Звон монет

Ночь приближалась и снова позвала из утробы трясины. В сумерках полная луна повисла над болотом, будто тускло светящийся фонарь. Протяжно и горестно, как похоронное причитание, пролетел над кочками, чахлыми деревцами и чёрными омутами птичий крик. Туман сгустился, соткал эфемерное тело, облачил в призрачные одежды, дал оружие и безмолвного коня. Заохала, зашлась злым, истеричным хохотом над болотным творением выпь, точно дразнилась. И послышались за её криком слова: «Ищи своё отражение в тёмной воде, мёртвый король — не найдёшь! Вместо короны увенчана твоя голова багульником, а по телу разливается не тепло крови, а жар ненависти. Горят твои глаза дьявольским пламенем, страшен и гневен их взор. Даже болотные огни бегут от него. Враг разбил твоё войско, король, и лишил свободы твою родину. Веру и жизнь забрала у тебя трясина, славное имя втоптала в грязь злая молва. Канули и ты, и войско в ненасытную утробу болота. Кто вас предал? Кто обрёк на гибель? Нет тебе покоя, пока не узнаешь предателя. Так ищи его! Ищи, пока не встретишь и не отомстишь! Дикой Охотой назовут вас живые, и будут бояться, как проклятия». Один за другим вслед за королём воплотились из тумана призрачные воеводы и воины. В такую же туманную ночь ожидали они сражения, но не храбрость, а подлость решила исход боя ещё до начала. Пронзили короля мечом в спину, а верных соратников перебили спящими. Чтобы скрыть следы злодеяния, убитых и раненых привязали к сёдлам коней и пустили в самую топь, а молва разнесла — по вине проводников заплутало и потонуло войско в болоте. Погибая, король проклял убийц и назначил за право взглянуть предателю в глаза страшную цену — свою душу. И в тот же миг зазвенели в темноте монеты, будто кто-то пересыпал с руки на руку червонцы, и прозвучало это подсказкой. Разочарование и ненависть затянули на дно, как трясина. Стал изменником кто-то приближённый, и подвигли на преступление не вражда и не месть, а алчность. С тех пор звон монет звал призраков за собой. Летели всадники вслед за королём в тумане, не касаясь земли. Не чувствовали они ни тепла, ни холода, не знали усталости. Не замечали, как сменялась под копытами их коней спелая голубика на пожухлый рогоз, а заснеженный мох на весенние цветы. Проносились охотники в безмолвии, и неотступно следовали за ними блуждающие огни, как псы. Тянулись одно за другим болота, и не рассеивался клубящийся туман вокруг. Звон монет всё так же манил, то приближаясь, то удаляясь. Казалось порой, что цель близка, но стоило окружить добычу, как в сбивчивых словах молитвы слышался незнакомый голос или и вовсе непонятная, чужеродная речь. И вновь звенели в тишине рассыпающиеся монеты, и вновь начиналась скачка, сменялись дни, ночи и времена года. Долго искала предателя Дикая Охота, и вот однажды смолк звон монет, и появился перед охотниками на гати одинокий всадник. Был он уже стар, но всё равно узнаваем. Воевода Яновский несколько десятков лет назад во многих войнах прославился удалью и удачей. Не чурался он военной добычи, не отказывался и от вознаграждения, когда доводилось выступать на чьей-то стороне. Только в войско короля, что собралось для защиты страны от врагов, явился удалой воевода не за награду и славу, а по совести. А уж как довелось ему спасти королю жизнь на охоте, стали они друзьями. Но дорого обошлась самонадеянная привычка судить по себе. Не всякая отвага заслуживала доброй дружбы. «Ты ли это, воевода Яновский, ближайший соратник? Верилось мне, что душу твою скорее взяли бы на небо, чем в ад, а потому нет тебя в моей свите. Верилось даже мне — тому, кто утратил веру». Вспомнил король, что всегда носил при себе воевода увесистый кошель из красного сафьяна. Богатым щеголем красовался Яновский. Щедро рассыпал он трактирщикам и лавочникам плату, одаривал девиц, но никогда не подавал милостыни и не прощал долгов. А ещё любил звяканье червонцев в полном кошеле. Мрачно посмотрел король на бывшего друга, но не отвёл тот глаз. — Страшно тебе, Роман Яновский? — Страшно, король Стах. — Долго я тебя искал. — Долго я бежал от тебя. Усмехнулся король: — Выбрал ты безопасный путь, а всё равно вышел на ту же гать, ведущую в пустоту. Не сразу ответил Роман. — Ты прав, король, — согласился он устало. — Я стар и сед, но вина сгрызла меня до костей. Нет мне большего наказания. От вины не откупишься богатством и не сбежишь в дальние земли. Тридцать лет каждую ночь слышал я стук копыт лошадей твоей охоты. А теперь их слышит и мой сын, и сын моего сына. Это я не выполнил приказа. Я подал знак врагам, предал и похоронил тебя и твоих воинов в болоте. Забирай же мою жизнь, но пощади мой род. — Много ты мне задолжал, Роман, — откликнулся король Стах. — Ты погубил со мной не только воинов, но и свободу своей родины. Этого тебе не простится. Так служи за себя, как клялся, а потом за сына своего и внука, и так до последнего колена, пока не сгинет твой род. Тогда пощадит моя охота твоих потомков. Склонил Роман повинную голову, и объял непроглядный туман и его, и призрачных всадников. Так и сгинул воевода Яновский. Лишь красный сафьяновый кошель, полный монет, нашли дети, собиравшие поутру вдоль гати клюкву. Говорят, по сию пору скачет изменник в свите короля Стаха. Скитаться ему в наказание, пока не настанет Судный День. А до той поры будут на разный манер слагать о Дикой Охоте страшные песни и сказки.