***
Но на следующее утро, врач и медсёстры посоветовали Хаджиме не навещать своего друга. — Сегодня ему хуже, — говорили они. — Войти могут только члены семьи. Вчера вечером он оценил свою боль в десять баллов и был подавлен, потому что его волосы начали выпадать из-за нового лекарства, которое мы ему даём. Ивайзуми знал, как сильно его невыносимый лучший друг любил свои волосы. И всё же, он должен был его увидеть. Так что он стоял у двери в палату, наблюдая за парнем, лежащим на кровати и тупо уставившимся в потолок. Вентилятор был включен. Ивайзуми не хотел попадаться на глаза, но в то же время старался именно это и сделать. Он хотел, чтобы Ойкава знал, что он был здесь… Что он не уйдёт просто потому, что это был один из плохих дней. Поэтому, когда медсестра Айко подошла к нему, чтобы поинтересоваться, почему он всё ещё здесь, Хаджиме выпросил листок бумаги, что-то начеркал на нём и попросил передать его Тоору, если есть возможность. Айко с радостью согласилась и засунула листок в карман, прежде чем войти в палату Ойкавы. Ивайзуми ушёл. Ты всё ещё должен мне желание, Дурокава.***
В течение следующих трёх дней Ивайзуми стоял у двери, наблюдая за Ойкавой. Три дня он отчаянно и тихо молился, чтобы его друг хотя бы взглянул на него. Но все капельницы и трубки, торчащие из его тела, не позволяли ему даже перевернуться на бок. На четвертый день, уже в вестибюле больницы, Ивайзуми встретил Айко, которая снова вежливо улыбнулась ему. Он кивнул ей и сказал: «Доброе утро». Развернувшись, парень начал уходить, но она окликнула его по имени. — Пого… Ивайзуми-сан! Он остановился, как вкопанный и оглянулся. Это был первый раз, когда она с ним вообще заговорила. Он и не подозревал, что она знает его имя. Айко подошла к нему с покрасневшим лицом. — Эм… Не могли бы мы поговорить? Ивайзуми просто смотрел на неё несколько секунд, прежде чем вернуться в реальность и кивнуть. — Да, почему бы и нет. Они пошли в сад, где было не так много народу. Несколько пациентов вышли на утреннюю прогулку. Ивайзуми ходил сюда вместе с Ойкавой, когда ему становилось лучше, но это было всего несколько месяцев назад. Айко выбрала небольшую, немного изолированную скамейку, подальше от входа. Было понятно, что она нервничает. Ивайзуми стоял в нескольких футах от неё, засунув руки в карманы. — Мне… Мне очень жаль, — Айко смотрела на свои руки, не решаясь взглянуть на молодого человека. — Я просто… Я просто хочу, чтобы вы знали… Как я… Ну, я и, если быть честной, другие медсёстры думают, что ваша… Ваша любовь к Ойкаве-сану превосходна и храбра… Ладно, он этого совсем не ожидал. Ивайзуми моргнул, глядя на Айко, которая посмотрела на него с лёгкой улыбкой на лице. — Любовь? — спросил он. — Да. Вы ведь влюблены в него, не так-ли? Я имею в виду… Не было такого дня, чтобы вы не приходили проведать его… Даже если это невозможно… — Я не… Он замолчал и покачал головой. Любовь? Был ли он влюблён в Ойкаву? В этого капризного и маленького ребёнка? В этого невыносимого и надоедливого парня? Он не знал, что сказать. Ивайзуми продолжал смотреть на Айко. Тогда его осенило, и он почувствовал, что тонет. Почему-то, выражение лица Айко беспокоило его. — Погодите… Значит вы и Ойкава-сан не… — Мы, — он запнулся в словах. — Я… Глаза Айко приняли необъятный размер, когда она признала свою ошибку. — Простите! Я просто подумала, когда Ойкава-сан сказал мне, что любит вас так сильно, что вы… — Погоди, чего? — М? — Что тебе сказал Ойкава? Она нахмурилась, не совсем понимая. — Что любит вас? Я думала, что вы в курсе… Он почувствовал, как вспыхнуло его лицо, и смущённо отвернулся. Ивайзуми разглядывал здание больницы перед ним, пока Айко что-то бессвязно говорила за его спиной. Он искал конкретное окно… То, за которым они с Ойкавой проводили бесчисленное количество часов, глядя на людей в саду. Тоору бледнел от всей этой романтики, наблюдая, как больные разговаривают со своими родными. Ивайзуми просто считал это жутким. Ещё тогда Ойкава был достаточно силён, чтобы встать с кровати. Тогда, когда он не был прикован к больничной койке с дюжинами непонятных трубок, заставляя постоянно его от просыпаться от пищащего звука. Ивайзуми не знал, когда Айко замолчала, но в конце концов она это сделала. Девушка толкнула его локтём. — Ивайзуми-сан? Вы в порядке? — А? А-а, да… Айко улыбнулась. — Хорошо. Я думаю, Ойкава-сан будет рад увидеть вас сегодня. — Я могу увидеться с ним? — Да. Мы только вчера вечером отключили его от аппарата искусственной вентиляции лёгких… Он всё ещё слаб, но в сознании.***
Ойкава выглядел болезненным и слабым… Но красивым. Он всегда был таким. Как в силе, так и в слабости. Ивайзуми признавал, что его друг делал всё вокруг красивее, но никогда не говорил ему об этом. Он остановился у двери, не зная, стоит ли ему входить, потому что Ойкава был в полусидящем положении, откинувшись на спинку, вяло сложив руки перед собой, голова была повёрнута к окну. Он был бледнее и худее, чем в первый раз, когда он впервые лёг на эту койку. Они были в колледже. Ойкава уехал домой на лето, а Ивайзуми остался в Токио на летнюю стажировку. Ему позвонил Маттсун, который тоже был в Мияги в то лето. Тоору потерял сознание и был доставлен в больницу. Хаджиме сел на следующий автобус в Мияги, как только услышал эту новость. Только для того, чтобы увидеть Ойкаву, сидящего на койке и дразнящего его о том, что Ива слишком сильно беспокоится. Юноша медленно толкнул дверь, но Ойкава никак не отреагировал, слишком погруженный в свои мысли. Ивайзуми ничего не сказал, молча смотря на него. Тоору казался меньше, чем обычно. Ивайзуми был уверен, что если они встанут рядом — бывший ас будет выше. Каштановые волосы были взъерошены, и у Хаджиме заболело сердце, потому что Ойкава заботился о своих волосах даже в плохие дни, чтобы хоть что-то в нём продолжало оставаться идеальным. Его руки были костлявыми и бледными, кожа сухая, как и всё остальное в нём. Но между этими пальцами была зажата немного помятая записка. Сердце Ивайзуми сделало сальто, мозг окончательно отказался работать, и страх, что он почти лишился своего лучшего друга, стал реальным. Он открыл рот, чтобы позвать его по имени и привлечь внимание. Но то, что должно было быть «Эй, Дурокава», вдруг стало «Я люблю тебя». Внезапный вздох. Затем широко раскрытые карие глаза посмотрели на него. — Ива-чан? — его имя сорвалось с этих сухих, потрескавшихся губ. В два огромных шага Ивайзуми оказался возле постели и схватил Ойкаву за руку, притягивая к себе и заключая в крепких и неловких объятиях. Он вдохнул его запах… Смесь дезинфицирующих средств, лекарств и простой сладкий запах Ойкавы. Ивайзуми наполнил свои лёгкие этим захватывающим ароматом, и когда подумал, что этого достаточно… Он почувствовал, как Тоору растворяется в нём… Руки обхватили его спину, медленно и слабо… Лицо уткнулось в изгиб шеи. Почувствовав влагу на плече, он понял, что Ойкава плачет. В панике Ивайзуми отстранился, держа друга на расстоянии вытянутой руки. — Что случилось? Что болит? Ойкава покачал головой, закрыв руками лицо. Слезы и сопли потекли отвратительным, но восхитительным ручьём. — Я просто… — дыхание сбилось. — Я просто думал, что ты никогда не… Он сделал пару глубоких, болезненных вдохов. — Я так сильно тебя люблю… Ивайзуми уставился на него… Просто смотрел и видел его целиком… С его растрёпанными волосами, восхитительно-уродливым плаксивым лицом и блестящими от слёз, которые просто не могли остановиться, глазами. Боже, как он этого раньше не замечал? Ойкава Тоору был красивым, потому что он никогда из-за любви к себе не думал, что может быть кем-то ещё, кроме красавца. В ту ночь, когда он впервые поцеловал его, Ивайзуми был недостаточно пьян, чтобы оправдать себя. У него не было никаких оправданий, кроме того, что он всегда задавался вопросом, какого это — поцеловать Ойкаву. — Ива-чан… Я умираю, — плачет Тоору. — Это несправедливо… По отношению к тебе… — К чему ты клонишь? — Это… Ты делаешь это… Это жестоко… — Что ты такое говоришь? Мы практически всю жизнь вместе. Ничего не изменится. — Скоро всё изменится, — непреклонно сказал Ойкава своим охрипшим голосом, и Ивайзуми подумал о том, что если разговор тоже причиняет ему боль… Может быть.. — Я бы не хотел уходить, и ты не хотел бы, чтобы я ушёл. Ивайзуми смотрел на него с открытым ртом, собираясь сказать, что он несёт какую-то чушь, но он знал, что это правда. Признание их любви не изменит того факта, что Ойкава тяжело болен. — Тогда мы просто сделаем это, пока тебе не придёт время уходить, — сказал Ивайзуми. — Как только ты скажешь мне, что не можешь продолжать, мы сможем остановиться. Говоря всё это, в глубине его сознания таился страх. Но страх потерять Ойкаву был относительно ничтожным, по сравнению со страхом не иметь его совсем. Выбор был довольно очевиден. — Я не хочу причинять тебе боль… — Я сказал, что люблю тебя, чёрт возьми, — прошипел Ивайзуми, стараясь себя контролировать. — Просто… Позволь мне любить тебя, хорошо? Он не знал, когда слёзы Ойкавы остановились. Не знал, когда это началось… Когда Ойкава одарил его самой яркой улыбкой… Или когда он кивнул. Или, может, когда Ивайзуми притянул парня обратно в свои объятия и накрыл его губы своими. Всё, что он знал, это то, что в этот единственный момент всё было хорошо, как там, где они должны были быть.***
Две недели спустя желание Ойкавы было исполнено, благодаря Ивайзуми, который долго умолял врачей. Хаджиме крепко держал его за руку, когда больничный фургон въехал в знакомые школьные ворота. Юноша, тихо сидевший рядом, смотрел в окно. Он выглядел уставшим, но в последние несколько дней он всё время такой. И всё же, его глаза ярко сияли, и Ивайзуми знал, что он счастлив. Медсёстры помогли ему усадить Ойкаву в инвалидное кресло, а Айко, которая была взволнована со вчерашнего дня, забрала переносной кислородный баллон, который они привезли с собой. Она закрепила канюлю над ушами юноши, прежде чем они продолжили катить его через пустой коридор школы к месту, которое Ойкава так хотел увидеть. Их друзья уже ждали их у входа в зал. Маттсун и Макки сделали перерыв в своих свадебных планах, чтобы заскочить. Яхаба и Ватари взяли небольшой отпуск в своих корпорациях в Токио, в то время, как Кьётани взял выходной день в ресторане своего отца. Даже Киндаичи и Куними решили прогулять занятия, чтобы заглянуть. И все они улыбались одинаково неловко и грустно-счастливо. Хор «Ойкава-сан!» и «Ойкава» было слышно, кажется, всей школе. Когда они подошли ближе, бывший капитан смог выдавить из себя слабую улыбку. — Хей, — хрипло прошептал он. Как и было запланировано, остальные медсёстры, за исключением Айко, извинились и вернулись к фургону. Ребята начали оживлённо рассказывать о том, чем они занимались в последнее время. Ойкава, несмотря на уставший вид, жадно слушал каждого. Он смотрел на их лицо и глаза, словно пытаясь запомнить каждую деталь. После коротких рассказов, Ивайзуми объявил сегодняшний план: — Хорошо, давайте переоденемся в нашу форму. Ойкава поднял на него глаза, полные вопросов. Ивайзуми хмыкнул и посмотрел на него. — Что? Ты думал, мы пришли сюда поболтать? Конечно, мы будем играть в волейбол, — он повернулся к Айко, которая лучезарно улыбалась. — Ты справишься с ним на минутку? Девушка кивнула, и Ивайзуми наклонился и быстро чмокнул Ойкаву в губы, прежде чем пойти за остальными членами сегодняшнего сборища. Прошло несколько минут, и мужчины, которые были до этого одеты в повседневную одежду, вышли в зал в своей старой школьной форме, которая была немного маленькой в некоторых местах, как Яхаба сказал Кьётани, который зарычал на него. Но в целом они выглядели так же, как и несколько лет назад, и воспоминания нахлынули на Ойкаву с такой силой, что он еле смог сдержаться, чтобы не расплакаться перед всеми. Не тогда, когда они пожертвовали целым днём, чтобы увидеться с ним. Ивайзуми прошёл мимо него, когда они разделились на две команды. — Ты в порядке, Тоору? — спросил он. Нужно ли было спрашивать? — Ты выглядишь так сексуально в этой форме, — сказал Ойкава, заставив Айко рассмеяться. Ивайзуми покраснел. Действительно. Форма была ему в упор, особенно в руках. За эти годы он немного подрос и набрал вес, и Ойкава никогда не стеснялся говорить ему комплименты. — Э-э, спасибо… — Эй, симпотяжка! Команда уже сформирована. Давайте начинать, — крикнул Матсукава. Ивайзуми пожал плечами Ойкаве, который улыбнулся и прогнал его на площадку. Ивайзуми-Матсукава-Яхаба-Куними против Ханамаки-Кьётани-Киндайчи-Ватари. Игра была в целом сбалансирована, за исключением Кьётани, который почти сразу начал показывать свой характер после того, как Яхаба начал дразнить его. Макки и Маттсун не могли перестать бросать друг другу пошлые комментарии, даже когда Ивайзуми велел им перестать, иначе оба получат. Киндайчи и Куними выглядели так, словно они потерялись во всей этой драме. Единственным человеком, который воспринимал игру всерьёз, как ни странно, был Ватари, который играл на позиции сеттера. К концу игры все тяжело дышали не только из-за внезапной физической нагрузки, но и от бесконечных ссор, которые то и дело возникали. «По крайней мере, мы победили», — говорил соревновательный ум Ивайзуми. Он посмотрел на Ойкаву и увидел, что слёзы текут из его глаз. Улыбаясь, Тоору захлопал в ладоши, когда был объявлен окончательный счёт. Весь зал погрузился в тишину, пока одна пара рук подбадривала их. Никто не знал, как реагировать… Что сказать… Ивайзуми видел, как Ханамаки прикусил нижнюю губу и зажмурился, чтобы не расплакаться. Почти все начали проливать слёзы, на удивление капитана, который наблюдал за происходящим в кресле. Ивайзуми не плакал. Он подошёл к Ойкаве и опустился на колени, вытирая слезы с его лица. — Я люблю тебя, — прошептал Ойкава. — Спасибо, что сделал это… Ивайзуми улыбнулся, не сводя глаз с его лица. — Пока ты счастлив. Они оставались в таком положении, пока остальные ребята не нашли в себе силы, чтобы собраться и подойти к ним. — Спасибо, капитан! — они низко склонили головы. У Айко зазвонил телефон, и Ойкава с Ивайзуми поняли, что это значит. Им пора идти. Тоору последний раз окинул взглядом место, в котором прошли лучшие годы его жизни. Именно здесь он познакомился с этими прекрасными людьми. — Спасибо вам, ребята, что сделали это для меня. Вы даже не представляете, как сильно я хотел вернуться сюда… Увидеть это место снова и поиграть в волейбол, — он сделал глубокий вдох. — В последний раз. Ханамаки снова заплакал и на этот раз, даже не пытаясь это скрыть. — Возможно, я не смогу вернуться сюда снова, — Ойкава улыбнулся, — но я всегда буду дорожить всеми воспоминаниями, которые случились в этих четырёх углах… Никто не сказал ни слова. Все просто боялись нарушить этот момент. — Думаю, нам пора, ребята, — вмешался Ивайзуми. — Правда, спасибо вам. Они не стали дожидаться ответа, начав выкатывать Ойкаву из зала. — Капитан! — они остановились, когда молчание прервал Киндайчи. Ивайзуми развернул коляску, чтобы Ойкава мог посмотреть на своих друзей в последний раз. Все улыбались, напоминая тех самых старшеклассников. Молодых, бесстрашных и с одной мечтой — попасть на Национальные. — Мы верим в тебя!***
— Вы знаете… Я могу дать вам ещё немного времени перед тем, как отправиться в больницу, — предложила Айко, когда они втроём шли по кампусу. — Правда? — Ойкава улыбнулся ей. — Это безопасно? — спросил Ивайзуми. Айко подмигнула им. — Если не слишком долго. Я думаю, что смогу найти оправдания для вас. Ей не пришлось дожидаться ответа. Они припарковали Ойкаву и баллон у скамейки, которая стояла напротив футбольного поля в окружении цветущих деревьев Гингко. Ивайзуми сел на край скамейки, чтобы быть ближе к нему. — Ты себя хорошо чувствуешь? — Я чувствую себя гораздо лучше… Как будто завтра я проснусь здоровым, — хихикнул Ойкава, на что Хаджиме закатил глаза. — Да ладно, я ведь серьёзно. — Я тоже! — возразил Ойкава, поворачивая голову на пустое футбольное поле. Солнце почти село, и небо было залито золотисто-оранжевым цветом. Это напомнило ему о тех днях, когда они вместе возвращались домой после тренировок. — Так красиво… — Что? — Наша школа… Красивая… Я никогда не жалел, что ходил сюда, — сказал Ойкава. — Кроме того, у нас самая красивая форма. — У тебя действительно дерьмовый характер, не так-ли? — Ивайзуми покачал головой, рассмеявшись. Тоору присоединился к нему, хотя теперь его смех звучит по-другому. Было сложно смеяться, не начав запыхаться. И всё же, это звучало красиво. Когда он остановился, то многозначительно посмотрел на Ивайзуми. — Итак… О моём последнем желании… — Что? Я думал, что у тебя всё? — Ну я ведь не думал, что у тебя получится, по-этому придумал запасное, на всякий случай. — Ну я ведь справился, значит в этом нет необходимости, так? — А почему бы и нет? Я могу иметь столько желаний, сколько смогу. — Это называется последним желанием по очевидной причине, балбес, — Ивайзуми покачал головой. — Ладно… Расскажи мне. Но если это связано с котятами или другими животными… — Почему ты так ненавидишь животных? — Ойкава надул губы. — Они ведь такие милые! — Они мне просто не нравятся, ясно? — Рявкнул Хаджиме. — Ну так что там с желанием? Ойкава показал ему язык, потому что даже болезнь и слабость не смогли повлиять на его ребяческое поведение. — Не скажу, потому что я написал его. — Хорошо, отдай мне. — Нет. — Что? Почему нет? — Тебе запрещено знать. — Как я могу его выполнить, если ты мне не говоришь? — Ты узнаешь, когда придёт время. — Когда придёт время? К чему ты клонишь? — Ивайзуми изумлённо смотрел на него. Ойкава не ответил ему ни в тот день, ни в последующие, когда Хаджиме приставал к нему по этому поводу. Что значит: «Когда придёт время»? Он ничего не понимал. Вскоре, он понял. Через три месяца.***
Ойкава Тоору умер во сне в возрасте двадцати шести лет, всего за два дня до своего двадцатисемилетия. Никто не ожидал этого, потому что, несмотря на две недели плохих дней, в один прекрасный день ему стало лучше. Но это не имело значения. Потому что с ним был Ивайзуми. Он держал Ойкаву за руку, когда тот спал, держал его даже тогда, когда вошли врачи и сказали, что его больше нет. Он не плакал. Он не просил их попробовать ещё раз. Потому что в ту ночь, когда Ойкава был без сознания, он почувствовал, как его руку сжали дважды. Это был его собственный способ сказать «я люблю тебя». Его похороны тоже были простыми. Всё было белым и чистым. Именно так, как хотел Ойкава. Присутствовали все друзья и родственники умершего. Было много слёз и ностальгических историй, который заставляли всех смеяться, а после — зарыдать ещё сильнее. Ивайзуми не принимал в этом участие. Он просто стоял рядом с алтарём, где были фотография и урна с прахом. Хаджиме смотрел на его портрет, где Ойкава был школьником здоровее всех здоровых. Не та фотка, где он улыбается из последних сил. Мужчина не знал, понравилось бы это Тоору. Слёз не было просто потому, что они не приходили. Но боже, как же он по нему скучает! Ивайзуми хотел вернуться в больничную палату и поговорить с Тоору о том, как вся волейбольная команда плакала на его похоронах. Он хотел сказать ему, что его похороны были именно такими, какие он и хотел. Хотел сказать… Что угодно… Он просто хотел вернуться в больничную палату, лечь рядом с ним в койку и быть рядом. Ивайзуми был погружён в глубокие раздумья, когда сзади кто-то подошёл. Он никак не отреагировал, продолжая выжигать фото Ойкавы в своей памяти, глядя на фотографию. — Ивайзуми-сан… Это была Айко. — Я… Я сожалею твоей потере… У него получилось выдавить из себя слабую улыбку, взглянув на неё. Затем он снова посмотрел на фотографию. — Я… Я просто скучаю по нему… — С ним всегда было весело, — вздохнула Айко. — Мои рабочие дни были бы скучными без него… — Я не успел исполнить его последнее желание, — голос Ивайзуми сломался. — Ох, кстати об этом, — начала девушка. — Ойкава-сан передал мне это за несколько дней до того, как мы отправились в Аобаджосай. Он недвусмысленно велел мне не читать это и не отдавать тебе, пока… Её голос дрогнул. — Ну ты понимаешь… Ивайзуми смотрел, как она достаёт из сумки маленький белый конверт и протягивает ему. Он взял его и поблагодарил её, прежде чем Айко извинилась и направилась к родителям Тоору. Хаджиме уставился на белый конверт у себя на ладони, размышляя, стоит ли его открывать. Он разорвал бумагу и вытащил знакомую записку. Это была его записка. Та, что Ивайзуми передал ему раньше… Только на этот раз под записью было написано лишь одно предложение почерком Ойкавы, как бы отвечая на его вопрос. Встречайся с ней и люби снова.