За каждой ошибкой следует наказание

После второй бутылки я уже ничего не помню. Просыпаюсь возле трассы. Где именно — не понятно. Встаю и осматриваюсь. Это трасса моего городка. Вещи на месте, я в тёплой одежде, что хорошо. Вина нет, половины сигарет тоже. А как я сюда попала — неважно. «Не дома, не на казни, вот и хорошо», — думаю, успокаивая себя. Я иду по обочине трассы, до которой не доходит свет фонарей, прочь от городка. Из-за введения комендантского часа во всём городе поменяли фонари: они автоматически отключаются после десяти часов вечера. А вот за городом на трассах и шоссе менять почему-то не стали, может быть, чтобы военные могли ездить и ночью, но это лишь мои догадки. Я неспешно шагаю, рассматривая обочину, далёкие моря пшеницы и льна, и дорогу в полной тишине. Однако, в голове не спокойно. Всё думаю о том, где Рон, и сожалею о своих словах. Не нужно мне было говорить, что я его не люблю… Мне хочется вернуться к нему, но гордость не позволяет. Также много мыслей о моей способности. Вдруг он боится меня, поэтому так легко упал, когда я толкнула его? Или он просто был шокирован от моих слов? Как обычно, хочется всего и сразу, а получаю мало и постепенно. Во всём виноваты гордость, недоверие и неумение сосредоточиться. Погружённая в раздумья я не слышу, как подъезжает машина. Кто-то хватает меня сзади за плечи и куда-то пытается затащить. Я с ноги бью ему в колено и, разворачиваясь, ударяю локтем по челюсти. — Ты кто?! — Поворачиваюсь к нему и добиваю ногами в живот, отбивая его органы, как мясо на Рождество. Но меня кто-то вовремя останавливает, хватая за спину. Ещё пару ударов, и я бы открыла свою способность или вызвала внутреннее кровотечение. — Чего вам надо?! — обращаюсь к женской фигуре, которая схватила меня. Ничего не понятно из-за совокупления множества факторов: на девушке и широкоплечем парне маски и балахоны, плохое освещение на обочине. Поэтому происходит драка. Хотя, больше похоже на лёгкое избиение с моей стороны. Я бью её в колено и локтем под рёбра. — Нас прислал Рон! — кричит девушка и получает удар в переносицу. Она отходит, прикрывая рукавом нос, под свет фонаря и снимает бандану, которая скрывала лицо от шеи до глаз, раскрывая свою личность. — Забрать тебя! — переходит на крик чёрноволосая девушка, присаживаясь на корточки. Она вытирает рукавом кровь из носа и кашляет в одышке, обхватив тонкую талию руками. Белая футболка запачкана кровью, а её рубашка в красную клетку, кажется, не спасает от холода этой ночи. Джесс выглядит жалким котёнком сейчас. Сондеро — осознание того, что каждый человек имеет настолько же яркую и сложную жизнь, как твоя. К моему глубокому сожалению, эта эмоция заставляет меня задуматься на секунду: а стоит ли моя обида того, что они пережили? Спустя секунду я прихожу к выводу. — Я предатель. Отстаньте от меня! Как бы хорошо Рон ко мне не относился, как бы плохо он до меня не жил — проверка приравнивается к измене. Особенно, когда сказал, что любишь. И это после того, как я раскрыла свою душу! Возможно, я не права и потом пожалею об этом, но всё же, разворачиваюсь и хочу уйти. — Мы всем такие проверки устраиваем! Хватит истерить по этому поводу! — Встаёт и идёт к Вахтераму Джесс. Она помогает ему встать и ведёт к машине. Я наблюдаю за ними по непонятным для меня причинам. — Мы не можем быть в тебе уверены! Никому нельзя доверять! Сама же знаешь, — помогает ему сесть в машину. К сожалению, она права. В нашем мире и в данной ситуации с законами доверять никому нельзя. Никогда не знаешь, кому можно раскрыть свою сущность и душу. — А Рону без тебя плохо. — Он о виселице думает, не зная жива ли ты ещё. — Прикуривает Джесс, вдыхая в себя дозу едкого никотина. — Успокойся, и поехали с нами. — Выпускает густой клуб дыма, выдыхая. — Хм, — задумываюсь. «Я не готова стать причиной его смерти… Всё же, он дорог мне», — думаю про себя, и произношу: — Вы серьёзно? — Да, мы едем в Эз, — бормочет Вахтерам, взрывая косяк. — Пересекать границу? — Прикуриваю. — Да, — отвечает Джесс и садится рядом с широкоплечим парнем. Его красная футболка обтягивает пресс так сильно, что я не могу не засмотреться на него. — То есть… — Задумчиво делаю паузу, позволяя себе насладится видом этого отдельного вида искусства — вы хотите, чтобы я доверилась тем, кто не верил мне, и пошла на верную казнь? — Выдыхаю и подхожу к машине. Это мой шанс уехать отсюда, да и Джесс права… Доверять — рискованное дело. — Так хочет Рон. — А, ну если Рон хочет, то я с вами! — съязвив, чтобы скрыть свои настоящие эмоции, сажусь в машину на переднее сиденье. — Поехали. — Отлично бьёшь, — Вахтерам протягивает раскуренный косяк с заднего сиденья. — Спасибо. — Обрываю я и затягиваюсь. Мы отъезжаем от места происшествия и направляемся в город. Джесс включает Waves — Dean Lewis. Прекрасную музыку и уютную атмосферу этой длинной ночи и красивых, пустых, широких улиц города нарушает вопрос Джесс. — Кстати, тебя вставило? — смотрит через зеркало заднего вида на меня. — В каком смысле? — Недоумевая, втягиваю едкий дым в лёгкие. — Странно, я думала ты догадаешься, что в вино подмешан феназепам. — Едко смеётся. — Вы ненормальные или да?! Я вообще не помню, что со мной было! — Подрываюсь я. Меня переполняет не столько злость, как возмущение по этому поводу. Всё-таки травка даёт о себе знать. — Что помнишь? — Обрывает смех Джесс. — Помню, что купила ещё одну толстовку… И всё. — Пытаюсь вспомнить, но напрягать извилины больнее, чем когда-либо. Размышлять не так больно, чем вспоминать, как не прискорбно это не звучало. — Как ты могла хоть что-то купить на фальшивые деньги? — Оу, вот здесь всё просто! — Игнорируя боль в висках, расплываюсь в довольной улыбке, испуская смешок с дымом. — Я с Кевином по пути к его дому разменяли всё в каких-то магазинах на купюры разной суммы. Ну, знаете те провинциальные магазинчики, которые встроены в дома, не суть. — Немного откашливаюсь от дыма и смеха. — И, если вы не заметили, они настоящие. До этого там было… — задумываюсь, загибая пальцы. — Примерно, пять пачек пятитысячными по сотне штук в каждой, а сейчас тысячными и сотками шесть пачек по тысяче купюр в каждой, — раскрываю все карты то ли из-за отходосов, то ли из-за канабисса. — То есть у тебя сейчас два ляма в рюкзаке? — спрашивает томно, совсем не заинтересованно Джесс, но я слышу в её тоне нотки восхищения, однако я тоже довольна собой. — Два с половиной, если быть точной. — Самодовольно приподнимаю уголок рта, создавая полуулыбку победителя. Открываю окно в свежий воздух с задымлённого салона. Одну ногу закидываю на другую и, дотягивая косяк, выбрасываю его в открытое холодное окно. — Твою мать… — протягивает Вахтерам и задумывается на пару секунд. — Мы богаты! — Не мы, а — я, — Уточняю, улыбаясь, смотря в окно. Мне никто не возражает. Всю оставшуюся поездку мы едем молча по ночному городу. Я в последний раз рассматриваю родные улицы и мысленно прощаюсь с городом. Наверняка уже никогда не побываю на этих улочках и в этих магазинах. Хотя и не была никогда. Возможно, я больше никогда не смогу сюда вернуться: этот город меня отверг, как и эта страна. Меня это совсем не огорчает, скорее радует. Будто, уехав от сюда, оставляю свою боль, проблемы и воспоминания здесь. Когда мы приехали в квартиру, кто-то ударил меня по голове из-за чего я потеряла сознание. И вот, я сижу связанная на стуле. — Чаги! Просыпайся! Мы не закончили проверку. — Вам мало того, что я чуть Вахтерама не убила? — самодовольно ухмыляюсь. — Нам нужно знать точно, что даже во время болевых пыток ты не сдашь наш отряд. — Если ты меня хоть пальцем тронешь, отвечаю, будешь блевать кровью и срать собственными пальцами. — После моих слов следует удар. Я чувствую родной, давно забытый, ржавый привкус крови, которая сочится с моей нижней губы. — Сука. Ты пожалеешь. — Что было между тобой и Роном? — Эхом слышится голос Виталины — девушки с фиолетовыми волосами, которые выглядывают из-под чёрного капюшона балахона в пол. — Ревнуешь? — Усмехаюсь, едва преподымая взгляд из-под рыжего каре. Следует новый удар, но уже в живот. Я лишь смеюсь, ибо уже придумала план. — Что было между тобой и Роном? — Ви повторяет это с приказным тоном, однако я слышу нотки жалости. Она не хочет этого делать, это лишь проверка. Вахтерама и Джесс не видно, скорее всего, они стоят в самом тёмном углу этой подвальной комнаты. Кроме бетонных стен, стола с инструментами и лампочкой над моим стулом ничего нет, что мне на руку — я слышу каждую долю даже слабых или скрытых эмоций. — Тебе это нравится? — злю её. Им нужно знать это, чтобы быть уверенной во мне? Неужели Рон сам этого не сказал? Если не сказал он, то им не нужно знать. — Слушай — Садится на корточки передо мной. — мне нужно любым способом это узнать. И я это узнаю. — лепечет детским голосом заглядывая мне в лицо через свисающие рыжие волосы. — Неважно нравится это мне или нет. — Что ж, тогда я соболезную тебе. — ухмыляюсь, хватая её за горло. Джесс, как и шнурки, так и верёвки вязать совсем не умеет. Ви широко раскрыла глаза от испуга и вот, я уже в её сознании. Секунда стала для неё адским часом. Да, нас быстро растащили Джесс и Вах, но перед этим, я успела показать Ви малую часть моей больной фантазии. Это не телекинез, но я могу передавать свои мысли через взгляд, а с помощью касания моя жертва чувствует фантомные боли, что может довести до эпилепсии. В сознании часы становятся секундами, поэтому мои жертвы ещё долго пребывают после трёх секундного сеанса в шоковом состоянии и не спят по ночам несколько суток. Я представляю, как, Ви сидит на стуле. Иронично и обидно — быть в своём же сознании заложником заложника. — Ну что ж, Ви, начнём. — Стою у стола с инструментами, держа пилу для бедренных костей. — Как видишь, я не повторяю ваших ошибок, у меня на стуле есть подлокотники и они крепко держат твои кисти. — Напуганная Ви пытается вытащить руки из оков, но всё тщетно. — Можешь не пытаться, дорогая. Я говорила, что ты пожалеешь об этом. Итак, теперь Я буду спрашивать. — Рассматриваю нож для мяса на свету единственной лампочки. — Кто на самом деле придумал прошлую проверку? — Джесс. — дрожащим голосом отвечает, едва сдерживая слёзы. — Не правильный ответ. — Я подхожу к соседнему столу, где нагревается медный котёл. — Видишь это? — Высыпаю из упаковки мармеладных мишек в котёл, которые начинают быстро плавиться. — Давай сделаем так. Ты мне говоришь правду, и я тебя выпускаю, а если нет, то заливаю эту кипящую жидкость в рот. Хорошо? — Но я не знаю кто это придумал. — Я, допустим, верю. — Зачерпываю медной поварёшкой немного бурящей массы красного цвета. — Но я поверю, только после нескольких капель и ещё некоторых инструментов. Вы же этого хотели сделать со мной? Сначала просто вопросы с припугиванием, на которые обязательно получаешь ложный ответ. Далее используются инструменты приносящие малые увечья — таким ещё сложно верить, но слабые и на них всё выпаливают. А потом достаёте проверенные инструменты, которые точно заставляют говорить правду. — Капаю несколько капель сладкой жижи на оголённые руки Ви. Она взывает животным криком от боли. Её кожа резко покрывается волдырями, как-бы кипя с этой жидкостью. — Да! Мы давно работаем по такой тактике! — на её глазах выступают слёзы. — А кто её придумал? — Я не знаю! — Не правильно, девочка моя. У меня есть два предположения, и ты знаешь. Тебе всего лишь нужно сказать — кто. — Отхожу к котелку. — Я не знаю! — Как жаль, из тебя плохая актриса. Спрошу ещё раз. — Щёлкаю пальцами и Ви уже не в кресле, а стоит голая раком. Её ноги в железных наручниках, которые не дают свести ноги вместе, а руки прикованы между собой в кожаные наручники и прикреплены к железным палкам от наручников для ног так, что Ви не может встать на четвереньки. — Знаешь, что сейчас будет? Но я и не жду ответа, лишь щёлкаю пальцами и во рту у Ви появляется кляп. Она плачет, её тушь стекает серыми полосками по щекам. Я открываю комнату и запускаю огромных мармеладных медведей с тридцати сантиметровыми членами, они покрыты сладким слоем, который не позволяет скользить, поэтому они в развалочку, с причмокивание доходят до Ви. Она пытается кричать, но всё тщетно. Оранжевый медведь уже пристраивается сзади к аналу Ви, а второй — жёлтый с лёгкостью подымает её и кладёт на себя. Апельсиновый долго не церемонится и резко заходит в анал Ви. Она взывает от боли, но не проходит и пары секунд, как лимонный медведь заходит в её узкую вагину. Мало того, что они оба не скользят, так ещё и дико кислые. Ви извивается, пытается вырваться, воет от адской боли, но мишки не останавливаются, они всё ускоряются и одновременно кончают в уже разработанные дырки Ви. Они уже не такие маленькие и милые, как вначале. Её анал пульсирует в такт вытекающему мармеладу, а вагина стала огромной, как у много использованной шлюхи. Я не только принесла боль Ви в её же сознании, но и унизила. Как только мишки покидают комнату я снимаю с Ви кляп, с которого стекают слюни и слёзы. — Ну, так кто придумал ту проверку? — Сажусь на корточки перед слишком жалкой Ви. — Не знаю я. И что ты мне сделаешь? Опять своих пидорасов позовёшь? Ну так вот, мне понравилось! — Злится Ви, проговаривая с неким рычанием сие слова. — Нет, дорогая, я не повторяюсь. — Встаю и отхожу к столу с инструментами. В одном из ящиков нахожу медную воронку. Прохожусь по комнате, цокая шпильками до Ви. Она мне что-то пытается кричать, дабы оскорбить, но мне далеко не до этого. Я втыкаю воронку в анал Ви до самого основания, тем самым расширяя и без того огромный анал до нереальных размеров. Ви извивается от боли. Пока я иду до котелка с мармеладом, замечаю ненароком новую партию слёз, которые смывают дорожки от туши на щеках. Я зачерпываю кипящий мармелад поварёшкой и направляюсь к аналу Ви. — Стоой! Ладно! Я скажу! Только хватит! Не надо! — Ну так говори, мармелад стынет. — Это Рон придумал эти проверки. — начинает сильнее плакать, будто сейчас я её расстреляю. Так и знала. Ему мало того, что я раскрыла ему всю свою жизнь и все карты о себе. Он знал меня два года и всё равно не доверяет… А я только сейчас узнаю, какая он мразь на самом деле… — Спасибо, Ви. — Щёлкаю пальцами и она оказывается вновь прикованной к стулу, но на этот раз её шея тоже привязана к спинке стула так, что Ви не может повернуть голову даже на градус. На ней вновь кляп, но не простой, а с трубкой от рта до лба. Он настолько крепко сидит на её лице, что ни одна капля мимо не упадёт. Я без лишних слов заливаю поварёшку адски горячего мармелада Ви в глотку. В этот раз она не может кричать. Только глотать и задыхаться со слезами на глазах. Сегодня. Сейчас. Она умрёт в своём сознании и больше не будет прежней. После того, как Ви оттащили от меня, она упала на холодный бетонный пол в истерике. Она плачет, катается по полу от фантомных болей и держится за горло. Джесс и Вах, что держат меня и не представляют в какой они сейчас опасности… Я не хочу никого больше запугивать. Мне нужен Рон. Эта падла, должна почувствовать какую боль я чувствую сейчас. Пока Джесс и Вах в шоке смотрели на Ви, я взяла их на оголённые части тела — за грудино-ключично-сосковую мышцу на шее и представила, как их кости разом сломались со всей злобой, что сейчас бушует во мне. Они упали в агониях. Я развязала свои ноги в пару мгновений и поднялась наверх. По моим догадкам, эта сука должна быть на втором этаже. Так и есть, незаметив, как прошла весь дом, я захожу в комнату. Рон сидит на кровати спиной ко мне и что-то печатает в ноутбуке. Я закрываю дверь на замок и ложусь на кровать. — Зай. — М? — Не отрывается он, будто меня ждал. — А сколько ты бы мне ещё врал? — Смотрю в потолок. — В каком смысле? — Наконец, поворачивается ко мне и проводится по мне взглядом намекая на интим. В этот раз тебе не удастся уйти от вопроса. — В таком. — Беру его за кисть и смотрю в глаза представляя, как я его, будучи напичканным миорелаксантами, связываю и медленно, с удовольствием, разрезаю слой эпидермиса, следом гиподерму — жировой слой, отделяющий защитную ткань, кожу от мышц. Его грудная клетка обливается кровью, она течёт по бокам и груди. — Рон, зачем ты так со мной? — Я разрезаю мышцы на рукоятке грудины и добираюсь до дермы, которая покрывает кости грудной клетки. Он даже не может кричать от такой дозы. — Я тебе верила, открылась тебе. А ты не веришь мне… — Прочным хирургическим инструментом, который имеет конструкцию больших клещей или пассатижей с острыми подпружиненными губами в форме ложек на шарнирах, перекусываю, укорачиваю и округляю рёберные кости. Моё нажатие ручек приводит к смыканию губ и перекусыванию костной ткани — перелому ребер, которые я предварительно обнажила от ненужной ткани и больших грудных мышц. — Я даже не знаю тебя, Оказалось ТЫ всё это придумал, и ТЫ тогда меня подставил. Ай-яй-яй, нельзя так делать. — Разрываю внутренние межреберные мышцы и лёгкие с остальными органами оказываются у меня на виду — Особенно со мной. Ты же знал, что я мстительная. — Разрезаю сегмент одного лёгкого, там меня встречают легочные артерии, венулы, лимфатические сосуды и нервы. Не так, как ожидалось, да? Кажется, будто у нас внутри мешочки с воздухом, но нет. Там множество ответвлений трубочек — вен и бронхиол, разделяющихся на дольки. Рон ещё дышит. Его сердце рядом со скальпелем трепещет, как птица в клетке, обливается. Я вытаскиваю из мешка наполнитель и засыпаю лёгкие и другие органы песком и камнями, смеясь. Грудная клетка всё больше наполняется кровью. Я зашиваю тушу Рона. Он всё ещё смотрит на меня полном ужаса взглядом, но я не обращаю внимания, дабы показать своё истинное хладнокровие. После последнего узла я толкаю этот «мешок с камнями» в реку с пирса, где и было сие действие. Он идёт на дно. Я, уверенная, что с такими лёгкими он не всплывёт, ухожу с выложенного дощечками пирса. В его глазах виден ужас и страх, он впадает в ступор. — А может это ты тогда подстроил насилие? — Н-нет…я-я н-нет. — А я теперь не могу тебе верить. Всё кончено. Прощай. — встаю и ухожу прочь из этого, полного боли, дома.