— Посмотри, Кёджуро, — величаво восклицает Аказа, всё так же криво улыбаясь и свысока глядя на Ренгоку, — я — твоё спасение!
Спасение?
Уже бывший столп пламени медленно поднимает глаза на разрисованное лицо, искривлённое в нахальстве и напускной развязности. Ядовито-жёлтые зрачки сужаются в жгучем предвкушении исполнения собственных, гнетущих надежд.
Бесит. Как же бесит. Так хочется врезать этому исчадию ада, так хочется снести ему голову, но цепи крепко оплетены вокруг юношеских запястий, они сдавливают изо всех сил и не дают даже единственного шанса поднять руки, поэтому всё, что может делать Кёджуро сейчас, так это сидеть смирно, в плену ржавых цепей, отравляя всё своё существование мыслью о том, что никогда ничего не будет как прежде.
— А-а? Чего же ты молчишь? — дразнящим тоном молвит третья высшая луна, садясь на корточки пред своей жертвой и любуясь налитыми кровью глазами, ведь это, пожалуй, истинный шедевр, снизошедший на землю только сейчас, причём благодаря самому Аказе, — Мог бы и поблагодарить своего спасителя! Теперь твои силы не канут в небытие, а будут цвести целую вечность. Ты достиг высшей точки, Кёджуро.
Хакуджи бережно проводит холодными пальцами по чужим щекам, проскальзывает пальцем в чужой рот и дивится острым клыкам, выросшим два дня назад, вопреки упорной борьбе с неизбежным. И всё-таки, Ренгоку гораздо больше идёт быть демоном. Вот только почему же он сам так не считает? Аказа искренне не понимал таковой глупости, из раза в раз поражаясь бурной реакции, ворошащей ненависти и нарочитым презрением.
Точно так же и Кёджуро не понимал, сколько же коварного яда должно таиться в организме, чтобы выплёскиваться зверской жестокостью на людях, бренно таящих в себе робкую надежду на жизнь. Да и понимать он этого, пожалуй, не хотел. Всё, что есть у него сейчас, так это ветхая хижина на окраине леса и мерзкий демон, наведывающийся сюда каждую ночь, словно по расписанию. Ренгоку злобно сдавливает челюсть, намереваясь укусить пальцы, бесцеремонно гладящие остриё клыков, но третья луна ловко успевает вытащить их, недовольно морщась.
— О каком спасении ты вообще говоришь?! Да если бы не ты, то я бы был столпом и дальше! Истреблял демонов, тренировал юных охотников, радостно возвращаясь домой и проводя время с Сенджуро и отцом! — Кёджуро срывается на крик, впервые ломаясь прямо перед демоном и даже не думая остановить свирепый поток эмоций, наконец вырвавшихся наружу, после столь долгого молчания. Перед глазами участливое личико младшего брата, невинно улыбающегося и махающего уходящему Ренгоку рукой вслед, мудрое лицо Оякаты-сама и решительный блеск рубиновых глаз одного храброго мальчишки… Мысль о том, что всё это потеряно, что всё осталось где-то далеко позади, жестоко терзает пламенное сердце, — Даже не смей называть себя моим спасителем, когда ты забрал у меня
всё!
Аказа спокойно выслушивает чужие реплики, беспечно отведя глаза в сторону и игнорируя страдальческую тираду бывшего охотника, тщетно пытающегося вырваться из оков. На это у него ещё не хватает ни сил, ни опыта.
Монолог прерывается хлёстким ударом по щеке. Хакуджи, тут же ухватывая за лицо свою жертву и приближая как можно ближе к себе, заглядывает в багряные глаза, преисполненные рознью и нешуточным гневом. До чего же смешно наблюдать за чужим сердцем, исколотым острыми тончайшими иглами суровой реальности.
Особенно это смешно, когда в твоём собственном надежда уже омертвела.
— Как долго ты будешь истерить? — властным голосом вопрошает Хакуджи, ужесточая хватку, — Отвратительно. Я так долго восхищался твоей силой, чтобы в итоге разгребать сопли? Прекрати строить из себя паиньку и прими то, кем ты стал. Чем быстрее, тем лучше. На данный момент господин даже не догадывается о твоём существовании, и из-за этого у меня будут проблемы.
— Я не просил восхищаться моей силой, — сквозь зубы выдавливает Ренгоку, злобно качнув головой.
Аказа недовольно цокает, убирает руки от лица юноши и поднимается на ноги. Отмечая про себя, что совсем скоро рассвет, демон, прикрыв глаза, надвигается к выходу, а после бросает в сторону заложника испытующий взгляд.
—
Плевал я на твои просьбы и несогласия.
* * *
Лучистый, мягкий взгляд пунцовых глаз закрадывается глубоко под кожу, бережно обволакивая каждый уголок сознания Ренгоку.
Танджиро всегда был тем самым затерявшимся лучом солнца, снизошедшим на землю, чтобы одаривать каждого прохожего своим теплом. Даже сейчас, когда руки
столпа безоговорочно скованы и нудят, растворяясь в жалкой боли, всё существо Кёджуро медленно согревается, стоит лишь взглянуть на ласковую улыбку юного дарования, счастливо повествующего о недавно проведённых тренировках, о глупой ситуации с Иноске, стащившего рисового шарики со стола и попавшегося на глаза разъярённой Аой, обо всём, что видел совсем недавно! И этот бодрый голос не грех слушать всю свою жизнь, ведь от него по всему телу разливается такое щекочущее тепло…
И точно такое же тепло накатывает на юношу, когда чуткий образ Камадо сменяется парой робких, ярко-огненных глаз, обеспокоенного смотрящих перед собой. Сенджуро всегда так волновался за старшего брата, роняя слёзы при каждом уходе Кёджуро на миссии, «умело» пряча их от лучезарной улыбки напротив.
Даже сейчас Ренгоку младший тщательно пытается сдержать слёзы, тихонько всхлипывая и приподнимая голову, подавляя резкое желание накинуться на брата и обнять. Но сейчас
уже бывший охотник был бы даже рад такому нежному приветствию.
Был бы очень рад.
Если бы не ловкий удар по лицу, вырывающий Кёджуро из сладостной неги мечтаний. Юноша открывает глаза и видит пред собой всё того же Аказу, вновь возвышающегося над ним, да ещё и держащего что-то в руках.
— Даже не думай спать, чёрт подери, — шипит третья луна, усаживаясь на стул, стоящий прямо напротив Ренгоку, у которого, в свою очередь, пред глазами всё нещадно плывёт, — Лучше посмотри, что я тебе принёс!
Кёджуро вновь закрывает глаза, повинно погружаясь в целительный сон, где обилие искренности и простосердечия, нежно окутывающие мученика. Но за неповинность юноша получает лишь сильный пинок, отчего глаза невольно распахиваются и фокусируются на… оторванных человеческих конечностях. Губы Аказы, явно гордого собой и своей затеей, искривляются в противной ухмылке, стоит ему лишь уловить неподдельный ужас при виде торчащей кости и капающий на пол крови. Ужас, смешанный с диким
желанием.
Ренгоку ощущает, как всё противно пульсирует в накапливаемом возмущении и изумлении, всё внутри болезненно сжимается, стоит лишь представить, как кости внутри ещё живых людей сгибались и рвались, отзываясь тошнотворным хрустом. Точно с такой же необъятной болью всё рвётся в клочья, когда юношу тяготит понимание, что от вида крови внутри всё трепещет и крутится, изнемогая в жутком голоде. Кёджуро резко отворачивается, как вдруг его гневно ухватывают за волосы, насильно поворачивая к
угощению и не выпуская. Все попытки вновь повернуть голову в другую сторону оказываются слишком жалкими. Аказа едва заметно усмехается, сладостно наблюдая за столь бурной реакцией, и проводит окровавленным пальцем по чужой щеке, оставляя склизкий пунцовый след.
Демон подвигает оторванную руку, преподносящуюся сегодня в качестве знатного ужина, чуть ближе к Кёджуро, сдавившего челюсть как можно сильнее. Заинтересованно хмыкнув, высшая луна отходит от парня.
— Вот видишь, тебе никуда не уйти от инстинктов! — голос Аказы был до такой степени счастливый, будто он только что вкусил желанный плод победы, — Как долго ты продержишься, м-м?
Хакуджи без зазрения совести пожирает найденные трофеи, горделиво посматривая на Ренгоку, усердно борющегося с демоническими инстинктами. Как долго будет длиться эта ебучая игра?
* * *
Танджиро каждый день посещает поместье Ренгоку, пытаясь подавить в себе глубочайшее чувство вины, изливаясь в пагубных извинениях. В этом доме на него давит всё: тоскливый взгляд Сенджуро, устремлённый куда-то вдаль, буйное поведение его отца и вопиющий беспорядок, как последствие беспробудной пьянки главы этого дома. Камадо всё также сжимает своё хаори, беспорядочно шепча клятву вернуть всё на свои места, из раза в раз вбивая в голову, что
Ренгоку-сан не сдастся, не опустит руки и будет бороться, и возможно повторится ситуация с Незуко. Танджиро не хотел, чтобы так получилось. Никто не хотел.
И пока Камадо выдавливает из себя все попытки подбодрить подавленного Сенджуро, Аказа бесцеремонно рукой зарывается в чужих волосах, приговаривая что-то о невообразимой силе.
Третья высшая луна беспардонно касается огненных волос, а Кёджуро мечтает вырвать их в клочья, не оставляя и единого просвета, мечтает сжечь самого себя дотла, ведь он даже не знает что хуже: то, что он стал демоном или же то, что оставил все попытки бороться в первый день?
Аказа всё так же мерзко ухмыляется, а Ренгоку понимает, что
ему предначертано сгинуть во мгле.
