Я любить тебя буду, можно?

От большой дороженьки болят ноженьки, Сколько ей не виться - не закончится. Мне б по ней пуститься в край далёкий, Да камешки её ко мне жестоки.

      У его народа есть детская сказка о белой лебёдушке, которая потеряв всю семью в бессмысленной человеческой злобе, совсем обезумела от горя и превратилась волей богов в мстительный дух, у которого вместо сердца – большая зияющая дыра. Кто в эту дыру взглянет, способен углядеть там свою душу, и если человек хороший, то не тронет его лебёдушка, а уж коли вместо души у него – зло, то сгинет человек со свету, как сгинули маленькие птенцы и супруг. Поговаривают, что услышать лебединую песню не в сезон – призыв заглянуть в собственное сердце и понять, делаешь ли ты всё по совести или нет.       Лебединая песня преследовала Канги вот уже второй лунный цикл. И чем ближе был Обряд инициации, тем тревожнее становилось на сердце Канги. Нет, он не боялся. Он ждал, он томился, может, немного пропадал в своих думах, что вызывало смех у его дружек, которые порой подолгу не могли дозваться до рассеянного разума мальчика. Но, в целом, Канги не боялся. Ну, до сегодняшнего дня, если быть точным. Да и, очень редко Канги боялся чего-то заранее, просто потому, что до этого события ещё оставалось время и можно было занять мысли другим, более насущным, либо объекта страха не было видно на горизонте.       В горизонте событий Канги того, что случилось сегодня не предвиделось совсем. Не предвиделось того, что внезапно и откуда не возьмись, прямо за несколько недель до инициации, в стае появится ОН. Ну, то есть, Канги понимал, что если в мире и существует такая вещь как парность/истинность, то, наверняка, у него тоже может оказаться пара. Но каков реальный шанс встретиться? К тому же в изолированной общине, где все друг друга так или иначе, но знают. А истинность не пропустишь, если встретишь. Знал Канги и то, что часто бывает, когда истинность по ряду причин чувствуют односторонне. Это ужасно, очень трагично, но так бывает.       И бывает ОН. Его персональная катастрофа. «Хоноу» – так его здесь называют. Медведь. И нет, Канги не ощутил в нём истинного, ничего к нему не почувствовал. Кроме, пожалуй, страха. Это был именно тот момент, когда страх ощущается всем существом, когда инстинкт буквально вопит об опасности и молит бежать и скрыться. Канги не успел послушать свои инстинкты. Он даже не понял по началу от чего бежать. А когда понял – было уже поздно.       – Это кто тут у нас такой? Почему я раньше тебя не видел?       Справедливости ради, надо отметить, что Канги этого мужчину раньше тоже не встречал, хотя и провёл в этой стае уже чуть больше года. Но он даже это не мог выдавить, чувствуя себя как кролик перед удавом. Хоноу был огромен: коренаст, широкоплеч, с большими и сильными ладонями, руками. Очень уверенно держался и крепко стоял на ногах, как вековой дуб. А ещё он крепко держал парнишку на расстоянии вытянутой руки перед собой и пристально рассматривал.       – Так кто ты?       – Канги…       – Откуда ты здесь, Канги? – Хоноу сначала принюхался, потом прищурился и вроде улыбнулся, но для самого Канги это выглядело так, будто он оскалился. Оскалиться хотелось в ответ.       – Не трогай мальчика, Хоноу! – Старейшина выглядел жутко в этот момент: длинные пепельно-седые волосы его начали приподниматься на холке от угрозы и напряжения. Канги подумалось, что не зря он его всё это время боялся. Но сейчас Старейшина явно был на стороне Канги, поэтому он боялся его чуть меньше, чем неизвестного «Хоноу», который продолжал сжимать его плечо, насмешливо взирая на Старейшину.       – Старейшина Равим, и Вам всех благ, о мудрый. Я не расслышал, Вы сказали убрать руки от МОЕГО мальчика?       – Нет здесь ничего твоего, пёс! Убирайся отсюда! – Канги, конечно, трусом не являлся, но очень не любил оказываться в эпицентре грозы, как сейчас. Что от Хоноу, что от Старейшины чувствовалось сухое огнеопасное напряжение. Хоноу будто почувствовав страх щенка тут же задвинул его за спину, совсем не разобравшись, что и сам является его источником. Он рычал, начиная выгибать спину, готовясь к прыжку. Как во время охоты.       – Видать мало ты псов видел на своём веку, старик, чтобы волков с ними путать!       – Тут и одного достаточно, чтобы никогда больше не забыть! – Старейшина глухо рыкнул, обнажая клыки.       Вокруг уже начинал собираться народ. Канги, воспользовавшись ситуацией, юркнул в самую гущу толпившихся, чтобы о нём – не дай боже! – не вспомнили! Он не собирался дожидаться развязки, поэтому удрал подальше и прятался до самого вечера, намеренно минимизируя признаки собственного присутствия. Пока его не отыскал Уомбли, которому никогда не составляло труда его отыскать.       – Канги! Вот ты где! Тебя весь день ищут! – Уомбли был достаточно силён, чтобы аккуратно, но от этого не менее решительно, вытянуть Канги из его укрытия.       – Кто? – Канги тут же напрягся, страшась услышать ответ.       – Старейшина Равим. Тебя вообще-то к Вождю зовут. – Уомбли как обычно внимательно осмотрел Канги, поправил сбившуюся рубашку, перевязал поясок, отряхнул плечи и брюки от налипших на неё веточек и травинок. А затем подтолкнул в нужную сторону, ободряюще улыбаясь. Канги всё больше склонялся к мысли, что если не отыщет до инициации пару, обязательно свяжет себя с Уомбли. Да, он болтун, но он заботливый и ведёт себя по-мужски. А Канги сюда отправили только ради того, чтобы найти пару, так что Уомбли – это хороший вариант, он его оберегает, заботится о нём, защищает порой, да и... нравится Канги. Пусть он ещё этого Уомбли и не говорил.       Всю дорогу Уомбли распинался Канги о том, что он тако-о-ое пропустил! Старейшина Равим чуть не подрался с Хоноу. И не на дуэле, а просто так! Как две дворовые псины! Но вовремя появился Вождь, который увёл Хоноу с собой. А Уомбли так и не успел встретиться с Хоноу из-за того, что он к тому времени ещё не вернулся с ночной охоты, что его очень удручало, так как по Хоноу он ужа-а-асно соскучился и вообще…       – Ты знаешь этого чужака? – Канги решил ненавязчиво вытянуть всё, что соплеменники знают о Хоноу. И начать с Уомбли – идея не самая плохая.       – Какой же он чужак, дурашка? – Уомби потрепал Канги со смехом. – Он вырос здесь. Его предки стояли у истоков нашей стаи, а ещё поговаривают, будто и волками то они были не самыми обычными, а Праволками… Долгое время ему прочили место Вождя.       – И что пошло не так?.. – Канги уже понял, что Уомбли – фанат Хоноу, хоть и сам этого, наверняка, не понимает.       – Он ушёл. По собственному желанию превратился в отлучника… – Уомбли скривился. – Хотя некоторые Старейшины уверены, что это их силами удалось уберечь стаю от самодурства Хоноу.       – Старейшина Равим? – Канги стало любопытно, была ли сегодняшняя утренняя сцена продолжением старого конфликта или виной всему всё же он.       – Что? – Уомбли склонился ближе к Канги, а потом отрицательно покачал головой. – Нет. Старейшина Равим – учитель Хоноу.       – Но сегодня… - Канги замер в замешательстве.       – Старейшина не может простить Хоноу того, что тот оставил стаю, променял на сомнительную королевскую милость. Будто и правда ручная собачонка...       Канги замолчал и уже не продолжал вслушиваться в рассказ Уомбли. Его занимали собственные мысли и страхи, которые только укреплялись под грузом «исключительности» Хоноу и того, что Канги вызвали к Вождю ровно после встречи с ним. Канги вообще впервые вызывают к Вождю, если так подумать.       Уомбли остался ждать рядом с главным домом, который занимал Вождь и его семья. И раз его пригласили сюда, а не в дом Советов, то разговор не так официален, как боялся Канги, пожалуй. По крайней мере, он на это надеялся.       За столом сидело пять человек: три старейшины, среди которых был и Старейшина Равим, Вождь и Хоноу. Канги даже вздохом поперхнулся, когда увидел, как тот пристально на него смотрит, подбадривающе улыбаясь. Канги предпочёл в ответ не смотреть, да и вообще, по возможности, избегать взглядом ту сторону комнаты.       – Подойди, мальчик. – Вождь указал на место перед собой и Канги спешно приблизился. Слушаться Вождя – дело первостепенное. Особенно если ты не дома и на твоих плечах – честь всей твоей далёкой стаи.       – Канги, – Вождь обратился к парню с лёгкой улыбкой, – ты в нашей стае уже год. За это время многое случилось для тебя, понимаю, но ты вроде обжился уже, да? Тебе здесь нравится?       – Да… – Большего он добавить не мог. Да и не хотел.       – Очень хорошо. До твоей инициации осталось чуть меньше месяца и совсем скоро ты сможешь назвать имя своей пары, ты же уже нашел пару?       Канги несмело кивнул, потому что открыто он это с Уомбли не обсуждал, но по всему сходилось, что тот тоже не против. Да и, что тут темнить, – Уомбли уже предлагали вступить в пару, но он отшучивался, что дождется Канги. И для Канги это было не самым плохим вариантом, на самом деле. А исходя из сегодняшней ситуации с Хоноу, то Уомбли и вовсе был единственным спасением для Канги. Юноша осторожно отёр вспотевшие ладошки об рубаху и постарался бесшумно сглотнуть образовавшийся в горле ком. Ему совсем не понравилось то, что ему приходится это обсуждать здесь и сейчас. Его мечты о спокойной и неприметной жизни рушились на глазах.       – О чём я и говорил! – Хоноу вскочил со своего места. – Он тоже это почувствовал!       – Хоноу. – Вождь смотрел на него предельно спокойно, но за спокойствием чувствовалась угроза. – Он не сказал, что это ты.       – Ну а кто тогда? Если я его истинный? – Хоноу перевёл испытующий взгляд на Канги и тот чувствовал этот взгляд всем своим существом. И, кажется, он мог в любой момент развалиться под тяжестью этого взгляда.       – Это Хоноу? – Старейшина Равим тоже смотрел с каким-то непонятным ожиданием на Канги. Но тому не оставалось ничего другого кроме отрицательного мотания головой. Это не Хоноу и точно никогда им не будет.       – Я твоя пара! – Хоноу выглядел угрожающе и Канги невольно попятился, внутренний волчонок и вовсе рвался сбежать, Канги было сложно его сдержать.       – Сядь немедленно! – Старейшина Равим рыкнул не менее грозно. – Ты в присутствии Вождя!       – Я не часть стаи!       – Но требуешь при этом исполнения своих прав. У тебя их нет. Ты – «не часть стаи».       – С одобрения стаи или без него, но я добьюсь своего. – Хоноу выглядел безумно в этот момент и Канги на краткий миг вовсе испугался, что не удержится на ногах. Потому что вся мощь угрозы легла на его плечи. Хоноу угрожал ему. Не стае. Ему.       – Хоноу, уймись! – Вождь недобро посмотрел на мужчину, затем перевёл взгляд на Канги и взгляд его смягчился. – Ступай, Канги. Никто не осмелится оспорить твои права. Если ты выбрал пару, значит, так тому и быть.       Канги склонил голову в вежливом поклоне и чуть не потерял равновесие – у него страшно закружилась голова и, теряя остатки храбрости и, пожалуй, достоинство – Канги рванул к выходу. Уже миновав крыльцо, Канги попал в чьи-то объятия, страх его ещё не покинул, поэтому в панике мальчик наотмашь врезал тому, кто так неосторожно решил его схватить.       – Это я, Канги! – Уомбли его не отпустил, сильнее прижимая к себе. – Ты чуть не упал, я тебя поддержал и вот твоя благодарность, дурашка?       Канги, ни слова не говоря, обнял его в ответ. И заплакал. Да так горько, что Уомбли испугался, не сделал ли ему больно. Канги плакал ещё долго: от ощущения бессмысленности любого сопротивления. Почему-то у него не возникало сомнения, что Хоноу выполнит обещанное.       – Ты будешь моей парой?.. – Это всё, что Уомбли удалось расслышать в бессвязном бормотании Канги. Уомбли улыбнулся, не смотря на ситуацию.       – Так ты поэтому плачешь? А кому же мне ещё быть парой? Кто ещё будет падать мне на голову с деревьев, ошпаривать меня кипятком из котла? Кого я буду вылавливать в местной речке-переплюйке, в которой даже щенку не утонуть? Канги, посмотри на меня… – Уомбли ласково обнял лицо Канги ладонями, нежно стёр слёзы с обеих щёк большими пальцами, вопросительно посмотрел в глаза, придвигаясь всё ближе. И даже не смотря на пережитый ужас, Канги почувствовал трепетное волнение – всё же их симпатия была взаимной. Может, это даже было нечто большее, чем симпатия... И это было прекрасно.       Но их поцелую не суждено было сбыться. Уомбли буквально был снесён неконтролируемой яростной стихией, имя которой – Хоноу. Он не обратился, но холка стояла буквально дыбом, клыки и когти удлинились, а лицо было застывшей маской животной ярости. Канги оцепенел, но это длилось всего пару мгновений. Стоило только осознать ситуацию, как он тут же бросился оттаскивать Хоноу от слабо отбивающегося Уомбли. Тот просто не успел правильно среагировать, да и сила была явно не на его стороне: Уомбли и сам только недавно стал взрослым волком. Но, надо отдать ему должное, он пытался дать Хоноу отпор, глухо рычал на него и скалился в перерывах. Канги прыгнул Хоноу на спину, успев сменить облик на волчий. И вот тут-то его и шибануло. Запах. Канги буквально придавило им, он захлёбывался, задыхался. Безвольной куклой он свалился на землю, его волк был полностью сломлен, подчинён, парализован. Такого он никогда не чувствовал, волчонок паниковал и задыхался. Глаза заволокло чёрной кромешной пеленой, сознание уплывало. Он слышал шум и крики, но как будто из-под толщи воды.       Очнулся он только на следующий день. На то, что день указывало стоящее в зените солнце, не прикрытое занавеской на окне, а на то, что прошло не так много времени указывало разбитое лицо Уомбли, который дремал рядом на табуретке. Если бы прошло больше времени – его раны бы хоть немного затянулись, всё же имело место быть ускоренной волчьей регенерации.       – Уомбли… – Канги сразу же вспомнил, что произошло и протянул руку к сидящему парню. Тот проснулся буквально от первого лёгкого прикосновения к своей ладони.       – Ты так перепугал меня! Да и не только меня, по честному… Вся стая на ушах стоит… Ничего не болит? – Уомбли неизменно ласково прикоснулся ко лбу Канги, в первую очередь он волновался о нём, о его самочувствии, а не о своих ранах. Это же чего-то стоит, правда?       – Нет, не болит… Что произошло?       – Хоноу выгнали из стаи. Окончательно. Ему здесь больше не рады. – Уомбли нахмурился. – Животное. И я ещё стремился брать с него пример!..       – А если он вернётся? – Канги приводило это в ужас.       – Он не посмеет. Даже он. – Уомбли всё ещё был напряжен, но увидев, что Канги не достаточно убеждён, улыбнулся ему. – У тебя теперь есть я. Он тебя не посмеет тронуть – меня ты выбрал сам. Это наши незыблемые традиции. А если что, то получит от меня!       И хоть Уомбли бодрился и пытался убедить Канги в своей непобедимости, тот прекрасно понимал, что если Хоноу решит драться с Уомбли по-настоящему, тот продержится недолго.       День инициации неминуемо приближался. Всего в году таких праздников было два: день инициации омег и день инициации альф. Весной юные альфы доказывали свою готовность вступить во взрослую жизнь, их день проходил больше как соревнования на ловкость, силу, умения. Пройдя все уровни, юноши, выполнившие все требования, приглашали в круг выбранных омег, которые выходили только по своему желанию. Это значило, что альфа публично признаёт, что готов нести ответственность за будущую семью. Если альфа присмотрел себе ещё не вошедшую в пору омегу, то по обоюдному согласию, ждали инициации омеги. Бывали и такие, которые, даже выполнив всё, омег не приглашали – не нашли ко сроку. Как Уомбли, например. Он был лучшим в свой год, принёс даже из Старого города, в который без лишней необходимости старались не соваться, поговаривая о злобных духах прошлого, пару трофеев.       У омег всё было намного проще. Старшие омеги – наставники юных, покрывали их головы белым, вытканным и вышитым ими самими, покрывалом. Выводили в круг, в котором омеги брались за руки и пели ритуальную песню на старом, давно мёртвом, языке о том, что пришла их пора, что, как весна сменяет лето, так и юность рано или поздно сменится молодостью, цветы сменятся плодами, а их свободная жизнь сменится семейной.       Обычно после этих праздников начиналась весёлая пора свадеб, в начале лета – после дня инициации альф, после же дня инициации омег шла Покровная неделя, как её называли по-старинному. Выпадал первый снег, который покрывал землю так же, как и белое покрывало омеги, накинутое в день инициации, а позднее и в день свадьбы на его голову.       В этот год инициацию проходили восемь омег помимо Канги. Уже стоя в кругу, он с трепетом всматривался в толпу, пытаясь отыскать Уомбли. Тот себя ждать не заставил, помахав в ответ. Он был красив сегодня, тоже подготовился: привычные серые широкие шаровары и неброскую рабочую рубаху, сменили узкие кожаные штаны, белая праздничная рубаха, расшитая по рукавам и вороту, поверх которой был накинут, подогнанный под фигуру, жилет. Он и правда собирался выйти в круг к Канги. И Канги до сих пор в это не верилось, несмотря на смущающие поцелуи, которые уже между ними были: по началу неловкие, быстрые, а затем всё более горячие и трепетные. Вспоминая о них Канги всегда краснел, как и в этот раз. Уомбли это заметил, он следил за Канги непрерывно, знал, что тот очень волнуется и боится. Но смущение – это лучше, чем страх, поэтому Уомбли многозначительно изогнул бровь, продолжая улыбаться. «Всё ещё впереди, Канги», – говорили его лукавые глаза и улыбка. Канги покраснел ещё сильнее.       Омеги постепенно давали свои обеты, выводили альф, которые вставали за спинами своих омег, как надёжное плечо на которое можно опереться. Как стена, за которой можно спрятаться, как продолжение тени, как вторая половина. Очередь дошла до Канги. И тут он увидел ЕГО. И оцепенел. Хоноу стоял за спинами стаи, но его было хорошо видно. ЕГО успели заметить и остальные, Старосты и Вождь, очевидно, тоже. По толпе поднялся ропот: все знали, что отлученные не имеют права ступать на территорию стаи, в принципе. Но прийти на инициацию – это уже и вовсе прямое оскорбление. Но Хоноу не обращал внимания на толпу, которая начала расступаться перед ним, он смотрел прямо на Канги.       На Канги, который весь сжался под этим взглядом и сильнее вцепился в ладошку, стоящего рядом омеги. Он не успел вывести Уомбли в круг, не успел… И теперь его ничто не спасёт. В какой-то момент Канги осознал, что ноги его подкашиваются, тело слабеет и оседает на холодную стылую землю. Омега, стоящий рядом, бесстрашно его поддерживал, несмотря на то, что все осознавали из-за кого Хоноу прямо в данный момент развязывает кровавую вражду с их стаей. И от одного вида на Хоноу у всех стыла кровь в жилах: то ли придушить своего щенка пришёл, то ли отбивать до последней капли крови. И такая атмосфера вокруг него витала, что ни у кого не возникало сомнений в том, что в нём и вправду текла кровь Праволков…       Канги перестал что-либо понимать. В висках бился пульс, как набат, как приговор. Перед глазами стыла тьма и Канги упрямо вглядывался в неё, пытаясь сохранить ясность ума. Хоноу давил на него, волчонок внутри выл от страха. Когда у Канги окончательно подкосились ноги, он не упал. Позднее его даже позабавит, как чётко он запомнил этот момент: падение, а потом тепло чьих-то рук. Как в сказке.       Очень плохой и мрачной сказке.