Остаться должен только один

Солнце уже заходит за горизонт, оставляя необычно красивую розовину в небе. Красиво, очень красиво. Особенно когда к картине красоты добавляют кроны деревьев, что так и наровятся закрыть от взора глаз небесный пейзаж. Хотелось дотянуться, притронуться хоть пальцем к кучерявым облакам и огненному шару. А вдруг детские мечты сбудутся, и они окажутся съестными? Это мысль навевала крохотную улыбку, которая сейчас так необходима. Для этого и стоило жить. Для этого и стоило выживать. Какой это по счёту день, Германия путался. Сначала он яро откладывал в голове местечко, чтобы не потеряться во времени. А сейчас, наверное, уже неделю назад, а может и больше, счёт времени стал просто нереальным. Ни с такой поставленной целью и задачей. Хотелось кричать, безысходно бить кулаками по стволам деревьев. Хотелось оказаться дома, в тепле, в уюте, с кружкой горячего какао и под пледом. Хотелось всё что угодно, но не это. Хотя, если так посмотреть, немец стал втягиваться и теперь не падал на колени в слезах и не кричал в агонии. Теперь он спокойно к этому относился, даже с небольшой улыбкой на лице. Псих, но без этого хладнокровия не выжить в этой затянувшейся игре на выживание. «Только один сможет выйти, остальные умрут» — такими словами их встретили и проводили в этот лес, который, казалось, никогда не кончится. Кровь на руках была у всех: или же своя, либо же товарища. Некоторые выживали одни, полагаясь на своё чутьё и интуицию. А некоторые боролись с крадущейся смертью вместе, бок о бок. Такими были и Германия с Россией. Они зашли в этот лес ужаса вместе, судорожно держась за руки, пальцы которых переплетались, делая замок, они от сюда и выйдут двоём. Любовь — это прежде всего жертвенность. Они стояли друг за друга, помогая и защищая. Звучит очень мило, пока не вспоминаешь, где находишься. Резкий холодок дотронулся до кожи парня, заставляя того передёрнуться. Решение развести костёр было таким же быстрым, как и солнце, которое село, оставляя хорошее послевкусие после такого бомбезного вида. Хворост был уже давно собран, — как же хорошо, что дожди заставали их редко, поэтому всё было сухое, — а немец ловко стал добывать маленькую искорку из двух камней. Как же забавно было вспоминать то, что вначале, чтобы развести костёр, он отбил все пальцы, но так и не вызволил из этого способа выгоду, совершенно. России пришлось учить его. Без ругани и брани не обошлось со стороны ФРГ, но всё же он понял и теперь даже смеётся над самим собой в прошлом. Костёр был разведён, а парень, сев на землю, блаженно облокотился на ствол дерева спиной. Барабаня пальцами по земле, тот тихо напевал мелодию, закрывая глаза. Германия уже не помнил, что это за песня, но она вбилась в подкорку тому. Сейчас можно было отдаться воспоминаниям, представляя картины в мыслях. Вот Россия впервые в жизни подарил ему поцелуй, нежный и такой приятный. Тогда русский сразу же зарылся в его чёрные волосы рукой, второй обнимая за талию. Тогда Германия совсем потерялся, не ожидая этого, но неумело ответил. А вот они лежали на красном пледе около речки мокрые и весёлые. Тогда немец узнал, что русский просто большой ребёнок, которому только дай волю, он сразу же воспользуется ей. А вот парень в первый раз защитил раненого и изможденного Россию от смерти, вонзая острый кинжал в горло Италии. Хрипы, струйка крови из-за рта того и глаза, полные боли и отчаяния, которые безжизненно опустели и выцвели со временем. Всё это навивало небольшую и довольную улыбку. «Псих» — пронеслось в который раз в голове у немца на последнее воспоминание, которое вызвало гордость и блаженство. «Остаться должен один» — разве он делает что-то не так? Остаться должен только один… Шорох и звук сломанной ветки заставил парня открыть глаза и быстро взяться рукой за револьвер, лежащий в кармане джинс. Как же хорошо, что на игру разрешили взять два оружия на выбор, не отпуская их с пустыми руками. Конечно, брать огнестрел бестолковое дело, пули не бесконечные. Даже сейчас у немца был только один шанс, остальные были уже потрачены ранее. Но рука с оружием опустилась, когда на свет от огня вышел его возлюбленный. Вид у него был так себе, хотя в такой ситуации ни у кого он не лучше. Тот лишь сел рядом с Германией, усмехнувшись на реакцию того. Тихую и милую обстановку портит то, что русский обнял тёмноволосого. — Боже, отстань, ты холодный! — немец тихо пихает того от себя, пытаясь отстраниться. — Я пытаюсь согреться, а ты всё портишь. На эти слова русский смеётся, никак не удивляясь недовольству парня. В душе Германии нравятся объятия, он знает, но слишком холодно для этого, поэтому немец слабо стал бить его руками. Эти удары были еле ощутимы, будто нападавших только дурачился, как ребёнок, пытаясь отстать от кого-то крупнее и надоедливей. Хотя так и было на самом деле, если внимательней присмотреться. — Я тоже пытаюсь согреться, не бурчи. — и это помогает утихомирить того, немец даже подсаживается ближе и кладёт голову на грудь России. И снова нависла тишина, которая прерывалась потрескиванием веток. Даже птиц нет, тихо и успокаивающе. Взор двоих был направлен на костёр, который освещал небольшую территорию. Можно было сделать его намного ярче и больше, но тогда был бы риск привести нежданных гостей. Спустя время немцу уже не было так холодно от русского, наоборот, от него шло тепло, поэтому Германия чуть ли не мурлыкал от этого. Тишину осмеливается прервать сам тёмноволосый, обращаясь к русскому: — Сколько? — палец утыкается в пятно засыхающей крови на серой толстовке того. Вопрос короток, но ясен России и без подсказок. — Один. — слова сказаны не хотя, с ноткой грусти. Нет, не из-за того, что мало, а из-за того, что вообще пришлось. Но он защищался, не нападал, а сейчас всё равно сожалеет о содеянном. — Франция. «Плохо. Мало.» — звоном отозвалось у Германии в голове. Было самому противно о такой мысли, всплывшей из ниоткуда. Но было и разочарование. Им нужна победа, а для этого никого не должно быть, кроме них. Жестоко, но такова игра, игра на смерть, а не на совесть. Всё же немец промолчал, не став озвучивать свое мнение на этот счёт, лишь убирая палец с пятна. На нём осталась часть незасохшей крови, но на неё не было противно смотреть. Красный цвет всегда нравился Германии. Поэтому споры, какую цветом купить мебель в дом или же скатерть на стол, были бесполезны, немец выигрывал всегда. РФ даже не понимал, как у ФРГ вообще выходит сменить мнение у русского, магия какая-то. Кровь растирается между двумя пальцами, вместо того, чтобы вытереть о кору дерева. Голова Германии на груди русского сползает, но резко возвращается в исходное место. Кажется, немец засыпает под танцующее пламя, которое завораживало взгляд, притягивало и гипнотизировало. Клонило в сон, но парень держался из-за всех сил. Нельзя, нужно быть бодрым ночь, ведь сейчас его черёд быть первым, кто будет стеречь сон возлюбленного. Но чужая рука зарывается в чёрные, растрёпанные волосы. — Поспи, я вижу, что ты хочешь. — голос русского ещё больше убаюкивал Германию, поэтому тот открыл рот, чтобы возразить, но был прерван. — Спи, я покараулю. Я разбужу тебя позже. Помогает, глаза немца закрываются, и он чуть ли не моментально выпадает из этой реальности. Договор «разбудить, когда пройдёт половина ночи» снова нарушится, как и всегда. Россия просто не захочет его будить, позволяя поспать немцу побольше. Были, конечно, на этот счёт споры и ругань, но каждый раз русский выходил из воды сухим, а эта ситуация повторялась раз за разом. Но России было жаль любимого, что так рыдал над первой пролитой кровью, над первым убийством. Тогда он чуть ли не убился сам, но русский не позволил. Ему было жалко невинного парня, который не хотел этого. Но РФ даже не задумывался, а изменилось ли что в характере Германии за это время?

***

Прошёл месяц. А может два. Три? Никто не мог точно сказать, время потеряно уже давно. Но игроков осталось мало, критически мало. А сил и выносливости ещё меньше. Ещё меньше осталось нервов и здравого смысла. Уже так близок конец. «Остаться должен лишь один». Лишь один. Эта фраза не давала спокойно спать, каждый раз трезвоня и ударяясь в стенки мозга. А с каждым проведённым днём в этой глуши всё яснее проявлялся смысл. Лишь. Один. Все боялись этой фразы, а немец усмехался над ней. Они выйдут с Россией вдвоем, и ничего. Солнце стояло высоко над горизонтом, но листья деревьев не давали полностью насладиться этим. Да и отросшие чёрные волосы, что так и лезли в глаза, мешали хоть что-то видеть. Приходилось каждый раз поправлять их рукой, убирая на бок чёлку. Конечно, всё это было бесполезно при небольшом ветре, но немец старался. Тихие, почти бесшумные шаги давались очень просто Германии. С Россией они снова разделились, хотя и не должны были. Но в последнее время ариец не лез ластиться к русскому, не отпуская его руку и держась всё время рядом как раньше. В голове крутился ураган мыслей, но почему то парню стало легко находиться без любимого, даже как-то свободней и удобней. Теперь Германия старался выползти из объятий РФ каждый раз, что вызывало удивление и некое недовольство со стороны русского, а потом и бурчание, которое быстро проходило. Россия не умел обижаться. Но сейчас мысли были не об этом, а о том, что их осталось трое. Всего лишь навсего трое. Россия, Германия и Польша. Милый набор. Почему то ФРГ думал, что поляк выбудет из игры в первых рядах, но нет, он остался в живых. Ненадолго. Преграду к победе нужно убирать, в этот день немец и собрался этим заняться, поэтому прислушивался к каждому шороху, держа руку ближе к кинжалу и револьверу. Интересная история, но за эти дни он ни разу не использовал последнюю пулю, орудуя кинжалом, на котором оставались красные пятна различной крови. Было намного приятней, что ли, орудовать холодным оружием, чем стрелять и не получать удовольствие от быстрой смерти. «Псих» — теперь это слово звучало не обидно, а даже гордо и красиво. Псих, но зато победитель. Тишину прерывает какой-то шорох, что заставляет взглянуть в ту сторону. Птица. Грёбанная птица слетела с ветки дерева! Германии хотелось чуть ли не зарычать от досады и злобы. Ну почему же так не везёт? Парень знал, что именно здесь расположился поляк, так где, чёрт возьми, он?! На другой шорох он уже посмотрел как-то лениво, но зря. Ведь после шороха послышались громкие звуки. В далеке, где был небольшой склон, были заметны два силуэта, было уже понятно кто это. Немец аккуратно стал подходить, но сердце мерзко дрогнуло, когда послышался выстрел. Но кто из них выпустил пулю? Что-то подсказывало, что Польша, ведь у России самого был один выстрел и один шанс в запасе. А ведь Германия был уже близок к ним, стоя за деревом. У него тоже была одна пуля, можно было воспользоваться хорошим шансом выстрелить из подтяжка. Но почему-то рука отстранилась от револьвера, а немец остался стоять за деревом, придерживаясь, чтобы не скатиться вниз по склону из-за неловкого движения. Послышался ещё один выстрел, а после хрипы и мычание. Попали. Но в кого именно? Германия даже не мог взглянуть, стоя спиной к стволу большого дерева, что скрывал его. Резко послышался ещё один выстрел и падение тела на землю. А потом всё затихло, лишь мычание от, кажется, дикой боли доносилось до ушей тёмноволосого. В голове посчитав до трёх, ФРГ вышел из-за дерева, выставляя руки с револьвером вперёд, угрожающе держа два пальца на спусковом крючке. Перед глазами замаячило безжизненное тело, которое лежало на боку, спиной к немцу. Наконец-то это случилось, перед его глазами был труп Польши. Было даже не видно куда попала пуля, но на это плевать. Он был мёртв. А вот у дерева, сидя на земле, привалившись к стволу спиной, был русский. Пистолет того лежал рядом, он всё равно пуст, теперь оружие без надобности. Зато сам Россия держался за плечо, продолжая мычать от боли. Крик он себе не позволял, сжимая зубы в одну полоску, пытаясь тем самым заглушить самого себя. На глазах выступили крупицы слёз, которые появились от боли и горя. Мужчины не плачут, да? Да кто это вообще сказал?! Русский же не робот, чтобы после выстрела встать и побежать. Германия подошёл к тому, сев на колени перед ним и положив руку на грудь РФ. Светлые волосы были как солома, растрёпанны, все в пыли и грязи. У Германии было так же, но на тёмных волосах всё это не так заметно. Полные слёз глаза поднялись на немца, прося извинения, не зная за что. На душе у России было ужасно, но радовало, что ФРГ рядом с ним. Если бы тот был мёртв, то и внутри бы в этот момент Россия был бы мёртв. А Германия… Чувствовал смешанные эмоции. Радость, отвращение, счастье, удовольствие и злость. Но именно к РФ немец чувствовал… ничего. Совершенно пусто, будто это был незнакомец. Холодно, слишком холодно в сердце рядом с ним. Разве так и было? Нет? Ведь было тепло рядом с любовью, даже если был ветер и дождь было чертовски тепло. А сейчас что-то изменилось, что-то переклинило в мозгу у Германии, повернув мир с ног на голову. Просидев так ещё несколько минут, русский кивнул, показывая этим, что готов идти. Боль не утихла совершенно, но они теряют время на совсем ненужный отдых. У России кружилась голова, тошнота подбивалась к горлу, а пуля в плече раздирала его изнутри, но он должен быть сильным. Немец встал с коленей, чуть отходя от того и вытягивая руку русскому. РФ схватился за неё здоровой рукой, покрытой в своей крови, но подтянуться, чтобы встать, не смог. Ему больно, у него слабость. Поэтому вытягивать Россию нужно было немцу. Потянув его на себя, в голове снова звоном прошлась фраза: «Остаться должен только один!». А затем ещё раз эта же фраза, и ещё раз, и ещё, пока в голове не была каша в смешавшихся словах. Пальцы разжимаются, и русский снова падает на своё место, ударяясь спиной, в особенности раненным плечом. Взвыв от боли, тот посмотрел на Германию, подумав, что тот не смог удержать его. Это было не удивительно, по сравнению с немцем, РФ был шкафом. Но всё же странно было то, что теперь возлюбленный стоял спиной к тому, будто о чём-то раздумывая. Россия попытался спросить впорядке ли он, но из уст русского послышался истошный кашель, ведь неудачно двинул плечом. Зато на этот звук Германия повернулся с ледяным взглядом, держа в руках револьвер. Дуло было направленно в голову РФ, от чего у раненного пробежался холодок по спине, а в глазах были растерянность и страх. — Германия? — еле выдавил из себя Россия, сжимая зубы и хватаясь за простреленное плечо рукой. Молчание. Было ощущение, что немцу было нечего сказать. Но не казалось, что он в растерянности, наоборот, в его глазах была решимость и хладнокровие. А ещё жажда крови и жестокость. Предательство? Нож в спину? Было страшно услышать положительный ответ, очень страшно. — Остаться должен в живых лишь один. Прозвучал слишком ровный голос, от которого бросало в дрожь. Как же было ужасно на душе у России. Они же были так близки, он же любил немца, верил ему! Но вот как оно вышло. Рука Германии даже не думает дрогнуть, палец уже был на спусковом крючке. Одно движение, и с этой затянувшейся игрой покончено. Наконец-то. Шаг вперёд, навстречу к России, но под ногу неудачно подвернулся корень от дерева, который был сырой и скользкий от вчерашнего дождя. Поскользнувшись на нём, Германия не удерживает равновесия и летит вниз по склону, ударяясь в дерево спиной, которое останавливает его.

***

— Стоп, стоп, стоп! Громкий голос чуть ли не на весь лес кричит, показывая своё недовольство. Германия болезненно мычит на это, хватаясь за голову, которой больше всего досталось от падения. Поэтому немец сползает по стволу дерева спиной, сгибая ноги в колени, закрывая глаза. — Что это было? Я спрашиваю, что это сейчас такое было?! На взор немца сбоку выходит Америка, который держит несколько бумаг в руке. Кажется, он недоволен, и даже очень. Хотя что уж говорить, запороть кадр в самом конце нужно только уметь. Ну, а кто знал, что он поскользнется и рухнет со склона? Правильно, никто. — Ой, да хватит разаряться на крик, он же не виноват. — слышится голос наверху. Чуть ли не прыжками, но русский спускается со склона, садясь рядом с Германией, кладя руку на его голову, от чего он издал непонятный звук, смешанный с шипение и неким мявканьем. — Нет, это надо же суметь испортить почти концовку фильма! Всё же шло так гладко, почему нужно сделать всё на перекосяк?! — США так бы и продолжал кричать, но его остановил суровый взгляд России, что так и наровился прожечь в нём дырку. — Ладно. Передышка несколько минут. Теперь лес оживает. У многих срывается с губ слово «наконец-то». Оставив камеры, многие стали разминаться, либо же садиться на землю, чтобы отдохнуть от непрерывной съёмки. Германия опустил голову из захвата своих рук, подняв взгляд на Россию, который обеспокоенно смотрел на немца, разглядывая его полностью. — Ну как ты? — Всё хорошо. С уст русского слетает облегчённый выдох, а сам он помогает подняться парню с земли. Но немец резко выдёргивает руку из хватки России, треся ей, чтобы скинуть «кровь», сделанную из малинового и соевого соусов. Эта смесь, в отличии от какой-либо краски, отстирывается и смотрится как настоящая. А Россия только на это пожал плечами, лизнув искусственную кровь, на что от Германии исходят ещё больше звуков отвращения. Вкус, конечно, не очень, но терпимый. — Гера. — имя как-то хитро тянется, от чего немцу становиться как-то не по себе. Он знает, что это может означать всё что угодно. — А ну-ка, открой рот и попробуй мою кровь. На это немец громко кричит «да пошёл ты!», но понимает, что попал в западню, ведь стоит спиной к дереву. Бежать некуда. Поэтому Германия, скрестив руки на груди, отворачивает голову. Он не сдаст позиции детскому характеру русского. Но усмешка России немного напрягает его. ФРГ впадает в ступор, когда его резко затягивают в поцелуй, насильно повернув голову того обратно. Вкус поцелуя вышел не самый лучший из-за красного месива, поэтому тёмноволосый стал упираться руками в грудь русского, пытаясь отстраниться. Как и ожидалось, всё это было напрасно, сил не хватило, а дерево позади даже не давало отойти. Закрыв глаза, Германия обнял любимого за шею, ответив на поцелуй, плавясь, как масло на сковородке, под напором России, который взял главенство, а любые попытки опять оказывались тщетными. Пробежала мелкая дрожь по телу немца из-за неравных сил, но было приятно, очень приятно. Поцелуй перестал быть мерзким на вкус, сладость поборола «кровь». Тёмноволосый почувствовал, как его вжимают в дерево сильнее, а рука партнёра зарылась в его волосы. Стало даже жарко, чертовски жарко, что казалось они находились не в глухом лесу, а в русской бане. Тихий стон, заглушённый поцелуем, срывается с губ ФРГ, что дарит удовольствие России. — Так, прекратите это извращение на съёмочной площадке! — от этих слов оба резко остраняются, из-за чего всё блаженство и тепло резко лопается, как мыльный шарик. — Тридцать секунд вам, и мы начинаем. Россия на это недовольно мычит, складывается ощущение, что он ребёнок, у которого отобрали сладкое. Может, это даже так и есть. Снова забравшись на склон, тёмноволосый берёт в руки револьвер, который выронил из-за падения на землю. Кажется, русский до конца не успокоился, потому что берет за руку парня, прижимая к себе. Но на последующий поцелуй немец прикладывает свой палец к губам РФ, отрицательно качая головой. — Всё, что угодно, но после съёмок. — но его снова не слушают, целуя подушечку пальца, снова намекая на поцелуй. — Я же сказал, что после съёмок! На этот возглас, который больше похож на визг, Россия сдаётся и отстраняется, возвращаясь на своё место, держась за «больное» плечо. А вот Германия уже жалеет, что добавил в предложение «всё, что угодно», потому что русский может не закончить поцелуями. Но сейчас думать как-то некогда, ведь Америка согнал всех на рабочие места, а значит фильм продолжится прямо сейчас. Немец вытягивает руку с револьвером вперёд, целясь в голову России, а палец резко сжимает спусковой крючок. Выстрел.