окисленных своих

На ящике, временно исполняющем обязанности стола в Катамарановской берлоге, всего два сосуда: мутный гранёный стакан и бутылка, из которой Игорь периодически подливает своему гостю алкоголь. — Ч-чистый с-скипидар, — с видом знатока выдаёт Катамаранов, пытаясь, видимо, впечатлить Шершня своими навыками сомелье. Яшке же, впрочем, всё равно, что пить, лишь бы было жидкое. Они неумело чокаются, и Игорь пытается произнести тост. — За это... — он окидывает взглядом пространство вокруг себя и, вспомнив, что уже третью неделю кантуется здесь, в подвальной каморке Инженера, которой тот никогда в жизни не пользовался, а ключи по неосторожности хранил в почтовом ящике, продолжает с торжественным видом, — за науку! — Под-держиваю, — Шершень опрокидывает в себя стакан скипидара и морщится. Сегодня они могут заикаться вместе. Катамаранов рассказывает что-то про ондатр, подболотники, Жилина, от которого недавно залёг на дно, Инженера в реке и нору с лисами. Шершняга в это время пытается не окислиться и сфокусировать взгляд на чём-то конкретном. Он настолько поглощён этим занятием, что когда дверь в каморку распахивается и на пол выливается ровный круг белого света от карманного фонарика, ему кажется, что всё это тоже часть галлюцинации, даже несмотря на реплику Катамаранова, подтверждающую, что они видят одно и то же. — Гспдн милицейский! — почему-то радостно выкрикивает Игорь, привставая с неизвестно откуда здесь взявшейся коробки от непонятной автомобильной запчасти. — Легки на помине! На дачу поедем? Катамаранов, не справляясь с силами земной гравитации, пошатывается, едва успевая схватиться рукой за пыльную стену. Жилин, глядя на него, покачивает головой и начинает нудно отчитывать, не обращая при этом на Яшку никакого внимания. — Какая тебе дача, Игорь? Я тебя сейчас в тюрьму посажу суток на пятнадцать, проспишься сначала, почистишься, потом уже посмотрим, какая тебе дача, — пауза. Катамаранов под взглядом полковника как будто тушуется и теряет свою пьяную браваду. — Вот ты что думал, я тебя не найду? Ключи чьи-то чужие взял, вторгся в частную собственность... ты хоть знаешь, сколько тебе за это светит? Пятнашка. Пят-на-шеч-ка минимум, голубчик, — отчеканивает слоги Жилин, продолжая монотонно бубнить. Луч от его фонарика скользит по стенам, и когда он случайно не слепит Шершню глаза, за спиной полковника удаётся разглядеть знакомый силуэт, ультимативно скрестивший на груди руки. Пока Жилин с Катамарановым поглощены собственными разборками, участники рок-группы "Багровый Фантомас" обмениваются взглядами: Шершень кидает один виновато-извиняющийся, а Роза отвечает чем-то раздражённым и ласковым одновременно. Так они смотрят друг на друга с полминуты, когда гитарист наконец решает, что его время пришло. Заглушая полковника, птиц на улице, ветер, воду, огонь, землю, солнце и самого бога, Роза-Робот врывается в подвал так, что от его голоса мгновенно становится тесно и стены начинают давить на плечи. — Ну ты, Шершень, капец блин. Ты же сказал, что только отлить отойдёшь за угол нахрен, как ты, блин, с этим бешеным тут оказался вообще? Я тебя там жду, как Ромео эту свою Джульетту, блин, ю ноу, а ты тут опять окисленный. У нас там такая хитяра наклёвывалась нахрен, только муза, блин, подошла, нам щас эти отвлечения вообще не к спеху, — переместив руки себе на бока, Роза пытается изобразить злость, но выходит хреново, даже на простяцкую обиду не сильно смахивает. — Погодите, голубчик, — Жилин вклинивается, одной рукой придерживая за плечо шатающегося, как молоденькая берёзка на ветру, Катамаранова, — вы чего это так кричите? Тут подвал, тут кричать не надо. Давайте-ка вы вообще с этим прекращайте, мне на вас жильцы жалуются. И вообще идите отсюда, пока я вас в тюрьму не посадил. На пять суток. — А ч-чё это их всего на пять? — невнятно булькает Игорь, но Жилин для уменьшения угрозы падения Катамаранова на пол обнимает его одной рукой за плечи, и вопросы пропадают как-то сами собой. Роза-Робот примирительно выкидывает вверх руки, ненавязчиво подпинывая Шершня коленом в спину: — Да ладно, господин милиционер, мы уже уходим, блин нахрен, — он помогает Яшке подняться, и "волосатики" двигаются в направлении двери, хотя напоследок Роза всё же оборачивается, обращаясь к Жилину. — Вы типа спасибо, что помогли, ю ноу. Вы мне помогли, я вам помог, и нашли окисленных своих, блин, схема, как в кинохе нахрен, ваще коллапс. Полковник Жилин, трезвый как стёклышко триста шестьдесят пять дней в году, и Игорь Катамаранов, обычно в эти дни нетрезвый, провожают странную парочку одинаково недоумёнными взглядами. Первым в себя приходит Жилин. Пошарив по полу фонариком, он обнаруживает в углу подвальной каморки знакомую строительную каску и, нахлобучив её на чёрные волосы Игоря, решает, что теперь Катамаранов при полном параде и готов к выходу в свет. Или на свет. Из-под земли бы его сначала вытащить. — Ну всё, Игорь, теперь у меня дел нет, пойдём в тюрьму. Вот ты мне по дороге и расскажешь, зачем ты чужие ключи украл. А Шершанского зачем скипидаром поил, балда? Он отравится и умрёт, а мне тебя потом на двадцать лет сажать... или на двадцать пять... а может, вообще на семнадцать, это мы с тобой посмотрим. Ты когда запомнишь, что этот твой скипидар ни один живой человек перенести не в состоянии?.. Они выходят в коридор подвала (если быть точным, то идёт один Жилин, вытаскивая еле плетущегося Игоря на плече). Полковник требовательно вытягивает ладонь, и Катмаранов с неохотой вытаскивает из-под языка небольшой ключик, складывая его Жилину в руку. Пока последний возится с замком на двери, Игорь, вальяжно прислонившись всей поверхностью тела к кирпичной стене, слушает, как до него эхом доносится с другого конца подвала громкий голос Розы-Робота. — Ну блин, Шершняга нахрен, ты какой токсификацией на этот раз окислился? У тебя зрачки как у этой, блин, мумии нахрен: их вообще нет, блин, ю ноу?.. Коллапс, Шершень, походу, хитяра отменяется, будем из тебя демонов изгонять, блин...