those marks are mine

— Вижу Цель, — тихо сообщает Хару в свой передатчик. — Скорее всего, нам не понадобится подкрепление, но на всякий случай будьте настороже. — Принято, действуйте, Като-сан! Хару отключается от канала, делает глубокий вдох и входит в танцевальный зал. Он сразу же находит в толпе преступника — высокий, темноволосый, с одним золотым зубом и пирсингом в брови; он выглядит именно так, как его описывали агенты из штаба. Акира Эйчи, тридцать восемь лет, видная фигура в контрабандистском бизнесе, собирается переправить через границу двадцать килограммов кокаина, если Хару не отправит этого парня на допрос до окончания этой вечеринки. Его вечеринка, довольно безвкусная, как охарактеризовал ее Дайске, проходит в самом шикарном небоскребе, который Хару когда-либо видел. Като задерживается в углу танцевального зала, следуя плану. Дайске стоит в центре и общается с высокопоставленными гостями, улыбаясь в дерзкой манере и элегантно жестикулируя рукой, украшенной часами от «Патек Филип». Он ведет себя так, словно всю жизнь учился этому, и Хару бросает на него слегка удивленный взгляд, прежде чем повернуться к Цели, сидящей в баре с коктейлем. Вблизи он выглядит еще более впечатляющим — широкие плечи, серебряная штанга в брови. Теперь, когда Хару стоит всего в паре футов от него, он видит, что в языке Цели блестит серебро, и Като чувствует, как по спине пробегает дрожь. План, как обычно, составлен в стиле Дайске: заставить Хару делать всю грязную работу, пока сам Камбэ сидит и расслабляется с бокалом шампанского. — Я отвлеку участников вечеринки, пока ты будешь подсыпать вот это, — Дайске резким движением руки бросил ему в лицо маленький пакетик с белым порошком. — В его выпивку. После того, как он отключится, ты оттащишь его к лифту, где встретишь меня. — Почему мы должны подсыпать снотворное ему в стакан? — спросил Хару, хмуро глядя на пакет с порошком. — Почему бы просто не выстрелить в него из транквилизатора? Дайске закатил глаза, каким-то образом делая это простое движение изящным. — Мы не должны вызвать подозрения, это деликатная операция, и я сомневаюсь, что ты захочешь поставить под угрозу миссию, выстрелив в него посреди бального зала. — Ладно, проехали. — Предупреждаю, Акира Эйчи широко известен как плейбой. Он может флиртовать с другими людьми. Тот момент, когда он отвлечется, будет твоим шансом подсыпать снотворное ему в стакан. — А что, если он начнет флиртовать со мной? Дайске имел дерзость рассмеяться, и Хару почувствовал, что краснеет до кончиков ушей. — Это маловероятно, не переживай — скорее всего, ты все равно не сможешь флиртовать в ответ. Хару пристально вгляделся в изображение Цели, поморщившись от того, как тот сально ухмылялся в камеру, и с отвращением швырнул ее обратно на стол. — О, и Хару? — Хару обернулся, готовый отчитать этого придурка за то, что он снова назвал его по имени, но Дайске только приподнял бровь и дразняще улыбнулся ему. — Не теряй самообладание. Хару поправляет зеленый галстук, разглаживает складки на темном костюме, который Дайске оставил для него на рабочем столе за день до операции, присаживается рядом с Целью и вежливо улыбается бармену. Прежде чем он успевает что-либо сказать, огромный, как зверь, мужчина сует бармену пару монет со словами: — Налей мне самое крепкое, что у вас есть. И что-нибудь для этого очаровательного парня. Кивнув, бармен принимает оплату и уходит, чтобы приготовить напитки. — Меня зовут Акира Эйчи. А тебя, сладкий? Ласковое обращение вызывает в голове Хару короткое замыкание, и он мысленно проклинает Дайске. Маловероятно, что Цель будет пытаться приударить за моей задницей. Но это единственный шанс Хару доказать, что мультимиллиардер ошибается, так что… Хару не испытывает ничего, кроме отвращения к этому жеманному черноволосому мужчине, но работа есть работа, поэтому он бесстрастно смотрит в эти мутные голубые глаза и сдержанно улыбается. — Я Кару Хаджиме, — кокетливо произносит он. — Нет нужды покупать мне выпивку, я в состоянии… — Это мое угощение, — мужчина ухмыляется и наклоняется ближе, и Хару изо всех сил борется со своими инстинктами, которые орут убирайся нахуй!, чтобы сидеть спокойно и смотреть ему в глаза. — Спасибо, Эйчи-сан, — Хару решает не упоминать о том, что его коллега мог бы выкупить весь винный бизнес и тоже назвать это угощением. Эйчи наклоняется ближе, останавливаясь в паре дюймов от лица Хару, и смотрит на него сверху вниз похотливым взглядом. — Я бы точно запомнил, если бы пригласил на свою вечеринку кого-то вроде тебя, кого-то настолько… приятного глазу. Хару моргает — с другой стороны от Цели, надув губы, сидит симпатичная женщина, встряхивает кудрявыми светлыми волосами и бесстыдно выставляет перед Акирой свои… прелести, но Цель бросает развратные взгляды на Като. Он смеется, надеясь, что это не звучит слишком наигранно, и отвечает: — Извините, я увидел огни вечеринки и не смог удержаться, чтобы не зайти выпить. Это не проблема? — Это вовсе не проблема, — и снова этот похотливый взгляд. — Если ты согласишься пойти со мной в мою спальню, чтобы немного повеселиться, Кару… Хару мысленно прокашливается, однако внешне выдает лишь слегка растерянную улыбку. — Эйчи-сан, я уверен, что у Вас есть много других вариантов… — Ты думаешь, я слепой? — Эйчи кладет мускулистую руку ему на плечо, и Хару заставляет себя не покрыться мурашками. — Ты единственный в своем роде, детка, и рано или поздно ты окажешься у меня в постели. Только назови свою цену. Все, что тебе нужно сделать, это подсыпать этот порошок в его напиток. Держись до тех пор, Хару. — Вы забавный человек, — говорит он, рисуя узор на лакированной барной стойке. — Я польщен, но… — Я могу дать тебе все, что ты захочешь, детка, — Цель смотрит на Хару с вожделением, искривляя губы в том, что, вероятно, считает сексуальной ухмылкой. — Деньги? Наркотики? Лучший секс в твоей жизни? Только скажи, и я дам тебе это. Как иронично. Хару украдкой бросает взгляд туда, где стоит Дайске, теперь рядом с ним девушка, обвивающая руку вокруг его предплечья, и чувствует короткий укол ревности в животе — определенно, ревности к Дайске, а не к девушкам, которые вдыхают его модный одеколон, смешанный с сигарным дымом… Бармен ставит на стол два слегка шипящих бургундских напитка, и Эйчи толкает один из них к нему одним движением мускулистой руки. — Попробуй, Кару. Хару никогда не был силен в распитии алкоголя, поэтому делает вид, что пьет предложенный коктейль, но вместо этого выливает его через плечо, мысленно извиняясь перед уборщиком, который должен будет убрать его позже. Он помещает порошок в руку и, поставив стакан обратно на стол, высыпает белый порошок в чужой стакан. Эйчи берет свой стакан и пьет, и Хару на мгновение чувствует облегчение, прежде чем вспоминает, что для человека с такой, как у Эйчи, комплекцией потребуется пара минут, чтобы снотворное подействовало. — Итак… — Эйчи смотрит на него с мерзкой ухмылкой. — Пойдем в мою комнату, детка. По тому, как он мурлычет это имя, Хару инстинктивно понимает, что Цель, вероятно, подсыпала что-то ему в бокал, и ожидает, что в любой момент это подействует на него. Чтобы не вызвать подозрений, он тяжело опирается на плечо Эйчи, чувствуя отвращение к каждому дюйму кожи мужчины, которого касается. — Кару, ты восхитителен… — Эйчи толчком придвигает его к стойке бара, оставляя на шее Хару засос, и Като хочется врезать ему, но он сдерживает себя ради миссии. — Скажите что-нибудь еще, — отвечает он вместо этого, хлопая ресницами и обнажая шею, чтобы дать лучший доступ, и глаза Эйчи загораются, как у ребенка в кондитерской. Смех Цели вибрирует во всем теле Хару, и он незаметно оглядывает зал из-под полуприкрытых век; Дайске все еще развлекает своих гостей, но в его позе присутствует напряженность, которой раньше не было, и Хару собирается дать ему сигнал, что преступник успешно накачан наркотиками, когда Эйчи внезапно отрывается от его ключиц и тянет наверх. Он тащит Хару через толпу танцующих к лифту, и, к облегчению Като, Эйчи кажется вялым — должно быть, снотворное начало действовать. Как только двери лифта закрываются, Цель с силой толкает его к стене, и, ауч, Хару чувствует, как его мозг бьется о стенки черепа. — Эй, что ты… Эйчи насильно втягивает его в поцелуй, одной рукой проскальзывая вниз и сжимая его задницу, и как только снотворное подействует, Хару собирается отрезать этому мужику член. На вкус он напоминает кислое манго и горький сигаретный дым, а его язык слишком свободно блуждает во рту Хару — он подавляет рвотный позыв и остается безвольным в объятиях жертвы. Он оценивает свое положение — преступник прижал обе руки Хару к стене, что не самое лучшее, но на худой конец у него в кармане брюк нож; в рукаве есть транквилизатор, так что он воспользуется им, если понадобится. — У тебя самая сексуальная задница, которую я когда-либо видел, Кару. Цель пихает ему колено между ног, и Хару собирается убить этого ублюдка. — Спасибо, Эйчи-сан, — он пытается говорить легко и непринужденно, когда Цель сжимает его бедро, и Хару невольно чувствует легкое возбуждение — с тех пор, как он в последний раз был на свидании, прошла целая вечность, — но он видит уродливую ухмылку Эйчи, и все его возбуждение мгновенно исчезает. Хару замечает камеру в верхнем углу лифта и вздыхает с облегчением; ЭВРИСТ, вероятно, будет следить за ними, а Дайске, без сомнения, вмешается, когда запахнет жареным. Лифт резко останавливается, и Эйчи успевает пробормотать приглушенное «что за?..» перед тем, как дверь скользит в сторону и идеально начищенная парадная туфля соприкасается с его головой. Цель падает на землю, на лбу постепенно появляется красная шишка, и Хару недоверчиво смотрит на Дайске, все еще стоящего с вытянутой ногой и глядящего на человека на полу. — Какого… Ты бежал сюда? Дайске опускает ногу и снова пинает Цель, удостоверяясь, что тот действительно без сознания. — ЭВРИСТ остановил лифт. — Но… до этого он опускался… Неважно, — вздыхает Хару, хмуро вытирая слюну с засосов, проявляющихся у него на шее. — Почему ты не подал мне сигнал? — Ситуация была под контролем, — ворчит Хару, присоединяясь к тому, чтобы пнуть мужчину на полу, презрительно скривить губы. Дайске приподнимает одну идеальную бровь и одним пальцем подцепляет подбородок Хару. — Он прижимал тебя к стене, не думаю, что это можно назвать «под контролем». Хару со вздохом изучает распростертое на полу тело. — Я мог бы вырваться в любой момент; может, нам стоит отнести его вниз по лестнице? Или рискнуть спуститься на лифте? — На лифте, ЭВРИСТ очистил лобби. Почему ты подчинялся этому человеку? Лифт с жужжанием возвращается к жизни, и пара начинает медленный спуск с 63-го этажа. Тело на полу дергается, и Хару тут же изо всех сил пинает его голову — просто чтобы убедиться, что он действительно отправлен в нокаут, — и лифт сотрясается от силы его движения. — Что ты имеешь в виду? — Ты позволил ему прикоснуться к себе. — Да, я не должен был вызывать подозрения, и мы были в центре многолюдной вечеринки, из-за чего ты злишься? Дайске постукивает ногой по полу лифта, и этот звук громкий даже на фоне джазовой музыки, фоном льющейся из динамиков — Твой метод поимки преступника был небрежен. Хару ощетинивается, скрещивает руки на груди над своим помявшимся костюмом и, нахмурившись, поворачивается к Дайске. — Что, черт возьми, ты имеешь в виду?! Небрежен? — Тебя прижали к стене, — Дайске выговаривает слова так, словно разговаривает с маленьким ребенком, — это не самая лучшая ситуация для операции. — Да, но я мог вырубить его в любой момент… — Тогда почему ты этого не сделал? Хару колеблется, наблюдая, как число этажей неуклонно уменьшается. — Я… Я думал, что он потеряет сознание в лифте, но просчитался?.. — Небрежно. Ему нечего сказать на это, потому что это правда — Хару не ожидал, что парень продержится против успокоительного так долго, и облажался — но он никогда не был в реальной опасности и мог бы воткнуть в него дротик транквилизатора, если бы действительно почувствовал угрозу. Хару рассеянно дергает себя за воротник, обнажая багровые отметины на шее, и слышит резкий вдох. Он поворачивается, и Дайске смотрит на укусы на его коже. Номера этажей продолжают снижаться. 54… 53… 52… — На что ты смотришь? — он цыкает, натягивая ткань обратно, чтобы скрыть следы — взгляд Дайске, по ощущениям, прожигает в нем дыру, и он дрожит. — Он оставил на тебе следы? — …Да? Видимо, ему очень понравилась моя шея, — Хару добавляет эту последнюю фразу в качестве запоздалой мысли — если подумать, мужчина потратил непропорционально много времени, оставляя засосы на его коже; у парня, вероятно, был фетиш на оставление меток… Дайске обрывает его мысли, подходя ближе и мягко перехватывая оба запястья Хару одной идеально ухоженной рукой. — Эй, что… В отличие от рук человека, лежащего на полу без сознания, хватка Дайске невероятно осторожна, что позволяет Хару вырваться, если он действительно захочет — Хару замирает, потому что невероятно сексуальный мужчина удерживает его на месте. Хару смотрит в невозможно голубые глаза, и в голове у него все путается. 43… 42… 41… — Хару, — голос Дайске глубокий и почти рычащий. — Этот человек поцеловал тебя. — Да. — Этот человек, — и Дайске свободной рукой поглаживает чувствительную кожу шеи, покрытую засосами. — Оставил на тебе отметины. Хару вздрагивает от легкого прикосновения к его коже. — …Да. — Этот человек, — Дайске наклоняется вперед, и его дыхание касается уха Хару, взгляд прикован к нему. — Собирался сделать с тобой все, что в его силах. 37… 36… 35… — Не то чтобы я не мог его остановить, — раздраженно говорит Хару, отказываясь признать свое поражение. — Я собирался вырубить его в лифте… — Но ты этого не сделал. — Я оценивал ситуацию! Хару чувствует, как его лицо заливает румянец смущения, и отводит глаза от испытующего взгляда Дайске. — Вообще-то, это ты сказал, что он не будет флиртовать со мной, но он это сделал, так что думаю, на самом деле в этой ситуации нет ничего такого — не моя вина, что он извращенец. — Я недооценил его, — рука Дайске на мгновение сжимает его запястье, а затем немного расслабляется. — Я ожидал, что он пойдет за блондинкой в баре, но не думал, что его вкусы будут такими утонченными… — Что, черт возьми, ты имеешь в виду под «утонченными»? 24… 23… 22… — Именно это я и имею в виду. Хару со вздохом вырывается из претензионной хватки этого придурка, садится на корточки и стягивает галстук. Вряд ли преступник проснется до того, как его доставят в участок, но на всякий случай его следует связать. Когда он протягивает руки, чтобы завязать галстук вокруг обмякших запястий Цели, Дайске внезапно отталкивает его ладони и отбирает галстук, с коротким: — Я сам. Немного озадаченный тем, почему Дайске, обычно слишком идеальный для любой грязной работы, вызвался хоть раз испачкать руки, Хару откидывается назад и наблюдает, как Дайске с почти нечеловеческой эффективностью обматывает вокруг запястий полоску ткани. Воцаряется напряженная тишина. 8… 7… 6… Хару смотрит на время — у них есть пара часов до прибытия группы захвата, чтобы забрать лежащий без сознания криминальный авторитет, может быть, я смогу купить немного еды на обратном пути в отель, — и со вздохом выпрямляется. Во рту у Хару все еще вкус человека на полу, и он достает клубничную конфету, которую стащил из бесплатного буфета в баре, и бросает ее в рот, смывая кислые манго и едкий дым. 3… 2… 1… Как только дверь открывается, Дайске вытаскивает Цель в просторный вестибюль и, пройдя через стеклянные входные двери, запихивает его бесчувственное тело в багажник полицейской машины, ожидающей снаружи. Как только дверца багажника захлопывается, машина отъезжает, поднимая за собой облако пыли. Хару вздыхает, одной рукой потирая раздраженную кожу на шее, а другой проверяя телефон. Ближайший круглосуточный магазин находится всего в нескольких кварталах от отеля, так что если он побежит, то, вероятно, успеет туда и обратно до комендантского часа. Он поворачивается к Дайске и говорит: — Я, наверное, пойду куплю немного… — Ты никуда не пойдешь. Дайске обрывает его, взгляд холодный, как сталь, а губы сжаты в жесткую линию. — Что бы тебе ни понадобилось, обслуживание номеров позаботится об этом. Есть что-то опасное в тоне его голоса, тени скрывают большую часть его лица, и на этот раз Хару не спорит — он ощущает давление на поясницу и оглядывается назад, чтобы увидеть руку Дайске, направляющую его к своей шикарной машине, припаркованной прямо перед зданием. Это немного странно, учитывая, что Дайске обычно не трогает его даже в хороший день, но Хару не жалуется. Тишина в машине немного напряженная, Хару не знает, что сказать, и поведение Дайске все еще холодно, но они добираются до отеля без каких-либо осложнений — как только они выходят из машины, Дайске возвращает руку на прогиб спины Хару и направляет его к лифту отеля. Дайске, по-видимому, забронировал пятизвездочный отель, и Хару слишком устал, чтобы спорить с ним об излишних тратах денег, поэтому они заходят в просторный номер без каких-либо жалоб. Дайске бросает в него полотенце и холодно говорит: — Прими душ, от тебя пахнет сигаретным дымом. Хару сдерживает желание ответить, что Дайске вечно курит эти чертовы сигары, а потом просто идет в ванную и десять минут стоит под струями душа, прислонившись к полированной кафельной стене и наслаждаясь обжигающе горячей водой, стекающей по его ногам. Он вытирается полотенцем и чистит зубы — обычно он чистит зубы первыми, но Хару забыл и так чертовски устал — и возвращается в настоящий гостиничный номер с полотенцем, аккуратно обернутым вокруг его талии. Хару садится на одну из бархатных кроватей в углу комнаты и просто лежит на ней секунду — она мягкая, и он так устал, и это были утомительные несколько часов — когда он открывает глаза, Дайске нависает над ним с внимательным взглядом. Его первый инстинкт — ударить его по лицу, от чего он едва сдерживается (он не может заплатить за чертов номер в пятизвездочном отеле, его зарплата едва дает ему достаточно свободы, чтобы выбирать между едой в круглосуточных магазинах), а второй инстинкт — замереть и просто смотреть в эти кобальтовые глаза. Они смотрят друг на друга несколько напряженных секунд, прежде чем Хару снова обретает дар речи. — Что ты делаешь?.. Одним пальцем Дайске проводит по линии отметин на шее и слегка царапает ногтем заживающую кожу. Против своей воли Хару выгибается навстречу прикосновению и крепко зажмуривает глаза от вспышки боли и удовольствия, смешивающихся, чтобы создать микс ощущений — прежде чем вспомнит, кто сейчас находится перед ним, и его глаза резко распахиваются. — Кам… Дайс… Придурок, чт… — Если ты скажешь мне прекратить, я остановлюсь. Я не животное, — говорит Дайске в ответ, с силой сжимая пурпурно-синие отметины на шее Хару, и он упорно кусает губы, чтобы подавить высокий стон. Хару больше не чувствует усталости. У него есть слабое представление о том, что это такое, но он не хочет быть самонадеянным — Хару внезапно ударяет резкое осознание того факта, что его достоинство и (все еще полностью одетого) придурка, прижимающего его к постели разделяет только белое полотенце — и сглатывает, замечая, как глаза Дайске следят за плавным движением его горла. — Ты, что, не можешь просто купить проститутку на свои деньги? — протест слаб даже для его собственных ушей. Хару ерзает на кровати, решительно отводит взгляд и поднимает руку, чтобы прикрыть покрасневшее лицо. Дайске хватает его за запястья одной рукой и наклоняется, чтобы резко прикусить синяки, украшающие его шею. — Мог бы, но не хочу. Хару выгибается дугой, широко распахнув глаза, и удивленный стон вырывается из его горла от сильного давления на все еще заживающую кожу, а затем он прикусывает язык, чтобы больше не издавать смущающих звуков. Но, когда Дайске вытворяет своим ртом такое, остановить звуки не представляется возможным — его язык кружит вокруг чувствительной кожи, зубы царапают, по-видимому, каждое нервное окончание на шее, и, черт возьми, эти посасывания — Хару сжимается на простынях, мотая головой из стороны в сторону и тщетно пытаясь остановить себя от стонов. Дайске отрывается от шеи Хару, хитрая ухмылка украшает его изящные черты лица, и Хару хочет бить его не так сильно, как раньше, теперь зная, как чертовски хорошо он работает ртом. — Вот, — Дайске дотрагивается до воспаленной кожи и с гордой улыбкой разглядывает результат своих трудов. — Вроде бы, я перекрыл их все, как тебе кажется? — Перекрыл? — повторяет Хару, глупо и неловко, удовольствие затормаживает высшие функции мозга. Он смотрит вниз, чтобы узнать, что имеет в виду Дайске под словом «перекрыл»… О. От подбородка до ключиц Хару тянутся засосы в пурпурно-синей россыпи звездочек — в ближайшее время он не будет надевать ничего, кроме водолазок, — и внезапно становится совершенно ясно, что имел в виду Дайске: первоначальные отметины теряются в море новых укусов. — Ублюдок, как я буду скрывать это на работе? Как только слова слетают с его губ, Дайске толкает его на постель и сталкивает их бедра резким движением нижней части тела. — А что, если я не хочу, чтобы ты это скрывал? — Дайске, абсолютный говнюк, проталкивает бедро между ног Хару и прижимается к его стремительно твердеющему члену. — Что, если я хочу, чтобы весь офис увидел, кому ты принадлежишь? — Как будто они подумают, что это ты их оставил, — то что Хару только что сказал было ошибкой. Глаза Дайске темнеют от чего-то похожего на голод, и у Хару есть две секунды, чтобы подумать ах, ох, прежде чем мужчина начнет движение. Его рот оказывается на соске Хару, оттягивает и кусает плоть, пока он не выгибается в наслаждении, смешанном с болью, со сдавленным стоном; Дайске повторяет процесс с другим соском, а затем движется ниже. Дайске игнорирует его член и уделяет внимание бедрам, и как он узнал, что он там чувствителен? Хару дергается, пытаясь удержать Дайске от покусывания чувствительной внутренней поверхности бедра, но безуспешно. — Когда я наблюдал за происходящим в лифте, заметил твою реакцию лишь один раз, когда он сделал это, — и Дайске щиплет его за бедро и успокаивает укол боли медленными круговыми движениями по коже. Хару всхлипывает, тут же отворачивая голову, и впивается зубами в простыни, потому что не собирается быть таким громким в присутствии Дайске Камбэ, спасибо, увольте. — Не думал, что ты смутишься, — самодовольно произносит Дайске, и Хару открывает рот, позволяя ткани выскользнуть из его рта, чтобы ответить. Это ошибка — как только его рот открывается, Дайске сильно кусает его за бедро, срывая стон с губ Хару, а затем мягко ласкает оставленную метку почти извиняющимися движениями. Хару одаривает его самым хмурым взглядом, на который только способен, но эти изящные пальцы движутся вверх и призрачно скользят по его ягодицам. Дайске стягивает полотенце с талии Хару и небрежно бросает его куда-то вправо. Палец медленно обводит его чувствительный вход, слегка надавливая на кольцо мышц, но в конечном счете просто дразня его краешек. — Я заставлю тебя кричать, — бормочет Дайске низким и хриплым тенором, но, как бы привлекательно это ни звучало, Хару не собирается терять остатки достоинства. — Я бы посмотрел, как ты попытаешься, — огрызается он вместо этого, и ему доставляет удовольствие наблюдать, как выражение лица Дайске Камбэ темнеет и становится абсолютно хищным. Это зрелище, за которое многие люди отдали бы горы золота. Дайске достает из кармана бутылек смазки (какого хрена у тебя в кармане есть смазка…) и капает себе на ладонь, и трет пальцы, чтобы согреть ее, что удивительно мило для Дайске. Комнату наполняет сладковатый запах ванили, и Дайске проталкивает палец в тугое тепло Хару. Хару делает глубокий вдох, расслабляя мышцы и снимая напряжение с плеч. Прошло так много времени с тех пор, как он занимался этим в последний раз, но его мышцы все еще расслабляются вокруг пальца Дайске. Второй палец начинает двигаться рядом с первым, а затем Дайске скручивает пальцы абсолютно правильно, заставляя Хару видеть гребаные звезды. Хватка Дайске на его запястьях ослабла, поэтому он высвобождает одну из своих рук и кусает кулак, заглушая свои унизительные стоны. — Я хочу слышать тебя, — Дайске отводит руку Хару в сторону и целует его, добавляя еще один палец, так что три пальца растягивают его. Дайске Камбэ на вкус как сигарный дым, почему-то слаще и тяжелее, чем горький сигаретный; он на вкус как петрикор и приторный сахар искусственного лимонада. Хару едва хватает сосредоточенности, чтобы ощутить вкус, как Дайске с точностью до миллиметра толкается в эту точку внутри него — его стоны поглощаются голодными движениями губ Дайске, и Хару теряет себя от этого ощущения. Он с отчаянным стоном дергает Дайске за костюм, ему почти больно видеть кожу под ним, но Дайске только хихикает и прикусывает нижнюю губу. — Терпение, милый. Хару чувствует, что его пик быстро приближается, и он отрывается от поцелуя, чтобы выдавить: — П-подожди, я скоро кончу, — только для того, чтобы Дайске ускорил толчки в простату Хару, заставляя его вскрикнуть. Он подносит руку ко лбу Дайске и отталкивает его, не желая, чтобы тот смотрел на него, пока он достигает своего оргазма, и о, Дайске это не нравится. Его взгляд, прежде голодный, становится прямо-таки диким, и Хару молится за свое выживание. Дайске тягуче кружит пальцами вокруг бугорка внутри него, и Хару не может контролировать то, как выгибается и зажмуривает свои глаза; разряд электричества простреливает его позвоночник, и как, черт возьми, он может быть так хорош со своими пальцами, какого черта… Хару приближается к краю, жар заливает низ его живота, он пытается поднять кулак, чтобы заглушить свои звуки, но Дайске сжимает его руку на запястьях, так что его стоны громко отдаются эхом в просторной комнате — он замирает, зажмурив глаза, на карминовых простынях, пока не спускается с пика. Он устало моргает, видя над собой дьявольски красивого мужчину, губы которого все ещё искажены пошлой ухмылкой, и стонет, когда три пальца в его входе снова начинают двигаться. Он уже чувствует дрожь от чрезмерного возбуждения, посылающего пульсирующее слишком-много-слишком-мало по его венам, и он извивается в объятиях Дайске. — Э-эй, я только что… — Ты испытаешь целый мир ощущений, Хару, — рычит Дайске, и Хару чувствует, как дергается его гребаный член, заинтересованный грязным подтекстом этих слов, ты абсолютно точно будешь разрушен, Хару. — Если тебе что-то нужно, тебе следует самому пойти и взять это, — Дайске садится на корточки и ждет, пока до Хару дойдет смысл сказанного, и это занимает у него пару секунд, но Като наконец понимает и едва не набрасывается на него. Хару начинает расстегивать пуговицы костюма, чертыхаясь про себя (какого хрена тут столько пуговиц, я даже не могу разорвать их, потому что это, наверняка, стоит дороже, чем моя гребаная квартира…), и как только он снимает пиджак, Хару поворачивается, упираясь бедрами по обе стороны от Дайске и глядя на пояс из крокодиловой кожи от «Луи Виттон» или чего-то в этом роде. Когда он щелкает пряжкой ремня, сильные руки внезапно хватают его за бедра, и Дайске начинает кусать мягкую плоть вокруг его входа — это отвлекает, конечно, но у Хару есть занятие, и он толкает брюки вниз по лодыжкам мужчины и начинает работать над боксерами Дайске. Как только они тоже оказываются сняты, Хару наклоняется и проводит языком широкую полоску по члену в своих руках, посасывает кончик и берет головку в рот, все время наблюдая за лицом Дайске. Дайске грубо стягивает его с члена, зарываясь пальцами в волосы, вжимая лицом в простыни и, судя по шуму за спиной, натягивает на себя презерватив. Затем он прижимает кончик своего члена к входу Хару — Хару качается назад, пытаясь углубить проникновение, — но Дайсуке с легкостью отстраняется, цыкает и облизывает губы. — Что ты должен сказать? — Заткнись… Гладкое скольжение члена Дайске по колечку мышц Хару абсолютно божественно, и он извивается на нем, пытаясь добиться большего трения — но ублюдок держит его вне досягаемости, и он проглатывает разочарованное хныканье. — Я хочу, чтобы ты сказал это, Хару. — Нет. Дайске начинает отстраняться, и Хару паникует. — …Трахни меня. Пожалуйста, — добавляет он запоздало, поворачивая голову через плечо и впиваясь в Дайске злым взглядом. Как только он поворачивает лицо, чтобы взглянуть на Дайске, твердый ствол погружается в него безо всякого предупреждения, и Хару может чувствовать, как его глаза закатываются наверх в блаженстве от идеальных толчков прямо в его простату — то, насколько он хорош в сексе, просто несправедливо, Хару уже близок к своему второму оргазму за ночь — и он открывает глаза, чтобы увидеть, как Дайске ухмыляется ему, его язык мелькает на влажных губах. — Ублюдок, прекрати пялиться на меня… — Почему? — Потому что это неловко, перестань смотреть… — У тебя самое красивое лицо, — и Хару краснеет от кончиков ушей до шеи и пытается спрятать лицо в ладонях. Конечно, Дайске не позволяет ему этого сделать, двигая бедрами все быстрее и быстрее каждый раз, когда его голова опускается ниже плеча. — Перестань прятаться, милый, — Дайске внезапно переворачивает его, так что Хару оказывается лицом к лицу с мультимиллиардером. — Ты восхитителен, и ты мой. — Я, блять, не твой, придурок… — Но ты мог бы быть, — и движения замедляются и становятся нежными и влюбленными, и это по какой-то причине намного хуже, чем жёсткий темп, потому что взгляд на мягкое выражение лица Дайске, почти заставляет Хару поверить, что он может быть частью его жизни — его богатой, дрянной жизни с безлимитным балансом в банке, частными самолётами и круизными лайнерами, замятыми скандалами и одеждой от «Гуччи» — потом он вспоминает, что он Хару Като. — Это не сработает, — вздыхает он, отводя взгляд в сторону. — Мы слишком разные, и у твоих людей, наверняка есть кто-то, на ком они хотят тебя женить. — Ты сдаешься еще до того, как попробовал, — Дайске замедляет толчки еще сильнее, так что остается только сладко покачиваться в тепле тела Хару. — Это совсем на тебя не похоже. Хару хмурится и опускает бедра, чтобы заставить его двигаться быстрее. — Когда мы неизбежно расстанемся, мы все еще будем работать вместе, и это станет… — Ты ищешь оправдания. — Вовсе нет! — По правде говоря, ты просто боишься. Хару приподнимается на локтях и смотрит на Дайске со всей язвительностью, на какую только способен. — Какого хрена ты только что сказал? — Я сказал, что ты боишься, — Дайске подчеркивает каждое слово коротким резким толчком, но Хару прикусывает губу и заставляет себя вести себя спокойно и слушать, вопреки здравому смыслу. — Я ни хрена не боюсь, — выплевывает он. — Я забочусь о благе будущего… Дайске наклоняется и проводит языком по воспаленной коже на шее Хару. — Если ты не боишься, тогда встречайся со мной. — Чт… — Я никому не позволю и пальцем тебя тронуть. Разве это звучит не мило? Ритм движения их бедер постепенно ускоряется, и Хару изо всех сил пытается выдавить нужные слова. — Я… я не… ты… Чертов рот Дайске двигается вверх, и он покусывает мочку уха, ухмыляясь уголком рта. — Потерял дар речи? Есть определенная ирония в том, что Дайске издевается над ним за то, что он молчит, и Хару встречает пылающий взгляд Дайске своим. Он чувствует, что его решимость слабеет, и ломает голову, чтобы найти еще какие-нибудь причины, почему он не должен испортить свою чертову жизнь, встречаясь с богатым мудаком. — Ты богат. Я отсчитываю мелочь, чтобы купить напитки в торговом автомате. — Если ты будешь встречаться со мной, у тебя будет весь торговый автомат. Пара дюжин. В твоем доме. — У меня квартира — и, эй, мне плевать на гребаные деньги, придурок! Дайске хмурится и со вздохом останавливает свои движения. — Послушай, Хару, мне все равно, каково твое финансовое положение. Просто встречайся со мной, и я сделаю так, что это будет стоить твоего времени. Хару может назвать точный момент, когда его сила воли просто рассыпается — Дайске медленно скользит своим членом по его простате, блять, и это заставляет его видеть звезды, и лицо Камбэ принимает такое выражение, что сердце Хару разжижается до состояния кашицы, и в последнее время он был так мил с ним, не говоря уже о том, как вырубил того преступника в лифте, и это было горячо… — Ладно, — выдыхает он. — Я буду встречаться с тобой, Дайске Камбэ, но если все пойдет не так, как надо, ты переведешься в другой отдел и не посмеешь нарушить свое слово. В уголках этих ослепительных голубых глаз появляются мимические морщинки, и улыбка медленно проявляется на его царственных чертах; Дайске ловко перехватил обе руки Хару одной ладонью и прижал их к постели над его головой, и хотя это движение абсолютно такое же, как и пару часов назад в лифте, оно почему-то бесконечно приятнее, чем движение их мерзкой Цели. Дайске вбивается в него, свободной рукой тянется вниз и обхватывает лицо Хару с нежной улыбкой, и Като тает под его мягким прикосновением. Это не может длиться вечно — Хару чувствует, как удовольствие захлестывает его во второй раз, и он изгибается в объятиях Дайске, пытаясь остановить себя, чтобы не кончить слишком рано — и Дайске перемещает руку от лица к ключицам, лаская кожу, отмеченную укусами, и Хару не может держаться долго, если он делает подобное дерьмо. Темп движений Дайске, наконец, замедляется, становясь слегка неровным, но он вбивается в простату Хару, и тот с головой погружается в пучину оргазма от одного этого толчка. — Дайске!.. Хару сжимается вокруг члена Дайске, отчаянные стоны срываются с его губ, и он с дрожью в бедрах отходит от оргазма — Като знает, что его лицо, наверное, искажено в наслаждении, но он не может найти в себе сил волноваться на этот счет. Хару чувствует, как Дайске вздрагивает и кончает в презерватив со сдавленным стоном. Минуты тянутся или, наоборот, пролетают слишком быстро, и Хару требуется время, чтобы прийти в себя; он ждет, когда его дыхание выровняется, и наслаждается теплом другого человека впервые за много месяцев. Когда он открывает глаза, Дайске смотрит на него с чем-то вроде благоговейного трепета на лице, и это выражение Хару никогда не видел на нем раньше. — Что? — Ничего, — и Дайске отворачивается с мягкой улыбкой. — Я просто думал о том, как хорошо звучит мое имя, когда ты стонешь его. Он чувствует, как яркий румянец поднимается к его лицу, и он отталкивает Дайске от себя с взволнованным «заткнись нахуй!» ( — Теперь мне нужно принять еще один душ, ублюдок. — Ты не хочешь называть меня по имени? — Ублюдок? — Десять минут назад ты говорил совсем другое… — Прекрати это! Дайске сладко и тягуче смеется и просто уходит в ванную, оставляя дверь открытой. — Ты идешь? Хару никогда в жизни не бегал так быстро.)