Ревность и предупреждение

      Завулон раздражённо барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Вокруг него, чертыхаясь, суетился опаздывающий на встречу Городецкий. Привычная утренняя картина, сегодня бесила Завулона до зубовного скрежета. Причина тому была проста и тривиальна. Тёмного мага обуревала ревность.       — И что мне с тобой делать, — со вздохом сокрушался Антон, натягивая футболку, — я же не ревную тебя к каждой юбке? А ведь у меня причин для волнения куда больше.       — Я был бы только рад увидеть твою ревность, — сквозь зубы процедил Завулон, — но ты явно слишком высокого о себе мнения, чтобы переживать по такому мелкому поводу.       — Ревность — тёмное чувство, Завулон. — Антон быстро чмокнул его в макушку, успев увернуться от взметнувшейся в попытке отвесить затрещину руки и не реагируя на раздражённое шипение, — Но ещё это недоверие к партнёру. И черта, присущая абьюзерам.       — Не пытайся заговорить мне зубы, — нахмурившись и сложив руки на груди, Завулон наблюдал за продолжающим собираться любовником, — я тебе ещё раз повторяю, что не потерплю любых поползновений в твою сторону от кого бы то ни было кроме меня.       — Гад ты мой ползучий, — воркующим тоном откликнулся Антон, — она мать моего ребёнка. Ты же знаешь, откуда дети берутся? Ничего нового ей там уже не увидеть.       — О, мне было бы гораздо спокойней, если бы она и возможности освежить воспоминания не имела. Скажи, неужели нет мест более подходящих для семейного отдыха, чем пляж?       — Артур, сейчас лето. Гулять по такой жаре невыносимо, а сидеть дома скучно. Надюшка хочет купаться, и я не вижу причин отказывать ребёнку. Усмири своего внутреннего дракона, я не сокровище, чтобы меня красть.       Завулон едва сдержал рвущиеся наружу неуместно тёплые слова. Конечно, сказать Антону, что он просто не понимает, какое он сокровище, было бы очень романтично, и, возможно, где-то правильно. Но почему-то казалось, что вслух оно прозвучит нелепо и жалко. Темнейший слишком давно не говорил ничего подобного искренне. И, наверное, сам себе боялся признаться в том, насколько близко к сердцу подпустил Светлое недоразумение. Куда привычнее и правильнее выходило устраивать сцены ревности. Проявляя привязанность таким способом, он вроде как не предавал свою древнюю озлобленную тёмную сущность.       — Ладно, хорошо. Иди. Развлекайся. Я тебе доверяю, партнёр, — вполне нормальным тоном ответил Завулон.       Антон уставился на него с подозрением.       — Неожиданно, но приятно. Я чую подвох, но раз уж мы практикуем доверие, то пусть оно будет взаимным, — Антон улыбнулся, подхватывая спортивную сумку и вылетая в коридор, выкрикнул — я заберу тебя с работы, и мы поедем в ресторан.       — Ого, это что, взятка? — Завулон даже привстал из кресла, сомневаясь, не послышалось ли ему.       Редко когда Антона удавалось вытащить поужинать в приличное заведение, а уж чтобы он сам предложил, такое было и вовсе из ряда вон.       — Вроде того, — со смешком донеслось из прихожей, — всё-таки ты уступил мне.       — Справедливо, — тихо хмыкнул Завулон. Уступил он, разумеется, не просто так, и наивная вера Антона в его неожиданную покорность настораживала. Их совместная жизнь напоминала странную смесь покера, перетягивания каната и игры в поддавки. Каждый был искренен ровно в той степени, в какой это было необходимо, чтобы выиграть очередной раунд игры, в которую неизбежно превращались отношения действующих сотрудников конкурирующих организаций.       — Я ушёл! — оповестил его Антон. Вслед за звуком захлопнувшейся двери. По мысленной связи.       — Я понял, дорогой. Удачной прогулки.       — Удачного дня.       На этом диалог был завершён. Завулон ещё какое-то время сидел в кресле, в красках представляя реакцию семейства Городецких на его маленькую шалость. Он даже немного жалел, что не увидит их лиц. Особенно интересно было посмотреть на лицо бывшей пассии Антона. Однако вплетать в каркас безобидного, но на удивление цепкого и трудно поддающегося снятию заклинания ещё и следящие чары было бы чересчур нагло даже для него. ***       На работу Завулон пошёл, скорее чтобы не сидеть без дела. Обычно выходные у них с Антоном совпадали, по понятным причинам, но сегодня провести день вдвоём возможности не было в любом случае. Так что, проводив благоверного напутственным скандалом, Завулон отправился в офис. Хорошо организованная структура способна длительное время функционировать автономно, проще говоря, начальство в мирное время в Дозоре не сильно то и нужно. Ему вполне позволительно было пошататься денёк без дела, изображая наблюдение за процессом работы и погрузившись в собственные мысли.       В голове то и дело всплывали отдельные кусочки утреннего разговора. «Я же тебя не ревную», а почему, собственно? Ладно бы Антон был смирившим все пороки праведником, так нет же, не про него это, даже не близко. Что ж выходит, это равнодушие? В груди странно защемило. Он всегда старался не думать о том, насколько вовлечён в отношения его партнёр. С другими это волновало мало. С Антоном впервые за много лет всё было иначе. Завулону сложно было припомнить, когда в последний раз ему хотелось, чтобы партнёр приревновал.       «Ревность — тёмное чувство», пожалуй, что так. И для Тёмного это наилучший способ продемонстрировать небезразличие. Угораздило же со Светлым спутаться. В Завулоне вновь закипало раздражение. Да в конце то концов, если так хочется ревности, почему бы её не спровоцировать. Вот сейчас переспит с симпатичной ведьмочкой, и устроит Антон ему райскую жизнь. Пусть только попробует не устроить, Завулон его тогда сам…       Темнейший окинул хищным взглядом пространство этажа, в поисках потенциальной жертвы. В его сторону как раз направлялась Аэлита. Завулон расплылся в соблазнительной улыбке и пошёл девушке наперерез. Но перехватить её оказалось неожиданно трудно. Увидев стремительно приближающееся начальство, ведьма стала сильно забирать в сторону, надеясь, видимо, предотвратить пересечение траекторий. Но от Завулона так просто не уйти. Приперев втянувшую голову в плечи Аэлиту к стенке, он постарался применить всё своё обаяние в попытке соблазнить девушку совместным времяпрепровождением. Та категорически отказывалась соблазняться. Лепетала что-то про кучу работы, прятала глаза и, наконец, прошмыгнув у шефа подмышкой, удрала. Завулон был растерян. И попытался снова. И был снова ошарашен невероятной картиной. Едва завидев его пританцовывающую целеустремлённую походку, девушки натуральным образом разбегались в разные стороны. Опытным путём удалось выяснить, что с парнями дела обстоят не лучше.       Выводы напрашивались сами собой. Работники Дозора хорошо изучили своего шефа, если на расстоянии в десяток метров по одним только невербальным признакам способны определить тему предстоящего разговора. И общаться с ним на интимные темы подчинённые больше не хотят. Подозрения, пока что смутные, начали формироваться в голове Завулона, приобретая очертания знакомой до последнего изгиба взлохмаченной фигуры. Пытаясь осмыслить происходящее, Завулон направился к Лемешевой. Старая ведьма выдавала информацию неохотно, в час по чайной ложке, будто партизанка на допросе, и всё же помогла выстроить общую картину, и частично укрепить всё ещё неясные предположения.       Завулона по-настоящему захватил азарт расследования. И чтобы выяснить всё наверняка, ему нужен был собеседник, не имеющий возможности сбежать посреди разговора и не способный увиливать от прямых вопросов с мастерством старой вредной кобры.       Секретарша при его приближении заметно побледнела. ***       Как и все остальные, Леночка старательно отводила взгляд, комкала в руках какой-то листок, и никак не хотела делиться информацией.       — Послушай, девочка, никто ничего не узнает. — Завулон присел на край стола, делая руками несложные пассы. — Ты можешь рассказать мне всё без опаски. Вот, смотри, я вешаю антиподслушивающие чары, тебя не в чем будет обвинить. Объясни мне, почему весь состав Дневного Дозора в таком ужасе от незаурядного, но вполне безобидного в быту Светлого.       — Не то чтобы мы его боимся, — подрагивающим от страха голосом втолковывала ему Леночка, — Светлый же. Не убьёт, в конце концов.       На это Завулон только едва заметно хмыкнул. Его Светлый может всё. Он у него особенный. Альтернативно одарённый.       — Но всё-таки есть некоторые опасения, — она замялась.       — Необоснованные? — участливо уточнил Завулон.       — Да как сказать, — Леночка снова потупила глаза, вцепляясь пальцами в уже итак измятую бумажку. Затем, видимо решившись, наконец, вскинула голову, подалась вперёд, к Завулону, поманив его пальцем. Тот послушно склонился ближе, и девушка, перейдя на шёпот, продолжила, — Оснований то может и нет, да только интуицию не обманешь, мы ведь всё-таки не люди. И проверять подозрения никому не хочется. Особенно после того, как… Вы помните, что случилось с Валей?       Завулон удивлённо приподнял бровь. Валентин, молодой подающий надежды ведьмак, вылетел из Дозора спустя всего неделю на должности аналитика, с трудом фокусируя взгляд и заикаясь через слово, и сделал он это так оперативно, будто за ним гнались все демоны ада. Связать это и его явный интерес к своей персоне, проявляемый в том числе в присутствии Антона, Завулон тогда и не подумал.       — Говорят, он в монастырь ушёл, — скорбно сообщила Леночка.       — Выбрал Бога, а не чёрта, — донеслось от двери. Леночка застыла, расширенными глазами глядя на слишком близко для стороннего наблюдателя склонившегося над ней Завулона. Тот медленно повернул голову, делая вид, что не чувствовал приближения Антона за пару кварталов от офиса. Встретил недобрый взгляд любовника радостной улыбкой, и слез со столешницы.       — Ты что-то рано, дорогой. Ну так как, едем в ресторан?       — Ужин подождёт, — Антон небрежно кивнул вытянувшейся в струнку секретарше и приглашающе повёл рукой в сторону кабинета главы Дневного Дозора. ***       Они встали прямо посреди кабинета, друг напротив друга. Завулон справедливо рассудил, что разговор, чем бы он ни завершился, долгим не будет, а значит располагаться с комфортом смысла нет. Начал Антон, как ни странно, издалека.       — Поведай мне, счастье моё, чем должна была быть та иллюзия, которую ты прицепил к моим щитам?       Завулон удивлённо приподнял бровь. Да нет, не мог Антон разглядеть его плетение раньше, чем оно сработало. Да и снять бы его не смог. Разве только…       — Да, верно, его Надюшка сняла. Провозились мы почти полчаса, но как говорится, против лома нет приёма. Я счёл за благо потратить время, лишь бы не лицезреть порождение твоей больной фантазии.       И всё-таки с утра он успел что-то понять. И обнаружил тщательно замаскированные чары. Достойного противника затащил Завулон к себе в постель. Сердце сжалось от гордости. Рядом с Городецким этот орган вообще довольно часто подавал признаки жизни.       — Выглядеть иллюзия должна была, как деловой костюм.       — И всё? — Антон казался разочарованным.       — Да. Просто и без изысков. Обычный серый классический костюм. — Завулон расплылся в улыбке.       Антон понял.       — Тонко, — покивал он. — А ты, я вижу, наконец, решил проредить ряды своих Дозорных?       Это он о попытке найти кого-нибудь на одну ночь в стенах офиса?       — Не припомню, чтобы ты когда-нибудь выражал своё стремление прикончить любого, кто запрыгнет ко мне в постель.       — Зачем убивать, если можно заранее обрубить намерение. Предупредить, так сказать, возможные последствия.       — Что же такого ты сотворил с моими подчинёнными?       — Ничего я не делал, — глядя куда-то в сторону, ответил Антон, — совершенно ничего, кроме исключительно мирных и, разумеется, немагических внушений.       Завулон вспомнил опустошённый взгляд несчастного заики и в очередной раз восхитился силой исключительно мирных способов решения проблем, кои достаточно широко использовали Светлые во все времена. Нередко ему доводилось наблюдать последствия, порой куда более катастрофичные, чем от любого смертоносного боевого заклинания.       — Я сделал то, что должен был, ради безопасности сотрудников Дневного Дозора. Потому что если бы кто-то из них попытался к тебе притронуться, — Антон посмотрел ему в глаза и нежно улыбнулся, — я бы им руки поотрывал.       Завулон сглотнул. Улыбка Антона, его лёгкий небрежный тон на контрасте со словами вызывали оторопь и лёгкую дрожь возбуждения. Таким он Городецкого видел до обидного редко. И оттого любил эти моменты всей душой.       — А как же доверие к партнёру, родной, — промурлыкал он, обнимая Антона за шею, — как же изгнание из души «тёмных» чувств?       — Каюсь, грешен. Не дзен-буддист я, увы. Это, в частности, подводит нас к следующей теме, которую стоит обсудить. Ты понимаешь, как я зол?       Завулон вздрогнул от неожиданности, когда сильные руки подхватили его за бёдра, приподнимая над полом. В следующее мгновение он оказался прижат к стене телом Антона. Обняв Городецкого ногами за талию, он поинтересовался:       — На что же, любовь моя?       Антон опасно прищурился. Завулон позорно быстро капитулировал:       — Виноват, виноват, знаю. Готов искупить, как только пожелаешь.       — Вот и славно, — довольно мурлыкнул Антон, склоняясь к его шее. Завулон затаил дыхание в предвкушении. Раздраконенный Городецкий всегда особенно пылок.