*****
— Скажи, тебе правда не стыдно этим заниматься? Вроде взрослый человек, а ведёшь себя как... Чонгук такой внезапной претензии посреди ночи на парковке, конечно, не ожидал, но в силу своей опытности и умения выходить сухим из воды лишь лениво посмотрел по сторонам. Ну и что, что он снимает колёса с машины? Ну и что, что машина не его? — Ты вообще кто? Перед ним стоял какой-то шкет. Точнее, пацан, наверное, не мелкий, лет на двадцать тянет – Чонгуку, если он не перестанет залипать на малолетку, – но выглядит тот как самый настоящий шкет. Куртка застегнута по самое горло, за плечами – нагруженный каким-то барахлом рюкзак, в одной руке – фонарик, в другой... верёвка. Его, что ли, вязать пришли? — Я – Тэхён, а ты – вандал. Машину оставь в покое, пожалуйста. Я же знаю, что она не твоя. Парень-то, кажись, совсем бесстрашный, но и Чонгук, наверное, не очень-то пугающе выглядит: патлатый, в косухе, с тлеющей сигаретой между зубов, забитый вдоль и поперек. Не на голову, а татуировками. Всё по классике жанра, он – бандит, подвид: местный. Рядышком вот лом лежит... Да нет же, очень даже, мать его, пугающе он должен выглядеть! Пяткам этого Тэхёна уже пора бы вовсю сверкать. — Ты, Тэхён, давай иди отсюда по своим делам, — Чонгук говорит невнятно из-за сигареты, принимаясь дальше откручивать болты. А имя-то он это где-то уже слышал... Да мало ли кого зовут Тэхён, ну? Но у него из руки вырывают гаечный ключ, Тэхён даже замахивается им, но Чонгук, он, понимаете... Такой вот человек: ему насрать на то, что какой-то чипидрило машет перед его мордой гаечным ключом, грозясь расправой. Он тушит сигарету о мокрый асфальт, продолжая смотреть на парня снизу вверх, и взгляд его теперь уже куда более заинтересованный. Тэхён-то этот, выходит, местный дружелюбный сосед, человек-дурак. Тачку вон разобрать мешает, правильного из себя строит... А чего этот правильный, собственно, забыл тут посреди ночи с фонарём да верёвкой? — Ключ на землю! — доносится голос из-за спины Чонгука, он матерится себе под нос, даже срывается с места. Но Тэхён этот бросает все свои пожитки: и фонарь, и ключ, которым обзавёлся вот только что, – и вцепляется в Чонгука, буквально виснет на нем, не давая и шага ступить. — Хватайте, я поймал! — радостно орет сумасшедший. — Держите его, вот преступник! И юный Робин Гуд совсем не ожидал, что и на его запястье щёлкнут наручники, приковывая его к Чонгуку, именуемому преступником. В его глазах такое неподдельное удивление и шок, что Чонгук даже утробно смеётся, довольный как кот. А чего ему не смеяться? Первый раз его, что ли, ловят за такими делами! — В машину, оба, — рычит страж порядка, маленький, пухлый, ростом он в два раза меньше Тэхёна. — Но, офицер, подождите, — начинает возмущаться тот, — преступник он, а не я! — Расскажешь об этом в участке, — пыхтит почти коротышка, толкая их обоих в спину. Чонгук со скучающим видом наблюдает за тем, как Тэхён этот весь аж зеленеет от злости. И его за что-то бьёт, рычит: — Скажи им, что я тебе не помогал! — Не помогал. Фонарём стоял светил, — улыбается он, а глаза хитрые, нездорово блестят. — Бегаешь быстро? Тэхён хмыкает, когда перед ним открывается дверь полицейской машины, что была припаркована у дороги. Не успевает он ответить, как его рывком тянут за собой, вынуждая бежать. По тротуару, переулкам, зигзагами между домов, а дышать-то! Чем дышать?! А больше нечем! Тэхён, как бы сказать помягче... дрыщ. Не прям палка, но что-то очень похожее на неё, и физкультуру он в универе не жаловал, зачеты-то шли автоматом! Так что к концу их марафона, который заканчивается в одном из переулков, он готов выплюнуть свои лёгкие. Не то что бы они ему не нужны... — Ты совсем... — сухо сглатывает он, — больной? Так ведь нельзя делать! — Мне – можно. Чонгук как ни в чем не бывало достаёт из кармана пачку сигарет. Нет, он, конечно, тоже подустал, но это ведь далеко не первый его забег на длительные дистанции, а пацан-то, оказывается, дохляк. И ему любезно об этом сообщается. — А ты... — Тэхён едва дышит, согнувшись в три погибели. — А ты вообще преступник! И друзья твои такие же, да? А я так и знал! Чонгук хмурится, опираясь спиной на кирпичную стену, затягивается, щурится. Оценивает масштаб катастрофы: он связан железными узами с каким-то, вроде как, симпатяжкой. Тэхён поднимает на него злобный взгляд, уже отдышался, но лицо такое прям недовольное, он даже что-то говорит, а Чонгук опускает уголки губ, вскидывая брови: не вроде, а точно симпатяжка. И лицо всё-таки какое-то знакомое, как будто он этого паренька однажды уже еб... видел. Точно где-то видел. — А мы раньше не встречались? — интересуется он, и Тэхён кидает на него злобный взгляд. Так, это вот уже интересно! — Не подскажешь, наша встреча случайно не проходила в более... — он обводит переулок свободной рукой с зажатой между пальцами сигаретой, — интимной обстановке? — Не встречались мы, — ворчит симпатяжка. — Я тебя вообще первый раз в жизни вижу, и слава Богу. — Уверен? А то больно знакомым ты мне кажешься... Тэхён стряхивает волосы с глаз, выпрямляется, скалится, забирает сигарету околдованного – очарованного! – таким несносным поведением Чонгука, который ястребом следит за его лицом, и тушит ту о стену. — А теперь снимай, — говорит его рот, за которым Чонгук с любопытством наблюдает. Наручники звякают прямо перед его глазами. — Снимай, быстро! Нет, они точно где-то виделись. Даже говорит он так... так знакомо! В этом приказном, сексуальном тоне, весь из себя недотрога. И ночь, давно окутавшая город, такая романтичная, и они вот тут вдвоём, в тёмном переулке, запыхавшиеся, уже потные. Красота! — И всё-таки я точно тебя не трахал, ты уверен? — вопрос Чонгука не отпускает. К тому же он надеялся, что Тэхён смутится или там пошлёт его куда подальше, может, пощёчину влепит – знает, проходил, – но ничего такого не произошло. — А ты даже не запоминаешь лица тех, с кем спишь? — вполне себе спокойно интересуется тот. — Всё-таки да? — косится на него Чонгук. — Нет. — Нет?.. — с ужасом выдыхает он. Как же это так получилось, что он этого Тэхёна никогда, ни разу?! — Хочешь сказать, мы не встречались до этого? — Нет. Снимай наручники. — Конечно-конечно, сейчас только достану отмычку, — Чонгук хлопает свободной рукой по карманам, пока Тэхён терпеливо ждёт. Ему, вообще-то, домой надо! Чонгук довольно улыбается, и Тэхён уже тоже, понимая, что вот сейчас его избавят от страданий, но вместо отмычки перед его лицом вырастает фак. Брови сводятся к переносице, он бьет вандала по руке, а тот пожимает плечами: — Прости, так уж вышло, что я забыл свой набор юного взломщика дома. Всегда с собой ношу, представляешь! А сегодня не взял, вот беда, — саркастично говорит он. — Ты совсем дурак? — С чего ты вообще взял, что я умею вскрывать замки? — хмыкает Чонгук. — Обычно такие крутые парни, как ты, умеют это делать. — Я крутой? — он самодовольно улыбается. — Ну да, есть такое, но снимать эту хрень не умею. Сам попробуй. — Я пока... не научился. Чонгук выгибает бровь, окидывая парня взглядом с ног до головы. В смысле, пока не научился? Этот персонаж на курсы какие ходит по взлому замков или типа того? Сегодняшнее домашнее задание – шариться по парковкам и ловить плохих мальчиков? — К тебе или ко мне? — спустя несколько минут тишины говорит Чонгук, а Тэхён совсем поутих. Задолбался, видать. Он обречённо смотрит на их скованные руки, поднимает взгляд, а глазища-то какие... Как это про красивые глаза говорят? Выразительные! Чонгук в романтичных делах не большой спец, умеет там кое-чего, знает, как правильно подкатывать к симпатяжкам, чтобы дали, а с такими вот симпатяжками сложнее – их Чонгук гордо величает суками строптивыми. С такими ничего не прокатывает, пока ты сам не поверишь в ту лапшу, которую вешаешь им на уши. Они тебя как собаки за километр чуют, и Тэхён этот вот чует. Окидывает снисходительным взглядом – ой, глядите, какой важный! – и говорит: — Ну, друзья твои помогут же это снять? — Один кое-чего умеет. — Пошли к нему. — Ты время видел? — хмурит брови Чонгук. — Может, всё-таки ко мне? — Я с тобой никуда... — его палец тычется в грудь Чонгука на каждом слове, во взгляде такая уверенность, такая! Он таких обожает, проблематичных, немного сложных. — Впрочем, пошли, — внезапно спокойно говорит Тэхён и машет рукой, пока Чонгук соображает. — Куда пошли? — К тебе. Показывай дорогу. — Ты же понимаешь, что ты симпатяжка? — уточняет Чонгук на всякий случай, а Тэхён безразлично пожимает плечами: — Спасибо. — И ты понимаешь, что я тебе недвусмысленно намекал... — На секс, я понял. Но я умею отшивать таких мальчиков, как ты. — Мальчиков? Пацан, я старше тебя лет на десять, судя по твоему виду. — Мне двадцать один, — вздёрнув подбородок, говорит Тэхён. — Как интересно ты говоришь «шестнадцать». — Мне двадцать один, — чуть громче повторяет он. Нет, то, что ему двадцать один – это, конечно, хорошо! Чонгук даже подрасслабился, всё-таки не такой уж и малолетка. Хотя это всё ещё не преуменьшает их разницу в возрасте в восемь гребаных лет. Чонгук, не теряя времени, вальяжно отходит в сторону, хотя далеко отойти не получается из-за наручников, и указывает рукой в переулок. — Дамы вперёд. — Ты, пожалуйста, лучше не зли меня, — будничным тоном предупреждает его Тэхён. — Ты же понимаешь, что сейчас идёшь с каким-то незнакомым тебе мужиком к нему домой? Я, если честно, сражён твоей смелостью наповал. — С чего ты взял, что ты незнакомый мне мужик? — Тэхён вздергивает бровь, косясь на Чонгука, который медленно расплывается в улыбке. — Всё-таки мы знакомы? — Нет. — А ведёшь ты себя так, словно да. — Закрой, пожалуйста, свой рот, — вежливо и крайне спокойно просит он, а у Чонгука аж глаза загораются. Откуда ж вылез этот мальчик?! И нате вам пожалуйста, и рот свой закрой, и с одной стороны весь такой, ну вот такой! А с другой стороны и своим кажется, не из робких, в смысле, не растерялся, не боится, мать его. А на дворе ночь, птички спят, пока они бредут по переулкам. Чонгук-то только предвкушает их уединение, разговор, может, они даже поспят в обнимку, ну а чего добру пропадать? Пацан-то совершеннолетний. Он и помацать сможет всякие там мягкие места, раз уж ему ничего больше не перепадёт. И Чонгук, кстати, правда рот свой закрыл, потому что Тэхён попросил «пожалуйста». Вежливое обращение в наше время это вам не хухры-мухры, Чонгук такое уважает, в каком бы русле то ни было сказано. Тэхён чему-то удивляется, когда они заходят в подъезд, всё ещё рука к руке, а у Чонгука столько к нему вопросов, например: это у него, блин, хобби такое – шариться ночами по парковкам? — А тебе родители не говорили, что нельзя уходить со взрослыми дяденьками, которые обещают тебе конфетки? — спустя мучительных пятнадцать минут тишины говорит Чонгук, пока они поднимаются по лестнице на пятый этаж. Лифт сдох. Года три назад так сдох, и Чонгук привык, а Тэхён задыхается уже на третьем: — Не помню, чтобы ты обещал мне конфетки. — Так у меня дома есть. Чего ты так смотришь? — О каких конфетах ты говоришь? — морщится тот. — Да об обычных, — сейчас Чонгук точно ни на что не намекал. — Я с орешками люблю, с фундуком там, грецкими орехами, кешью, арахисом, в основном ем шоколадные. Карамельки не нравятся, не люблю сосать, — он ищет ключи в кармане, пока Тэхён косится на него. — Тут ты меня наверняка неправильно понял. Я, если что, за удовольствие во всех его смыслах, люблю его получать, очень люблю его доставлять, а карамельки мне ну реально не нравятся. Фигня какая-то, вот честно. Нет, ты мне всё-таки скажи, — он открывает дверь, включает в прихожей свет, скидывая с ног ботинки, пока Тэхён стоит как вкопанный и с интересом смотрит по сторонам. — Откуда ты меня знаешь? Знаешь же, по глазам вижу. Тэхён молча снимает обувь, ставит аккуратно на коврике, даже ботинки Чонгука поправляет. У рюкзака приходится рассоединить лямку, чтобы снять тот, он также остаётся в коридоре, на вешалке. Аккуратно. Он вообще очень... странный. В одну секунду рычит и огрызается, а сейчас вот вещички и свои, и Чонгука сложил, стоит на грязном коврике в белых носочках, дутой куртке, так и застёгнутой по самое горло, и ждёт. — Пить хочу. Чонгук, честно признаться, с этого парня выпадает в осадок с каждым его предложением всё больше и больше. Отвечать на вопрос он, видимо, не собирается. — Тебя кто-то подослал меня ментам сдать? — предлагает вариант Чонгук, утаскивая симпатяжку за собой на кухню. Тот семенит ногами, любуется скромными апартаментами. — Может, я у вас, шпаны местной, личность известная? Тоже не вариант? — Во-первых, я не отношусь к местной шпане. Я вообще не такой, если что, — хмыкает Тэхён, а Чонгук протягивает ему стакан с водой. — Меня воспитывали нормально. А с тобой просто очень глупая ситуация вышла, я же не думал, что ты преступник, скажи спасибо другу своему. — Какому из? — Не знаю я, как его зовут. Этажом выше живёт. Может, он ещё не спит? Чонгук вскидывает брови, потому что... Чего? — Допустим, ты знаком, — он указывает пальцем в потолок, — с Хосоком. Какими судьбами тебя к нему занесло? — Он сам ко мне пришёл, — Тэхён со стуком ставит стакан на стол и шмыгает носом. Стоит лупится, пока Чонгук пытается собрать картину случившегося воедино, но... Нет, он ни черта не понимает, что здесь происходит. — Ты какой-то мутный тип, — заявляет Чонгук. — Давай-ка правда сходим сейчас, а то мало ли, что со мной случится, пока я буду в отключке рядом с тобой. — Я не мутный. — Подозрительный, как минимум, — щурится Чонгук. — Знаешь меня, знаешь, где живет Хосок, он ещё и сам к тебе, какому-то мелкому школьнику, зачем-то пришёл. А я вот тебя первый раз в жизни вижу, хотя ты кажешься мне подозрительно знакомым. — Мы не знакомы. Я только имя твоё знаю и кое-что о тебе слышал. Чонгук резко опирается руками о столешницу за своей спиной, вынуждая Тэхёна подойти ближе. Мальчик-то хоть и пытается казаться бесстрашным, всё равно испугался, глаза забегали, кадык задергался, он гулко сглотнул. Потому что шутки шутками, Чонгук очень любит веселиться, но такие вот странные непонятки и несостыковки ему ой как не нравятся. Он, конечно, не убийца никакой, но у него не самый хороший послужной список, а Тэхён этот охренительно подозрительный тип. Вылез из ниоткуда посреди ночи – стрелка часов перевалила за полночь – не боится ни черта, весь из себя дерзкий и уверенный, согласился пойти по гостям, ещё вежливый какой-то. Одним словом, реально очень мутный. Просветов не видно. — Давай-ка выкладывай, — Чонгуку больше не весело, даже Тэхён почувствовал. Голос стал глубже, как будто злится. На Тэхёна-то?! Он вообще, считай, мимо проходил! Может, не совсем, но он же не думал, что Чонгук этот их будет с машины колёса снимать. Он думал, что там с чем другим помочь надо, чем-нибудь нормальным, ему этот Хосок и веревку вручил, и фонарь, а он ещё даже вещи свои скинуть не успел. У них там дело горело, а теперь он вот... стоит. И молчит, хлопая глазами. Он, конечно, смелый, но силового превосходства ещё никто не отменял, так что Чонгук сейчас немного выигрывает. Или много. — Я тебя внимательно слушаю. Да, много, очень много. Ну, он же нормально отнёсся к тому, что Тэхён попрепятствовал его воровству, с юмором, так сказать. Может, и сейчас не станет шибко уж злиться? — Ты меня не запугаешь. — Уже, насколько вижу, — вскидывает брови Чонгук. — Я даже разуться не успел, — голос-то всё равно дрожит, Тэхёну очень некомфортно стоять так близко, да чтоб на него ещё и вот так смотрели! Он отводит взгляд, гипнотизирует стену, а Чонгук так и наблюдает – всегда ястребом. Он птичка хищная. — Приходит этот парень с верёвкой, фонариком, сказал, что надо помочь Чонгуку, ну я и согласился. — Зачем? — Ну... просто. Помочь же. Он чуть ли не плакал, у него самого там дела какие-то были, а мне не сложно. — Ты меня за идиота держишь? Ты только что сказал, что даже имени его не знаешь, но помочь согласился? — Я и не знал, пока ты не сказал! — яростно дышит Тэхён. — Да правда? — Чонгук не верит, но Тэхён яростно кивает головой – правда-правда! — И с какой бы это стати он стал просить о помощи какого-то левого парня? Куда он, говоришь, пришёл? — Домой ко мне. Представился соседом с шестого и очень хорошим другом хёна, я только потому и согласился. — Какого ещё хёна? — хмурится Чонгук. Что-то страшное зреет в нем, какое-то очень и очень, мать его, дурное предчувствие. — Моего, конечно! Я же сказал, что я не из таких, как ты думаешь, я хороший человек. Только-только окончил университет и не собирался марать своё личное дело. Но я же не знал, что ты такими стрёмными делами занимаешься, думал, правда надо чем-то помочь, а... — Заткнись на секунду, — перебивает Чонгук. — Последний вопрос: твой хён кем будет? Ответ звучит буднично, но для Чонгука как гром среди ясного неба: — Мин Юнги. Знаете, в жизни бывают моменты, когда ты всем своим существом ощущаешь, что сегодня тебе не стоило заниматься теми или иными вещами. Не стоило браться за какое-то до пизды сомнительное дело, не стоило выходить из дома вообще. Тэхён, он же младший брат Мин Юнги, мог оказаться кем угодно, хоть крысой подсадной, но он оказался тем, кто он есть. Сраный младший братишка сраного Мин Юнги. Нет, Юнги, конечно, уважаемая личность в их кругах и не за зря, но о его какой-то нездоровой опеке брата знает каждая вошь. Мин все уши прожужжал о том, что братец его универ закончил, приезжает к нему погостить, отдохнуть, он у него просто золотце, умненький, хорошенький, и то-то имя этого Тэхёна показалось таким знакомым! У этих двоих даже морда одна – наглая! У Чонгука на лбу аж холодный пот выступает, когда телефон Тэхёна звонит. На часах половина первого, а любимый младший брат, оберегаемый как зеница ока, до сих пор не дома, не в своей постели в обнимку с медвежонком и не видит сладкие сны. Он на кухне у Чон Чонгука, которого чуть ли не загребли в ментовку за кражу колёс, стоит весь такой в своих сверкающе белых носочках и огромных размеров куртке, прикованный наручниками к названному выше преступнику. Чонгук, вообще-то, никого в этой жизни не боится. Никого, кроме разве что Мин – я вырежу твои лёгкие, если ты, пёс недобитый, даже случайно дыхнёшь в сторону моего младшего брата – Юнги. У них это вообще не по понятиям, идти против установленных правил, к тому же Чонгук немного не в том положении, чтобы вообще пытаться идти против Мин Юнги. И насколько он оценивает боль по десятибалльной шкале? Больно, сука, до слёз. Где-то за пятьдесят, когда Тэхён хлопает глазами и говорит: — Юнги меня, наверное, потерял. Чонгук хватает его телефон и чуть ли не тычет им в Тэхёна, который непонимающе смотрит на него. — Руки в ноги и на шестой этаж, живо, — шипит в ответ. Уж увольте, ему такая слава нахер не сдалась. Он впопыхах сам натягивает Тэхёну ботинки, который преспокойно держится за его плечо, со скучающим видом разглядывая коридор. У Чонгука дома не грязно, но и чистотой этот хаос назвать сложно. Он, между прочим, хоть и хотел сдать его полиции, но это ведь на благо общества, отделался бы предупреждением, стырить-то всё равно ничего не успел. Убегать ему самому, кстати, даже немного понравилось, у него такое было впервые. Бегать не понравилось вообще, но убегать... От самой полиции! Когда Юнги узнает, они все посмеются! Дверь Хосока содрогается под мощной долбежкой Чонгука, а дальше он не церемонится, знает, что на районе у них все свои, а Хосок особо бесстрашный, дверь вообще никогда не закрывает. Чонгук тащит свою ахиллесову пяту за ручку, наручники звякают, напряжение в теле нарастает, когда телефон Тэхёна снова звонит, а на пороге спальни взлохмаченный, ничего не понимающий Хосок. — Мы к тебе два долбаёба: Биба и Боба, — чуть ли не рычит Чонгук, утаскивая Тэхёна в зал. Хосок в одних трусах лениво шагает за ними, чешет живот, зевает, он где-то очень далеко отсюда. — Бибу знаю, с Бобой познакомиться не успел, торопился. — Тащи сюда все свои побрякушки и сними с нас эту хрень! — машет рукой Чонгук и пихает телефон Тэхёну в грудь. — А ты, белоножка, берёшь и строчишь своему брату о том, что остался ночевать у подружки. Мне проблемы не нужны. — Но у меня нет подружки, — глупо отвечает Тэхён. — И вообще-то, я не могу не прийти домой, Юнги будет волноваться. Но если я скажу, что я не один, а с его друзьями... С Чонгуком и Хосоком, например, — он смотрит так, как будто... — Что это у тебя за морда такая хитрая? — щурится Чонгук, а Хосок вертит в руках наручники, сковывающие их. Он занят делом, сонный разум плохо понимает происходящее, но ему никто не мешает, кроме разве что Чонгука, пускающего молнии во все стороны. — Во-первых, у меня лицо, а не морда. Причём лицо симпатичное, ты сам так сказал. Во-вторых, я, конечно, могу Юнги ничего не рассказывать, — предлагает Тэхён, пожимая плечами. — Если хочешь. — Лисья ты морда, шантажировать меня решил? Хосок возвращается, но его ухода никто и не заметил. Чонгук не замечает и того, что наручников на нем больше нет, а Тэхён такой преспокойный, в своей огромной, мать её, как парашют куртке! С таким вот симпатяжечным лицом, строптивая недотрога, Чонгук его ой как недооценил! — Почему сразу шантажировать? Мне от тебя, вообще-то, почти ничего не надо. Чонгук хватает его за грудки, но лицо у Тэхёна невозмутимое, актёр из него вышел бы отменный. Чонгук же почти поверил, что он не при делах! — Ты думаешь, что я брата твоего боюсь? — Боишься. — Хер. Там, — с расстановкой звучит в ответ. — Он не там, он здесь, буквально несколькими этажами ниже, — Тэхёна сейчас совершенно не смущает чужое злобное лицо прямо напротив его. — Я же знаю, что ты живёшь на квартире, пока Юнги тебе позволяет. Ты же с ним работаешь? А он, как ты, должно быть, знаешь, не очень любит видеть меня в компании таких, как ты, так что отпустил бы ты меня, Чон Чонгук. Чонгук отпускает. Точнее, он чуть ли не отшвыривает от себя эту падлу. Нет, ну это надо же так! Надо же так, чтобы влипнуть в такое вот дерьмо, а он из дома-то сегодня буквально на полчаса вышел! — От Юнги обо мне узнал? — Чонгук больше не любезничает, смотрит даже как-то свысока. Мин-то не врал, брат у него умненький, даже чересчур. — Я от него много всякого слышал, случайно. О тебе чаще всего. — Я прямо сейчас могу пойти и рассказать ему обо всем, что произошло, — Чонгука не надо запугивать, он не из таких. — Я тоже могу ему всякое рассказать. О твоих похабных вопросах, о том, как ты меня к себе пригласил, соблазнить пытался. Конфетками, — улыбается Тэхён, а Чонгук скалится в ответ. — Думаешь, он мне не поверит? — Шантаж. — Я же сказал: мне ничего от тебя не надо. — Тогда какого хрена? Тэхён смотрит на Хосока, который сканирует его равнодушным взглядом, и снова переводит взгляд на Чонгука. Он ведь действительно не из таких вот парней, он всю свою жизнь был хорошим мальчиком и не доставлял проблем. Ну, почти! Ну, половину жизни вот прям точно, сто процентов. — Я просто хочу тусить с вами. Хосок издаёт какой-то странный звук, похожий на смех умирающего, и это... это, пожалуй, самое идеальное музыкальное сопровождение ко всей этой ситуации. Тэхён-то только стоит по стойке смирно, замок от куртки теребит, точно ребёнок, пускай говорит одно, но поведение его такое... такое раздражающее! Детина-переросток, хлопает своими огромными глазами, выразительными, хочет, блин, с Чонгуком тусить. — Мне твой брат за эту тусню голову открутит, и не мечтай. — Он открутит ее тебе раньше, если ты не согласишься. Я не так уж много прошу. Он может быть дотошным, но домой я не хочу, да и влипать из-за вас в неприятности – тоже, ясно? — хмурится он. — Я не хочу иметь дел с полицией, — он, подумав, улыбается: — Хотя мне даже понравилось, было немного круто. Никогда такого не делал. Чонгук обреченно плюхается в кресло, запуская пальцы в волосы. Юнги его просто убьёт, если узнает, что он с его братом... Что они от полиции, были в наручниках! Из квартиры выгонит, со свету сживёт, узурпатор-недоросль. Хосок ободряюще хлопает Чонгука по плечу, присев на подлокотник. — Да ладно тебе, у пацана, видимо, эта опека уже в печёнках сидит. Ты посмотри на его лицо, — Хосок тычет рукой в Тэхёна, и Чонгук смотрит. Лицо у него всё ещё симпатяжное, тем и подкупает. Он склоняет голову набок, приветливо улыбается, знает, что не оставляет выбора... Ну, тусить – это ведь просто болтаться где-то поблизости время от времени, вроде хаты Чонгука, и надоедать? К тому же Тэхён этот ведь сам сказал, что не хочет влипать в неприятности, значит, и на дела его брать с собой не придётся. Просто тусить. С малолеткой, от которой теперь, зная новую информацию, нет никакого толку. К нему даже не подкатить! — Ты, между прочим, — говорит Тэхён, кивая головой на Хосока, — тоже виноват. Хосоку, конечно, необязательно сжимать очко и бояться Юнги, но он на всякий случай боится. С Чонгуком за компанию. Сам к нему на хату пришёл, Тэхёна в лицо не признал, никогда это восьмое чудо света своими глазами не видел... И знает же, что Мин не божий одуванчик, они по сравнению с ним так, шпана мелкая, которая тачки чистит и тырит чего по мелочи. — Уйди с глаз моих, — Чонгук давит на веки пальцами, чтоб не видеть этого ужаса. — Я завтра тогда зайду, ты не теряйся. Юнги я ничего не скажу, не волнуйтесь, — лучезарно улыбается он. Ручкой машет, шуршит к выходу, а Чонгук смотрит ему вслед. Его какой-то пацан на крючок взял, и задница у него, как назло, на вид вся такая мягкая и аппетитная, от злости аж зубы скрипят. На парня этого хоть напоминалку вешай «не смотреть, не трогать, пошёл нахер». Сегодня, в общем, точно не его день. Но завтра ведь будет новый. О, он будет! И плохим он будет уже точно не у Чонгука.*****
И всё-таки у Чонгука. Тэхён завалился к нему домой прям с самого утра, поесть притащил, сказал, что Юнги поехал по своим бандитским делам. Он говорит об этом буднично и просто, ему бояться нечего, а вот такие, как Чонгук, те, которых Мин под себя подобрал, с ними ситуация другая. Они не гордость старшего брата, большая часть из работающих на Юнги – беспризорники, и Чонгук таким был года четыре назад. Сейчас он выполняет поручения по мелочи: может очень грубо поговорить с должниками Мина, может, конечно, и просто так надавать всем пиздюлей, если Юнги этого захочет. Но в основном он занимается своими делами, где-то что-то тырит, а потом перепродаёт. Живет на квартире за бесплатно, пользуется всеми её удобствами, за это верно служит хозяину. Район, конечно, не самый спокойный, но Чонгуку другого и не надо, только вот Тэхёну с его высшим образованием и ещё пока детским мировоззрением тут не очень-то место. Юнги, видимо, зажопился снять брату квартиру в более презентабельном районе. С бонсаями там всякими во дворе, фонтанами и детскими площадками. Он, между прочим, может себе это позволить. — Не стоит тебе приходить сюда, — ещё сонно хрипит Чонгук, усаживаясь за стол. А Тэхён сам уже обо всем позаботился: поляну накрыл, чаёк сварганил. Ну прям золото, а не человек. — Юнги вчера злой был как чёрт, когда я вернулся, но он не ругался, ничего такого, — Тэхён вообще игнорирует замечание Чонгука. — Я ему сказал, что не дождался его и захотел прогуляться, ну и типа случайно встретил тебя. Чонгук давится чаем, уставившись на него во все глаза. — Мы, вроде, договорились, что он нихрена не узнает? — Я ему не сказал, что мы от полиции бегали. Ты меня проводил и к себе пошёл, а то мне страшно одному было, — довольно улыбается Тэхён. — Он то есть в курсе, что ты вчера со мной был? — Ага. — Злой был? — На тебя – нет. Чонгук косится на Тэхёна, а тот равнодушно пожимает плечами. — Юнги не дурак, он знает, что я и сам знаю, что его компания не для меня. Я не для того столько учился, чтобы потом за пару месяцев сторчаться. — Тут никто не балуется наркотой, — хмурится Чонгук. — Знаю, Юнги ненавидит торчков. — Зато работает с такими. — Это бизнес, — безразлично говорит он, как будто правда что-то понимает. — То, что происходит не на его территории – не его дело. А пацан-то, выходит, не такой уж дурак? — Мама, кстати, до сих пор думает, что у него реально свой бизнес, он биг босс. Ну, так и есть, да? — усмехается Тэхён. — Я тут, кстати, совершенно случайно узнал, что ты его шестёрка. Чем ты обычно занимаешься? — Нянчусь с его родственниками. — Он мне, вообще-то, не родной брат, — улыбается он, у Чонгука аж сердце щемит. Обязательно этому симпатяжке надо быть кем-то, кого трогать нельзя? — Он не рассказывал? — Я знаю о том, какой ты молодец, поверь, наслушался. — Он гордится мной, потому что растил меня, когда мой отец умер. Я жил с его матерью, она классная. Она даже круче, чем Юнги. Правда, последние полгода начала выносить мне мозги, я поэтому и свалил сюда. Мне тут, кстати, нравится. Другом вот уже обзавёлся. — Какой ты у нас, лапочка, хороший, — наигранно приветливо лыбится Чонгук в ответ. — Чем ты сегодня будешь заниматься? — Дела не ждут. — А когда вернёшься? — Ты, может, пойдёшь Хосока домогаться? Ему всё равно вечно заняться нечем, глядишь, ещё одним другом обзаведёшься, — безразлично говорит Чонгук. — Я собираться, чтоб через пять минут тебя и след простыл. — С какой это стати? — усмехается Тэхён. — Я тебя тут одного не оставлю. Чья бы хата ни была, вещи тут все мои. И я всё ещё имею какой-никакой, но авторитет перед твоим братом, так что, сладкий, ноги в руки. Выход сам найдёшь. — Вот так, да? — буднично интересуется Тэхён. Он неторопливо ставит локти на стол, кулаком подпирает подбородок и невинно хлопает своими выразительными глазищами. Чонгук щурится. — Не наглей. — Так когда ты, говоришь, вернёшься? — Скоро. — А можно поточнее, если ты хочешь, чтобы я всё-таки ушёл? Чонгук бы прям в его морду наглую вцепился, впился бы как пиявка в его рот, чтоб угомонить этого павлина, а то, гляди, как распетушился! Вседозволенность почувствовал. Воображаемый стикер тихонько колышется на ветру: не трогать. Не трогать, блять! Фу, Чон Чонгук! — Часа два-три, — миролюбивым тоном отвечает он. — Найс. У меня как раз дела. — У тебя-то? — А я, по-твоему, собрался на жопе ровно сидеть? — хмыкает Тэхён и хмурится. — Юнги всё равно сваливает на весь день, у него там какие-то проблемы, в подробности не вдавался. Мне скучно торчать дома, так что... Может, ты на обратном пути вкусненького чего купишь? Вечером посидим. — Тебе с бананом или клубникой? — любезно интересуется Чонгук, не сумев сдержаться. — Мне то, в чём нет резины. Спасибо. И нет, ни банан, ни клубника мне, вообще-то, не нравятся. — Значит, классика. Предпочитаешь без запахов? — он сам себя мысленно долбит по лбу, но это ведь не подкат, это так... шутки? К тому же Тэхён, насколько было известно от Юнги, по девчонкам. По крайней мере, особи мужского пола редко упоминались. Только вот Тэхёна такие разговоры почему-то совсем не смущают, хотя пальчики нервно постукивают по столу. — Предпочитаю всё натуральное. — Это в смысле? Тэхён пожимает плечами, ответа так и не даёт, а когда до Чонгука доходит, он тяжело вздыхает, чувствуя тяжесть в паху. Вот засранец, натуральное он всё предпочитает! Вообще без получается, это же провокация чистой воды. — Увидимся! Спасибо за компанию! — кричит Тэхён ему в спину, а Чонгук дёргает головой, стряхивая наваждение. Нет, ничего хорошего из этого точно не выйдет. Чонгук жопой чует, что попал. Это просто тотальный...*****
— Пиздец, — вздыхает Чонгук, с силой надавливая на веки. — Меня этот пацан в могилу сведёт. — Поговори с Юнги, покайся, — Намджун сидит за столом, сложившись в три погибели, орудует паяльником. Он-то у них местный гений, парочку ключей вот Чонгуку универсальных подогнал, чтоб не было больше таких ситуаций, когда он оказывается прикованным к младшему брату своего какого-никакого, но начальника. Хотя Чонгук никогда так не считал. Он просто помогает, чем может и когда может. Юнги редко пользуется его услугами и денег ни за что не платит. Они типа... друзья? — Ты же не собираешься теперь плясать под дудку его брата, — в комнате пахнет канифолью, Чонгук хмурит брови. — Расскажи, мол, так и так, сам прицепился, даже ментам тебя сдал, видишь, какой молодец. Добропорядочный гражданин. Юнги же не идиот, чтобы вестись на его провокации. Ты первый раз как будто кого-то там хочешь трахнуть, кого не следовало бы, — Намджун замирает с паяльником и смотрит на Чонгука из-за очков. — Хотя об этом ему знать и правда необязательно. Ты, главное, своим собственным ртом этого не произноси, всё отрицай, скажи, что в монастырь подался, а с Тэхёном он сам пускай разбирается. Не место ему среди таких, как мы, раз ты говоришь, что он весь из себя нежный. Скучно, походу, пацану, вот и прицепился. К тому же Юнги, насколько мне известно, никогда не бедствовал, разбаловал его, наверняка с жиру и бесится. Чонгук долго молчит, обдумывая его слова, но Юнги ведь и правда не дурак. Был бы, то разве стал бы он тем, кто есть сейчас? А Тэхёну будет весело подыгрывать лишь до поры до времени, и если он и дальше продолжит своей симпатичной, наглой мордашкой светить перед Чонгуком, то рано или поздно окажется в его постели. Чонгук постарается. Не специально, но, мать его, постарается, ну рефлекс у него такой, что поделать?! Он же вот прям рядом будет весь из себя такой пушистый, в его квартире. Тусить. Так что чистосердечное – самый простой и безболезненный вариант. Либо хата, либо один раз перепихнуться с симпатяжкой себе в убыток. Выбор, как Чонгуку кажется, очевиден. С такими мыслями он и возвращается домой, только уже ближе к ночи. Тэхён его номер откуда-то узнал – надо не забыть вставить пиздюлей Хосоку – и весь день названивал. А когда понял, что трубку брать никто не собирается, начал строчить смс с вопросами: где, зачем, почему так поздно? Последний остановил Чонгука перед их с Юнги квартирой: «Ты в порядке?». Да ему, блин, просто зашибись. Не мог Тэхён себе другого другана найти, так сложно, что ли? Он коротко стучится, и дверь почти тут же распахивается, на пороге – Тэхён. Окидывает его взглядом с ног до головы, хмурится, но говорит спокойно: — Ты, пожалуйста, больше так не делай, я же волновался. Сам сказал: два-три часа. Да кто он вообще такой, чтобы за Чонгука волноваться? Всего вторые сутки с правонарушителем общается. Ни один человек в здравом уме, вообще-то, и не решит с ним связаться, но Тэхён вот такой, какой он есть. Прав был Намджун, Юнги его разбаловал, он и до реальных отморозков не постесняется доколупаться. А вдруг те уже не будут такими забавными, милыми, классными, крутыми и сногсшибательными, как Чонгук? — Тэхён, кто там? — доносится голос Юнги из гостиной. И дома у него, кстати, стало как-то уж... чисто. Холостяцкая жизнь с приездом брата закончилась. — Я к Юнги, — Чонгук проходит мимо, но Тэхён тормозит его руками в грудь, громко шепчет: — Зачем это? — Каяться пришёл, — он делает шаг, но его снова останавливают. — Зачем? — Не люблю я, понимаешь, когда всякие недоросли, вроде тебя, ставят мне палки в колёса. Брат твой умный человек, поймёт, простит. — Он же запретит тебе со мной общаться... — выдыхает Тэхён, а руки его так и лежат на груди у Чонгука. Тот обхватывает его запястья и убирает от себя, четко проговаривая: — На это и рассчитываю. — Я ему расскажу... — Я сам ему всё расскажу. О том, что хотел тебя в койку затащить, потому что как-то не признал сначала. По морде, может, получу, но зато буду спать спокойно. Им ещё всякие малолетки не вертели, ага, как же! — Он тебя выгонит. — Проверим? — Чонгук выгибает бровь и обходит Тэхёна, а тот занервничал, ему-то больше нельзя будет играть с большими дядьками. Под замок, может, посадят, в башню там или ещё куда, ну или как это там у принцесс всё происходит? — Чонгук? — хмурится Юнги. — Какими судьбами на ночь глядя? Тэхён стоит позади брата и сверлит Чонгука взглядом, своим вот выразительным, как умеет. Брови заламывает, но молчит, а Чонгук было открывает рот, а слова куда-то подевались. Вот так внезапно. Он кидает взгляд на Тэхёна, тот кусает пальцы, обиженно смотрит на него, всё ещё с какой-то надеждой, но оно вот Чонгуку надо, скажите? Возиться с ним, любезничать, терпеть давление в штанах при виде его милой мордашки? Они, конечно, друг друга совсем не знают, но Чонгук таких читает на раз-два, у Тэхёна на лбу красными неоновыми буквами: «Я хочу с тобой тусить. Пожалуйста, будь добр, спасибо». — Я... — снова пытается Чонгук и тычет языком в щёку. Вот всё-таки зараза. Юнги же точно запретит ему якшаться с плохими мальчиками, если узнает. — Тэхён упоминал, что у тебя с делами проблемы, а я тут мимо проходил, может, помощь какая нужна? Он изо всех сил старается вести себя непринуждённо, на полном расслабоне, но рука чешется потянуться к пачке с сигаретами и запихать ту в рот целиком. Не себе. Тэхёну, который поджимает губы, скрывая свою глупую, наглую, бесстыдную улыбку, а глаза так и сверкают. Он одними этими своими губами, из-за которых у Чонгука в штанах всё шевелится, говорит: «Спасибо». И поднимает два больших пальца вверх. Радуется, клоун. Бесит до ужаса. Его, взрослого мужика, опять развели. Второй раз, понимаете? Он, вообще-то, каяться пришёл. А Юнги, кстати, совсем не выглядит злобным, только хмурит брови, растирая пальцами лоб. — Знаешь, — голос хрипит, прокуренный, — твоя помощь мне действительно не помешает. Зайди ко мне завтра, надо кое-что перетереть, — Чонгук кивает, мол, окей, конечно, у него же других дел нет, но он сам на это только что подписался. Да и помочь Юнги ему не в падлу, он всё-таки живет в его квартире. — И, Чонгук, — хмурится Мин, выглядит он совсем уж каким-то уставшим. Он едва заметно кивает головой в сторону Тэхёна. — Спасибо, что проводил его, а то у некоторых, — он косится на брата, — нет привычки сидеть на жопе ровно и не высовывать свой нос из дома посреди грёбаной, мать её, ночи. — Я тебя тоже, — широко улыбается Тэхён, а Юнги от него отмахивается. Когда Тэхён провожает Чонгука до двери, то чуть ли на месте не подпрыгивает от радости. Но ему ведь и правда многого не надо, всего лишь чтобы было с кем поговорить, а влезать в дела брата он не собирается, его такое не очень-то интересует. Вроде. Немного, может. А Чонгук это же так, временное развлечение, временный друг, пока Тэхён тут осваивается и заводит новые знакомства. Да? В конце концов очень удобно, когда у тебя под боком есть человек, который знает всех и вся на районе. Ну и ещё много чего интересного знает, но об этом потом. — Я завтра зайду, — говорит Тэхён, а Чонгук, кинув взгляд ему за спину, вытаскивает его на лестничную клетку и тихо говорит: — Теперь тут я решаю, когда ты будешь у меня тусить. Не ты. Смекаешь? — Тэхён буднично кивает в ответ. — Ты не будешь больше мне писать и вваливаться ко мне в квартиру без разрешения. Отныне ты крайне вежливо интересуешься: «Чонгук-оппа, можно я сегодня чуть-чуть повыношу тебе мозги?», — писклявит он, крепко держа Тэхёна за плечи. Взгляд того бегает по его лицу, злобному. — И если я говорю «нет» – это значит, что я, мать его, не в настроении тебя терпеть. А если я даю добро, ты можешь прийти и тихонько посидеть, не отсвечивая. С этим разобрались? — Так я... зайду завтра? — по-прежнему буднично спрашивает Тэхён, а Чонгук кидает взгляд на его губы. Те не улыбаются, молчат. С Тэхёном говорить – как об стенку горох, походу. Он тяжело вздыхает, отпускает его, кивает в ответ и трёт переносицу. Ведётся. На всю эту чушь ведётся, быть милым, добрым и обходительным у него само собой получается, когда хочется кого-то затащить в постель. Рефлексы. Он даже резко тормозит Тэхёна, когда тот собирается уйти, хватает его за предплечье, и Ким вопросительно смотрит в ответ. Лицо у него прямо такое... ну вот такое! Аж под кожей зудит, язык проходится вдоль зубов, Чонгук держит себя в руках. Не смотрит. Смотрит. Но чуть-чуть. Кидает буквально один взгляд на его губы, рот, который открывается и говорит снисходительно, как мать говорит с ребёнком, с легкой, доброй улыбкой: — Ты попал. Милые мордашки правят миром и Чон Чонгуком – вот итог сегодняшнего дня. Тэхён-то уходит, дверь тихо закрывается, а Чонгук так и стоит, тупит взгляд. Лениво достаёт из пачки сигарету, неторопливо закуривает. Реально же попал. И вряд ли это хорошо закончится.*****
Тэхён, как бы сказать помягче... уже в печёнках у Чонгука сидит. И с утра придёт, и в обед, и куда же без него вечером? А Чон по делам Мина бегал, выяснял, кто такой смелый начал толкать наркоту малолеткам, да такую, что один до сих пор валяется в коме. Чон задолбался и затрахался, но к его же сожалению, не буквально. И выяснил, конечно, правда, не сам. Тэхён однажды завалился к нему с крайне – нет – интересным предложением: он тут кое-что один раз попробует в целях эксперимента, а Чонгук проследит, чтобы он коньки не отбросил, всё проконтролирует. Он уже тогда насторожился, а потом Тэхён как ни в чём не бывало достал пару марок со смайликами и помахал ими перед носом Чонгука. Тогда он, кажется, впервые испугался, когда его впечатали в стену и ласково шипели в самый рот о том, что если его ещё хоть раз с этой дрянью увидят, то поездка к матушке в катафалке ему обеспечена. Не то чтобы Чонгуку есть дело до его личной жизни и здоровья, но принимать участие в этом балагане он точно не станет. Тэхён может выбрать, что угодно: алкоголь, секс, воровство, азартные игры, – но не наркоту. Он и возмущаться тогда не начал, стал серьёзным, понял-принял, спокойно отдал всё дяде Чонгуку и сдал барыгу, которого спустя день уже и след простыл. Нет, он жив. Вероятно. Чонгук был уверен в этом на сто процентов, когда швырял окровавленное полотенце, которым вытирал руки от его крови, ему же в морду. Они поговорили ласково, он ему доступным языком объяснил: территория эта принадлежит Мин Юнги, и ни одна шавка подзаборная не имеет права делать свои грязные делишки без его ведома. У них так не принято. Его, вроде, поняли. По крайней мере, Юнги остался доволен таким исходом, поставщик прикрыл лавочку в силу своей неработоспособности, малолетки перестали шныряться, Тэхён эту тему сам больше не поднимал, все счастливы. Ким и не хотел становиться наркоманом, о чём впоследствии всё-таки объяснил, когда Чонгук рычал на него за всё хорошее и не. Ему просто было интересно один раз попробовать, потому что он чисто случайно от кого-то там узнал, что от этого ловят приходы. Он вообще много чего хочет, обо всём узнает чисто случайно, а однажды Чонгук застаёт его у себя дома за уборкой. Ну, Тэхёну не сложно, делать было нечего, плюс можно считать благодарностью от Юнги, а вопрос о том, откуда у него, блять, ключ от квартиры, он умело проигнорировал. Отвлёк своими округлостями, когда поправлял накидку на диване. Он вообще последнее время только и делает, что отвлекает, тело у него худое, но задница-то при нём, потому что булки свои жрёт вагонами. Чонгук их зачем-то каждый день покупает, оставляет на столе на кухне, чтобы было, радует этого дурачка. Знает, что рано или поздно припрётся. Чонгук строчит ему короткое смс: «Дома». Потому что: «Ты, пожалуйста, так больше не делай, я же волновался». Ну чего пареньку нервы гробить? А Чонгук не монстр, заботится. Погодите, он делает что? У него где-то на периферии сознания красные лампочки и сигнальная тревога, новое страшное слово «забота» маячит на горизонте. Зачем?.. Похабные шутки, конечно, никуда не делись, тут против природы не попрешь. Чонгук уже столько раз дрочил на этого пацана, что как рука до сих пор не отвалилась – удивительно. Он даже провёл приятный вечер со старым знакомым, тоже мальчишка, на пару лет старше Тэхёна, со спины поразительно похож на него, только ростом меньше. Чонгук тяжело дышал, запутавшись пальцами в его волосах и втрахивая его в постель. Так сказать, отыгрался. Так сказать, попал. Ему всё кажется, что это как-то мелко, несерьёзно. Удовольствие получается, а удовлетворение-то не приходит... Он потом этого мальчика и в душе мурыжит, пока тот ёрзает щекой по влажной стене, стонет и кончает, пачкая пол душевой, только вот Чонгуку от этого ни горячо, ни холодно. Не то. Не то и всё! Тело обмануть можно, можно заставить захотеть того, кто хотя бы похож, а мозги понимают: не получил, что хотел, не добился, фу, позор. А когда они выходят из душа, Чонгук с полотенцем на бёдрах, а мальчик так просто, без всего, тот сразу же начинает одеваться. Разомлевший, довольный, благодарит за ого какой классный секс, в коридоре даже на радостях позволяет себе чмокнуть Чонгука в губы напоследок. Чмокнуть вот прям с языком, возбуждающе, как умеет, а Чону всё кажется, что что-то не то. А ушёл бы вот Тэхён или он захотел бы остаться? Может, ласки захотел бы, вот прям чтоб пожамкаться после секса, чтоб никуда не вставать? А откуда вообще такие мысли-то взялись, Чон Чонгук, окстись! Какие ещё ласки, какие если бы да кабы? Ещё о своей даче с огородом и о внуках помечтай. Тебе после такого прямая дорога в травмпункт. Благо, Юнги доверяет, знает, что его боятся, потому брата и не тронут. Чонгук и не трогает. Так, вздрочнёт разок-другой и забыли. Ну или не забыли. Тэхён перед ним всего-то недели три мельтешит, а уже вон как задолбал. И булок ему купить, и руками не трогать, и вообще... Чонгук внезапно находит его на своей кухне, взгляд Тэхёна скользит по его телу, задерживается на татуировках, полотенце. — И как давно ты тут сидишь? — Чонгук наливает себе воды из-под крана, выпивает залпом. — Давно, — буднично отвечает тот, отрывая от булки кусок. Сегодня он ест молча, никаких своих тупых вопросов не задаёт, не делится новостями и о том, что узнал. А он сегодня узнал, как стонут мальчики под взрослыми мужчинами. Хлеб застревает в горле, и Чонгук, проходя мимо, заботливо – опять это слово – хлопает его по спине, уходит одеваться. А Тэхён смотрит ему вслед. От стен до сих пор, как мячик от пинг-понга, отскакивают стоны того парня, и ему это почему-то очень не нравится, какое-то поганое чувство расползается под рёбрами. А булочки, кстати, вкусные. Надо угостить Юнги.*****
Чонгук живёт спокойно следующие несколько недель, что даже подозрительно. Тэхён-то свои визиты сократил, утром может заглянуть, позавтракать, скупо рассказать о новостях у Юнги, ходит какой-то загруженный, всё чаще пропадает, и между ними как будто какое-то... напряжение. Не сексуальное, к сожалению, а вот такое, которое вынуждает Чонгука пораскинуть мозгами: чего в голове у этого паренька вообще происходит? Спрашивать он, разумеется, не станет, у Тэхёна, знаете, в принципе, характер такой: не сахар. Он о своих проблемах молчит, разбирается во всём самостоятельно, Юнги не воспитывал его нытиком. Тэхён и не ноет, просто почему-то обижается. Может, он и сам знает почему. Потому что вот он один целыми сутками: Юнги по делам, Чонгук либо вместе с ним, либо по своим делам со всякими там пацанами, да? Наверняка же. Хосок к какому-то Намджуну тоже по делам, и Тэхёну в их тусовку нельзя, там ведь всё серьёзно, по-взрослому. А то, что ему двадцать один, они все чхать на это хотели. Не обидно разве? Но он не расстраивается, даже знакомится кое с кем, случайно. А может, всем вокруг назло, но это всё несерьёзно, ещё и Юнги рассказывает о том, что всё-таки соврал он тогда о Чонгуке. Выдаёт ему всю правду о парковке, полиции, тёмных делишках, и его чуть не гладят по головке за то, какой он всё-таки у Мина хороший, пришёл и покаялся. По морде за это никто не получает, хотя Тэхён почему-то очень надеялся. Просто хотел немного насолить, вся эта грязь идёт у него изнутри, потому что ну не любит он, когда его ни во что не ставят. Он взрослый и разве что ногой не топает. Знает, что хороший, Юнги его всегда учил быть честным, справедливым, добрым, напоминал, что в случае чего можно и по морде, конечно, дать. Тэхён по морде давать не хотел. Он хотел... Просто хотел. Хочет. Понять, что такого крутого в этом Чонгуке. Да чем он вообще заслужил, чтобы Тэхён на него обижался? Много чести и было бы за что! Ну привёл какого-то парня без предупреждения, ну переспал с ним. А он, простите, должен у кого-то разрешения, что ли, спрашивать и вешать табличку на дверь? Вот и Тэхён думает, что не должен, но всё равно сверлит потолок хмурым взглядом. Они же типа друзья, убегали вместе от полиции, и это то есть ничего не значит? Ну, Чонгук немного старше, как и все остальные не считает его за взрослого, друга, ещё и шуточки эти его постоянные... Тэхён знает, что тот хочет, а боится, потому ведь и водит всяких там к себе домой, не так ли? Он и сам немного боится, он же не такой, как все они, он другой. С высшим образованием, при деньгах благодаря брату, далеко не идиот, но, наверное, глупый в каких-то вещах, касающихся жизни. В их компанию вписывается, мягко говоря, не очень. И всё-таки... Нет, не то чтобы Тэхёна так это волнует, но где Чонгук нашёл этого парня? И тот вот так просто ушёл? А если он снова придёт, он хоть и выглядит мелким, но в тусовку плохих парней вписывается. А если Тэхён будет в этот момент с Чонгуком, то его попросят уйти? Оставить их наедине, потому что всякие взрослые дела? Вздох ужаса вырывается из его рта, в груди клокочет злость. Да он завидует! Он тоже хочет так, чтобы его не выгоняли, добровольно приводили к себе. Его, кстати, никто никуда не выгонял, вообще-то, потому что Чонгук всё-таки пляшет под его дудку, но Тэхён берёт и обижается на то, чего Чон не делал. Он же может теоретически, так что может и в жизни, и чем не повод злиться на него?! Он хватает телефон, никаких сообщений, разумеется, не приходило, а чего он ждал, если бездействует? Кто-то за ним, что ли, побежит, если он так и будет тут страдать лежать? Палец неуверенно тычет в иконку браузера, Тэхён просто хочет кое-что узнать! И так выходит, – чисто случайно, понимаете? – что в три часа ночи он уже мастурбирует на каких-то парней с порносайта. Занесла нелегкая! Он всего лишь посмотреть хотел, почитать форумы, что там да как, насколько приятно, интересно же! Но справиться с организмом не смог, возбудился. А утром с постным лицом агрессивно жевал лапшу, пока Юнги рассказывал о делах. Он единственный с Тэхёном всем делится, потому что они – семья, и врать друг другу смысла нет, когда вы живете под одной крышей. Только вот на вопрос Юнги о том, какой хренью Тэхён планирует заняться сегодня, тот нагло врёт. Хотя нет, не так. Тэхён просто не говорит всего, а Юнги сообщает, что задержится, опять у него какие-то тёрки, разборки, кто-то что-то там не поделил, надо всё решить. Тэхён только кивает болванчиком, на телефоне под блокировкой открыт порно-форум, а в голове плохая, очень нехорошая мысль... Нет, мысль, может, и хорошая, но есть те, кто её явно не оценят. Так сложилось, что Юнги входит в число этих самых «тех», поэтому Тэхён провожает его своей улыбкой, всасывает остатки лапши и закрывается на ключ. Пожалеет ли он о том, что собирается сделать? Вероятно. Собирается ли он останавливаться? И не подумает.*****
— Дело есть, — Тэхён бедный аж запыхался, пока бежал с первого этажа на пятый. На часах уже за десять. Чонгук за время его отсутствия даже соскучиться успел. Он зря, что ли, ему булки покупает? Тот ещё и мокрый весь, влажный, только из душа. Усталый вздох сам по себе вырывается из груди, Чонгук отпивает пива из банки, а Тэхён семенит за ним в зал. — Я тут кое-что узнал. Чисто случайно, ты ничего такого не подумай, — говорит он привычно спокойно, уверенно. У него по-другому, как уже успел понять Чон, быть и не может – это всегда чисто случайно. — Я, можно сказать, вообще в учебных целях интересуюсь... Вернее говоря, в целях личного эксперимента, — он плюхается на диван рядом со скучающим Чонгуком, подгибает ногу под себя, и на него почти никто откровенно не пялится. Какое личико, какие ж всё-таки у него ножки. Алкоголь делает своё дело, Чонгук уже поплыл. — Я осознаю риск, к тому же все факторы того, что ты не очень-то адекватный, налицо. И если бы Юнги знал, где я, то за волосы бы меня отсюда выволок, но дело, как ты мог понять, не терпит отлагательств, потому что я уже подготовился. Ты как бы симпатичен мне. Внешне. Очень даже, — на что Чонгук вскидывает бровь, косясь на Тэхёна. Вот сюрприз, так, так, так... — И на данный момент так сложилось, что ты единственный подходящий кандидат. Так что не мог бы ты со мной прямо сейчас переспать? Пиво Чонгука льётся через нос, рот, кажется, чуть ли не из ушей, глаза застилают слёзы. От счастья или боли, пока неясно. Он же хотел, он же так давно хотел напрямую, прям вот так подкатить к Киму своё мужское достоинство, которое грозится оторвать брат того и ещё кое-какая группа лиц, но. Но! Какого, мать вашу, хера тут происходит?! — Если ты не против, разумеется, — вспомнив, вежливо добавляет Тэхён, ожидая вердикта. Он-то для себя уже всё решил, весь день мучился, столько порно-сайтов просмотрел, так подготовился! А всё для того, чтобы и с ним Чонгук так же, как с тем парнем... Зачем, спросите вы? Хочется, ответит Тэхён. Физиология? Возможно. — Так, — Чонгук со стуком ставит банку на столик перед диваном, отряхивает мокрые штаны, прокашливается. А у Тэхёна лицо такое, ну вот как он умеет! Глазами хлопает, ручки сложил, весь из себя такой уверенный, бесстрашный, порет какую-то откровенную чушь. Чонгук даже уши прочищает, а то вдруг показалось? — Повтори, — просит он, наконец обращая всё своё внимание на Тэхёна, а тот достаёт из кармана тюбик смазки и презерватив. Чонгук при виде такого крупно сглатывает и прикрывает глаза. Он делает медленный вдох, а Тэхён говорит: — Я не сдам тебя Юнги, это просто секс, — голос его звучит буднично, а от самой фразы аж в жар бросает. Чонгука, кстати, тоже, он же не импотент. Учитывая, что он носится с Тэхёном как с дамой, его страдания сейчас могут окупиться, но. Но, мать его! — Какого... — Да ладно тебе, — перебивает Тэхён. — С тем парнем ты же трахался, я слышал. И в чем проблема переспать со мной? Я чем-то хуже? Ты, вроде, сам постоянно на секс намекаешь, а сейчас даёшь заднюю. Чонгук хмурит брови, в голове стреляет такая глупая, дурацкая, но до усрачки страшная мысль... — Ты, мелкий, ревнуешь, что ли? Тэхён наигранно смеётся: — Да чё за бред? И знаете, есть такие моменты, когда ты понимаешь, что до этого ни черта не понимал. Да, осознавал, что попал, что будет полная жопа, если пойдёшь на поводу у пацана, если станешь хоть чуть-чуть потакать ему, а Чонгук пошёл. Чонгук потакал. Покупал булки, отписывался о своём местоположении, шёл на уступки, слушал его, намекал на близость, так сказать, умасливал. Понимал же, что у него это все на автомате происходит, но он уже как-то смирился с мыслью, что Тэхён – зона закрытая. Огорожена колючей проволокой и железной сеткой под напряжением, на входе в эту зону табличка с фоткой Мин Юнги и подпись: «Осторожно! Злая собака». Вот как-то так. Поэтому Чонгук давно перестал думать о том, чтобы попытаться все эти барьеры преодолеть, ему, вообще-то, нравится жить одному, в уютной, временами – очень редкими – чистой квартире, а тут приходит Тэхён. Сидит ревнует. Чонгука ревнует. Это ж полный... — Иди-ка ты домой, — хмурится Чонгук, протягивая руку ладонью вверх. — И ключи отдай. — Ты вообще слышал, что я говорил? — Поверь, слышал, — нервно смеётся Чон. — А сейчас, надеюсь, ты забудешь всё это недоразумение, которое только что вылезло из твоего рта, и пойдёшь баиньки. Ключи. — Ничё я тебе не отдам, — с каменным лицом говорит Тэхён, поднимаясь с дивана. — Стоять. — Иди в жопу, — хмыкает Тэхён. Он этому у Чонгука научился, вот так посылать! — Друг твой тоже ничего такой, может, он хотя бы не такое ссыкло, как ты. Тэхён чувствует такую обиду, он, вообще-то, посылать никого никуда не собирался, к другу идти – тем более, но Чонгук разозлил. Ревнует! Да с какой стати?! — Тэхён! — рявкает Чонгук, подрываясь следом. Он тормозит его уже у самой двери, но эта падлюка вырывается, а когда Чонгук хватает его поперёк живота, оттаскивая от двери, то Тэхён дурниной орёт о том, что Юнги ему бошку открутит, если его сейчас же не отпустят. Ну, Чонгук и отпускает: швыряет его в спальню, хлопает дверью, закрывая снаружи, ждёт, пока его мелкий перебесится. Стоп, стоп, стоп... Откуда это его? Его в Тэхёне только то самое «иди в жопу», больше ничего нет. По двери колотят с той стороны, благо, соседи не глупые, нос свой совать не станут, боятся, а Тэхён-то, походу, ненормальный. Орёт чего-то там, просит... Нет, требует! Чтобы его выпустили, иначе Чонгуку не поздоровится. А от кого не поздоровится-то? От Юнги за то, что он его брату всадить отказался? Не очень-то убедительно. А его ведь и правда разбаловали, прав был Намджун. Тэхён знает, что старший за него кого угодно порвёт, не только один Чонгук, выходит, под его дудку пляшет? Вот веселуха-то на ночь глядя, а он уже было заскучал тут в одиночестве, думал, где же там этот припадочный, когда почтит своим визитом? Дождался вот. Счастлив? Да словами, блять, не передать. — Либо ты там ночуешь, — твёрдым голосом говорит Чонгук, когда наступает тишина после смачного пинка по двери. — Либо мы всё обсудим как взрослые люди. Ответа нет, чего и следовало ожидать. Чонгук медленно открывает дверь, готовый к чему угодно, даже к тому, что Тэхён замахивается, чтобы влепить ему по лицу, но его руку перехватывают, а под ногу ставится подножка. Он с охом валится на пол, а Чонгук даже бровью не ведёт, заламывая руку ему за спину и придерживая за шею, вжимая щекой в пол. Доигрался вот, не надо злить дядю Чонгука, он и не таких буйных укладывал. С Тэхёном это делается даже не вполсилы, одно мешает: такой вид заводит ещё больше. Он что-то там вошкается, пыхтит, дышит как загнанный в угол зверь, но в глазах всё та же уверенность, не боится, чертяка! Чонгук чуть ослабляет хватку, отпускает руку, но с места не двигается, так и стоит на одном колене над ним, а Тэхён разворачивается, сверлит взглядом, даже щурится. Он весь прям вот такой, какого хотелось бы: злобный, строптивый, избалованный, наглый пацан. Снова пытается размахивать своими руками, которые Чонгук лениво отталкивает, а когда надоедает – крепко прижимает к полу, тоже начинает злиться. — Прекращай, — кидает он, а Тэхён стискивает зубы, щурится на него. Он обижен – Чонгук понимает, только вот не понимает почему. Неужто привязался? Ну, им не по пути, Тэхён не его поля ягода, ему бы кого адекватного, нормального, чтоб не чистил тачки и не имел дел с полицией. Чтобы не был связан с плохими мальчиками и сам не был таким. Ему бы бабу нормальную, жизнь семейную! Так хочется верить в то, что Чонгук может перед ним устоять. — Забирай свои сраные ключи, — шипит Тэхён. — Они мне нахер не нужны. Ноги моей больше здесь не будет, ты понял? Что-то Чонгуку в его взгляде подсказывает, что нужны. Тэхён ещё пару раз дергается под ним как уж на сковороде, рычит, а Чонгук, понимаете, так слаб перед милыми мордашками, так... Они миром правят и им самим, помним? Он внезапно целует Тэхёна жадно, с языком, как давно хотел, как, вообще-то, нельзя. Не сдержался, попал. Руки отпускают запястья, ныряют под футболку, гуляют по телу, обжигаются, режутся о выступающие рёбра. Вымышленные стикеры с напоминаниями осыпаются с Тэхёна как ёлочные иголки, ограждения рушатся, Чонгук позорно крошится перед каким-то пацаном. Знает ведь, что отхватит по полной, что Мин с такими вещами не шутит, и только это немного отрезвляет. Его – да, а Тэхён целует так горячо, вкусно, пускай неумело, зарываясь пальцами в его спутанные волосы, не отпускает, но дух перевести даёт. Чонгук утыкается носом ему в шею, тяжело дышит, гладит бока, наверное, успокаивает. Не Тэхёна, а самого себя. Но, видимо, он не тот человек, который станет держать свой член в штанах, вставший, к слову, член. Тэхён там что говорил? Он подготовился? Совсем, походу, отчаялся парень, да что ж такого Чонгук ему сделал, чтобы тот вот так, такие вещи в лоб, чуть ли не с порога. Они из головы не вылетают, назойливо вертятся, а руки отрывают Тэхёна от пола, толкают на постель, стягивают с него штаны. По факту: бельё отсутствует. А Чонгук хватает с пола выпавший тюбик смазки, не стесняясь, размазывает гель по пальцам и ныряет в Тэхёна сразу двумя. Проверяет, но, вообще-то, ему просто невтерпёж. У него стоит ровно на двенадцать, Тэхён и охает, ахает, едва дышит и постанывает, даже сам насаживается, гуляя губами под чужим ухом, когда Чонгук забирается на него, кусает кожу. И правда готов, правда старался, мучился, хотел попробовать. Он весь день трясся, не очень умно было заявляться с такими предложениями вот так, всё сомневался, но когда начал сам себя растягивать, то понял, что пути назад уже не будет. Иначе он это зря, что ли? Не зря, понимает, когда его прижимают к матрасу своим телом, жадно целуют, потому что дорвались до бесплатного. И вот он тоже в этой постели, тоже стонет, как и тот парень, но не так громко, не на всю квартиру. И ему тоже теперь хорошо. Только вот Тэхён всё-таки больше скромный, хотя дрожь сдерживать у него не получается, когда Чонгук вгоняет в него пальцы по самое основание. Мышцы напрягаются, по телу бежит щекотка как крохотный разряд тока, желваки сжимаются, протяжный стон выходит сам по себе, его сдержать никак не получается. Во рту заканчивается слюна, но Чонгук щедро делится своей – целует. Это ведь и есть удовольствие, да? Ему почему-то не страшно. Тэхён просто тоже хочет узнать, как могут стонать мальчики под мужчинами, он уже начинает понимать, а это, между прочим, его первый секс. Потому он и завёлся на раз-два, потому ему так понравилось целоваться и совсем не скромно просить о чём-то большем. Просит – получает. Щёки красные, коленки в стороны, он наблюдает за тем, как Чонгук раздевается, разрывает серебряный пакетик и раскатывает по члену презерватив. Не скупится на смазку, поцелуи и прикосновения, под его руками горит кожа, под ней по венам – лава. Он немного грубо разворачивает Тэхёна лицом в постель, ставит на локти и медленно входит, скользя ладонями по бокам, задирая футболку. Мальчишка узкий, Чонгук старается не закатывать глаза от удовольствия, но не получается. И всё так, как он хотел, можно сказать, мечтал: пальцы путаются во влажных волосах Тэхёна, губы опускаются на плечо, а он толкается в него, вырывая из груди полувсхлип-полустон. Тэхён даже на вид мягкий и сладкий, на вкус абсолютно такой же, под Чонгуком плавится как мороженое. Он внезапно мальчик-одуванчик: послушный, сговорчивый, никуда не убегает, не кричит. Лицом тычется в кровать, сдерживается, чтобы не застонать слишком громко, ему всё равно стыдно перед соседями. А пальцы впиваются в одеяло, комкают, пока его откровенно имеют. Чонгук-то не стесняется, он свою остановочку уже профукал. Получит по морде – будет за что, он сейчас и не жалеет, заставляя лечь Тэхёна на постель целиком и ложась сверху. Не жалеет и об испачканном постельном, когда Тэхён, не сдержавшись, крупно кончает под себя, Чонгуку вот правда совсем не жалко. Тому, значит, хорошо под ним настолько. Он вообще давно не чувствовал такого удовлетворения, давно не хотел чего-то, кого-то до боли в штанах. А сейчас получает это и понимает, что ещё тогда, у Намджуна, ошибся в расстановке приоритетов: ради такого и быть выставленным за дверь не жалко. Немного разве что. Но ему хорошо сейчас, внутри едва слышно постанывающего Тэхёна, он даже его руку находит, заводит вместе со своей ему под голову, отрывает ту от постели и покрывает мокрыми поцелуями скулу. У Тэхёна глаза прикрыты – кайфует, нравится, теряет связь с этим миром. Весь дрожит, когда Чонгук целиком в нём. Это ведь даже можно считать за нежнятину, его ведь никто грубо не трахает. С ним занимаются сексом, как и просил. Правда, почти без прелюдий, но зато они есть сейчас: и все эти влажные поцелуи, и ручка в ручке, и Чонгук на нём. Романтично же? Просто охренеть как, Чонгуку вот очень нравится. Он бы даже повторил. Его дыхание тяжелое, бёдра толкаются в Тэхёна, голова того придерживается, чтобы было удобно целовать. Не поза, а сплошная красота, Чонгук действительно в восторге. Тэхёна-то хочется съесть. Довёл всё-таки, оказался в этой постели, а Чонгук, между прочим, держался молодцом, он и сейчас бы не поддался, если бы не случайная мысль: соскучился он по этому придурочному, пока тот в молчанку играл. Булки-то некому было есть. Как перед молодым, сочным телом вообще можно устоять? Тем более взрослому мужику, тем более Чонгуку, который падкий на таких вот: сложных, симпатичных, вспыльчивых, чтоб всё при них, которых трогать нельзя, а они сами просят. А Тэхёна сейчас очень хочется, Чонгук и не стесняется, гуляя свободной рукой по рёбрам, трогает соски, плоский живот, добирается до дорожки из волос чуть ниже пупка. Тэхён даже пытается привстать, упираясь руками в кровать, хочет, чтобы его потрогали. Чонгуку не в падлу, он трогает, ублажает мальчика со всех сторон в буквальном смысле, даёт тому приподняться. Ласкает его член, целует позвонки шеи, доводя себя до грани, а когда кончает, то, наверное, входит чересчур грубо – Тэхён болезненно стонет, сжимая одеяло и заламывая брови. И Чонгук где-то на седьмом небе, он сейчас никаких братьев не боится, снимает презерватив, всё ещё тяжело дыша, завязывает, а Тэхён валится обратно на постель. Так и лежит, восстанавливая дыхание, собирая по кускам свою честь. Получите, распишитесь. Однако же ему не стыдно и не жаль, ему просто было хорошо, даже если временами больно. Не душевно, физически. А Чонгук смотрит на этого бедового, который даже не шевелится, выдохся, и решает, что с ним делать дальше, секс-то в кои-то веке вышел отменным. Домой выгнать? Так он дойдёт разве... На себе тащить? Обидится, может, распсихуется, что его выгнали, истерику вдруг закатит, а оно Чонгуку надо? И когда Тэхён сам садится на постели, дезориентированный, ещё до конца не отдышавшийся пытается сползти на пол, чтоб собрать свои манатки и уйти, Чонгук не пускает. Целенаправленно тащит в душ, швыряет в него своей чистой футболкой, чтоб оделся после и лёг спать. Не слушает, когда Тэхён говорит о том, что он дебил несусветный и чтоб отпустил его к себе, потому что скоро вернётся Юнги. Может, слушает, но понимать не хочет. Никто от одной ночи вот так, в одной постели, не умрёт, а Юнги скажут, что вырубился на диване, будить его никто не стал. Наверное, он просто не хочет, чтобы Тэхён сегодня уходил. Возможно, именно поэтому он придумывает оправдания и отговорки. Он. Чонгук. Придумывает отговорки, считай, силой удерживает пацана, не давая уйти домой, потому что... А почему? Да потому, что попал. И пока что не осознаёт, по взрослой глупости ли или из нежелания понимать, насколько всё серьёзно. А Тэхён даже во сне с ним пинается, Чонгук, конечно же, только поэтому уходит спать в зал и за ночь выкуривает пачку сигарет, совершенно не думая о том, что натворил. О том, как ему было хорошо, о том, как целовал. Понравилось же, зараза, губы всё запомнили. Глаз он сегодня так и не сомкнул.*****
— Юнги должен знать, — одним пасмурным утром заявляет Чонгук, стоя на пороге собственной спальни, скрестив руки на груди и наблюдая за тем, как Тэхён одевается после душа. Секс – это хорошо, это круто и всё такое, Чонгук в восторге от этого мальчика, они вот только что вылезли из постели, но всегда ведь есть но. Куда же без него? Чонгук отчего-то не в восторге от того, что Тэхён, вдоволь натрахавшись, убегает. Просто берёт и уходит. Сначала нагло заваливается к нему домой – ключ он, кстати, так и не отдал, – а потом, натянув штаны, чмокает напоследок и сваливает в закат. Мол, спасибо, классный секс, пока. Куда уходит, зачем – это, разумеется, Чонгука не касается, его и так всё устраивает, но он всё равно чувствует ответственность. Потому что Тэхён – младший брат Мин Юнги, ничего не знает о жизни в трущобах, только поэтому. Конечно-конечно. А о том, что его в неполные тридцать потянуло на ту самую заботу о ком-то, это тут вообще ни при чём. Чонгук же не из таких, он не романтик и не бэст бойфренд ин зэ ворлд, он вообще никогда не встречался с теми, с кем спит, это всё лишняя морока, так что он топит за отношения без обязательств. Но с Тэхёном как-то неприятно получается. Раздражает, если говорить точнее. — С какой стати? — хмыкает Тэхён, надевая футболку. Футболка, кстати, Чонгука. А вечером он в ней придёт, Чонгук ту с него снимет и кинет в стирку, чтоб кем попало не пахла. Он чужие запахи не любит, а на Тэхёне их откуда-то много. Зараза пакостная, знает же, что нервирует, но делать с этим ничего не собирается. Он и не должен, собственно. Не его проблема, что Чонгук за какие-то несколько недель их секс-марафона привязался к пиздюку. А его иначе и не назовёшь, когда Тэхён нагло усмехается, в своей излюбленной манере просит вечером быть дома, он забежит. Пожалуйста, спасибо, до вечера. Вежливо же просит, спокойно, оттого ещё сильнее раздражает. А как с ним поговорить? Это ж надо рот свой открыть, сказать какие-то слова, типа: «Давай ты будешь рассказывать мне о том, куда и с кем ходишь, а я за это буду тебя статично иметь, оки?». Чонгук морщится. Это же типа отношения. Это он типа парится за него, чем-то интересуется. Ну и стрём... Ну и похер, вообще-то. Если хочет знать такие вещи, значит, ему надо. Он такие темы долго не мусолит, кидает взгляд на часы: Юнги вернётся вечером, Тэхён, вероятно, позже него. Ну и отлично. Чонгук успеет покаяться и обработать боевые раны, когда Мин его отметелит. План – супер! Так-то да, но вот исполнение хромает. Чонгук ведь действительно дождался вечера, но так вышло, что Тэхён вернулся раньше, даже поесть притащил. Откуда еда – не говорил, а та, между прочим, похожа на домашнюю. Он болтал о чём-то левом, о Юнги да о Юнги, о его делах, заботах, о том, что они до сих пор не могут поделить территорию, из-за чего Мин каждый день на нервах. О себе не сказал ни слова, спросил, чего Чонгук не ест, а тому как-то не лезет, он только хмурится. Тэхён остаётся у него. Говорит, что устал сегодня как собака, спит без задних ног, а Чонгук, кинув взгляд на часы, уходит. Закрывает его на ключ, спускается несколькими этажами ниже. Коленки при виде Юнги не трясутся. Мин встречает его безрадостным лицом, нет, а чего он ожидал? Ковровую дорожку и салют? Чонгук, закрыв за собой дверь, не ждёт и кается прям так, с порога: о том, что Тэхён таскается за ним с первого дня, о том, что у них там кое-какие шуры-муры уже давненько, но так, несерьёзные. Юнги после этого «несерьёзные» бьет от души в челюсть, разбивает губу, у Чонгука даже в глазах темнеет, но терпимо. Заслужил же. Он и с Хосоком договорился на всякий случай, если Юнги его выставит из хаты. Но тот встряхивает рукой, взгляд уставший, он даже просит закурить. Чонгуку не в падлу, он отдаёт ему всю пачку, и Мин кивает, указывая следовать за ним на кухню. Там он уже слушает спокойно, без особого интереса, совершенно неожиданно признаётся, что врезал потому, что нервы сдают, на районе проблемы, территорию хотят отжать какие-то отморозки. И Чонгук почему-то сочувствует... Даже не так. Он просто понимает ситуацию, насколько важно то, чтобы Мин тут всем заправлял, потому и предлагает помощь, а Юнги щурится на него, пока затягивается, всё равно злится за брата, по глазам видно. У них с Тэхёном взгляд этот один – чуть наглый, даже какой-то высокомерный. — Если Тэхён влипнет в какое-то дерьмо – я тебя поимею. Без обидняков, Чонгук, он моя семья, — голос его звучит спокойно. — В морозилке лёд есть, — равнодушно предлагает Мин, а сам уходит. Может, намекает, что Чонгуку пора, может, просто откровенно задолбался. Ну, он никогда особо гостеприимным не был, так что Чонгук его терпение не испытывает, он и сам устал. Возвращается домой, сплёвывает в раковину кровь и уже в постели тянет мелкого на себя, тот даже просыпается, не понимает, чего тут происходит, пытается отстраниться. Не надо ему такое, видите ли! Да Чонгуку срать на то, что ему там надо и нет. Ему самому это сейчас надо, поэтому Тэхёна он держит крепко, шепчет на ухо, когда тот начинает возмущаться, пытается отодвинуться: — Заткнись на минутку и успокойся. Просто помолчи. Не двигайся, — его голос хрипит, уставший, и Тэхён затихает. Угомонился. Чонгук с ним так и лежит, пока не засыпает, зато Тэхён хлопает глазами, уставившись в темноту. Сам несмело обнимает своего – кого? – сопящего ему в шею мужика, надеяться-то боится. Страшно ведь сейчас подумать, что это что-то значит, а потом разочароваться, так что близко к сердцу он этот жест не принимает. Так, совсем чуть-чуть трется носом о волосы, пахнущие сигаретами, и, скользнув рукой по плечу, прочувствовав расслабленные мышцы, успокаивает душу. У них же всего лишь секс, он сам так решил. Взрослые ведь так поступают, да? Не принимают ничего близко к сердцу. А у Чонгука, видимо, просто плохой день, хотя Тэхён этого точно не знает. С ним никто своей жизнью не делится. И следующий день для Чонгука тоже выходит не самым лучшим, когда он, сидя на постели, сгребает футболку, в которой Тэхён спал, и, оперевшись локтями на колени, утыкается лицом в ткань. Им, зараза, после ночи пахнет. Губа нещадно ноет, а Тэхён-то снова сбежал с утра пораньше, будить не стал. Но поговорить им всё-таки надо, Чонгук не любит чувствовать вот такой дискомфорт, не любит, когда от него бегают, вообще много чего не любит, но Тэхёну простительно, он ещё глупый. И между ними снова какое-то напряжение, оно натягивается, становится ощутимым. Но доводить до крайности тут не надо, для себя-то Чонгук уже всё решил. Стиркой он сегодня, кстати, не занимается, футболку эту, в которой Тэхён спал, носит до конца дня. Она быстро перестаёт пахнуть их постелью.*****
— Поговорить надо, — хрипит Чонгук, туша сигарету о пепельницу на столике. Сейчас себя трогать он не даёт, убирает руки Тэхёна от своего лица, тот уже тянулся поцеловать. Но брови тут же хмурятся, когда он замечает разбитую губу. И заметил бы раньше, если бы не шлялся целыми днями чёрт знает где. На дворе, вообще-то, уже вечер, за девять, Тэхён у Чонгука между ног, на полу у дивана. Сидит, недовольный. Приперся вот недавно, как будто так и надо. То есть он последнее время только так и приходит, только за одним и тем же, но хотелось бы, чтобы не только за этим. Понимаете ситуацию? Да, нихеровая такая. — Это за что? — он снова тянется ладонями, Чонгук позволяет прикоснуться. От этого даже как-то... легче? Забота там, все дела. Да, ему определенно это нравится. Скатился мужик. — С Юнги я тоже уже поговорил, — объясняет Чонгук, а Тэхён округляет глаза. — Удачно, как видишь. Относительно здоров, всё ещё живу здесь. — Что ты ему сказал? — Тэхён мило хмурит своё симпатичное лицо. Чонгук от этого устало вздыхает. Как он слаб... — Что ты ко мне на секс забегаешь время от времени. Вертишь мной, как заблагорассудится, сердце мне разбиваешь, — он достаёт из пачки следующую сигарету, пихает в рот. — Давай-ка по-быстрому всё решим. — Ну, мы же просто спим... — но Чонгук его игнорирует. — Ты, выскочка мелкая, добился своего, я, собственно, тоже. Это я сейчас о сексе, — он прикуривает, Тэхён хмуро наблюдает за его лицом, губами, обхватывающими фильтр, о чём-то думает. — А теперь вот о чём давай поговорим: ты либо со мной и завязываешь со своими ежедневными побегушками от меня по делам, либо ты оставляешь ключи, — он кивает головой на столик, — уходишь и больше не возвращаешься. — С... тобой? — Тэхён сначала не понимает, тело реагирует быстрей: сердце-то бьется чаще, дышится тяжело. — Со мной. — В смысле? — Буду твоим сладеньким парнем. Истерики сможем друг другу закатывать, ты же любишь иногда сраться как в последний раз, руки распускать, а потом трахаться до потери пульса, пока миримся. Нормально описал? Тэхён сглатывает. Он, когда нервничает, вообще становится забавным, вежливым дурачком. — Пожалуйста, повтори ещё раз, а то мне послышалось, что ты со мной встречаться хочешь... — Я, по-твоему, зачем ходил к Юнги? — хмыкает Чонгук. — Считай, меня благословили. — Он не против? — искренне удивляется Тэхён. — Как тебе сказать, — тяжело вздыхает Чонгук. — Если ты из-за меня попадёшь в передрягу, то одной разбитой губой я уже не отделаюсь, но в целом... — Это же просто секс, — повторяет он. Тэхён же у нас взрослый, помним? Он не принимает близко к сердцу, хотя то колотится как сумасшедшее. — А может быть не просто секс. Ничего не изменится, но мы хотя бы начнём разговаривать, понимаешь? Я вообще языком почесать люблю, но знаешь, что мне не нравится? — Чонгук затягивается и щурится, а Тэхён внимательно наблюдает за ним. — То, что парниша, которого я случайно возвёл в идолы... Тут сорри, так вышло, ты ж младший брат Юнги, мне тебя описывали как какое-то божество. В общем, то, что он прибегает ко мне на потрахаться, а потом пропадает на весь день, а я мучайся: покупать ему сегодня пироги или нет? Такая трата нервов, ты и представить себе не можешь. Вдруг пропадут или засохнут? Я миллионер, что ли? Тэхён очень неуверенно смеётся: — Ты совсем дурак? — Как видишь. — И с чего бы я соглашался, если ты так и будешь таскать в нашу постель всех подряд? — Тэхён прикусывает язык, а Чонгук равнодушно смотрит на него. — В нашей постели, — он вскидывает брови, — за прошедший месяц никого, кроме тебя, меня и клопов постельных, не было. Ты дурачком притворяешься или реально такой? — Реально такой. — Раз реально, то давай выяснять. Ты вообще не понимаешь того, что я нервничаю, когда ты приходишь хер знает во сколько и молча заваливаешься спать? А утром сваливаешь без предупреждения снова чёрт знает куда. Нормально, да? — Тэхён пожимает плечами, кусает губы, чтоб не заулыбаться. — Не нормально это нихера. Я с тобой по блату спать больше не собираюсь, ты либо мне сейчас всё рассказываешь, либо мы идём к Юнги и беседуем всей дружной семьей за чаем с печенюшками. — Я как раз голодный, — смеётся Тэхён, а Чонгук хмурится. Он недолго смотрит на Тэхёна, а потом тушит и так потухшую сигарету и пытается подняться с пола. — Так, собирай свои манатки... — но его хватают за руку, улыбаются: — Подожди! Но Чонгук, он дурак, что ли? Не хочет пацан отношений с ним, значит, прощаются. Оговорено было, он не сраный попугай, чтобы повторять по сто раз. — Поднимай свою задницу, Тэхён, я не шучу, — злится он, но его так и тянут за руку, обратно на пол. Чонгук не поддаётся, но на диван всё равно садится. И как, скажите, на эту милую мордашку злиться? — Ты обиделся, что ли? — интересуется Тэхён, перебираясь с пола на колени Чонгуку, тот только хмыкает, но руки на ягодицы всё равно кладёт. Ну нравится ему... И он ещё на малолеток не обижался из-за того, что те с ним встречаться не хотят. Как же. — Я хочу, вообще-то, но ты сам ничего мне не рассказываешь, — напоминает Тэхён, говорит так по-детски: — Первый начал. К Намджуну этому твоему мне нельзя, иди, Тэхён, Хосока подомогайся, во взрослые дела не лезь, пора баиньки, и всё в таком духе. — Ты юмор-то понимай, — хмурится Чон. — Юмор, Чонгук, — спокойно говорит он, — это когда всем смешно, а не обидно. Двадцать один – хороший возраст. Ты вот шутишь про то, что я мелкий, а сам, получается, педофил. Так, что ли? — Ну нравятся мне такие несносные детишки, как ты, это преступление? — Вообще-то, да. — Пока тебе есть восемнадцать, всё законно. Не пудри мне мозги. Это, между прочим, называется заботой, ясно? — Забота, да? — язвит Тэхён. — Ага, она самая. — Я уж как-нибудь без неё, ладно? — Ты не можешь, — хмыкает Чон. — Это стартовый набор Чон Чонгука: тупые шутки, бутылка пива, пачка сигарет и забота. Тэхён сначала молчит, смотрит серьёзно, но губы подрагивают, а потом он внезапно смеётся. — Ты всё-таки реально идиот. — Классный тандем: я – идиот, ты – малолетняя выскочка. Чем не повод для зависти всему двору? Тэхён пальцами хватает Чонгука за скулы, сдавливает и шипит в самый рот: — Ты либо завязываешь шутить о моём возрасте... — Либо ты маме пожалуешься? — безразлично говорит он. — Серьёзно, Чонгук, прекращай, — хмурится он. — Не могу устоять, — его взгляд падает на губы Тэхёна. — Ты когда злой, так меня заводишь. — Перестань, мы же проблемы тут решаем. Чонгук лежит головой на спинке дивана, Тэхён его так и не отпустил, мальчик сам из последних сил держится, чтобы не поцеловать. Он-то, разумеется, хочет отношений! Командовать, истерить, выяснять всякое и не врать больше Юнги. — Ты мне скажи, куда ты постоянно уходишь, и все проблемы будут тут же решены, — хмурится Чонгук, а руки его уже поползли вверх, под чужую футболку. — На работу я устроился, — сдаётся Тэхён, отпуская его. — В кафешку. Тебе назло. — Последний вопрос: ты всё-таки со мной или это так, прощальный секс? — Хочу встречаться, — Тэхён даже глаза прячет, когда это говорит. — Смущаешься? Ты? — Я не смутился, — его руки копошатся с ширинкой, а Чонгук утробно смеётся: — Глазки-то забегали. — Сил нет на морду твою довольную смотреть, вот и забегали. Он быстро чмокает Чонгука в губы, тот тянется поцеловать нормально, чтоб вот прям как надо, как хочет, с языком, чтоб падлюка задохнулся, но Тэхён сползает на пол. Вид открывается отменный, Чонгук даже вякнуть не успевает, как Тэхён вбирает в рот его член, помогает себе рукой. Его всего, вообще-то, аж распирает, он же теперь в отношениях. Своих первых отношениях, а это, кстати, его первый минет. Но Чонгук блаженно прикрывает глаза, сухо сглатывает, зарываясь пальцами в волосы Тэхёна. Это он, видимо, на радостях опустился на коленки, ублажает, как умеет, и его неопытность только больше заводит. С виду-то он весь из себя такой «это просто секс», а когда дело доходит до того самого, только и может, что тихонько скулить, уткнувшись лицом в одеяло, чувственный, разнеженный. Всегда отдаётся во власть опытного человека, заводится с пол-оборота и, даже пока дрочит Чонгуку рукой, утыкается лицом ему в бедро, потому что и сам хочет. В штанах всё натянулось, но он чувствует, как ему в пах упирается ступня, и стонет, не сдержавшись. — Садист, — бурчит Тэхён себе под нос. — Ну-ка, — Чонгук останавливает его руку. — Сгоняй за причиндалами. — А я без хочу, — тяжело дышит Тэхён, обнимаясь с его ногой, пока Чонгук пальцами поглаживает его через джинсы. — Я твоё стремление ко всему натуральному одобряю и полностью поддерживаю, но без смазки я тебя покалечу. А оно мне надо, скажи? Нытьё твоё слушать, занудство, крики, потом ещё и... — Заткнись, пожалуйста, — просит Тэхён, на трясущихся ногах поднимаясь с пола. Снова это пожалуйста, какой всё-таки хороший мальчик. Вежливый, заботливый, смышлёный, возвращается уже без штанов, в одной футболке и со смазкой в руке, чуть ли не с разбегу запрыгивая Чонгуку на колени. Ещё бы язык свой длинный за зубами держал и не огрызался, то цены бы ему не было. И всё же он этим самым языком такие вещи во рту Чонгука вытворяет, так сладко целует, возбуждающе, впопыхах пытаясь стянуть с него штаны. Ему-то невтерпёж, а Чонгук преспокойно гуляет ладонями под его футболкой, можно сказать, наслаждается, вкушает момент. Ему сейчас куда торопиться? Они уже всё, как бы вместе. Он за Тэхёна теперь отвечает, жить-то хочется. Причём с Тэхёном, наверное, и хочется. Вкусить все прелести гражданского брака, чтобы не убегал по утрам, а варганил чаи и на коленках драил полы. Чтоб цапаться с ним, а потом вот так сладенько мириться, пускай даже руки распускает, его укладывать на лопатки – одно удовольствие. — Ты чего улыбаешься как дурак? — тяжело дышит Тэхён, размазывая смазку по его члену. А Чонгук блаженно прикрывает глаза, руки у Тэхёна приятные. Он и правда улыбается... — Почему как? Нравится ему этот пацан, и всё. И лицо его, когда он вбирает Чонгука в себя: хмурое, чуть болезненное. Нравится и то, как он тычется в его губы, приподнимаясь на бёдрах, чтобы снова опуститься и тихонько простонать в самый рот. Чонгук бы его вечно слушал. Он целует сам, медленно и тягуче, как нравится. Обычно Тэхёну даётся воля в таких вещах, но сегодня хочется показать, как надо. Объяснить, что торопиться некуда, что он вытворяет что-то невообразимое, качаясь на его бёдрах. Глаза прикрыты, брови нахмурены, он скорее неосознанно облизывает пересохшие губы, впиваясь пальцами в шею, спину. Тэхён жмётся к нему всем телом, его как обычно тянет поближе, и ночью всегда тянет, когда вырубается. Ему что-нибудь потрогать надо, обнять, а утром обязательно сделать вид, что пофиг вообще. Хмыкнуть на все рассказы о том, что он как котёнок жался, прилипал, пытался зарыться лицом куда-то в плечо. Обычно ответить ему на это нечего. — Хочешь, — тяжело дышит Чонгук, целуя его в шею, — я тебя в киношку свожу? — Заткнись, — сухо сглатывает Тэхён. Он весь сконцентрирован на своих ощущениях, ускоряет темп, движения становятся какими-то хаотичными – вот-вот кончит. На лице болезненное удовольствие, пальцы запутались в волосах Чонгука, а какое горячее дыхание, какие будоражащие душу стоны, обессиленные, совсем тихие. Жалко портить такую красоту... Тэхён смачно матерится на всю квартиру, когда его останавливают за бёдра, за что буквально получает по губам: Чонгук кусается. Он заваливает Тэхёна на диван, излюбленно тычется носом в шею и, тяжело дыша, начинает неторопливо толкаться в него, набирая темп. В зале невыносимая духотища, лёгкие уже горят, всё тело взмокло, руки Тэхёна беспрепятственно скользят по торсу, задирая футболку Чонгука, чтобы снять ту. У него волосы липнут ко лбу, глаза блестят, когда он опускает взгляд между своих ног. Ему, извращенцу, нравится смотреть на то, как Чонгук в него входит, тот давно этого пацана раскусил. Но Чону и не жалко, пускай любуется, всё равно не выдерживает, скулит и стонет, крупно кончая себе на живот. А у Чонгука вид совсем другой: распластанного по дивану оттраханного мальчика. Его, кстати, теперь мальчика. Взмокшего, тяжело дышащего, чьи руки гуляют по телу над ним, трогают пресс, разукрашенные татуировками бока, Тэхён визуально наслаждается. Обычно-то прячет свой интерес, не спрашивает откуда, зачем, что значит, а сейчас вот любуется, но весь напрягается, открывая рот в болезненном стоне, когда Чонгук вбивается в него, кончая. Это даже приятно, что с Тэхёном можно вот так, по-натуральному, на голую. Ему понравилось. Надо будет повторить. — Киношка, — запыхавшись, напоминает Чонгук. — Я устал после работы, какая, блин, киношка? — хмурит брови Тэхён. Чонгук ложится на него, вдыхает запах пота, приходит в себя. — Классная. Ночной сеанс. — Так это ты хочешь в киношку? — Давно хочу, а поводов сходить не было. — А теперь есть? — Тэхён усмехается, обнимая его за шею, играется с волосами. — Мы можем полобызаться на задних рядах, одному такое сложно провернуть, знаешь ли. Пошли, нам, может, скидку сделают на детский билет, — Тэхён звонко смеётся. — Смешно же, а? — Как же ты меня бесишь, — не перестаёт смеяться он. — Взаимно, сладкий, — чмокает Чонгук его в шею. — Я тебе не сладкий. — Сладкий. У меня аж задница слиплась, хочешь, покажу? — Пошёл ты, — хрипло смеётся он. — А где пожалуйста? — Пожалуйста, пошёл ты, Чон Чонгук. — Я тебя тоже, — усмехается Чон и поднимается с Тэхёна, но тот его не отпускает, хмурит брови: — Нет. — Полежать с тобой? — удивляется он с улыбкой. — На романтику потянуло? Тебя, мистер Это-Всего-Лишь-Секс? — Пожалуйста. Ну и как ему можно отказать? Чонгук так слаб... Милые мордашки, к слову, правят миром и Чон Чонгуком – вот итог, кажется, всей его жизни.