Се Лянь держал Хуа Чэна в объятиях, одной рукой поглаживая его по влажным волосам. Дыхание Хуа Чэна было неровным, его тело еще успокаивалось после оргазма. Се Лянь посмотрел на его удовлетворенное выражение лица, задумавшись о том, как привык видеть его.
Хуа Чэн был рядом с ним уже почти два года, и несмотря на их долгое изучение тел друг друга, Се Лянь только недавно начал чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы просить что-то в спальне. Не то чтобы он не доверял Хуа Чэну — он доверял всем сердцем. В мире не было существа, которому он доверял бы больше.
Были две причины неуверенности Се Ляня. Первая — его неопытность. Когда Хуа Чэн вернулся к нему после исчезновения на горе Тунлу, они не торопились перевести свои отношения на физический уровень. Хуа Чэн настаивал, чтобы они не торопились и двигались в темпе, комфортном для Се Ляня. Он был невероятно благодарен своему мужу за понимание в те первые месяцы.
Хуа Чэн никогда не давил на него и ясно дал понять, что возьмет только то, что Се Лянь будет готов дать. Если Се Лянь никогда не захочет интимной близости, Хуа Чэн не воспримет это как потерю.
«Гэгэ, всё, что ты даешь мне — это дар. Твое внимание, твои слова, твоя любовь, всё это для меня — драгоценное благословение. Разве ты не знаешь, что одно твое присутствие — больше, чем я когда-либо мог желать? Если ты чего-то не хочешь, значит, я тоже этого не хочу»
Второй причиной нерешительности Се Ляня был его способ самосовершенствования. Если он нарушит свои обеты, его духовные силы уменьшатся. Одной из первых вещей, которую сделал Се Лянь после возвращения Хуа Чэна, было исследование его собственного метода совершенствования. Когда он выбрал его в молодости, его не волновал обет воздержания, в то время это не имело значения для него.
Хуа Чэн изменил это.
Се Лянь провел дни, чтобы найти определенные ограничения, связанные с близостью, соблюдение которых позволило бы ему сохранить текущий уровень совершенствования. Он с разочарованием обнаружил, что его способ совершенствования запрещал почти все аспекты сексуальной близости. Ему было разрешено мастурбировать — по всей видимости, даже основатели его метода совершенствования признавали потребность тела в освобождении. Также ему было позволено целоваться и жениться.
Однако проникновение любого рода было запрещено. Он не мог войти в Хуа Чэна, ни позволить ему войти в себя. Хотя никогда раньше он не желал подобного и ожидал, что это будет недоступно для него, Се Лянь все равно чувствовал разочарование и сожаление: он не мог дать Хуа Чэну всё.
Когда Се Лянь сказал об этом Хуа Чэну, его муж нахмурился:
— Твое «всё» — не часть твоего тела или особенный вид полового акта. Не своди свою ценность только к одному, — ответил Хуа Чэн.
В правилах была некая «серая зона». «Сексуальные услуги» были разрешены: Се Лянь мог прикасаться к Хуа Чэну, но не мог получать от него ничего взамен. Другая лазейка, найденная ими, заключалась в широте термина «мастурбация». Они были весьма рады обнаружить, что Се Лянь мог использовать тело Хуа Чэна для достижения оргазма, если тот держал руки при себе.
Но, тем не менее, чаще всего во время их интимной близости Се Лянь использовал свои руки или рот на Хуа Чэне, а затем его муж наблюдал, как он доводит себя до кульминации.
Рассуждая логически, Се Лянь знал, что всё, что они делали вместе, было по обоюдному согласию, что Хуа Чэн был всем доволен. Однако Се Лянь не мог не чувствовать отсутствие равенства между ними. Хуа Чэн предлагал ему себя снова и снова, но Се Лянь не мог ответить взаимностью. Поэтому он чувствовал, что просить Хуа Чэна о большем было бы несправедливо.
Внезапно в его поле зрения появилась бледная рука. Се Лянь моргнул, прогоняя свои мысли, и посмотрел на Хуа Чэна. Его брови были нахмурены.
— Ты в порядке, гэгэ? — спросил Хуа Чэн.
Се Лянь наклонился, чтобы коснуться губ Хуа Чэна в нежном поцелуе.
— Всё в порядке, Сань Лан, не волнуйся.
Зрачок глаза Хуа Чэна сузился. Он аккуратно вылез из кольца рук Се Ляня, чтобы сесть на его бедра. Се Лянь не мог не восхищаться им. Тело Хуа Чэна было гибким, голубизна его вен проступала сквозь бледную кожу и напоминала прожилки в мраморе. Его шелковые черные волосы были распущены и растрепаны пальцами Се Ляня. Его взгляд спустился ниже, туда, где их тела были прижаты друг к другу. Се Лянь был одет в спальные штаны, но Хуа Чэн не потрудился одеться, и его обнаженный член лежал на животе Се Ляня.
— Похоже, ты о чем-то задумался. Если тебя что-то беспокоит, могу ли я помочь тебе? — продолжил Хуа Чэн. Се Лянь не хотел говорить об этом, но руки его мужа массировали его плечи, а его взгляд был умоляющим и обещающим безоговорочную поддержку — Се Лянь был слишком слаб, чтобы скрывать что-либо от него.
— Мне… мне нужно поговорить с тобой, — начал Се Лянь. Хуа Чэн приподнял бровь, но кивнул, — но сначала, может, ты оденешься? А потом присоединишься ко мне в гостиной?
— Конечно, гэгэ, — ответил Хуа Чэн. Если просьба Се Ляня и вызвала у него недоумение, он не подал виду.
Оба встали с кровати и надели свои нижние одежды, Хуа Чэн даже надел свою повязку на глаз. Они переместились в гостиную, которая была соединена с их спальней. Дом Блаженства был большим, и их личные покои занимали целое крыло здания. В гостиной стоял небольшой столик, с двух сторон которого лежали роскошные напольные подушки. Они в тишине заняли свои места, и Хуа Чэн распорядился подать чай. Только когда чай принесли, Се Лянь заговорил:
— Прости меня, Сань Лан. Я не уверен, с чего начать.
— Не нужно извиняться, можешь не торопиться.
Се Лянь кивнул и на мгновение задумался, собираясь с мыслями.
— Сань Лан, недавно у меня появилось одно желание.
— Желание?
— Да, — ответил Се Лянь, — эм, сексуальное желание.
— О? — голос Хуа Чэна был тихим и довольным. На его лице появилась ухмылка, когда он ответил, — для этого покорного слуги будет честью разделить желание Его Высочества и претворить его в реальность.
Се Лянь закусил губу.
— Так и знал, что ты так скажешь, — прошептал Се Лянь. Ухмылка Хуа Чэна исчезла, выражение его лица стало серьезным.
— То, что я сказал, неприятно? — тихо спросил Хуа Чэн.
— Нет, нет! Конечно, нет, — поспешил заверить Се Лянь, — просто… Дело в том, что ты всегда так добр ко мне, и подстраиваешься под меня, когда мы… — Се Лянь кашлянул, — близки. Конечно, я счастлив, что ты хочешь быть со мной и так тоже и… пробовать новое.
— Тогда о чем беспокоился гэгэ? — голос Хуа Чэна продолжал звучать успокаивающе. Это было не требование или обвинение, а просто искреннее любопытство.
Се Лянь сложил руки на коленях, не глядя на Хуа Чэна.
— Просто иногда я… чувствую себя виноватым. Что ты делаешь так много, чтобы угодить мне, но я не могу ничего предложить тебе взамен.
Хуа Чэн закрыл глаз и вздохнул.
— Гэгэ, мы уже говорили об этом. Ваш способ совершенствования не позволяет–
— Я знаю, — перебил его Се Лянь, из-за чего сразу почувствовал себя ужасно, — прости. Я знаю, что мы уже обсуждали ограничения моего способа совершенствования. И я знаю, что ты хорошо относишься ко всему, что мы делаем, поцелуи ли это или что-то большее.
— Хорошо — слишком слабо сказано, — легко ответил Хуа Чэн, — но, пожалуйста, продолжай.
— Ну, да, конечно. Я хочу сказать, что знаю, что ты чувствуешь, и люблю тебя еще больше за это, но иногда, мне кажется словно, — Се Лянь не желал даже озвучивать это, — словно я использую тебя.
Лицо Хуа Чэна сразу же потемнело. Прежде чем он успел возразить, Се Лянь продолжил:
— Пожалуйста, послушай. Я знаю, что ты собираешься сказать. Я знаю, что каждый раз, когда мы близки, мы оба желаем этого и наслаждаемся этим. Я знаю, что мы делаем все, что мы можем с моими ограничениями. Даже так, пожалуйста, постарайся понять, каково это. Я могу многое сделать с тобой — и уже делал, руками, ртом, мои пальцы были внутри тебя, — но ты не можешь сделать того же. Я знаю, как сильно ты меня любишь, но ты не можешь даже прикоснуться–
Голос Се Ляня срывается на всхлипе — он не плачет, правда, но его горло сдавливают эмоции, а его сердце болит из-за всего, что недоступно его мужу из-за него. Для него должно быть так ужасно быть рядом с Се Лянем, не имея возможности прикоснуться к нему так, как он хотел бы.
Хуа Чэн был рядом с ним, нежно поглаживая его спину, чтобы помочь ему успокоиться. Се Лянь был действительно расстроен, что его Сань Лан может хотеть того, чего он не смог бы дать. Он хотел дать Хуа Чэну всё.
— Любимый, пожалуйста, посмотри на меня, — попросил Хуа Чэн с тревогой в голосе. Се Лянь ненавидел расстраивать его. Он поднял голову, и Хуа Чэн обхватил его лицо своими бледными руками.
— Я никогда не желал указывать тебе, что ты должен чувствовать, или обесценивать твои эмоции. Хотя мне не нравится, что ты переживаешь, ты имеешь право на это. Мне жаль только, что ты не сказал мне об этом раньше, чтобы не нести это бремя в одиночку.
Хуа Чэн поцеловал его в лоб.
— Хотя сейчас, когда ты объяснил свои чувства, я могу сказать, что понимаю тебя, — продолжил он.
— Правда? — спросил Се Лянь.
— Да. Я понимаю, потому что… чувствую то же самое.
Се Лянь отстранился, удивленный. Хуа Чэн избегал его взгляда.
— Гэгэ, ты доставляешь мне так много удовольствия. Когда мы вместе, ты заставляешь меня пылать, я рассыпаюсь под твоими руками и собираюсь вновь каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне.
Се Лянь почувствовал, как его лицо залилось румянцем.
— Сань Лан…
— Ты так добр — слишком добр — к своему скромному верующему. И поэтому иногда я чувствую, будто использую тебя.
— Я не понимаю, — растерянно ответил Се Лянь.
— Я чувствую все то же самое, но наоборот. Ты воспринимаешь мое удовольствие как что-то, что ты берешь, и я польщен, что это так важно для тебя, однако с моей точки зрения беру я. Кажется, я объясняю не слишком красноречиво.
Хуа Чэн разочарованно фыркнул.
— В общем, ты чувствуешь, словно пользуешься мной, потому что когда мы занимаемся сексом у тебя больше власти? У тебя больше свободы выбора в том, что ты хочешь делать с моим телом, в то время как я не могу активно участвовать в твоем собственном удовольствии, так? — спросил Хуа Чэн.
— Да, это верно, — прошептал Се Лянь.
— Тогда для меня все наоборот. Мне кажется, будто я использую тебя, потому что ты всегда доставляешь так много удовольствия, что иногда я чувствую себя слишком эгоистичным или что я недостаточно отвечаю взаимностью.
— Но это не так! — возразил Се Лянь. — Ты не виноват, что не можешь ответить взаимностью так, как ты хочешь, да и для меня это неважно, когда я с тобой! Неважно, как мало ты ко мне прикасаешься, главное — это просто разделить этот момент с тобой…
Хуа Чэн многозначительно посмотрел на Се Ляня.
— О, — сказал Се Лянь, осознав смысл своих слов — они относились не только к нему, но и к Хуа Чэну.
— О, — согласился Хуа Чэн.
На мгновение воцарилось молчание. Хуа Чэн нежно поглаживал руку Се Ляня большим пальцем. Это успокаивало, и Се Лянь не мог не расслабиться.
Се Лянь понятия не имел, что у Хуа Чэна могут быть подобные мысли — что он не делает достаточно, когда они вместе. Хотя что вообще означает «достаточно»? И почему Се Лянь так увлекся оцениванием разных действий?
Для него просто быть рядом с Хуа Чэном было гораздо больше, чем он когда-либо мог хотеть — и Хуа Чэн чувствовал то же самое.
— Возможно, мы оба вели себя немного глупо, — пробормотал Се Лянь.
— Вовсе не глупо, — улыбнулся Хуа Чэн, — конечно, мы хотим лучшего друг для друга. Но, любимый, пока мы вместе, мне все равно, что мы делаем. Ты никогда не будешь «пользоваться» мной, потому что я знаю, ты никогда не попросишь больше, чем я готов дать.
— То же самое и со мной, — сказал Се Лянь.
Не в силах больше выносить расстояние между ними, Се Лянь забрался на колени к Хуа Чэну и уткнулся лицом в его шею. Тот обнял его и нежно поцеловал в лоб.
— Теперь, когда мы разобрались во всем, почему бы тебе не рассказать о своем желании? — сказал Хуа Чэн.
Се Лянь легонько хлопнул Хуа Чэна по груди:
— Сань Лан, у нас был хороший момент.
— Все наши моменты хороши, — парировал Хуа Чэн, — я хочу исполнить желание гэгэ и я надеюсь, что больше нет причин не говорить мне.
Се Лянь вздохнул. Это впервые пришло в его голову несколько недель назад, и было невероятно неловко просто представлять это, не говоря уже о том, чтобы озвучить его мужу. Не в силах смотреть на него, Се Лянь спрятал свое лицо от Хуа Чэна, выдавливая из себя слова:
— Я хочу трахнуть тебя.
Се Лянь почувствовал, как напряглось все тело Хуа Чэна. Мягко, но решительно Хуа Чэн положил руки на плечи Се Ляня и аккуратно оттолкнул его, чтобы увидеть его лицо. Се Лянь подумал, что, должно быть, выглядит ужасно с покрасневшим от смущения лицом, опущенными глазами и трясущимися от волнения руками.
— Я — как — что именно ты имеешь ввиду? — Хуа Чэн не был склонен заикаться. Он был из тех людей, которые всегда говорили уверенно и красноречиво. Услышав, как он запинается, Се Лянь немного успокоился.
— Честно говоря, я хотел этого уже какое-то время, — начал Се Лянь, — часто когда я, эм, когда мои пальцы в тебе, я представляю, как наполняю тебя чем-то большим, как мог бы в-взять тебя по-разному. Как я бы согнул тебя и трогал, если бы мог войти в тебя так.
Лицо Хуа Чэна залилось румянцем. Он не краснел, как живые, его кровь была другой, и поэтому он никогда не становился таким же красным, как Се Лянь, но его кожа все равно могла краснеть, когда он смущался — просто мягко, окрашиваясь в нежно-розовый цвет.
— Гэгэ, помилуй меня. Не говори о таких вещах, когда ты у меня на коленях, я могу потерять контроль над собой.
Се Лянь не мог удержаться от смеха.
— Мой милый Сань лан, я еще даже не закончил.
Хуа Чэн надул губы, и Се Лянь сжалился над ним и протянул руку, и тот сразу же поднес ее ко рту, целуя ладонь и костяшки пальцев.
— Я знаю, что наши возможности ограничены и нет способы претворить эту мечту в реальность, — продолжил Се Лянь, — но потом, несколько дней назад, когда мы были в храме Цяньдэн, я внезапно придумал способ обойти запрет.
Пока Се Лянь говорил, Хуа Чэн принялся целовать его пальцы, заставляя его вздрогнуть от ощущения мягких губ и дразнящих движений языка.
— Способ состоит в том, чтобы использовать статую, — сказал Се Лянь. Хуа Чэн замер. — Я могу контролировать ее, как уже делал это в прошлом и… взять тебя так.
— Ты хочешь трахнуть меня собственной статуей? — ухмылка Хуа Чэна была развратной, и Се Лянь мог бы подумать, что он высмеивает эту идею, если бы не возбуждение и восторг в его голосе.
— Д-да, — сказал Се Лянь, — если ты тоже хочешь.
Хуа Чэн встретил неуверенный взгляд Се Ляня.
— Я хочу.
Закончив, Хуа Чэн поднес пальцы Се Ляня к своему рту и облизал их языком, перестав дразнить его. Теперь Хуа Чэн сосал и лизал пальцы Се Ляня так, словно они были заменой другой части его тела.
Се Лянь пытался держать свое дыхание под контролем, но вид красных губ Хуа Чэна вокруг его пальцев и ощущение влажного жара его рта были слишком сильны. Вскоре они оба задыхались, затвердев под своими одеждами.
Се Лянь вытащил пальцы изо рта Хуа Чэна, почти потеряв рассудок от ниточки слюны, протянувшейся от его губ. Взгляд Хуа Чэна затуманился, он тихо застонал от потери пальцев.
Се Лянь поспешил занять его рот своим собственным, и Хуа Чэн с готовностью ему поддался. Чувствовался легкий привкус горечи от чая, который они пили, — но гораздо больше его вкус напоминал о доме.
— Давай продолжим этот разговор позже, — предложил Се Лянь срывающимся голосом.
— Спальня? — выдохнул Хуа Чэн.
— Спальня, — согласился Се Лянь. Едва он закончил произносить слово, Хуа Чэн подхватил его и понес в их комнату.
***
Позже, когда они снова легли на кровать, Се Лянь сказал:
— Тебе придется сделать для меня новую статую. Она должна быть, эм, обнаженной.
Хуа Чэн рассмеялся.
— Конечно, с удовольствием, но гэгэ придется позировать для меня. Мне нужно убедиться, что все твое тело будет представлено в полном объеме, — Хуа Чэн подчеркнул свои слова, скользнув рукой вниз по заднице Се Ляня.
Се Лянь пискнул и оттолкнул руку Хуа Чэна.
— Нет. Мы сделали это уже дважды, а еще даже не полдень.
Хуа Чэн хихикнул, но послушно положил руку на середину спины Се Ляня.
***
Когда на следующий день Се Лянь читал в библиотеке Дома Блаженства, демон-слуга сообщил ему, что Хуа Чэн просит его прийти. Се Лянь оставил свиток, последовав за слугой в ту часть поместья, в которой он никогда не был, и открыл двери, ведущие в неизвестную комнату.
Внутри комната была просторной, хорошо освещенной и почти пустой — только несколько больших подушек в углу. Также здесь был небольшой столик с разбросанными на нем различными инструментами. В центре комнаты стояла впечатляющая плита из гладкого белого нефрита, примерно такой же высоты, как и Хуа Чэн, который стоял рядом с ней, критически её оглядывая.
— Сань Лан?
Хуа Чэн повернулся, приветствуя его улыбкой и протянутой рукой. Се Лянь подошел, принимая её и позволяя Хуа Чэну притянуть его ближе и обхватить рукой за талию.
— Тебе нравится этот материал? Думаю, он лучше подходит для наших целей, чем другие камни или глина, — сказал Хуа Чэн.
Только тогда Се Лянь понял предназначение нефрита. Он слегка кашлянул.
— Ах, да, он подходит, — честно говоря, Се Лянь был удивлен, что Хуа Чэн не собирался делать статую из чистого золота.
— Не хочешь помочь мне вырезать её сегодня? Или, если ты занят, мы можем перенести это на другой день.
Се Лянь задумался. Он немного нервничал из-за вырезания статуи. Теперь все казалось слишком реальным. Они действительно собирались довести это до конца.
— Сейчас, — сказал Се Лянь, — давай сделаем это сейчас.
Довольный, Хуа Чэн подвел его к самому светлому месту комнаты. Он объяснил, что процесс вырезания статуи может занять несколько дней, и он не хочет заставлять Се Ляня стоять, не двигаясь, так долго, поэтому он собирался завершить работу как можно быстрее. Закончив с этим, Хуа Чэн положил руки на одежды Се Ляня.
— Можно? — спросил он.
Се Лянь кивнул и стоял неподвижно, пока Хуа Чэн медленно раздевал его. Слои белой ткани соскользнули с его кожи под напором пальцев, собираясь в кучу у ног Се Ляня. Взгляд Хуа Чэна следовал за движениями его пальцев, оценивая каждый дюйм открывающейся кожи. Когда остались только штаны и сапоги, Хуа Чэн опустился на колени, быстро снимая их. Се Лянь оказался перед ним полностью обнаженным.
Се Лянь никогда не был обнажен, когда Хуа Чэн был полностью одет. Он чувствовал себя уязвимым, но не в плохом смысле. С Хуа Чэном он всегда чувствовал себя в безопасности.
Хуа Чэн поднял сброшенные одежды Се Ляня и аккуратно сложил её рядом с его ногами. Прежде чем встать, он наклонился и благоговейно поцеловал ступни Се Ляня, затем голени, колени и внутреннюю сторону бедер, закончив свое поклонение дразнящим укусом, который вырвал тихий стон из губ Се Ляня.
— Сань Лан, — предупреждающе сказал Се Лянь. Хуа Чэн усмехнулся, поднимаясь на ноги. Он наклонился, чтобы коснуться губ Се Ляня в последнем, обжигающем поцелуе, прежде чем вернуться к столу, на котором лежали его инструменты.
Следующие несколько часов Се Лянь страдал: он не ожидал, что простое позирование для Хуа Чэна так сильно будет влиять на него. Выдерживать горячий взгляд, блуждающий по его телу, было подобно пытке. Не имея возможности избежать этого пристального взгляда, Се Лянь мог только ёрзать на месте и читать сутры про себя, чтобы отвлечься.
Сдержанность. Ему нужна сдержанность.
Се Лянь не сомневался, что если бы он не выдержал бы и подошел к Хуа Чэну, тот ответил бы его страсти. Однако это не было бы продуктивным использованием их времени. Поэтому Се Лянь сдерживался, сосредоточившись на статуе, чтобы как можно быстрее разрушить Сань Лана.
Несколько часов спустя Хуа Чэн закончил часть работы. Се Лянь вздохнул с облегчением.
— Гэгэ устал? — спросил Хуа Чэн.
— Нет, я в порядке, — ответил Се Лянь, покачав головой.
Се Лянь оделся и подошел к нефриту, чтобы посмотреть на успехи Хуа Чэна. На полу лежал толстый слой нефритовой пыли.
Поскольку Хуа Чэн был демоном с нечеловеческой силой, он мог сделать куда больше, чем обычный человек. Се Лянь поразился, сколько Хуа Чэн вырезал за полдня. Собственное лицо Се Ляня смотрело на него, появляясь из нефрита, как бутон из стебля. Оно было почти полностью отточено, с идеальными деталями. Это было великолепно, и сердце Се Ляня наполнилось теплом от осознания того, каким его видит Хуа Чэн. Помимо лица, были также намечены шея, плечи и грудь Се Ляня.
— Лицо — самая легкая часть, — сказал Хуа Чэн, — я много практиковался, вырезая его. Однако твое обнаженное тело…
Се Лянь подозревал, что Хуа Чэн мог вырезать всё его тело по памяти, учитывая, сколько раз он видел Се Ляня обнаженным. Тем не менее, он предпочел составить компанию своему мужу и быть частью процесса создания статуи — в конце концов, это была его идея.
Он действительно не возражал. Но все-таки…
— Сань Лан, — начал Се Лянь, — зачем ты сказал мне полностью раздеться, если сегодня ты собирался работать только над верхней частью моего тела?
— Мне нужно видеть тело гэгэ полностью, чтобы правильно представлять итоговый вид статуи, — Хуа Чэн невинно моргнул, — Ваше Высочество, нельзя смотреть только на одну ветку, когда пытаешься нарисовать целое дерево.
— Не правда ли, — усмехнулся Се Лянь.
***
Следующие несколько дней прошли так же. Хуа Чэн раздевал Се Ляня и работал над нефритом. Иногда они непринужденно беседовали, но чаще всего резкий стук инструмента Хуа Чэна о холодный минерал был единственным звуком в комнате.
На третий день Хуа Чэн закончил большую часть верхней части статуи; остался только пах Се Ляня. Хуа Чэн позвал Се Ляня поближе к себе, жадно смотря на место между его ногами.
Се Лянь закрыл лицо руками, пытаясь спрятаться от его голодного взгляда.
— Гэгэ, — тихо сказал Хуа Чэн, — будет лучше, если ты будешь твердым для следующей части.
Се Лянь застонал и сильнее прижал руки к лицу. Хуа Чэн позволил ему прятаться еще немного, прежде чем схватить запястья Се Ляня и мягко отодвинуть их. Лицо Се Ляня пылало от смущения.
Конечно, Хуа Чэн уже и раньше видел его в таком состоянии. Обычно он наблюдал, как Се Лянь трогает себя; это было совсем не ново для них. Но было что-то в том, чтобы быть возбужденным, чтобы Хуа Чэн мог изучить размер и форму его члена, и это создавало хаос в разуме Се Ляня. И все же одна мысль об этом зажгла в нем пламя возбуждения.
— Любимый? С тобой все в порядке? Если тебе некомфортно, я могу просто импровизировать, — предложил Хуа Чэн.
Се Лянь покачал головой. Прямо сейчас он сомневался, что сможет связно ответить, поэтому он слегка сжал руки Хуа Чэна, прежде чем отпустить их, и прикоснулся собственными руками к своему телу.
Руки Се Ляня медленно спускались по его груди и животу, пока его пальцы не коснулись жестких волос. Он вздохнул от первого прикосновения к своему члену, медленно начиная двигать рукой. Се Ляню не потребовалось много времени, чтобы стать полностью твердым: Хуа Чэн смотрел на него сосредоточенным, немигающим взглядом. Когда его член налился кровью, а руки заблестели от влаги, Се Лянь заставил себя остановиться.
Се Лянь прикусил губу и убрал руку, открывая эрекцию взгляду его мужа. Он протянул свои испачканные пальцы Хуа Чэну — молчаливое подношение и награда. Тот поддался вперед, высунув красный язык, чтобы лизнуть пальцы Се Ляня, очищая их. Он не был тихим, намеренно причмокивая губами, словно вкус Се Ляня был самым вкусным, что он когда-либо пробовал.
Они были опасно близки к тому, чтобы отвлечься, поэтому Се Лянь снова обратился к своему контролю и убрал пальцы. Хуа Чэн тянулся к ним несколько мгновений, прежде чем остановиться. Он закрыл глаз и глубоко вздохнул, пытаясь сосредоточиться. Когда он снова открыл глаз, большая часть необузданного желания исчезла, оставляя лишь легкий оттенок страсти, пробивающийся через его концентрацию.
Не говоря ни слова, Хуа Чэн потянулся за своим инструментом и принялся за работу.
***
В итоге, на создание статуи ушло восемь дней.
Статуя была прекрасна от макушки и до кончиков пальцев. Каждый нефритовый волосок и мускул, каждый изгиб и контур был вырезан с точностью, подвластной только преданной и любящей руке. Это была потрясающая копия тела Се Ляня.
— Ты превзошел сам себя, Сань Лан, — восхищенно сказал Се Лянь.
И это было правдой. Се Лянь посмотрел на статую ближе, поражаясь деталям. Хуа Чэн вырезал даже его ногти и выступающие вены на руках. Изящная статуя сияла от солнечного света; белый нефрит отражал свет, словно нимб. Се Лянь гадал, как она будет сиять ночью от света фонаря в их спальне.
— Я рад, что тебе понравилось, — честно сказал Хуа Чэн.
Се Лянь провел рукой по руке статуи, ощущая гладкую поверхность отполированного нефрита. Она была холодной на ощупь, но он не думал, что Сань Лан будет возражать.
— Ты хочешь… попробовать сегодня вечером? — спросил Се Лянь.
Внезапный страстный поцелуй Хуа Чэна был достаточным ответом.
