***
Спустя неделю Яна вроде бы отпустило. Он всё ещё ненавидел и презирал Хана, но в сердцах понимал, что тот просто придурок, который не контролирует собственный язык. На больных не обижаются, вот и брюнет не будет. Сейчас же ему было откровенно пофиг, ведь всё внимание и мысли занимал лишь предстоящий концерт андерграундной рок-группы, приехавшей из самой столицы в деревню, звавшуюся Пусан. Хотя город и не являлся тем, чем привык называть его Ян — обидно было до усрачки, что он родился именно здесь, а не в Сеуле, что день ото дня занимал новостные ленты своими событиями. Отчего-то школьник думал, что, переедь он в столицу — жизнь мгновенно наладится, поэтому вот уже два года откладывал на поступление в Сеульский национальный университет. Хотя он сомневался, что быть шестнадцатым в школе — это путь к успеху. Чонин был не глупым парнем, но перегнать местных вундеркиндов было непосильно даже ему. Что до концерта, то он шёл туда только ради одноклассника, Сынмина, который тащился по «Чёрной ящерице», словно одержимый. Друг боялся идти туда один, ведь несовершеннолетний и вообще: вдруг их поймает полиция и засадит в обезьянник, ведь группа-то подпольная, а значит — нелегальная. Но Ян был парнем сострадающим и, в общем-то говоря, не знал, чем занять себя на выходных, поэтому любезно согласился. Чанбин добыл им фальшивые права, а Хан намалевал, словно шлюх заправских, и пошли мальчики на концерт. Пошёл Чонин свою погибель встречать. У входа в подвальное помещение в одной из подворотен стояла молодая девушка, любезно проверяя удостоверение личности и билет на сам концерт. Если бы не место, где всё это происходило, Чонин бы вполне мог подумать, что всё легально. Правда, тогда бы наверняка вычислили, что паспорт палёный, ведь куда парню, не так давно снявшему брекеты, идти на концерт рок-группы в десять часов вечера. И вообще, не хотелось, в первую очередь, как-то спалиться и подставить Сынмина. Это же его мечта, его кумиры. Чонин не знает, что он чувствует, ведь у него как таковых кумиров-то нет. Едва ли капитан Америка считается за кумира. Наверное, это и правда круто вот так вот встретиться лицом к лицу с тем, по кому дико фанючишь. Сынмину и правда повезло. — Ты ведь расскажешь, кто тут самый крутой, да? — подколол одноклассника брюнет, наблюдая за тем, как Сынмин со сверкающими глазами вошёл в плохо освещаемое помещение. Тут было немного сыро и даже где-то капало прямо на макушку, но отчего-то Чонину всё равно. Он пёрся сюда не пойми сколько не для того, чтобы высказывать своё возмущение другу. Он сейчас как беременная женщина: взволнованный и очень ранимый. Нужно быть последним подонком, чтобы сказать такому человеку что-то плохое. Поэтому Ян расслабился, когда Ким потянул его чуть ли не под самую сцену. — Самый крутой тот, который на бас-гитаре. Да, я покажу тебе его. Он… В общем, очень крутой, — закончил с придыханием Сынмин, разглядывая огоньки, украшающие сцену по всему периметру. — Хах, верю. Брюнет рассматривал людей вокруг, ведь тут собралось немалое количество тех, кто потратил свои несчастные двадцать долларов на то, чтобы посмотреть выступление «Чёрной ящерицы». От свирепых байкеров до милых школьниц в розовых юбочках — аудитория была обширная. Поэтому Чонин почему-то даже не сомневался, что ему понравится. Ещё как понравится. Он бы знал. Огни постепенно миновали серые стены, воссоединяясь в центре сцены, на которой можно было заметить три чётких тени. Толпа тут же зашлась в истошных криках разносить подвальное помещение. А затем парень с невероятно мягким голосом крикнул, тут же заводя публику до предела: — Ну что, разорвём тут всё, Пусан? Толпа одобрительно закричала, моментально начиная покачивать головой в такт первой композиции. Сынмин визжал громче всех. — Это Уджин, — наклонился он к чониновому уху. Парень с каштановыми волосами и невероятным голосом вёл свою партию, пока ещё двое оставались в тени. Следующим вступил участник на ударных, подмигивая фанатам и тут же уносясь вместе с вокалистом в дикую утопию. — Ударника зовут Феликс, он просто сумасшедший! — восторженно говорил Ким. Напряжение всё росло и росло, а третий мембер так и оставался в тени, и судя по тому, как всматривались в тёмный профиль фанаты — его появления ждали больше всего. Даже во влюблённых глазах Сынмина можно было заметить предвкушение. Казалось, что волнение целиком охватило концертный зал. Воздух в лёгких постепенно заканчивался, а сердце упало куда-то в живот — Чонину тоже было интересно увидеть этого парня. Рык бас-гитары раздался вовсе внезапно, подхватывая чониново сердце и резко вставляя на место. Ян словно ожил, но стоило тусклому свету начать усиливаться — он сдох. Какое некрасивое слово для такого красивого чувства, как любовь с первого взгляда. Слепое восхищение охватывало с ног до головы, когда лисьим глазам впервые открылось лицо незнакомца. Затем жилистые руки, что рвали неимоверные рифы; голос на бэк-вокале. Чонин впитывал в себя каждое новое открытие, каждое действие, что совершал… — Хёнджин, — выдохнули глухо с левой стороны. Каждое действие, что совершал Хёнджин. Этот парень смотрел надменно, то и дело проходясь красным языком по блестящим от слюны губам. Он был воплощением каждого кинка Ян Чонина, каждой самой смелой фантазии, которую тот рисовал у себя в голове, пока яростно вбивался в кулак. Подросток жадно втянул спёртый воздух, сглатывая вязкую слюну. Он ни на секунду не отводил своего внимательного взгляда от совершенного молодого лица. Парень с гитарой был… Был просто охуенным, как бы наверняка сказал Хан. Влажные пряди тёмных волос небрежно спадали на взмокший лоб, скрывая воистину демонический взгляд. Жилистые руки мастерски перебирали металлические струны, приковывая к себе взгляд. Одна песня сменялась другой, перемешиваясь в голове Яна вместе со всем тем, что он уже увидел. Как же ему не хотелось, чтобы концерт заканчивался. Брюнет пытался запомнить Хёнджина целиком и полностью, чтобы по приходу домой воспроизвести его образ, пока будет заниматься самоудовлетворением. А он будет, уж поверьте. На этого сокрушающего парня грех не подрочить. — Последняя песня посвящается бывшему парню Ликса, — хихикнул в микрофон гитарист, ловя на себе возмущённый взгляд соучастника. — Ну же, Пусан, поддержите этого беднягу! — крикнул напоследок Хван, дразня толпу. Композиция медленно вливалась в уши, проходясь бесконечными мурашками под кожей. Чонин внимал каждому аккорду, пытаясь запомнить именно эту песню, потому что она последняя. Потому что Ян Чонин больше никогда не увидит Хван Хёнджина. Вдруг всё вокруг как-будто затихло, как будто все взгляды были прикованы только к нему, неловкому школьнику в старой жёлтой толстовке. Ян Чонин тут же поднял взгляд на сцену, встречаясь с тёмными зрачками Хёнджина. Он мог поклясться, что его член встал, а в ушах раздавался сумасшедший стук собственного сердца. Гитарист внимательно изучал черты лица подростка, при этом многообещающе закусив нижнюю губу. И когда был его черёд вступить в финальной песне — голос его дрогнул, подводя своего хозяина перед тысячью зрителей. Он хрипло пропел свою партию, ни на миг не отрывая взгляда от багрового лица Чонина. Хёнджин нервно поправил в районе паха гитару, а подросток лишь растерянно забегал глазами по сцене, пытаясь зацепиться за что угодно, кроме явно возбуждённого Хван Хёнджина. Возбуждённого из-за него.***
Огни погасли. Фанаты всей толпой шли на выход, освобождая подвал от духоты. Чонин уходить не хотел. Во-первых, собственное возбуждение было настолько ощутимым, что школьник боялся опозориться перед другом; во-вторых, кто-то болезненно сдавил его бицепс, утаскивая в сторону чёрного выхода. — Ч-что вы? — вырвалось у Яна, пока некто в капюшоне и чёрном худи волок его хрен пойми куда. Неизвестный завёл подростка в тёмное помещение, после чего включил старый светильник, что кидал блёклые линии на обшарпанные стены. В комнате висели какие-то вещи, в дальнем углу лежал чехол из-под гитары. Справа от Яна стоял винтажный столик, закиданный косметикой и ещё каким-то хламом. — Ну привет, — послышалось хрипло сзади, а бедного Чонина пробил озноб. Он совсем не хотел разворачиваться. Но это сделали за него. — Ты так на меня смотрел, что я… — школьник ахнул, стоило крепким рукам развернуть его на сто восемьдесят градусов назад, а чернильным глазам впиться в его несовершенное лицо. — Что я вдруг захотел посмотреть так же в ответ, — закончил Хван, нежно поглаживая щёку подростка, ведя рукой вниз по подбородку и останавливаясь под нижней прокушенной от нервов губой. — Как тебя зовут? У малыша есть имя? — гитарист насмехался, растирая чонинову кровь по губам, проходясь подушечками пальцев по каждой трещинке, по каждой линии. — Ч-чонин. Ян Чонин, — совсем тихо, будто боясь прервать своего вида утопию, шепнул мальчишка. — Чонин-а, обещай только одно, — с придыханием произнёс старший, облизывая свои невероятные губы. — Обещай, что не сбежишь. — Я… — в голове было пусто. — Я обещаю, — сглотнул Ян, принимая большой палец Хвана, что тот нетерпимо толкнул к нему в рот. Хёнджин давил на язык, заставляя младшего прочувствовать вкус собственной металлической крови. Его руки пахли так же, только от долгой игры на гитаре. Это познание заставляло подростка делать противоречивые адекватности вещи. Чонин послушно обхватил губами чужой палец, мокро проводя языком по новым мозолям, прикусывая подушечку и с новой силой втягивая в себя. Хёнджин от этого заводился всё больше, в его глазах горел опасный необузданный никем ранее огонь. В его глазах горело желание. Он отчаянно хотел этого неопытного мальчишку. Хотел раздеть и сделать приятно. Но, в первую очередь, хотел, чтобы приятно сделали ему. — Давай, детка, — рвано выдохнул сквозь зубы старший, давя на сокрытые нелепой толстовкой плечи. Чонин болезненно ударился коленями о бетонный пол, хватаясь пальцами за пряжку ремня. Он предвкушено облизывал обветренные губы, приковав свой взгляд исключительно на хёнджинов пах. Старший больше терпеть не мог. Чего только стоила картина, открывшаяся перед его глазами, как только Ян покорно опустился вниз. Хван мягко положил руку на смоляные короткие волосы, сжимая у корней, позволяя школьнику расстегнуть его ремень, ширинку, спустить до колен излюбленные джинсы и боксеры. — Не торопись, — наставлял гитарист, проведя собственным членом по кровавым губам. — Давай, — шумно выдохнул он, чувствуя, как чужой язык проходится вдоль ствола, обводя каждую венку, присасываясь к головке. Чонин был до жути неопытен, но как он мог отказать этому парню в минете? Таким не отказывают. Он перехватил одной рукой хёнджинов член, второй сжимая собственное возбуждение. Такими темпами он кончит лишь от руки в его волосах, что напористо сжимала волосы. Не то чтобы он не кончил бы только от члена во рту. Хёнджину было тесно. Рот школьника настолько горячий, настолько мокрый, что вбиваться тому в горло было одно нескончаемое удовольствие. Где-то на периферии он даже увидел стекающие по чониновым щекам слёзы. Настолько его мальчику было хорошо. Ян неумело вбирал в себя головку, быстро скользя рукой по стволу. В голове роилось множество мыслей, которые то и дело выбивали школьника из колеи. Он просто не мог поверить, что отсасывает сейчас самому идеальному парню в мире в грёбанной гримёрке! — Подымайся ко мне, — мягко проворковал Хван, помогая подростку встать на ноги. Хёнджин с улыбкой в глазах схватил чужое разморенное и заплаканное лицо, наклоняясь слишком близко. Они делили один воздух на двоих, в котором можно было почувствовать резкий запах крови и запах Хёнджина, член которого минутой ранее находился меж этих прелестных губок. — П-пожалуйста, — всхлипнул Ян, сжимая хёнджиновы запястья. — М? Что мне сделать? Что ты хочешь, чтобы я сделал, Чонин-а? — глаза в глаза, губы в губы — Хван Хёнджин вёл собственную игру. — Поцелуй. И Хван не смел воспротивиться этой смелой просьбе. Он нежно подхватил нижнюю чонинову губу, вбирая в себя, ведя языком по ранке, сталкиваясь им с языком школьника. Старший не целовал — он занимался сексом. Руки гитариста опустились на талию мальчишки, пробираясь пальцами под жёлтую толстовку, оглаживая плавную линию пресса. Губы тем временем спускались всё ниже по точёному подбородку, смыкаясь на адамовом яблоке, оставляя краснеющий след. Хёнджин, словно обезумевший, вылизывал шею подростка, не стесняясь метить своего мальчика. Рука Чонина обернулась вокруг багрового члена, вырывая из Хвана стон. Мальчик вздрогнул, разрешая чужим рукам снять с себя ненужную тряпку. Холод тут же ударил в спину, а горячие ладони Хвана подхватили под ягодицы, усаживая на стоящий на честном слове стол. Хёнджин опьянёно оглядывал подростковое тело, ведя руками под резинку трусов. Закусив нестерпимо губу, он провёл рукой по стволу. — Боже! — Яна тут же подкинуло на деревяхе. — Такой громкий, — цокнул Хван, ведя большим пальцем по головке, растирая выступившую каплю естественной смазки. — Ах, хён-н-н! — схватившись за края стола, проскулил Ян. — Давай снимем это с тебя, — шепнул в губы брюнет, вытягивая чониновы бёдра из тесных джинсов. А затем он просто смотрел. Смотрел и любовался, что этот неогранённый пусанский алмаз только его. По крайней мере, этой ночью. Чонин не знал, чего он ждёт, поэтому всё что ему оставалось это смотреть в ответ. Точно так же, как и говорил ранее Хёнджин. Достав из кармана небольшой тюбик, смутно напоминающий бальзам для губ, Хван неловко посмотрел на Яна: — У меня нет смазки, поэтому… — Хрен с этой смазкой, я чувствую, что горю… Мне нужно… — не успел договорить Ян, как Хван впился в его губы, будто всё это время находился на предохранителе. Он спешно смазал жидким бальзамом со вкусом вишни пальцы правой руки, подставляя те к сжимающемуся колечку мышц. В глазах Чонина читался страх и дикое желание. Так вот второе явно давало фору. В который раз прикусив нижнюю алую губу, Хван ввёл первый палец. Чонин чувствовал себя неоднозначно. Палец хотелось вытолкнуть обратно, ведь это лишь предоставляло дискомфорт, но в ту же секунду он думал о том, что частенько рассказывал ему Хан (нет, не о диком трахе с удушением). Он думал об удовольствии, которое способен доставить ему Хёнджин. Поэтому Ян расслабился, стараясь думать о чём угодно, кроме как разрывающей боли, пришедшей со вторым пальцем. Хёнджин же старался быть максимально осторожным. Тяжело дыша Чонину в лицо, он делал всё возможное, лишь бы мальчишка сегодня кончил с его именем на губах. Разработав младшего до такой степени, что тот чуть ли сам не насаживался на длинные пальцы гитариста, Хван выдохнул: — Готов, детка? Ты такой невероятный, что я больше не могу сдерживаться. — Да, блять, я готов, — с разочарованным стоном слезая с чужих пальцев, в нетерпении произнёс школьник. Его тело горело. Он сам весь горел. Где-то внутри, отдаваясь покалыванием в сердце, горело больше всего. Хёнджин приставил смазанную головку ко входу, впиваясь ногтями в чониновы рёбра. — Я вхожу. Боже… — лениво протянул Хван до конца проникая в подростка. Внутри Чонина было обжигающе. Его узость творила с гитаристом невероятные вещи. Хван двинулся вперёд, вырывая из школьника несдержанный стон. Затем ещё один. И ещё. Кажется, Хёнджин нашёл точку, в которой Яну было особенно хорошо. И так продолжалось до тех пор, пока вышеупомянутый стол не начал поскрипывать в такт несдержанному темпу старшего, от чего двоих пробило на смех. Но затем младший сделал невероятное, он запустил свои неловкие пальцы в густую шевелюру гитариста и на выдохе произнёс: — Мне понравилась последняя песня. Она была такая ритмичная. Хёнджин улыбнулся, проникая по самые яйца: — Да? Лучше, чем то, чем мы занимаемся сейчас? Чонина пробила крупная дрожь, вынуждая того позорно простонать что-то нечленораздельное. — Детка, так что, вернёмся в зал и снова послушаешь песню или тебе всё же дать кончить? — прикусил мочку уха Хван. Младший ничего не ответил, кончаясь как человек на этом трухлявом столе. — Просто заткнись и трахай, — хрипло и смело. Хёнджина это заставило улыбнуться. — Раз детка просит. Брюнет ускорился, проникая размашисто и неосторожно, всё время попадая по простате. Он выбивал из Яна всё живое, и младший это прекрасно чувствовал. Более того, он этого жаждал. Настолько сильно, что собственный член, зажатый между двух тел, изнывал пуще прежнего, моля о том, чтобы к нему наконец прикоснулись и дали, мать вашу, кончить. — Я… — начал Чонин, хватаясь за рукав старшего. — Хочешь кончить? Какой же ты нетерпеливый, — хмыкнул гитарист, помогая подростку дойти до пика наслаждения. Густо кончив на идеально чёрное хёнджиново худи, Ян стушевался, приходя в себя. Хван лишь потрепал того по волосам, кончая следом. Он тяжело дышал, упираясь своим лбом о чонинов. Голова была приятно пуста, а сердце довольно. Казалось, что трахнуть этого мальчишку было сравни невыполнимому квесту. Но Хван всё же смог. Ещё бы, этот малыш буквально пускал на него слюни, перепачкав ворот своей отвратительной кофты. Собрав по крупицам себя и своё желейное тело, Ян неловко встал в углу комнаты, пытаясь отыскать свои вещи. — Спасибо за ночку, Чонин-а, — поправив шевелюру, подмигнул Хёнджин. Он вручил младшему кофту, а затем заговорщически заключил руки на его талии, просовывая ладонь в задний карман джинсов. — Купи себе Хэппи Мил, или чем там ещё балуются детки, — ущипнув того за задницу, хихикнул гитарист. Не успевший возразить Ян хмуро посмотрел в ответ, наблюдая за исчезающей в полумраке усмешкой. В кармане штанов он нашёл двадцать помятых долларов, а ещё познание того, что Хван Хёнджин, что трахает как боженька, посчитал его шлюхой. Прекрасно. Плюнув на свою раздавленную гордость, младший направился на выход из этого пропитанного сексом места.***
Примерно спустя месяц Чонин снова сидел в квартире одного идиота из их компашки, вливая в себя пиво, что по вкусу скорее напоминало мочу, потому что один придурок по имени Хан Джисон умудрился добиться того, чтобы алкоголь нагрелся, пока он прижимался щекой к пыльной подсобной стенке. «Потому что меня трахал Ли Минхо!» — возразил тогда друг, получая в ответ фейспалм от Чонина. Так вот, они опять выпивали, попутно играя в игры Хана. Да-да, в те самые долбанутые и запредельно извращённые. И когда Чанбин устало нажал на экран побитого Самсунга, он выдал следующее: — Самое необычное место, где вы занимались сексом? И уж теперь Чонин мог смело ответить на этот вопрос: если секс в гримёрке вместе с популярной рок-звездой считался чем-то необычным.***
Спустя ещё пять дней Чонин закупался любимыми вкусняшками в американской сети магазинов. Выбрав всё самое сладкое и вредное, парень направился прямо к кассе. — Пятьдесят долларов, — равнодушно произнесли за кассой. Чонин кивнул и тут же вытянул из кошелька три купюры по двадцать долларов. Одна из них была заметно помятая и даже выцветшая по краям. Воспоминания о том, как Чонину удалось её заполучить вызвали довольно неоднозначные мысли. Он всё ещё вспоминал сильные руки Хван Хёнджина, его губы, член… Такое забыть было невозможно. Тем более, что тот был его первым. Отогнав неуместную ностальгию, Чонин шокировано раскрыл глаза. — Постойте! — крикнул он, выхватывая у кассира купюру с изображением Эндрю Джексона. На обратной стороне бумажки было выведено кривым почерком следующее: «И года не прошло, как ты заметил моё маленькое послание. Напиши мне, ребёнок, если не хочешь, чтобы я рванул в Пусан и напомнил о своём существовании. Уже скучаю, Чонин-а». И номер. Кажется, Ян Чонин попал, и тут уже никакое пиво в охапку с джисоновыми играми не способно помочь.