Завещание Кардинала

Неистовый цокот копыт, гарцующих по площадям, колеса экипажей, разъезжающий и развозящих различных высокопоставленных дворян Франции, неугомонные выкрики попрошаек и уличных торговцев - все это и был Париж. Париж 1661 года. Прошло меньше недели с ареста высокопочтимого суперинтеданта Никола Фуке, и совсем немного времени с момента назначения нового казначея всея Франции мистера Кольбера. Люди, не успевшие привыкнуть к счастью, нахлынувшему на них с момента смерти кардинала Мазарини, которые, как все знают, был довольно падок на злато, так, казалось бы, со смертью Никола Фуке, второго, - первого после смерти кардинала, - коррупционера великой Франции, народ был готов погибнуть вместе с ним. В один день, в одно мгновение. От счастья. Так что Франция жила сегодня как никогда. В этот день люди старались быть как можно более продуктивными, продуктивнее, чем были вчера. Ожидая резкого падения налогов, они, уже начинавшие просрачивать свои отпускные листы, стремились вести как можно дел. В любом кризисе найдется тот, кто хорошо на нем заработает. А кризис, который наступит со смертью Никола Фуке и с начала реформ господина Кольбера будет кризисом коррупции и возвышения промышленности всей страны. В этот день, совершенно непримечательная карета, которая теряется на фоне других экипажей, в особенности тех, на которых можно было видеть вырисованные эмблемы великих дворянских родов, и, к которым, по совместительству тянулось самое большое количество беспризорных попрошаек, стремилась на улицу Рю Удино. Постоянно рискуя задавить какого-либо мальчишку, или уткнуться в зад другого экипажа, извозчик временами матерился, чем, конечно, вызывал негодование его пассажиров. В один момент, не вытерпев гасконских манер водителя кареты, один из пассажиров позвенел в колокончик, сопровождая звон своим громогласным басом: - Имейте терпение, почтенный! Извозчик, совершенно не ожидавший атаку со спины, сначала хотел было ругнуться на своих пассажиров, но, вспомнив, что он получил задаток за весь проезд в двадцать су заранее, подавил в себе агрессию, и лишь тихо ответил: - Конечно, монсеньер! Мужчина, которого почтительно назвали монсеньером, и, оставлявший свою голову в окне кареты до тех пор, пока не заметил чувства истинного смирения на лице гасконца, успокоившись, вновь устроился поудобнее на подушках экипажа. - На чем мы остановились? - раслабленно, совершенно незатейливо сказал он своему собеседнику. Его компаньон, который не был в таком расположении духа, как первый описанный наш персонаж, не мог себе позволить развалиться на сиденье. Он то и дело дергался из места в место, то напрягал свою спину, желая сидеть с прямой осанкой, то всматривался в самые незатейливые места, казалось бы, уходя вглубь лабиринта своих мыслей. И сейчас, устремив взор прямо в глаза обладателя глубокого баса, он, казалось бы, находился в своих мыслях - Ты меня не слушал? - дергая его за руку, сказал первый, - Франсуа, ты меня не слушал? Собеседник первого, открывшийся нам как Франсуа, сначала неожиданно вздрогнул, казалось бы, совершенно не думавший, что его стратегия, - не слушать собеседника и быть в своих мыслях, - провалится. Он глубоко вздохнул, затем, прийдя в себя, вновь посмотрел в глаза первого, и молвил: - Да, Шарль, - с повторным вздохом сказал он - Что "Да"? - удивленно, немного перебираясь на подушках, сказал он - Да, я тебя не слушал Между собеседниками проскользнула секундная пауза. Шарль, сначала, отпрянувший от такого заявления, а потом, раскрывший рот в улыбке и засмеявшийся, говорил: - Ха! - с перерывами на смех говорил он, - Отличная шутка! - Я не шутил, - улыбнувшись, ответил Франсуа - Аааа!, - резко посерьезнев, заявил Шарль, - это у вас такой психологический прием, у вас, жандармов! Да, на самом деле ты меня слушал, но просто хочешь, чтобы я все повторил! - Да, да. Все именно так, - помутнев в улыбке, выражая всем своим лицом огорчения собеседником, ответил Франсуа, - расскажи все с начала. - Да! - улыбнувшись, и, прильнув ближе к Франсуа, воскликнул Шарль, - Я разгадал вас! А все говорят, вот они, жандармы, такие непроницаемые.. - Давай быстрее. - Да! Ближе к делу. Так вот..... Вчера вечером граф и графиня N вернулись из Лиона, где хотели получить благословения прелата его вседуховного Папы. Удивительно, правда? Из Парижа, - в Лион! - Не отвлекайся - Точно! Так вот. Вернулись они поздно вечером, уж наверное правильнее сказать ночью. Заходят в дом, внутри нет ни экономки, ни гувернантки, весь дом в краске. - В краске? - Да! Перед тем, как они отъехали, им сподобилось начать ремонт своего поместья. Графья! - Продолжай - Так вот! Вернулись они и подивились. Везде разруха, все раскидано, разобрано. Спускаются в подвал, а там труп! Ну, графиня сразу в крик, граф отнял ее от этого зрелища, и сразу послал своего лакея в департамент. - И все? - И все! Дальше ты сам знаешь. Из жандармерии нам выделяют тебя, высококласного следователя, а что будет дальше, загадка, которую разгадаешь только ты! Точно так-же как и это убийство. - Прекрасно, - вздохнул Франсуа Неожиданно они остановились. Извозчик спустился и открыл им дверцу, и, сначала, можно подумать, позабыв, что ему заплатили, хотел было протянуть руку, но, заметив строгий взгляд Франсуа, отпрянул, и, поклонившись, уехал восвояси. Подойдя к двери обетованному им поместья, что совсем тесно соседствовал с другими домами, они постучали. Открыл дверь им сам граф N. Поклонившись друг другу, они прошли к флигелю дома. Будет очень небрежно оставить нашего читателя вне внимания внешности нашего графа. Одетый в дорожное платье, на котором еще можно было видеть следы пыли, даже небольших кусков земли, он, облаченный в орлиный череп, с остро выпирающим носом, пожал руку сначала Франсуа, потом Шарлю. - Я очень рад, что вы наконец прибыли, - остановившись у небольшой каменистой лестницы, примыкавшей ко входу в дом, проговорил он, - моя жена, графиня, сходит с ума! Я оставил ее в гостинице, со своим лакеем. Надеюсь вы простите мне это. Франсуа устремил взгляд на графа. Он, казалось бы, впивался в него глазами, старался своей необычной ментальной метлой проникнуть в чердак его познания, разгрести оттуда весь мусор. Как только ему показалось, что дверь внутрь открыта, когда лицо графа побледнего от такого настойчивого взгляда, Франсуа проговорил: - Ваша жена, наверное, очень страдает - Да, это правда, месье, - утирая пот со лба, проговорил граф, - да, она вне себя от горя. - Но вы, мне кажется, совершенно не волнуетесь Граф на мгновение застыл. Но это мгновение не ускользнуло от взора жандарма. - Нет! - активно жестикулируя, возразил он, - совсем нет! Это ужасная трагедия! Ужасная! Не знаю, как мы будем жить после этого в этом доме! - Но все-же... - Но все-таки нельзя жить вчерашним моментом! Нельзя! Мы живем не в самое легкое время, в стране происходят значительные перемены. Мне есть что делать при дворе! - Хорошо, - Франсуа кивнул, - вы правы. Оставим вас, и вернемся к тому, что произошло. Пройдем в подвал, вы расскажите мне, что произошло. Граф, облегченно вздохнув, и, вновь обретя краски на своем лице, достал из неведомого кармана ключ. Открыв дверь, он позволил Франсуа войти вперед. - Стой, - сказал жандарм Шарлю, когда тот пытался войти, - возвращайся к участку. Принеси пару добрых молодцов. Заберем тело. Шарль, кивнув, устремился прочь из поместья. Описывая события, Шарль, казалось бы, немного преувеличил все в нем произошедшее. Из разрухи можно выделить лишь разлитую и уже засохшую краску, ведра, из которых, она вытекала, лежали на полу. Франсуа, опустившись на колени, начал было проводить пальцами по краске, и, обагрив два пальца в нее, поднес ее к носу. - Хорошая краска, - вдыхая химический смрад, говорил он, - значит, собирались красить? Граф молча кивнул. Тогда, поднявшись с места, он жестом наказал графу вести его. Через пару секунд, выйдя из гостинной, они оказались перед лестницей, ведущей в подвал. Граф, достав подсвечник с толстой свечей внутри, пошел вперед. Лестница скрипела от веса их шагов. В один момент, обернувшись, проверить идет ли жандарм за ним, Граф заметил, что тот остался у входа в подвал. Франсуа проводил своими пальцами по небрежному пятну, оставшемся на стене лестничного проема. - Как интересно... - бормотал он про себя. Но, затем, резко опомнившись, вернулся к графу, и спустился с ним вниз. Подвал был довольно узок, пылен, и пустыннен. Внутри него не было ничего, кроме трупа. Граф ахнул. Казалось бы, он видел его впервые. Франсуа подошел к нему, ощупывая его, осматривая со всех сторон. Это труп можно было бы назвать простым трупом, если бы ни одно простое обстоятельство - его лицо было закрыто черной бархатной маской. - Никакой крови, никаких ранений, - бормотал он про себя, - простое удушение... - Что вы говорите, месье жандарм? - вспрянул граф Франсуа, не поднимаясь, но сидя на корточках, смотря на лицо графа, отвечал: - Очень любопытное дело! - Но, надеюсь, разрешимое? - Думаю, что да. Затем, обратив свой взор обратно на труп, он приблизился к маске. Конечно, называть это маской - большое преувеличение. Обычный холщевый мешок. Только при тщательном его инспектировании Франсуа вздохнул. Маска была зашита прямо в горло жертвы. - Что же, - продолжал он бормотать про себя, - что стараются оставить в тени мы раскрывать не будем. Затем, отпрянув от маски, и оставив труп в покое, он обратился к графу. - Прошу вас, монсеньер, - любезничал с ним Франсуа, - оставьте мне ваш дом в полное распоряжение. Встретьте моего товарища. Граф согласно кивнул. Через пару минут, удовлетворившись скрипом закрывающейся двери, жандарм вернулся обратно ко входу в подвал, инспектируя то пятно, что он так тщательно расследовал позже. - Очень удачно, - продолжал он бормотать про себя, - даже слишком удачно. Затем он вернулся в прихожую. Стараясь ступать как можно меньше по пролитой краске, что, на самом деле, было почти невозможно, он подумывал сначала расследовать первый этаж, но, приметив интересные обстоятельства на главной лестнице, он изменил свое мнение. - На полу ярко выраженны царапины, - продолжал думать он вслух, - тут будто что-то тащили.. Затем, всматриваясь в них, он поднимался по второму этажу. След никак не пропадал, и, оказавшись на втором этаже, тот привел его на лестницу в чердак. - Что же, госпожа фортуна, ты ли это, или не ты? И, уже совсем не обращая внимания на царапины, он взобрался на чердак. Чердак по своему убранству почти ничем не отличался от подвала. Все та же пыль, все та же пустота. Единственное, что представляло собою интерес, так небольшие ящики, изредка проскакивающие в углах. Следуя своему следу, как настоящий зверь, он вышел к окну. Окно, которое, по идее ее изобретателя, должно было закрываться ставнями, было выбито. Ее очаровательный вид на садик отныне был полнодоступен. Франсуа легко улыбнулся. Затем, желая спуститься вниз, его внимание привлек странный белый конверт, лежащий в тенях, прямо под подоконником. Сначала удивившись, и, не поверив своим глазам, он отпрянул, как будто увидев приведение, но, затем, легкой рукой достал конверт, и побледнел. Как будто он и в правду увидел приведение. Конверт был закрыт печатью. Печать эта была самая известная в Париже. Наверняка во всей Франции. Скорее всего, во всем мире. Королевская печать. Франсуа вскрыл конверт, и уподобился читать его содержимое: Уважаемый Граф N! Я очень рад, что мы пришли к обоюдному согласию по поводу нашего предприятия. Уверен, что вы сможете выполнить возлагаемое на Вас его преосвященством Королем дело. Помните, что оно очень важно для нашей страны, поэтому никому, кроме как ближайшему другу страны, и, по совместительству, моему, доверить его невозможно. Награду заберете в моем банке. С уважением, К. - К - значит, Кольбер. А я уж думал, красный! Выкинув письмо обратно, он спустился к садику, прямо под разбитое окно. Попав внутрь, в глаза Франсуа сразу бросилась калитка. Подойдя к ней, он заметил, что и она тоже выломана. Затем, вернувшись к окну, он начал было усердно искать что-то в траве. Напрягая, казалось бы, все лицо вместе со своим разумом, он негодовая покачал головой. - А может быть это и не ты, госпожа фортуна.. Затем, огибая дом, он вернулся к Графу N, сидящему на скамейке близь входа, казалось бы, следуя указаниям Франсуа, и ожидая господина Шарля. - А, это вы! - воскликнул он, поднимаясь со скамейки Через пару секунд в дверь вновь постучали. Граф, вновь выполняя роль лакея, открыл дверь, впуская четырех людей. Шарля и трех полисменов. - Что-нибудь нашел? - приветливо, по своему, по дурачески, спрашивал он Франсуа, входя в глубокие раздумия, начал говорить: - Все очень просто, месье Шарль. Граф N никуда не выезжал. Краску разлил он сам. И все только для того, чтобы скрыть царапины на входе в подвал, которые он так удачно залил небрежным пятном. Мне очень понравилось, как он, своим диваном, и, при помощи, наверняка своего лакея, пытался создать улики, сбить меня со следа, приведя меня на чердак. Очень жаль ваше стекло и калитку, господин граф, да только вы позабыли пробежаться в саду. Человек, который небрежно ступает по траве, уж точно оставил бы отпечатки, как не на почве, так уж на самих росинках. И, кстати, на балконе вы позабыли письмо. Никогда не думал, что господин Кольбер решится на заказное убийство. И графом! Дворяне... Граф бледнел с каждым его словом. Казалось бы, он читал все произошедшее будто бы с листа. - У меня остался только один вопрос, - добивал графа Франсуа, - кто это был? Зачем вы, ах нет, вы, конечно, получили крупную сумму из банка господина Кольбера, вот отчего вы так счастливы! Зачем господину Кольберу потребовалось кого-то убить? Неужели это... Франсуа побледнел, отпрянув, прекратив свою активную жестикуляцию. Он, ставший белым полотном, перебирал глазами графа, затем Шарля, который подозрительно стал серьезным, казалось бы, твердым. На языке Франсуа вертелось слово, очень страшное слово, слово на М, которое так сильно жгло язык. - Уважаемые полицейские, - нескромным, жестким басом обратился он к своим спутникам, - арестуйте господина жандарма по подозрению в убийстве. Франсуа не сопротивлялся. Он понимал, что погиб. А иногда лучше плыть по течению реки, а не барахтаться в ней. Даже если она ведет в пучину.