ради меня».       Я спасу тебя любыми способами.       Ты помнишь?       Как я доверял тебе? Как ты позвала меня на утес? Как я пошел за тобой, не задавая ни единого вопроса?       «Люци, я тебе такое покажу!..»       Ты запыхалась, говоришь чуть сбивчиво, но не становишься от этого менее очаровательной. Хватаешь меня за татуированные предплечья, забывая о законе неприкосновения. Лишь бы ты о нем никогда более не вспомнила.       «Ну и? У меня не так много времени, Непризнанная».       Моя напускная грубость всегда помогала держаться с другими на расстоянии. Но ты… ты отличалась. Всегда была белым среди черного. Невинной добротой среди демонов и ангелов. Последние такими качествами не могли похвастаться вот уже который век.       «Сейчас, сейчас… Фух».       И прыгаешь в пропасть.       С секунду я нахожусь в ступоре, а следом кидаюсь к самому краю, испуганно смотря вниз. Пропала. Тебя нет нигде. Осознание того, что я боюсь кого-то потерять приходит не сразу.       Уже готов броситься следом, однако мимо стремительно проносится нечто очень яркое, что откидывает волной воздуха. Прикрываю тело руками, пытаясь устоять на месте.       Я снова могу тебя видеть. Ты очень быстро летишь, задевая крыльями пушистые облака, а затем вновь ныряешь в бездну, ловко переворачиваясь на спину. Очень громко смеешься, что доносится даже до моих ушей. Напоминаешь птицу, что очень долго находилась в оковах.       Ты свободна, пташка, лети. Но, прошу, не улетай далеко.       Серые крылья делают еще пару несильных взмахов перед тем, как приземлить свою владелицу на твердую землю. Но, не рассчитав сил, твои ноги чуть подгибаются.       Непроизвольно, нечаянно, я не хотел, но мои руки сами ловят тебя. Ты удивленно вздыхаешь, медленно поднимая взгляд по предплечью с черными рисунками, по напряженной шее, дольше нужного останавливаешься на губах и наконец смотришь в мои глаза.       «Я научилась быстро летать».       «Но не стоять на своих двух».       В уголках глаз собираются небольшие морщинки. Брови чуть приподнимаются. И так по-детски смеешься, прикрывая веки.       Будь такой только рядом со мной.       Ты помнишь?       Как мы обрели наш маленький секрет? Как ты позволила чувствам взять верх? Как ты была испорчена мной?       Отблеск луны играет на твоих волосах, обретающие тот же оттенок, что и глаза. Ты такая растрепанная, запыхавшаяся. И все такая же невинная.       Ловлю каждый вздох боли губами. Прижимаюсь всем телом, лишь бы унять дрожь в твоем. Аккуратно покрываю лицо и шею поцелуями, порой случайно задевая нежную кожу зубами. И ты каждый раз шумно вздыхаешь, еле сдерживая стон.       «Л-Люци…»       Капли пота стекают по спине, оставляя на белых (что за отвратительный цвет) простынях темные пятна. Позволяю себе очертить губами твои ключицы, упереться лбом в плечо и сжать в объятьях.       Кожа обжигает.       «Больно?»       Все неправильно. Папаша учил делать так, чтобы жертва рыдала из-за меня. Ты же учила меня тому, что нужно прислушиваться к другим. Надо же, твои слова отложились в моей памяти все же лучше.       Вместо ответа на вопрос ты протягиваешь свои худые руки к моему лицу, касаешься колючей щетины нежными ладонями и притягиваешь к себе. Выдыхаешь, болезненно изогнув брови, прежде чем поцеловать.       Я больше не хочу кому-то причинять вред.       Ты помнишь?       Как ты вечно приставала со своими вопросами? Как я прятался ото всех, а ты находила меня? Как я старался отвести взгляд от тебя?       Ты заглядываешь за угол одного стеллажа и с удивлением, будто вовсе не искала меня по всей академии, смотришь на меня. Рассматриваешь все те книги вокруг того места, на котором я сижу. И с улыбкой приближаешься.       «Эй, Люци, хочешь расскажу кое-что?»       Я невзначай трясу перед твоим лицом толстым учебником и многозначительно выгибаю одну бровь.       «Да я вижу, что ты занят, но послушай всего пару секунд».       Ты плюхаешься напротив, при этом стеснительно подгибая юбку, чтобы не было видно белья (ох, Шепфа, что я там не видел?), и начинаешь тараторить про свой день. Я утыкаюсь в свою книгу, всем видом показывая, что мне вовсе не интересен этот разговор.       Рассказываешь про задание на земле, доставшееся тебе с Мими на пару. Как она обыграла тебя и позволила окунуться пареньку в пучину разврата, хотя ты так старалась перетянуть его на хорошую сторону.       Про Дино и его бесноватого старика, который всюду ходит за тобой следом. Он заметил пропажу какого-то амулета из своего кабинета и точно уверен, что виновата новенькая Непризнанная (в принципе, Фенцио оказался прав, но никто и никогда самостоятельно не сознается в этом).       Не забываешь упомянуть и Фыра. Он сегодня знатно учудил, стащив плащ у Геральда прямо с его плеч. Ты кое-как уговорила учителя не подавать на ужин морского дракона.       Все же ты не решаешься поведать про Ади. Называешь только его имя, неуверенно стискиваешь зубы и отводишь взгляд.       «Он скучает. Вот и все».       Умирать страшно. Об этом ты прекрасно знаешь.       Но ты снова набираешь воздуха в грудь и с недовольством в голосе говоришь о неугомонной Ости, что так и порывается испортить тебе настроение. Потом снисходительно улыбаешься и мотаешь головой, потому что понимаешь, что ваши отношения явно стали лучше с того момента, как ты только попала в академию.       Ты видишь, как я не заинтересован в беседе: глаза опущены на текст книги, губы плотно сомкнуты, а рука подпирает подбородок.       И ты видишь, как я ни разу не перелистнул страницу за время твоего рассказа.       Улыбаешься, даже позволяешь себе негромко хихикнуть и продолжаешь щебетать обо всем на свете.       Ты помнишь?       Как я отталкивал тебя? Как просил перестать быть всегда рядом? Как боялся потерять тебя навсегда?       «Ты уже успела навыдумывать себе детишек и пышную свадьбу? Что ж, боюсь огорчить, но это был просто секс».       Я вижу, как мир, придуманный тобой, рушится, ломается и превращается в пыль. Как розовые очки на носу разбиваются, и стекла вонзаются в глаза.       Слишком часто моргаешь, чтобы непрошенная влага исчезла. Не справляешься и отворачиваешь свое искривленное болью лицо.       Понимаю, что это добьет и тебя, и меня, но сухо бросаю:       «Если станешь демоном, то поговорим уже после».       Сохранить невозмутимый вид и при этом тут же не кинуться с объятиями на тебя, — я делаю огромное усилие над собой. Моя маскировка начинает рушиться, стоит до ушей донестись тихому и неживому голосу.       «Этого не произойдет, ты и сам прекрасно понимаешь, Люцифер. Извини, я больше никогда не потревожу тебя».       Ты разворачиваешься, будто чуть задерживаешься, чтобы у меня было время передумать, но я прикрываю глаза и сжимаю ладони в кулаки. Уйдешь сейчас — спасешь жизнь. А тебе и так уже дали второй шанс. Более прощений не будет.       Ты и вправду уходишь. Ты не покидала после тысяч просьб оставить одного; ты не оставляла в моменты, когда сам Сатана обходил стороной. А теперь тебя рядом нет. И больше никогда не будет.       Я слишком привязался к Непризнанной.       Ты помнишь?       Как кто-то рассказал серафиму Кроули о нашем секрете? Как это быстро разлетелось по всему Раю и Аду? Как нам больше не было нигде места?       Около человеческих полгода прошло с тех пор, как на этом месте казнили Адмирона Винчесто. Теперь там ты.       «Нет! Я сделаю что угодно! Только отпустите ее!»       Мой истошный крик разносится над судным местом, заставляя каждого ученика, что прячется на деревьях или в кустах, встрепенуться. Но сами палачи непреклонны.       «Вы нарушили главное правило Небес. Теперь обязаны понести наказание».       Хранители, что до этого держали меня, стоят в стороне, придерживаясь за окровавленные лица. Теперь меня ограничивают магические цепи, что мощнее любого существа на этом свете.       «Люцифер. Ты приговариваешься к лишению крыльев и отбытию на землю».       Я натираю запястья до мяса, до сочившейся крови. Боль заглушает неистовый страх за того, кого полюбил. Кого не хочу отпускать.       «Вики Уокер».       Сердце пропускает удар.       «За нарушение правил ты приговариваешься к казни».       Ты стоишь на коленях, склонив голову над плахой, и смотришь в мою сторону все теми же голубыми глазами. И вовсе не странно, что ты улыбаешься.       Твои руки связаны, на запястьях точно также виднеются кровавые следы. Светлые волосы спутаны, а краешек губы разбит. Но ты все еще столь же потрясающа и красива, как в нашу первую встречу.       Над головой заносится что-то наподобие топора. Идет отсчет на секунды. Все вокруг ждут хлеба и зрелищ. Никому нет дела до разрушенных чужих жизней. Только Ади и Энди успокаивают Мими, а Ости и Дино обмениваются испуганными взглядами.       Я смотрю на то, как ты киваешь, привлекая внимание.       «3».       Ты размыкаешь губы.       «2».       Ты шепчешь мне заветные слова.       «1».       Ты по-детски улыбаешься.       Я закрываю глаза, лишь бы не видеть этого.       «Я люблю тебя, Люци».       Ты помнишь?       Как ты произнесла эти слова? Как все сразу изменилось? Как тебя больше не оказалось рядом?       Я встаю со своего места, подходя ближе.       На земле хорошо. Но только в тех случаях, когда рядом есть ты.       Ветер неистово хлещет по лицу, заставляя слезам запеленать глаза. Раз, два, три шага. Внизу — огни крупного города, своей яркостью и цветами напоминая калейдоскоп. Расставляю руки в стороны.       Четвертый шаг.       Я вновь могу летать. Но за моей спиной уже нет крыльев.       Ты       помнишь?..