«Напишите мне "люблю"»

      Его первый рабочий день выпал на десятое мая. Стояла ясная, очень солнечная погода, и в воздухе пахло приближением лета. Здесь, в Киметсу, эта метафора действительно обрела смысл: загазованности было меньше. Санеми, в наглаженной белой рубашке, чёрных брюках и такого же цвета жилете от костюма-тройки, шёл к школьным воротам, вспоминая, как на днях в библиотеке испытал все уровни ностальгии, прося учебники для третьего класса средней школы и первого и второго — старшей.       Словно назад в детство вернулся: долговязый, с вечно топорщившимися волосами, со сползавшим с плеча рюкзаком и тем же насупленно-уставшим: «Мне, пожалуйста, это, это и вон то».       Смешно, а ведь ему почти тридцать лет.       Учительских в здании, построенном Т-образной схемой, было четыре или пять. Санеми пока плохо ориентировался, но точно знал, что его рабочее место — на втором этаже в левом крыле. Номер кабинета был забит в телефоне, и там же хранилось расписание уроков. Дело оставалось за малым — найти свой стол, разложить вещи и пойти, собственно, на урок, дабы выстрадать с детьми у доски академический час.       А потом ещё один, и ещё, и не забыть поесть, если кусок полезет в горло.       «Вверх по лестнице, до конца коридора. Ага, мне, похоже, сюда».       Кремовая дверь со следами царапин и микроскопических вмятин была приоткрыта, и Санеми потянул на себя затёртую ладонями ручку, расширяя «зазор». Заглянул внутрь, подслеповато прищурившись — из огромных окон с собранными жалюзи бил яркий утренний свет, рассеиваясь среди стопок бумаг, оргтехники и людских фигур, и среди него, перекрывая будничный шум, раздавался задорный женский щебет. Санеми рефлекторно повернулся на звук главного раздражителя, и его глазам внезапно стало совсем уж больно от избытка чистых тонов.       Молоденькая учительница, упираясь бедром в ребро столешницы, болтала с другим преподавателем, жестикулируя едва ли не перед его носом. Высокая причёска из нежно-розовых волос с зеленцой на концах походила на шар сахарной ваты и придавала ей сходство с ожившей куклой. А её коллега, зажавший губами резинку и собиравший в хвост золотистую гриву с красными концами, был ни дать ни взять филин. Они так живописно выделялись на общем фоне, что Санеми невольно засмотрелся. В груди завозилась ирония.       «Ну прямо сладкая парочка».       Он, впрочем, быстро вспомнил, что по-прежнему торчит в проходе, и, насторожённо оглянувшись, сделал пару шагов по учительской. Пересиливая нежелание с ходу привлекать всеобщее внимание, тихонько кашлянул и спросил у ставившей чайник женщины:       — Извините, а вы не знаете, где здесь свободный стол?       Очень статная учительница в строгом сером платье и с несимметричным каре обернулась, успевая нажать на кнопку, и по её глазам Санеми понял, что «компетентная» внешность снова работала не по плану. Изящно, однако, над ним директор-то постебался.       — Вы… — повисла короткая, но выразительная пауза, и растерявшаяся женщина с заметным усилием растянула в улыбке губы. Классический расклад каждого второго его знакомства после аварии. — Наш новый учитель математики?..       Нет, отдел защиты детей.       — Да. Меня направили сюда. У меня третий класс средней школы и ещё два в старшей. Или это не та учительская?       — Третий? — чёрные глаза преподавательницы просияли, точно ей прямо сейчас достался счастливый лотерейный билет. А Санеми даже удивиться не успел подобной перемене. — Так это вы! Боже, как хорошо. Я Омэно Цураги, вела у них математику в том году. Проходите-проходите! Вам как раз рядом со мной место и выделили.       Чайник скрипел на плитке, кто-то застучал лотком принтера, а его быстро повели мимо рядов столов, заваленных бумагами и книгами.       — Ребята хорошие, но шумные. Некоторые ленятся, так что вы с ними построже. Математиков в этой учительской двое, не считая вас, поэтому обращайтесь, поможем по возможности. Расскажите, откуда к нам?       — Из Осаки, — Санеми чувствуя себя максимально неловко, снова кашлянул и поставил портфель на стол, наблюдая, как женщина достаёт откуда-то кружку. Повышенное внимание к собственной персоне и почти непосредственность в чужом тоне напрягали. — Спасибо, помощь мне, наверное, понадобится.       — Ничего-ничего, — она покивала, и её волосы едва заметно шевельнулись, — привыкнете. Давно живёте в Киметсу?       — Пару месяцев.       — О, у нас здесь есть, на что посмотреть. Обязательно посетите центр и окрестности. Места изумительные, ничуть не хуже Фудзиямы, — Омэно-сан прижала ладонь ко дну кружки, заинтересованно поглядев ему прямо в лицо, однако вместо продолжения допроса ловко свернула разговор, даже отступая на шаг. — Ну что, осваивайтесь. Уверена, вам у нас понравится.       «Да уж не сомневаюсь…» — фыркнул Санеми, постаравшись изобразить больше приветливости, хотя от ощущения чужеродности зудило в пояснице и меж лопаток. А, нет, это просто кто-то очень пристально таращился: едва обернувшись, он пересёкся взглядом с сахарной учительницей, которая, вспыхнув, улыбнулась ему в ответ без тени конфуза.       «Интересно, она по жизни такая счастливая, или тут с раньца литрами кофе с сиропом заправляются? А вон тот, похоже, вообще на энергетиках».       Хотя где-то он слышал теорию, что все молодые преподаватели поначалу полны энтузиазма.       — Доброе утро! О, нам принтер починили, а я из дома эту кипу тестов приволок! — сбоку донёсся ещё один радостный голос, разом перекрывая фоновый шум. И если Санеми лишь удивился, какой мощный и резковатый был тон, то, повернувшись, едва не потерял на полу челюсть вместе с показной невозмутимостью.       «Вашу мать…»       Хотя в учительской потолки были вполне себе, этот гигант почти зацепил макушкой дверной косяк. Под два метра, широкоплечий, в тёмно-графитовом костюме, сидевшем точно по фигуре и так провокационно дорого, что Санеми на минуту вспомнил весь совет директоров на прошлом месте работы. Даже они, вместе взятые, не выглядели настолько помпезно.       Принтер выплюнул очередную копию, кто-то присвистнул, и инкогнито с обложки громко возмутился в ответ, закатывая глаза:       — Да чего вы так смотрите все?! На свадьбу я сегодня иду! На свадьбу!       — Надеюсь, не на свою? — звучно хохотнули неподалеку, и повисшее безмолвие слегка оживилось подтянувшимся эхом. Тот самый преподаватель-филин-на-энергетиках, ловко обогнув столы и изумлённо моргавшую сахарную учительницу, панибратски похлопал по плечу местного франта. — Ну всё, теперь нашу учительскую точно атакует группировка старшеклассниц.       — А ты не завидуй, Ренгоку! У тебя в этом году матриархат выпускается, время откладывать на вторую печень! — боги, он ещё и скалился, как породистый датский дог, а потом вдруг (словно почуял) впился взглядом в него самого. Красными, глубокими и до неприятного цепкими глазами. Санеми успел только подумать, что это — явно неформальный авторитет.       — О, мое почтение! Тенген Узуй. Это вы, значит, мой 3-А дрессировать будете? — весь пейзаж учительской превратился в один тёмный пиджак с белой рубашкой, и в воздухе застыла обнизанная кольцами кисть. Санеми ничего не оставалось, кроме как пожать ту, хотя он предпочёл бы покивать. Во-первых, так было привычнее, а во-вторых, от этого человека разило нездоровой яркой энергией. — Чудненько! Как обращаться?       — Шинадзугава. Санеми, — хватка у этого Узуя была стальная. — Извините, поговорим в другой раз? У меня первый урок.       В ушах снова зазвенело, и он почти поморщился.       — Не проблема! Журналы уже нашли? Нет? Ясно, вон там, на стойке!       День обещал быть долгим.

***

      Санеми, вооружившись журналом и учебниками, шёл по коридору среди быстро исчезавших по классам школьников. Там и здесь мелькали жёлтые жилетки, жёлтые брюки и такие же жёлтые юбки в неброскую клетку, и в толпе на него едва не наскочили несколько раз, сбивчиво извиняясь. Хлопали двери, прозвенел первый звонок, а кабинета 1-С Санеми по-прежнему не наблюдал. Как оказалось, он располагался практически в конце коридора, а внутри явно происходила подозрительная активность.       Санеми нажал на ручку и подтолкнул дверь плечом.       Толпа школьников преспокойно занималась своими делами, похоже, абстрагировавшись от внешнего мира. Неудивительно: при таком-то уровне шума. В горле слегка запершило, пальцы сжались на учебниках, но Санеми — с достоинством и в полном молчании — прошёл к кафедре со стоявшим рядом с ней столом и разложил свой немногочисленный книжный арсенал. Даже успел потом написать толстым брусочком мела имя и фамилию посередине доски, пока в шуме внезапно не образовалась брешь, заставившая бросить короткий взгляд через плечо.       «Ладно, как репетировали. Зря, что ли, до старшего менеджера дослужился?..»       Санеми коротко кивнул, сохраняя максимально спокойный вид.       — Доброе утро, дети.       Сначала на него уставилась одна пара глаз, потом — вторая, за ними — ещё три, и скоро он без труда завладел всеобщим вниманием. У парня за второй партой звучно лопнул зелёный пузырь жвачки. Да уж, чувство — как на пресс-конференции, когда забыл текст и некуда подсмотреть. Санеми нахмурился, стараясь не подавать виду, как некомфортно ему было стоять под чересчур щедрым вниманием: спасибо, компетентная внешность, сколько раз он ещё попомнит её сегодня в саркастическом ключе?       — Жвачку в мусорку, а остальным доброе утро. Повторно, — с показной невозмутимостью отряхнув ладони от белой крошки, вернулся за стол и подхватил ручку из выемки журнального разворота. Пятка дёрнулась было, но он вжал её в пол, параллельно подавляя желание повертеть в пальцах любимый пишущий предмет. — Шинадзугава Санеми. Я буду вести у вас алгебру и геометрию, и, предупреждая дальнейшие проблемы, слух и зрение у меня отличные. — Он откашлялся, внезапно замечая анабиоз на последних рядах. Ах, да, галёрка: место здорового сна, пока учителю не приспичит вынырнуть из тягомотных объяснений. — Задние парты, вам нужно персональное приглашение?       Задние парты прочухались, и успевший выдохнуть под шумок Санеми прохладными пальцами открыл журнал, великодушно давая им время перестать растекаться аморфными лужами по тетрадкам. Поставил дату в пустой клеточке после предыдущего урока.       «Пройду испытательный срок — точно напишу книгу, как не спалиться, ни черта не зная про педагогику. Отменная будет автобиография».       — Хорошо. Проведём перекличку. Я называю каждого, вы встаёте, — Санеми поднял изучающий взгляд на первые ряды. На него продолжали откровенно и очень тревожно пялиться. Уголок губ дёрнулся машинально. — Да расслабьтесь вы, я ещё даже спрашивать не начал.       К протяжному мушиному жужжанию под потолком добавились резкий треск лампы и очень натужный вздох. На третьем ряду кто-то робко протянул руку, но Санеми счастливо проигнорировал это, бросив:       — Все вопросы — после переклички. Акира Морано. Поправляйте, если буду неправильно произносить.       — Й-я… — на второй парте у окна пошло шевеление, и с места поднялась полненькая девушка с двумя длинными хвостами. Санеми кивнул.       — Анамори Риса. Хорошо. И пуговицу на манжете застегните. Баконэ Хиба, — очередная клеточка осталась девственно пустой. — Вэй Гиноши.       Дело медленно, но верно пошло.       Санеми, постепенно увлекаясь процессом, даже словил себя на едва обозначившемся чувстве, что педагогика — это не так запредельно, если бы не одно подозрительное «но»...       «Да чего они все как шпал наглотались?..»       — Госако Кидан.       Очередной школьник поднялся с места, но на кивок не сел, а принялся мямлить, запинаясь через слово. Санеми даже пришлось напрячь слух, и, похоже, его не так поняли, ибо у пацана в тот же момент отлила от лица вся краска.       — И-из-звините, но у нас сейчас не ал...ал-лгебра…       Муха с размаху врезалась в раскалённую лампу и отдала душу Будде, падая на пол.       «То есть как не алгебра? Сегодня же вторник? Да. Вторник. Точно вторник».       — У меня в расписании стоит алгебра у первого класса С старшей школы. Вы первый класс С?       По классу прокатилось невнятное утвердительное «угу», а Санеми, не чувствуя в нём особой уверенности, нахмурился ещё сильнее, и кто-то на галёрке издал отчаянный вздох. Только не говорите, что это тупой розыгрыш для нового учителя.       «Я ведь не мог перепутать расписание...»       Он — точно не мог. И класс молчал, явно соглашаясь, что они — те самые 1-С.       — Тогда займемся алгеброй и не будем тратить время.       — Н-но Шинадзугава-сэн…       — За парту, Госако-кун, — Санеми глухо прихлопнул ладонью по развороту журнала, и вздрогнувший парнишка, задевая ножку собственного стула, послушно бухнулся обратно. Нда, конечно, над мимикой и командным голосом стоит поработать, иначе к концу года часть школы начнёт поголовно икать. Санеми кашлянул, пытаясь смягчить тон. — Так, кто у нас дальше?.. Ги…       — Дети, простите, я совсем задержалась! Ещё и журнал ваш найти не… Ой.       Звук распахнувшейся настежь двери оборвал Санеми на полуслове, и он машинально обернулся, едва не брякнув: «Фамилия?». На пороге с увесистой матерчатой сумкой наперевес замерла высокая девушка, и на её лице Шинадзугава прочитал искреннее недоумение.       — Извините, меня не предупреждали, что на нашем уроке будут что-то проводить.       По классу прокатился радостный шёпоток, и среди него он краем уха уловил восторженное «Кочо-сэнсей». Бабочка? А ей подходит, судя по заколкам.       — Вообще-то, урок здесь у меня... — Санеми, в душе отказываясь верить в собственный провал, поднялся, отвечая кивком на короткий кивок. В голове неожиданно пронеслась абсолютно бесполезная информация, что преподавательница была ничего. Даже очень. Даже красивая. А Кочо-сэнсей изящно качнула головой в знак тактичного протеста.       — Невозможно, у них сейчас биология.       — Биология... — Санеми на автомате протянул за ней злополучное слово, ни одним звуком не совпадающее с алгеброй, и наконец с холодеющим желудком понял две вещи: во-первых, он срывает чужой урок, а во-вторых — понятия не имеет, какой у него тогда должен быть класс.       Вашу же налево.       — Погодите-ка… — учительница, аккуратно обогнув его, оставила на пустом стуле сумку с книгами. Минуя обратно в несколько мелких шагов, тихо добавила, очаровательно-нежно улыбаясь: — Вы не выйдете со мной на минутку? — и громче, классу: — Ребята, повторяем параграф и достаем листочки. У нас тест на десять минут.       — А может, в следующий раз, Кочо-сэнсей?..       Но Кочо-сэнсей, сделав ладонью отрицательный жест, уже семенила к двери, как заправская гейша. Санеми, молча поведя плечами, в пару больших шагов нагнал её и задержался, только чтобы пропустить преподавательницу первой. Дверь тихо закрылась, и они оказались в пустом коридоре. Из соседнего класса кто-то выразительно читал хокку.       — Вы наш новый учитель математики, верно? — он даже рта не успел раскрыть, а едва доходившая ему до плеча учительница уже перехватила инициативу. — Очень приятно, я Канаэ, их классный руководитель. Можно по имени, если вам не трудно. Ваш урок стоит у них завтра в то же время. Вы, должно быть, перепутали дни.       — Да я уже и так понял... Тцк, — Санеми осёкся, но было поздно. Его собеседница, правда, и бровью не повела, а ему очень захотелось рефлекторно дёрнуть пальцами за душащий ворот рубашки. Вообще-то, расстегнутой на две пуговицы. — Извините. Серьёзно, я не знаю, как получилось, сейчас освобожу кабинет.       — Буду очень признательна, — Канаэ-сан плавным движением заправила за ухо длинную чёрную прядь волос, а Санеми невольно засмотрелся на её искусно сделанные заколки-бабочки. — И не переживайте, со всеми бывает. Может, я могу помочь вам найти свой класс?       — Да нет, нет... Я, спасибо, я сам как-нибудь справлюсь...       Утро добрым в первый рабочий день не бывает никогда.       Санеми едва не запнулся о плинтус, переступая порог, с каменным лицом схватил со стола учебники и пенал, уже вцепился было в журнал, но вовремя вспомнил, что это чужой, и всё с тем же деревянным видом преодолел мучительные метры от кафедры до выхода. Канаэ-сан стояла сбоку от двери и терпеливо ждала его исчезновения в закат.       — Извините, — чёрт, он же уже это говорил! Санеми, в последний раз ловя взгляд огромных фиалковых глаз, заметил в них что-то, но толком не понял, ибо торопился выскочить в коридор, на ходу откапывая в телефоне фото с расписанием. А когда нашёл его и бежал на этаж вниз, то запоздало понял: за дверью с табличкой 1-С эхом прокатился глухой хохот, а молоденькая преподавательница провожала его с иронией в томном взгляде.       Расхлопывая журнал перед очередной подавившейся шепотками толпой, он запоздало понял, что в лицо ему бросается жгучая краска.       Так Санеми Шинадзугава, бывший финансовый менеджер, стал простым почти-учителем-математики.