Why do I feel like I'm drowning? Like I'm running out of air? Why do I feel like I'm falling When I'm nowhere near the edge? I know I can be destructive And I can change the atmosphere. All I ask from you is patience — Some patience... Just let me know... Can you be the one to hold and not let me go? I need to know... Could you be the one to call when I lose control? I need your love
Нилом двигала безысходность. Знакомое паршивое чувство, но в этот раз оно было полностью оправдано. Нил сам до конца не верил, что решился на это. Потому что — ради всех святых — от одного взгляда на открытую на экране компьютера поисковую страницу начинало стойко мутить. Так уж вышло, что с наручниками у Нила всегда складывались отношения еще более сложные и болезненные, чем были с Эндрю. Но Эндрю… Ради него Нил готов был на все. И он уже доказал это и себе, и ему не один раз. В этот раз все будет иначе. Нилу просто нужно успокоиться и взять себя в руки. Сделать медленный вдох. Задержать дыхание. И лучше сразу перестать дышать. Он не помнил, когда последний раз так нервничал. Ему казалось, даже перед финальной игрой с Воронами он был куда спокойней и рассудительней. Но выдержка и здравомыслие отказали бы любому, увидь он это разнообразие мягких наручников. Было два разных типа – обычные металлические или пластмассовые наручники, филигранно замаскированные под что-то милое всякими пушистыми или блестящими накладками, и кожаные или тканевые браслеты с крепящейся к ним карабинами цепочкой. У Нила начиналась легкая форма тахикардии. Ему пришлось резво подняться из-за стола, походить чуть-чуть, покурить, отдышаться, прежде чем он смог вернуться обратно и вновь начать листать невыносимо пристойные картинки. Случайно (и неизбежно) наткнувшись на фото обнаженной девушки, кожаные браслеты на которой крепились еще и к ошейнику на шее, Нил завис окончательно. У него мелькнула шальная мысль попросить сделать все Ники. Но он сразу же отмел ее. Не из-за того, что со стыда бы наверняка кончился еще в середине формулировки своей странной просьбы, а из-за реакции Эндрю. Реакции Эндрю он боялся больше всего. И это было с ним впервые. Раньше Нил, даже если ему грозили серьезные увечья или особо тяжелые моральные травмы, никогда не испытывал неуверенности или страха, когда собирался сделать с Эндрю то, на что никто не решался — попросить его. Сейчас все было иначе. Нил даже предположить не мог, как Эндрю отреагирует. Но почему-то представлял ситуации одна хуже другой. Если Эндрю не высмеет его сразу и не пошлет на хер, то наверняка скажет, что между ними все кончено — и не пойти бы Нилу однозначно и прямо на хер? Почему-то вариант, где Эндрю согласится и примет предложение Нила, самим Нилом даже не рассматривался. Почему он был так неуверен? Почему так сильно боялся? Это ведь Эндрю. Он не бросил его даже тогда, когда на прошедший Хэллоуин Нил проиграл спор с Кевином. Обычно он не велся на тупые провокации, но Дэй до сих пор умел виртуозно и элегантно-непринужденно выводить его из себя. В итоге Джостен, дабы сохранить честь и достоинство, был вынужден нарядиться в костюм зубной феи, лишь слегка смягченный подтеками крови по розовому корсету и белой бальной пачке. Вряд ли после этого Эндрю сможет впечатлить пара каких-то конфетно-розовых наручников. Нил не собирался выбирать розовые. Но ему пришлось. Пролистав не один сайт, он в итоге выбрал магазин, что был ближе всего к их обычному месту тусовки в Колумбии — у него от силы было минут пятнадцать, прежде чем его хватятся. За это время он должен был успеть добежать туда и обратно, не вызвав подозрений. В ассортименте магазина были только одни наручники — матерчатые широкие браслеты, шедшие в трех расцветках: розовой, красной и черной. На красный у Нила была однозначная реакция: травмированные запястья ностальгически заныли, и он машинально потер их, снимая нервное напряжение. Черные на складе кончились (кто бы сомневался). В общем, выбор был сделан. Нил забронировал одну пару, указав дату (господи, уже завтра), когда придет за товаром, и обессиленно откинулся на спинку стула. Немного подрагивающими пальцами потер зажившие шрамы на скуле, плавно переходившие на висок, и спросил себя, не пожалеет ли он о том, что только что сделал. Что он вообще собирается делать? Нил был на нервах весь следующий день, что не укрылось от излишне чуткой команды. Но все списывали это на недавнюю ссору «сладкой парочки» — Эндрю до сих пор не разговаривал с Нилом — и ожидаемо вылившуюся из этого стычку с Кевином на поле утром. Обычно Эндрю вмешивался, когда две его игрушки без команды начинали лупить друг друга. Но в этот раз он скучающе стоял в воротах, перенеся вес на поставленную на землю клюшку, и был больше заинтересован равномерностью сот на сетке, чем смачными звуками бурной потасовки. Но вечерняя поездка в Колумбию состоялась в любом случае. Проблемы Джостена Эндрю не волновали. Он хотел получить свою заслуженную награду за то, что всю неделю был хорошим мальчиком и никого не отпиздил клюшкой, потому что они играли, как лохи постыдные. Для всех очевидно было, почему Нил сам не свой и страдает жесткой прокрастинацией, а Кевин злой, как тысяча озверевших Дэев, но Эндрю отказывался признавать свою причастность к разладу командной игры. Джостен придурок, каких поискать надо, и вины Эндрю в этом нет. Нил не хотел вспоминать, из-за чего именно начался их конфликт — он не имел к полю и игре вообще никакого отношения. Это была его ошибка, его оплошность, недопустимая распущенность, но Эндрю своим профессиональным игнором не давал ему и шанса ее исправить. В итоге, когда Нилу все-таки удалось добраться до избегающего его Эндрю и спровоцировать на разговор, они устроили показательно-скандальное выступление для всей команды. Эндрю рычал, что если Джостену мало того, что он и так дает и позволяет ему, то пусть уебывает вообще на хер отсюда. Нил орал, что его задолбало бесконечно биться башкой в каменную стену, и если он недостаточно делает или не так хорош, чтобы заслужить расположение и доверие Миньярда, то пусть скажет ему это в лицо здесь и сейчас, и они наконец поставят точку в этом затянувшемся фарсе. Только появление тренера чудом спасло Нила от пролома в его тупой черепной коробке — Эндрю гневно рванулся из его хватки и одарил таким яростным взглядом, что окатил Джостена своей ледяной яростью и жгучей ненавистью с головы до ног. Больше Нил к нему не лез. И знаете что? Все зашибись. Хочется Миньярду все усложнять — пусть усложняет. И вообще, пошел он на хер со своими неразрешимыми загонами, которые отравляли жизнь не только самому Эндрю, но и окружающим. Будто Нил преднамеренно спровоцировал его — делать ему больше было нечего! Есть рефлексы, над которыми любой не властен. И порывистые объятия Нила, когда маленький злобный инкуб всю душу из него высосал через его саднящий член, не были его виной. Эндрю не следовало играть с огнем и доводить его до состояния полной невменяемости, когда Нил попросту не мог контролировать свои руки. Нил едва ли успел ощутить под своими покрытыми мозолями ладонями жар обнаженной кожи Эндрю, как тот вломил ему кулаком под дых, схватил свои вещи и рванул из душевой с такой скоростью, словно спасался бегством. Нил жалел о том, что сделал, каждую гребаную ночь, пока не мог сомкнуть глаз. Он пытался донести до упрямого Миньярда, что нарушил правила не по злобе душевной, но тот присудил ему красную карточку, не слушая оправданий, и безжалостно удалил с поля. А что Нил ненавидел больше, чем мелкого сученыша? Правильно: сидеть на скамейке запасных и нихуя не делать. Так что когда на утренней тренировке в пятницу Кевин попытался выгнать его с поля, потому что Джостен больше не играл, а мешал другим тренироваться, Нил ожидаемо на нем сорвался. Ударить Эндрю по ряду причин он не мог, хоть тот и напрашивался на это всю неделю, поэтому досталось Дэю. Нилу стопроцентно прилетит, когда он предложит Эндрю попробовать наручники, но Джостен еще со вчерашнего вечера морально готовился устоять под сокрушительной яростью Миньярда. Хочет его поколотить — пускай, будто Эндрю хоть раз отказывал себе в этом удовольствии. Но Нил давно привык к насилию. Не смирился с ним, но и не делал из этого большого дела. Столкнувшись с резкой реакцией Эндрю, он понял, что сексуальное насилие очень отличается от того, что пережил Нил. И он понятия не имел, как помочь Эндрю справиться с тем, о чем тот предпочел забыть. Миньярд делал вид, что проблемы не существует, а это правило «руки прочь» — лишь способ позлить Нила, удерживая его на расстоянии, и выяснить, насколько далеко он может зайти и сколько готов самоотверженно терпеть. Поначалу Нил воспринимал все как забавную игру, но со временем веселье сошло на нет. И ему стало совсем не смешно, когда Эндрю психанул в душевой и неделю морозил его за то, что Нил посмел дотронуться до него. Если Миньярд по его богатой коллекции шрамов еще не понял, Нил был очень терпеливым человеком. Но его терпению тоже может прийти конец. Он больше не хотел мириться с тактикой Эндрю «нет рук — нет проблем», потому что она нихрена не работала на практике и, черт возьми, задевала его неимоверно. Они уже столько всего пережили вместе. Прошли через столько боли, обид, недопониманий, страхов и разбитых вдребезги надежд. Они были друг у друга несмотря ни на что, и если Эндрю не мог доверять Нилу, какой вообще смысл продолжать поддерживать их отношения? Если Нил для него ничего не значил, к чему все эти игры в пару? Поспорил с кем-то? Миньярд не мог ставить сам на себя. И вряд ли он отчислял проценты брату или Ники, помогая им выигрывать очередные споры. Нил не сомневался: все поставили на то, что он сдастся в ближайшее время. Никто не верил, что у них с Эндрю есть будущее. Даже сам Эндрю, равнодушно пожимавший плечами каждый раз, когда Нил искал им совместные занятия на ближайшие выходные. И Нил мог бы убедить себя, что он все себе выдумал: тот порывистый поцелуй на крыше и то, что последовало за ним дальше, как сошедшая с гор лавина. Но сложно было забыть, как Эндрю трогательно жался к нему во сне, ища тепла и защиты, как прорывался в больничное крыло с боем, едва узнав, что у Нила подозрение на сотрясение мозга после неудачного столкновения с вражеским защитником, и — до сих пор — Нил наслаждался воспоминаниями о том, как хрустнула, ломаясь, ведущая рука Рико под тяжестью клюшки Эндрю. Между ними уже давно не было никаких обещаний: Миньярд вступался за него не для того, чтобы сдержать слово. Но сразу же отрицал свою причастность, словно стыдясь своей заботы о Ниле. В итоге они тратили драгоценное время на все эти вымораживающие недомолвки и бесконечные выяснения отношений — Нил ненавидел все это. Эндрю гнобил его за то, что Нил такой придурок и бежит всю свою жизнь вместо того, чтобы остановиться, развернуться и дать отпор своим ожившим ночным кошмарам. Но при этом зловредный мелкий лицемер и провокатор делал то же самое, когда дело касалось его посттравматического синдрома. Нилу надоело гоняться за Эндрю и его убегающими во все стороны тараканами. Или они уже решат эту проблему, или он умывает руки. Почему-то Нил до сих пор наивно верил, что сможет оставить Эндрю, когда ему надоест терпеть его высокомерный гонор и тяжелый характер. Ха. Конечно же, именно поэтому он, Нил, бежал три километра туда и три обратно, чтобы самому себе купить наручники. Как аллегорично и, твою мать, драматично. Он даст Эндрю посадить себя на цепь уже не фигурально, а буквально. И это решит хоть что-нибудь? Какой еще кусок себя Нил должен вырвать, чтобы удовлетворить аппетит Миньярда? И существовала ли вообще фантастическая возможность того, что Эндрю примет его и впустит в свою жизнь? Если наручники не помогут, Нил попросит его отрубить себе руки — топором, — тогда, наконец, они решат проблему Миньярда раз и навсегда. Такой вариант его устроит? Стопудово. Нил был настроен решительнее, чем обычно. В Колумбии он оставил Эндрю в покое, как тот и хотел, играя до конца свою роль оскорбленной невинности, и ушел спать первым, пока монстры — маленькие чудовища — и красавица Кейтлин еще резались в настолку, допивая остатки алкоголя — не пропадать же добру. Эндрю даже не взглянул в его сторону, когда Нил поднялся с пола и ушел наверх. Поднимаясь по лестнице, Нил размышлял, придет ли вообще Миньярд спать в их комнату или демонстративно ляжет внизу на диване? Возможно, им стоило попробовать поговорить в клубе, пока Эндрю фанатично закидывался шотами и вполне доброжелательно отвечал Роланду — единственному, кто не боялся лезть к Эндрю, когда тот всем своим видом показывал, что хочет, чтобы его оставили в покое, не трогали и вообще забыли о его существовании. В отличие от Нила, на этой неделе он ни на ком не сорвался. И это почему-то тревожило даже больше, чем если бы он отхерачил клюшкой каждого, посмевшего приблизиться к нему ближе, чем на расстояние пушечного выстрела. Нил раздраженно скинул с себя очередные черные пафосные шмотки и встрепал и так торчащие во все стороны волосы еще больше. Потянул за рыжие пряди, пропуская их сквозь пальцы, и сквозь зубы выдохнул, когда увидел свое злое и потерянное отражение в зеркале. «Соберись, Джостен», — сказал он сам себе. Поскольку прятать коробку с наручниками ему было некуда, пришлось надеть их сразу, как только он забрал их из секс-шопа. Хорошо, что сегодня на нем была безразмерная кофта с длинными рукавами, отлично скрывавшая под собой эти постыдные розовые штуки. Молоденькая, но разукрашенная, как первосортная шлюха, продавщица в секс-шопе мило улыбалась ему и всячески одобряла его выбор, под конец томно и интимно сообщив: «Девочкам такое нравится». Нил взглянул на широкие браслеты на своих запястьях. Они скрывали под мягкой — неожиданно приятной — розовой тканью его безобразные увечья, выглядя слишком неуместно и нелепо на фоне уничтоженных предплечий. Наверное, нужно было взять металлические или поискать черные. Нилу было неуютно и некомфортно видеть на себе это недоразумение, но за прошедшие пару часов он понемногу свыкся с давящим ощущением на своей израненной коже. В принципе, мягкие наручники были не так уж и плохи. Наверное, девчонкам такое правда нравится. Но понравится ли Эндрю, когда он их увидит? Нил сходил в душ, чтобы смыть с себя остатки клубной духоты и суеты. Вытерся насухо и надел только трусы. Второй раз добровольно надеть на себя браслеты оказалось сложней. Нил долго не решался, смотря на оставленные на раковине розовые кожаные ремешки. У него еще был шанс спрятать их, а потом незаметно выкинуть — и Эндрю никогда про них не узнает. Но это ничего между ними не исправит. Нил собирался перепробовать все варианты, пока хоть один не сработает. Он мог сделать хуже. Но мог и выиграть. Как в экси, игра стоит свеч. Если был хотя бы призрачный шанс, что на Эндрю это подействует исцеляющим или вдохновляющим образом — хоть каким-нибудь, — риск того стоил. Нил решительно нацепил обратно утрированно мягкие розовые браслеты. Он вернулся в спальню, расстелил кровать, стараясь не концентрировать внимание на чем-то кричаще-неуместно-розовом на своих руках. И у него это неплохо получалось, потому что все его мысли опять и снова были заняты одним только Эндрю. У Нила не было опыта построения отношений. У Эндрю, очевидно, тоже. Они пытались притереться друг к другу, двигаясь навстречу крошечными шажочками, и все равно боялись оступиться на каждом шагу. Но в их неустойчивых взаимоотношениях определенно наблюдался прогресс. Нил не боялся признаться ни себе, ни Эндрю, что последний значит очень много в его жизни — даже больше, чем экси, раз уже серьезно размышлял о том, где найти подходящий топор. Нил никогда не думал об этом, но на самом деле семья всегда стояла для него на первом месте. Эндрю высмеивал его привязанность. Он считал, что чувства Нила это несерьезно. Он не отрицал, что между ними есть искра, но объяснял себе все на физическом уровне, говоря о гормонах, физиологии, соответствующем возрасте — и сбрасывая со счетов все, что касалось эмоциональной вовлеченности и привязанности. Нил так не мог. Он знал, что любит экси — и эта любовь была не совсем здоровой, больше похожей на одержимость. Но еще он знал, что любит Эндрю куда больше — и это чувство порой пугало его до усрачки. Вызывало тревогу и навязчивые мысли. Нил никогда и ничего не боялся потерять так сильно, как Эндрю. Если это случится, его уже не спасут ни Лисы, ни экси. Так что лечь на кровать и приковать одну свою руку к изголовью цепью на карабинах оказалось проще, чем Нил думал. Он оставил вторую цепь свободно свисать с противоположного столба изголовья, закрепив ее так же надежно, как и первую. Просто так он попробовал высвободить зафиксированную руку. Несмотря на мягкость наручников и их игрушечно-наивный вид, со своей задачей они справлялись отлично: у Нила заныли кожа и пальцы, когда он перекрыл кровоток в попытках высвободить кисть. Цепь тоже оказалась на удивление прочной. Девочкам реально такое нравится? У Нила было время успокоиться и собраться с мыслями. Для него связать себя было все равно, что шагнуть с борта вертолета без парашюта — ощущения столь же непередаваемые с той лишь разницей, что мучиться ему до смерти придется куда дольше, чем лететь вниз пару сотен метров. Вся его природа кричала против этого. Но Нил осознанно насиловал и ломал себя, потому что понимал: ему — им — просто нужно пройти через это. Эндрю не может не понять, чего для Нила стоило лечь на эту кровать и напялить эти нелепые, но все еще наручники. У него была возможность открепить карабин свободной рукой и убраться на хер отсюда, но Нил ей не воспользовался. Он лежал и ждал, когда услышит мягкие, приглушенные шаги в коридоре. Эндрю не заставил себя долго ждать. Когда кончился алкоголь, делать ему в гостиной стало совершенно нечего. Оставив братьев и — он не хотел лишний раз вспоминать ее имя, — Эндрю неспешно поднялся наверх. Он не был пьян, как и всегда, зная свой предел и никогда не переступая черту, но алкоголь сделал свое дело: мысли текли вяло, тело двигалось заторможенно, кровь застыла приятным умиротворяющим теплом в набухших венах. Опустилась дверная ручка. Нил инстинктивно подобрался. Он знал, что это Эндрю, потому что другой бы постучался перед тем, как войти. Но все равно неосознанно напрягся. И волновало его вовсе не то, что кто-то увидит его наготу и шрамы или, упаси боже, эти постыдные розовые штуки, а сама ситуация. Он потеряет секунды на то, чтобы освободиться, и они могут стоить ему жизни. Но его жизнь стоила того, чтобы увидеть выражение лица Эндрю, когда тот поднял голову и увидел прямо перед собой Нила. Голого, прикованного одной рукой к кровати. Джостен мог поклясться, что на пару секунд Миньярд потерял над собой контроль и его глаза удивленно округлились, а рот слегка приоткрылся. Но, едва моргнув, он вернул на свое лицо непроницаемую маску и невозмутимо закрыл за собой дверь, не забыв провернуть замок до двойного щелчка. Нил не заметил, как перестал дышать. Вот оно. Эта секунда. Переломный момент. Он ждал какой угодно реакции от Эндрю, но совершенно точно не такой: с отсутствующим видом Миньярд прошел к шкафу мимо кровати, взял сменное белье и ушел в ванную, даже ни разу не бросив на Нила взгляд через плечо. Едва дверь закрылась, Нил вспомнил, как нужно дышать. Сердце быстро колотилось в глотке, подталкивая наружу застрявшие там слова. О, сколько всего ему хотелось сказать… Себе. Он конченый придурок. На что он вообще рассчитывал? Это же Эндрю. Все было очевидно с самого начала. — Черт. Более крепкие слова Нил проговорил про себя, злясь нереально. И в то же время испытывая незаслуженный стыд: Эндрю ничего не сказал и не сделал, но как раз поэтому Нилу хотелось еще больше провалиться сквозь кровать. Он раздраженно дернул рукой, второй пытаясь снять браслет. И понял, что из-за рывка фиксатор заело. Это стало последней каплей. Нил не помнил, когда последний раз плакал, но, кажется, он был очень близок к тому, чтобы возненавидеть себя и Эндрю до конца своей жизни. — Кто это у нас тут попался, а теперь не знает, кого звать на помощь? В панических попытках высвободиться из пут, в которые он сам себя загнал, Нил не услышал, как Эндрю закончил с водными процедурами и вышел из ванной. Перестав рыпаться и тихо материться, Нил смерил Эндрю мрачным взглядом. На Эндрю была длинная футболка, в которой он любил спать и которую Нил отчаянно ненавидел. Он был полноценным двадцатилетним парнем, у которого отлично функционировала пресловутая гормональная система, и, ясное дело, вид дразняще едва ли прикрытых подолом майки голых бедер Эндрю пробуждал в нем сексуальное желание. Но сейчас он был зол, расстроен и дезориентирован настолько, что даже провокационный вид Эндрю не мог вызвать в нем ничего, кроме тупого раздражения. — Отъебись. Бровь Эндрю вопросительно дернулась вверх. — Как недальновидно. Кроме нас с тобой, тут больше никого нет, чтобы тебе помочь. — С какого перепугу ты вновь снизошел до общения со мной? — Ему следовало держать язык за зубами. Он сам все портит сейчас. Но не может совладать со своими эмоциями — задетые чувства саднили в груди и щипали глаза. Равнодушие Эндрю ко всем его попыткам и стараниям доводило Нила до истерики. — Я-то уповал на то, что ты до конца жизни со мной разговаривать не будешь. — Как же ты любишь все усложнять и драматизировать, Джостен, — лениво протянул Эндрю, не моргнув и глазом на все эти обвинения. Он подошел к кровати, остановившись в изножье, и его скучающий взгляд лениво прошелся по распростертому на ней телу Нила, остановившись на наручниках. — Я уж подумал, что помешал тебе, но ты вроде неплохо справляешься и без меня. — А ты любишь все портить, Миньярд. Прирожденный талант, — не остался в долгу Нил, болезненно поморщившись. Он уже пережил то мучительное время, когда обнажаться перед Эндрю было сродни пытке, не говоря уже о том, чтобы позволять чужим рукам и губам касаться своих шрамов. Но сейчас чувствовал себя еще хуже: так, словно лежал вывернутым наизнанку. Он еще раз попытался справиться с фиксатором, но снова не преуспел — ему не хватало второй руки. — Я еще не понял, что могу испортить. Но могу попробовать, чтобы не разочаровать тебя. Снова. Эндрю сделал последние два шага и сел рядом с Нилом на край кровати. Тот отодвинулся, избегая контакта бедра с его спиной, и уставился волком исподлобья. Взгляд его голубых глаз стал по-настоящему пронзительно-ледяным, а взгляд карих глаз Эндрю был обманчиво мягким и обволакивающим. — Розовые. Эндрю хотел взять свободную руку Нила, чтобы рассмотреть приобретение поближе, но тот демонстративно руку забрал, положив на живот. Эндрю хмыкнул себе под нос — игра Джостена в обиженного и вредного ребенка всего лишь его забавляла. Наивные попытки Нила найти у Миньярда совесть и воззвать к ней с блеском провалились. — А тебе идет. — В пекло иди. Эндрю какое-то время молчал, изучая рассерженное лицо Нила из-под расслабленно опущенных век. — Ведешь себя так, будто ждал кого-то другого. А теперь не можешь справиться с разочарованием. Меньше ожиданий — меньше проблем. — Возможно, я действительно ждал кого-то другого, — едко процедил Нил, делая ударение на последних словах. Эндрю мог быть разным. И не все его проявления Нил любил и ненавидел одинаково горячо. Иногда — очень-очень редко — Миньярд был не просто сносным, а очень даже милым. Но если Нил хоть раз заикнется об этом, Эндрю отрежет ему язык или сразу вскроет глотку. Эндрю вздохнул — почти тяжело. На него это было совсем не похоже. Нил списал все на алкоголь. — Так это для меня? Да или нет. — Нет, — отчеканил Нил, который никак не мог переступить через себя и перестать огрызаться. Лучшая защита — нападение. Он встал в штыки вместо того, чтобы, как обычно, прогнуться под Эндрю и попытаться ему угодить, потому что его все задрало. Он устал от их отношений больше, чем от своей собачьей жизни. Может и жаль, что Ичиро пристрелил Рико вместо него — это определенно избавило бы Нила от необходимости быть здесь и сейчас и терпеть это незаслуженное унижение. — Жаль, — обронил Эндрю коротко и сделал вид, что хочет встать с кровати, и Нил неожиданно для самого себя остановил его: — Стой. Они снова смотрели друг на друга. Нил потихоньку остывал. Эндрю все еще держал морду кирпичом. Нил начинал забывать, как тот выглядит, когда улыбается — безумно и пугающе, но лучше, чем ничего, как теперь, когда увеселительных таблеток больше не было. Интересно, хоть когда-нибудь Нил сумеет вернуть Эндрю его настоящую улыбку? — Сними их. Замок заело. Эндрю кивнул. Он прижался к боку Нила, чтобы дотянуться, и потрогал мягкий и широкий розовый браслет, довольно плотно облегавший запястье — размер был явно предусмотрен на тонкую женскую руку, а не на мужскую. Но вместо того, чтобы снять с Нила путы, Эндрю взялся за цепь и с силой дернул ее. Он не думал ее разорвать, а явно проверял на прочность при рывке. После чего под растерянный взгляд не способного произнести ни слова Нила взял его вторую руку и тоже пристегнул к изголовью. Нил удивленно дернулся, но запоздало. Эндрю невозмутимо проверил на дефекты и вторую цепь, чтобы быть уверенным наверняка в том, что Джостен надежно обездвижен. — Если ты это сделал для того, чтобы оставить меня тут лежать, а сам сейчас свалишь… — начал Нил с неприкрытой угрозы. Даже его голос дрожал от нарастающего гнева, приправленного страхом... Но умолк сразу, как только горячие руки Эндрю уверенно легли ему на грудь. Ему даже не нужно было мерить пульс Джостена — он чувствовал, как бешено колотится сердце под его ладонью. — Тебе страшно? — спросил Эндрю едва слышно, заглядывая ему в глаза. Так долго и пристально, переворачивая все внутри, и Нил едва ли справлялся с подступающей панической атакой. Он понял, что Эндрю действительно сейчас уйдет — чтобы наказать его и в очередной раз показать, кто тут хозяин. Словно Нилу требовались напоминания — с самого начала он принял, что ведущим будет не он. И до этого момента его это не ущемляло и не напрягало. Но ему не стоило забывать, что и без своих таблеток Эндрю остается таким же опасным и непредсказуемым. — Нет, — ответил Нил сипло и полузадушенно. Это было ложью. Эндрю это знал, и его губы растянулись в неправдоподобной механической улыбке. Нил вздрогнул всем телом, его исполосованная шрамами кожа тут же пошла мурашками. Он успел не в первый раз пожалеть о том, что все это затеял. Ему — снова — захотелось сбежать. Эндрю словно прочел этот отчаянный и еле контролируемый порыв на его лице. Улыбка пропала. Он нахмурился, напряженно обдумывая что-то, но потом его лицо вновь разгладилось. Оно не было равнодушным, как обычно. Нил сумел научиться отгадывать малейшие проявления эмоций в скудной мимике Эндрю. О чем бы тот ни раздумывал, он уже все для себя решил. Нил ждал свой приговор. — Я не боюсь тебя, — спокойно произнес он, вернув контроль над голосом, и теперь его ответ был правдой. — Я доверяю тебе, хоть это безрассудно, суицидально и попахивает изощренным способом самобичевания. Но это так. И делай с этим, что хочешь. — Ты и правда сумасшедший, — несколько удивленно произнес Эндрю, словно только сейчас это понял, на что Нил лишь презрительно фыркнул. Он удобнее устроился на подушках, благо, длина цепей это позволяла, и с вызовом посмотрел на Эндрю. — Ну? Долго смотреть будешь или уже сделаешь что-нибудь? Кажется, Эндрю снова улыбнулся, но Нил не увидел этого за спавшей ему на лицо светлой отросшей челкой: Миньярд наклонился к его груди и поцеловал свой любимый шрам. Он говорил, этот похож на звезду. И следовать кончиком языка за выпуклыми лучами было его любимым занятием. — Ты солгал мне. Дважды за последние две минуты, — жарко выдохнул он во влажную после поцелуев кожу и поднял на затихшего Нила непроницаемый, пожирающее темный взгляд, от которого тот вновь вздрогнул. — Мне бы следовало наказать тебя. — А ты шпынял и чмырил меня. Столько раз за последние пять дней, сколько я не могу сосчитать. — Нил не отводил глаз. Игра «кто кого переглядит» была их любимым времяпрепровождением. — Теперь мы можем поговорить о том, что случилось? — Ты уверен, что хочешь впустую трепаться, а не заниматься чем-то более стоящим? — Эндрю, конечно же, отказался говорить о проблеме. Но, по крайней мере, он все еще не ушел. И это заставило Нила заткнуться и принять правила игры. Эндрю всегда был ведущим, а Нил… Велся и ничего не мог с собой поделать. Потому что Эндрю прав: он тот еще придурок. От Эндрю пахло дорогим алкоголем и крепким табаком. Знакомо и по-родному. Глаза Нила сами собой прикрылись, когда горячие и мягкие губы заскользили по его получувствительной коже. Когда он не ощущал их прикосновений на рубцах, Эндрю, зная об этом, усиливал давление пальцев, с нажимом проходясь вдоль его плеч, по ключицам к груди и ниже — по животу. Дразняще обходя пах, он гладил его бедра, такой же сосредоточенный и в то же время отстраненный, как и всегда. Но Нил чувствовал: сегодня это не так. Хоть Эндрю и пытался казаться равнодушным, Нилу все-таки удалось пробиться через его броню и забраться к нему под кожу. Эндрю никогда еще не тратил столько времени на предварительные ласки, чтобы сделать Нилу приятно. А именно этим он был занят ту вечность, что минула с момента, как он поцеловал его, и до момента, когда решительно стянул с него совершенно лишние трусы. Нил подумал, что вообще не стоило их надевать — тогда, возможно, они не потратили бы целых две минуты на глупые препирательства. — Эндрю… — выдохнул он томно, зная, как Миньярд весь вибрирует внутри, когда он шепчет его имя ему же в губы между поцелуями, или жарко выдыхает в шею, целуя в тайное местечко под ухом, или стонет полуосмысленно, когда тот вытворяет с его телом что-то невероятное. Нил ни разу не спрашивал, где он этому научился. В этот раз это было больше окликом, чем просьбой. Эндрю очень неохотно прервал свое занятие, чтобы посмотреть в затуманенное лицо тяжело дышащего Нила. Хорошо, что он был прикован, потому что держать руки при себе стало бы задачей за гранью его возможностей. Так он хотя бы мог сжимать кулаки и до предела натягивать цепи, спасавшие его от неминуемой ошибки. Нил был уверен, что нестерпимое желание схватить Эндрю, прижать его к себе и никогда больше не отпускать отразилось на его лице, потому что Миньярд подозрительно замер, остановив руки на его плечах. — Я лю… — Нет. Даже не смей, — резко произнес он, быстро перебив его, но Нил упрямо продолжил: — Я люблю тебя, придурок. – Нил видел, что смысл слов до Эндрю дошел. Внутренне он ликовал, но внешне оставался спокоен. — Ты можешь уйти и бросить меня, а можешь остаться и делать со мной все что хочешь. Если таких доказательств тебе не достаточно, я не знаю, что еще тебе предложить. У меня больше ничего не осталось. — Сам придурок. Лицо Эндрю дрогнуло. Сердце Нила пропустило удар. Он до смерти испугался, что Миньярд, поддавшись своему страху, сейчас вскочит и убежит, как тогда в душевой, когда Нил прикоснулся к нему. Но Эндрю остался. Он скользнул по груди Нила, ложась сверху, и так нежно и мягко, что захотелось умереть, поцеловал плотно сжатые губы, которые сразу же расслабились и открылись ему навстречу. Как только Эндрю закрыл глаза, отдавая всего себя поцелую, Нил сделал так же. Он все равно уже никак не мог повлиять ни на Эндрю, ни на ситуацию в целом. Как и раньше, все, что ему оставалось, это плыть по течению и надеяться, что он не утонет в очередном водовороте и сумеет выплыть на поверхность, когда его неумолимо потащит на дно. Эндрю утягивал его на дно своего омута, темного, пугающего и безумного, но Нил не сопротивлялся, даже не думая о том, насколько глубоко он может погрузиться. Последний страх отпустил его — он был связан, обездвижен и порабощен своими чувствами к Эндрю. Ему никогда не вырваться из власти этих черных глаз и сильных рук. Эндрю вел себя куда свободней и решительней, чем всегда, чувствуя свою безопасность, когда руки Нила были связаны. Он наслаждался полным контролем, которого ему всегда так не хватало, и окончательной капитуляцией Нила. Нил несдержанно целовал — кусал, сосал, лизал — губы Эндрю, стоило тому вернуться к его лицу, и сжал очень крепко его бока коленями, когда Эндрю лег на него сверху. В ответ тот лишь едва слышно, хрипло рассмеялся, пуская волну мурашек от рыжей макушки Джостена до его поджавшихся пальцев ног. — Вот это «да». — Опаляющие ладони Миньярда тут же жадно заскользили по обнаженным бедрам. Без всякого предупреждения он очень крепко взял Нила за истекающий смазкой и давно стоящий колом член, зажатый между их животами. — Вот теперь я верю, что это «да». Тверд как никогда в своих намерениях, да, Джостен? — Не заставляй меня пожалеть об этом. — Нил скрестил лодыжки, давая Эндрю понять, что не отпустит его, даже если тот вдруг передумает заходить так далеко. — Ну же, мое ангельское терпение на исходе. Да или нет? Решайся. За его бравадой скрывалась неуверенность. У Нила никого не было до Эндрю, но, если бы и было, вряд ли бы он знал, что ему делать с Миньярдом. К счастью или нет, у Эндрю таких проблем не было. Хотя он бы предпочел не иметь того опыта, который у него был и был навязан ему силой, он прекрасно понимал, что ему делать, чтобы доставить им обоим удовольствие. — Расслабься. Тихий голос Эндрю прозвучал на удивление ласково. Нил не думал, что может испытывать чувства сильнее, чем в тот момент, когда Эндрю открылся ему, показывая свое неравнодушие. Но он понял, что ошибался, стоило тому совершить всего одно имитирующее фрикцию движение, потеревшись о Нила всем телом. Футболка Миньярда задралась, и Нил судорожно сжал ноги, усиливая контакт их обнаженной кожи. Эндрю простил ему эту вольность, слишком увлеченный проставлением сочного засоса на самом видном месте на шее Нила — чтобы завтра, по возвращении в Нору, ни у кого из Лисов не осталось ни одного вопроса, каким образом «сладкая парочка» решила все свои разногласия. Нил понятия не имел, ставили ли ребята на то, кто из них в итоге будет снизу, но не испытывал ни малейших сомнений или сожалений, опрокинувшись на лопатки и раздвинув ноги. Если бы ему хоть раз было не насрать на то, что о нем скажут или подумают другие, он бы не лежал здесь сейчас и не стонал бессвязно, пока Эндрю мучительно провокационно и издевательски тщательно обтирался о него, словно задавшись целью довести Нила до оргазма без использования рук и языка. У Нила не хватало смелости попросить Эндрю ни о чем конкретном. Он не знал, как далеко может зайти, прежде чем Эндрю снова захлопнется, как невзрачная раковина, нерешительно приоткрывшая для него свои поврежденные створки и робко показавшая маленькую жемчужину, которую хранила в себе. Сердце Нила переполнялось нежностью к Эндрю и болью — от всего, что тому пришлось пережить. Он отчаянно целовал тонкие белые шрамы на руке, которой Эндрю опирался о кровать рядом с его лицом, пока, вздрагивая, но не пытаясь руку отнять, тот искал в верхнем ящике тумбочки завалявшийся там крем от ссадин и синяков. Жирный, густой, с разогревающим эффектом — он был лучшим, что оказалось под рукой. Эндрю рухнул на Нила, словно силы его покинули, и не стал уворачиваться от его губ, когда тот принялся осыпать поцелуями его лицо. Нил больше не говорил тех громких и глупых слов, но выражал свою любовь иначе. И Эндрю больше не мог ее игнорировать и отрицать. Он сдался в тот момент, когда этот невыносимый рыжий придурок приковал себя этими идиотскими розовыми наручниками к кровати, словно говоря: «смотри, бери, я весь твой, я отдал тебе всего себя, у меня больше ничего не осталось». Влажно и широко лизнув покрасневшие и опухшие губы Нила, Эндрю усилием воли отстранился. Он уже успел открутить крышку, держа крем над головой Джостена, но теперь ему нужно было приподняться, чтобы дотянуться до его задницы. Выдернув подушку из-под его головы, он сел, скованный в движениях из-за сильных ног, поймавших его в капкан, и подложил подушку под поясницу Нила. Тот не отпустил его даже тогда, когда Эндрю, очевидно, не собирался никуда убегать. — Все еще «да», — просипел Нил, встретив быстрый, неуверенный взгляд Эндрю, щедро набравшего крем на два пальца. – Да, Эндрю. Эндрю надо было запретить Нилу звать себя так по имени. Это было нечестно. Жестче, чем тараном в ворота осажденного города. Разрушительней, чем ядром крана для сноса зданий по возводимым годами стенам. Эндрю мог бы сказать: «Не пожалей об этом на утро, Джостен» — и он знал, о чем говорит. Но он был уже достаточно опьянен их близостью — и это не имело никакого отношения к количеству принятого им на грудь алкоголя, — чтобы передумать и пойти на попятную. Они зашли слишком далеко. И в этот раз ограничиться одним односторонним минетом точно не получится. — Эндрю… — Заткнись, — не выдержал Эндрю, который медлил, но вовсе не потому, почему Нил думал. Раздосадованно рыкнув, он расцепил его щиколотки за своей поясницей и отвел колено в сторону. Ему хотелось все сделать мягче и нежней — не так, как он знал и помнил, — но проблема была в том, что не умел таким быть. Нил не заслуживал той боли, которую он мог ему причинить. Эндрю тошнило от одной мысли, что рыжий придурок позволит ему сделать это с собой и будет терпеть до самого конца, стиснув зубы и кулаки. Нил в отчаянии дернулся, забыв, что руки связаны, и обреченно рухнул обратно. Он не пытался снова удержать Эндрю, обхватив его ногами — если тот захочет уйти, он это сделает, а у Нила не хватит сил разорвать цепи или сломать изголовье, чтобы успеть его остановить и поймать. Ему придется с этим смириться. Как и с тем, что Эндрю сейчас сделает. Вернее, не сделает. — Я не хочу… — начал было Эндрю, не договорив. Но Нил его понял: — Ты не сделаешь. Мне будет больно, только если ты меня бросишь. Эндрю скользнул взглядом и измазанными в жирном креме пальцами по исполосованными шрамами груди и животу Нила. Его лицо было таким, словно он безумно жалел о каждом из них. Таким, будто он хотел убить за каждый из них. Если бы Нил не боялся сейчас заплакать, он бы заплакал — Эндрю никогда не проявлял к нему жалости, но это была и не она. Они будто делили между собой эту боль — ту, что оставила шрамы на теле Нила, и ту, что оставила шрамы на душе Эндрю. — Не хочу быть, как они. — Ты не они. И я тоже не они, — глухо произнес Нил, говоря о тех, кто воспользовался Эндрю, не спрашивая его согласия. — Я люблю тебя, — повторил он куда тверже, чем в прошлый раз. — Просто позволь мне любить тебя. Это все, о чем я прошу. Не отталкивай меня, Эндрю... Эндрю рассыпался окончательно. Его напряженные плечи дрогнули и опустились, как и уголки губ. Нил еще ни разу не видел его настоящего лица — он был окончательно порабощен и убит увиденным. — Невыносимый придурок, — обреченно простонал Эндрю, опускаясь обратно на Нила и пряча лицо в изгибе его шеи. — Ненавижу тебя. Нил заулыбался, но улыбка оказалась стерта стоном, который он не смог удержать, когда Эндрю, развернув руку между его ног, ввел в него один палец. Это было так дико и так странно, что Нил запаниковал. Но Эндрю сразу же заткнул его властным поцелуем, начиная двигать рукой куда решительней, чем в момент почти робкого проникновения. Нил протестующе стонал, задыхаясь под его напором, но Эндрю словно не мог остановиться, наконец дорвавшись до того, чего так долго и отчаянно желал. Он не делал Нилу больно, но торопился так, будто боялся в последний момент услышать слово «нет». Поначалу свыкнуться с ощущениями внутри было сложно — и немного стыдно, — но Нил пересилил себя, привыкая к пугающей мысли, что ему нравится. Нравится чувствовать в себе твердые и длинные пальцы Эндрю, слушать эти постыдные хлюпающие звуки, которые не маскировали даже влажные звуки их полудиких поцелуев, и ощущать чужое желание. До этого у Нила не было ни возможности, ни шанса поучаствовать в процессе, а теперь член Эндрю, такой же твердый, как и у него, терся о его бедро. И Эндрю достаточно было приспустить резинку трусов, вытаскивая его наружу, чтобы, приставив головку к смазанному и разработанному входу, мучительно медленно проникнуть внутрь. Нил еще ни разу не слышал, как Эндрю стонет. И прямо сейчас он услышал этот восхитительный, пробирающий до дрожи звук прямо над своим ухом. Первые три секунды Нил ждал боли в легком напряжении, но в итоге все ограничилось лишь терпимым, хоть и несколько неприятным жжением. О котором сразу же позабылось, стоило Эндрю войти глубже, плавно надавив бедрами, и они оба замерли, когда тот вошел до конца. Эндрю нависал сверху, ловя раскрытым ртом быстрое дыхание Нила, смотревшего на него из-под подрагивающих ресниц. Оба еще не до конца осознали, что все уже случилось. И Нил не мог думать ни о чем, кроме Эндрю, которого чувствовал внутри себя, прошитый им насквозь, и того, что ему этого мало. Он толкнулся ему навстречу, вырвав удивленный вздох, и потянулся к открытым губам Эндрю за смазанным поцелуем, прежде чем опрокинуть голову назад. Эндрю выпрямился и, не отводя взгляда — уставившись не моргая, как зачарованный, — начал медленно двигаться. Нил кусал губы, чтобы не стонать совсем уж постыдно, но никак не мог скрыть того, что с ума сходит от плавности и глубины фрикций Эндрю. Тому все-таки удалось обуздать своих внутренних демонов и сделать все не резко и не грубо. Он улыбнулся безумно, но уже не пугающе, жадно пожирая глазами лицо Нила, чувствуя каждой клеточкой тела, видя по его лицу, какое удовольствие ему доставляет. Глаза Нила никогда не врали — только не ему, не Эндрю. Он читал Джостена, как открытую книгу, хоть раньше и не понимал языка, на котором она была написана. Интуитивно они всегда чувствовали друг друга, не в силах выразить это словами. Можно было назвать это «ненавистью», можно «любовью», но их чувства друг к другу оставались такими же пугающе сильными и абсолютно не поддающимися контролю. Эндрю удавалось сдерживать себя где-то первые пару минут. Но стоило Нилу снова обхватить его ногами, меняя угол проникновения, а Эндрю неизбежно задеть изнутри его простату, как остатки самообладания окончательно покинули их обоих. Это было немного перебором для первого раза, и Эндрю наверняка на утро будет жалеть об этом больше, чем не знающий ничего другого Джостен. Но к черту все. Наручники оказались крепкими. Несмотря на перманентные попытки Нила разорвать цепи, чтобы схватиться за Эндрю в моменте бесконечного падения в бездну, наручники не давали ему все испортить. Эндрю вколачивался в него жестче, чем собирался, выбивая весь воздух, и все внутри Нила горело от его несдержанной любви. И все же это было прекрасно — лучше, чем он когда-либо мог себе вообразить. Эндрю был с ним немного груб, жестко впиваясь пальцами в бедро и бок и сильно прикусывая за шею и плечо, будучи одурманенным своими ощущениями, но Нилу это нравилось. Необъяснимо и парадоксально. Он тек и плавился, пока Эндрю методично вдавливал его в матрас, едва ли не раскачивая кровать под ними. Он ускорился, подстегивая обостренные до предела ощущения Нила, но сорвался первым. Распахнув глаза, Нил успел увидеть выражение лица Эндрю, когда тот кончает. До этого ему всего пару раз выпадала такая возможность, ведь в превалирующем большинстве случаев, удовлетворив его, Эндрю уединялся сам с собой, чтобы банальной дрочкой дать себе разрядку. Если бы руки Нила были свободны, он бы тут же обхватил лицо Эндрю ладонями и зацеловал его всего до смерти. Через пару мгновений Эндрю наклонился, упираясь мокрым лбом о его лоб, пытаясь восстановить сбившееся после мощного оргазма дыхание. Но пока получалось хреново. Он дышал так часто, что Нил, будь он более трезв, испугался бы, что у Эндрю случился приступ. Было хорошо. Нил, закрыв глаза, бездумно улыбался, наслаждаясь жаром и тяжестью тела Эндрю, лежавшего на нем. Он не кончил, о чем ему напоминал пульсирующий и налитый кровью член, зажатый между ними, но это не мешало ему расслабиться и испытывать полное моральное удовлетворение. Он чувствовал себя неправильно, неприлично счастливым. Наконец Эндрю пошевелился. Переместился чуть назад, выскальзывая из Нила, который явно был к этому не готов, но запротестовать не успел. Его охватила паника, когда Эндрю выпрямился, садясь, потому что он подумал, что тот собирается сейчас уйти. Что он увидит сожаление на его лице из-за того, что поддался порыву и повелся на провокацию Нила, но… нет. Эндрю перекинул ногу через его бедра и сел сверху, подвинувшись. Член Нила, проскользнув по его промежности, затопорщился между ягодиц. Нил ни о чем не спрашивал — у него, если честно, в голове было мыслей меньше, чем ноль. Он просто смотрел. Наблюдал, как Эндрю, немного заторможенный и уставший после изнурительного захода, снова набирает крем на пальцы. Привстав и отодвинув второй рукой край своих трусов, он нанес крем на свой вход, а остатки размазал по члену Нила. Джостен задергался под ним, как на электрическом стуле. Он заволновался и испугался больше, чем когда Миньярд вошел в него. — Эндрю… — едва ли успел задушенно прошептать он, как без тени сомнения на лице Эндрю медленно и спокойно опустился на его член, придерживая его у основания. — Блять… Правда на правду, честность за честность — в этом был весь Эндрю. У Нила все внутри дрогнуло и засаднило от того, с какой легкостью и естественностью он пустил его в свое тело. Нил не думал об этом — он вообще ни о чем не способен был думать, — но глубоко внутри понимал, насколько огромной жертвой со стороны Эндрю было впустить его. Но в отличие от Нила, заковавшего себя в наручники, он не колебался. Эндрю вообще никогда этого не делал, вызывая у Нила тихое, неподдельное восхищение. Пока Нил боялся, Эндрю делал. Нил боролся с земным притяжением, готовый унестись куда-то на небеса. Эндрю методично насаживался глубже с каждым движением вверх и вниз, упираясь руками о твердую, быстро двигавшуюся в такт рваному дыханию грудь Джостена. Полностью сев на его бедра, он немного потерся о него, свыкаясь с ощущениями, и наконец посмотрел на его лицо. Лицо Нила передавало непередаваемую гамму всех возможных эмоций, начиная от дикого страха и заканчивая безумным восторгом. Эндрю остался доволен, ухмыльнувшись, и под прерывистые стоны лишившегося дара речи Нила — наконец-то — начал плавно двигаться. Даже если было больно или неприятно поначалу, он этого не замечал, целиком и полностью поглощенный Джостеном. Тот был таким открытым, прекрасным и желанным, что Эндрю, не удержавшись, оставил ему еще один засос — симметрично, на шее с другой стороны. И едва он успел закончить сосать и кусать сладко-солоноватую кожу, Джостен инстинктивно задергал бедрами, входя глубже в жаркое и тесное нутро. Миньярд сжался, усиливая и продлевая его оргазм, и продолжил насаживаться на член Нила уже тогда, когда тот физически не способен был двигаться. Эндрю окончательно вышиб из Джостена остатки мозгов. Но, к удивлению обоих, его член после этого не спал. Эндрю не растерялся. Выпрямившись, он задрал футболку, закусив ее край, чтобы не дать ей снова скрыть свое тело, и, смотря не отрываясь в мутные глаза еще не вернувшегося с того света Нила, снова начал двигаться. Скользнув рукой вниз по своему подкачанному телу, он взялся за свой вставший член и стал дрочить себе в такт фрикциям. Это было сродни особо изощренной пытки. Нил проклинал наручники, нестерпимо желая дотронуться до этой вызывающе обнаженной кожи, пройтись с нажимом руками по изгибам твердого тела, прижаться губами к россыпи родинок на животе. Но ничего из этого он не мог — оставалось лишь пожирать желанного, такого близкого и такого недоступного Эндрю взглядом, жадно скользя им по его телу и снова возвращаясь к его непривычно, но так возбуждающе раскрасневшемуся лицу. Иногда Эндрю пробуждал в Ниле неправильные, темные желания. В Эндрю всегда это было — вызов, провокация, сила, уверенность, сексуальность, раскрепощенность. Влечение и агрессия были схожими побуждениями, а их сочетание становилось гремучей смесью. Нилу еще предстояло научиться справляться с ними. Нил поначалу осторожно, а потом все уверенней подмахивал, подстраиваясь под ритм и выбивая из Эндрю очень сладкие и животрепещущие стоны. Миньярд закрыл глаза и слегка откинул голову назад, кусая футболку и не скрывая, какой кайф сейчас ловит. Каким-то образом ему удалось забыть о том, что раньше этот процесс приносил лишь раздирающую боль и бесконечные страдания. Возможно, виной всему был алкоголь, притупивший его воспоминания. Но, скорее всего, все дело было в Ниле. С ним всегда и все было иначе. Эндрю не мог решить, хорошо это или плохо. Но то, что сейчас происходило между ними, было прекрасно. В этот раз они кончили одновременно: почувствовав, что Нил уже на грани, Эндрю ускорился и жестко додрочил себе. Едва последние отголоски оргазма перестали сотрясать его тело, он стянул с себя липнущую к коже футболку, в которой стало невыносимо жарко, и опустился на вздымающуюся грудь Нила, обессиленно растекшись по нему. На ощупь не глядя скользнул ладонями вверх по подрагивающим от перенапряжения рукам Джостена, пока не дошел до мягких наручников. Эндрю расстегнул их, справившись с первого раза с заедающим фиксатором. Нил бы удивился этому, если бы дожил до этого момента: потому что, взяв его руки, Миньярд без колебаний опустил их на свою спину — и Нил умер. Он не двигался пару секунд — вечность, — после чего сжал Эндрю в своих объятиях так крепко, что, будь Миньярд понежней, у него бы затрещали ребра. Но вместо замечания он чуть улыбнулся, потеревшись щекой о неровную от шрамов грудь Нила, и поцеловал его в свою любимую звездочку. Они лежали так очень долго, даже когда уже остыли: тепло тел друг друга продолжало согревать их. Они оба устали — Нил больше морально, Эндрю физически. И возможно поэтому он не дернулся, когда Нил запустил пальцы в его растрепавшиеся волосы, начав перебирать их, а второй рукой стал нежно и осторожно поглаживать по расслабленной спине. — Они все слышали? — задал Нил риторический вопрос, нарушив царившую уютную тишину, в которой было слышно лишь их мерное и глубокое дыхание и пение ночных цикад за открытым настежь окном. — Больше, чем им хотелось бы, — лениво протянул Эндрю. — Но раз они не прибежали тебя спасать, сделали верный вывод, что я тебя не убиваю. — Или я тебя. — Могу поспорить, они точно поставили, кто из нас сумеет дожить до утра. Нил улыбнулся невольно и потерся щекой о светлые легкие волосы Эндрю, совсем задремавшего, судя по вялому голосу, у него на плече. — Это будет первое утро, которое мы встретим вдвоем... Ты ведь не сбежишь? — осторожно спросил он. Когда уровень этанола в крови Эндрю упадет, а мозги прояснятся после двух оргазмов подряд, он наверняка даст задний ход. И то, что Нил сейчас обнимал и гладил его, могло вообще ни черта не значить. У Миньярда в голове был целый неизведанный мир, только вот после ядерной войны. — Если ты не сбежишь, — вернул ему Эндрю, напомнив, кто тут непревзойденный мастер побегов. — Больше нет, — пообещал Нил. — Всегда да, — возразил Эндрю и добавил серьезно и угрожающе: — Ты мне обещал. — Да, — счастливо улыбнулся Нил, вспомнив, как сказал Эндрю, что его ответ будет всегда только «да». Прошла пара минут, и он почувствовал, как Эндрю засыпает — пальцы, бездумно гладившие его плечо, остановились, дыхание стихло и замедлилось. Нил, как бы ни старался не спать, жадно цепляясь за каждую секунду, впитывая все, малейшие детали, что слышал, чувствовал и ощущал, незаметно для себя все равно уснул. Это была первая ночь, когда никому из них не снились кошмары. И первое утро, которое они встретили вместе. Связанные друг с другом чем-то более крепким и надежным, чем мягкие розовые наручники за десятку баксов. Эндрю еще не знал, что с наручниками в комплекте шел и ошейник. Розовый. Нил порадует его этим приобретением в следующий раз. Он не сомневался, что Миньярд оценит и найдет для него достойное применение. Но это будет уже совсем другая история.I've been lost inside a million eyes, They don't see me, they don't know what it's like. Trading colors into black and white, No one's reading all the words that I write… Low, feel the weight of the world in my bones, Try to swim but I'm sinking alone… Always falling in the deep unknown… Now I'm fighting with my hands up, Feel the bullets from your head rush. I can see you but I can't touch 'cause I feel numb So infected with your bad blood, Keep on running 'til it blows up. All I wanted was a real love ... but I feel numb