Гарри смотрит на Луи с прищуром: Томлинсон хитро улыбается, держа руки за спиной, и покачивается с носка на пятку и обратно, как маятник. Когда Луи замышляет что-то, даже не во вселенских масштабах, Гарри становится безумно тревожно, и он каждый раз думает о том, что придется вытаскивать своего парня из какой-то передряги, в которую он может влезть вместе с Зейном — его лучшим другом. И когда Луи хитро улыбается — жди беды.
— Что за твоей спиной? — спрашивает Гарри, приблизившись к Луи, чуть возвышаясь над парнем. Томлинсон отвечает ему, что дверь, а озорные огоньки в его глазах заставляют Гарри тепло улыбнуться и завести руку за спину Томлинсона, от чего он едва заметно шикает и подается назад, в надежде ускользнуть из рук Стайлса (ему почти это удается), но хватка Гарри — железная, и Томмо оказывается в его оковах. — Луи, что в твоих
руках за спиной.
— Билеты, — отвечает Луи, прикусив нижнюю губу, — бумажные такие.
— Мы сто лет пользуемся электронными, — Стайлс приподнимает брови. — Билеты для чего?
— На Ямайку, — Луи вытягивает руку с бумажными билетами, показывая их Стайлсу. Гарри крутит их в руках, разглядывая даты отправления и переводит недоверчивый взгляд на Луи. — Да, через две недели мы с тобой летим на Ямайку, и мне правда похер на твои срочные дела.
Когда Луи говорит подобный тоном, Гарри только и может, что усмехаться. Потому что Луи такой один, и, на самом деле, это большее, на что может рассчитывать Гарри (Лу всегда был полностью его). Стайлс любит зарываться в его отросшие волосы пальцами, оттягивая их, а Луи нравится, как бедра Гарри выглядят вокруг его. Когда Луи улыбается, Гарри говорит ему лишь о том, что его улыбка обворожительна.
— Ты меня часто хвалишь, — шепчет Луи, утыкаясь носом в шею Гарри, когда они лежат под тонким одеялом.
— Потому что я могу, — улыбается он, проводят пальцами по вискам Луи, убирая его волосы с лица. Гарри любит проводить пальцами по лицу Луи, по его острым скулам и ярко выраженному подбородку. Когда Стайлс слишком углубляется в свои мысли, он даже не замечает, как четко его пальцы исследуют выученные наизусть черты Томлинсона (чаще всего Луи засыпает от этих умиротворяющих движений), а когда Гарри погружает пальцы в волосы Луи, касаясь его кожи, табун мурашек проносится по телу Лу.
Когда они знакомятся, Гарри чуть больше восемнадцати, а Луи двадцать, и он играет в футбол. Стайлс всегда приходит на матчи, чтобы поддержать своего парня, и, наверное, кричит погромче многих фанатов (Луи никогда не признается, как ему это льстит). Он — самый преданный фанат, и, наверное, это слишком очевидно.
Гарри двадцать два, когда его лучший друг — Ник, — говорит, что с Гарри выгодно дружить, а Луи ловким движением разбивает ему нос, потому что таких ублюдков Луи не терпит (которые живут лишь собственной выгодой). Он говорит Гарри, что у него есть возможность забыть кого угодно (Луи так уже делает в свои восемнадцать, чтобы не чувствовать боли), и если Ник приносит ему столько боли (Гарри чувствует себя паршиво первые несколько дней), то стоит этим воспользоваться.
— Нет, я хочу это пережить, — только и отзывается он.
Люди
любят думать, что Гарри проглотит всё. Что он тот самый мальчик, который рассказывает всем о том, как работает в пекарне на своего отчима, и что ему действительно нравится пробовать себя в чем-то новом (Томлинсон обожает его банановые кексы). Когда Гарри начинает смотреть на тебя так, словно ты
действительно ничего не стоишь — ты уже на дне в его личном рейтинге.
— Почему ты использовал своё право? — этот вопрос Гарри задает лишь однажды.
— Потому что я не был уверен, что смогу это вынести, — тихо отзывается Луи, выпив залпом налитый виски. — Тогда же я познакомился с Зейном. Он стал глотком воздуха. И чуть позже я узнал тебя. Я надеюсь, что это был единственный раз.
— И какие ты испытываешь чувства после того, как?..
— Ничего, — Луи сжимает пальцы Гарри в своей руке,
(словно) в них — его мир, — шарик лопается, а внутри пустота. Я бы очень хотел, чтобы ты никогда этого не испытал.
— Но с Ником...
— Я боялся, что я не смогу справиться с тем, насколько больно тебе, — признается он, — я больше думал о себе. Но ты сильнее. А я люблю недооценивать других.
Гарри любит Луи всем своим сердцем, и готов оберегать его от всего на свете (но он не может справиться с чужими демонами). Когда они понимают, что готовы к чему-то большему, Гарри покупает кольцо и они улетают в Рим на выходные, и стоя под Колизеем он просто просит Луи быть всегда рядом и верить ему, доверять; Луи ему обещает.
И, на самом деле, Гарри не очень нравится на Ямайке, но с Луи он готов хоть на край света.
***
Разноцветные огни. Фиолетовые, розовые, желтые. Они ослепляют, они одурманивают и опьяняют. Гарри стоит в окружении незнакомцев, подняв руки вверх, и покачивает бедрами в такт музыке. Он расслаблен, волосы его завиваются из-за влажности, капля пота стекает по его виску, по шее, теряясь в вороте розовой хлопковой рубашки. Взгляд Стайлса расфокусирован, когда он танцует в толпе незнакомцев. Он пьян, но единственная мысль заставляет его вынырнуть из этой пучины.
'Где Луи' отчаянно бьется в его сознании, когда Стайлс пытается вернуться в реальность, где огни все также слепят, дурманят и пьянят.
Гарри выбирается из толпы, надеясь найти Луи. Он оглядывается по сторонам, шатается из стороны в сторону и от одной закрытой двери к другой. Он дергает неподдающиеся ручки комнат, когда одна, с едва заметным скрипом, отворяется. Стайлс никогда не трезвеет так быстро, как в ту ночь. Он смотрит перед собой, и единственное, о чем мечтает — ослепнуть.
Хрупкие женские руки беспорядочно проводят по крепкой спине парня, который одет в простую белую футболку, влажную от пота. Её руки, едва тронутые загаром, зарываются в отросшие волосы парня, накручивая прядки на длинные пальцы. Гарри ее не видит, даже не пытается разглядывать, понимая, кто перед ним. Подтянутый парень ловко прижимает высокую шатенку к стене, и руки его шарятся по ее бедрам, закрадываясь под легкое платье из хлопка.
— Лу?
Гарри хочет провалиться под землю, потому что он
может простить все.
— Гарри, черт, — Томлинсон оборачивается к нему, кусает губу, покрытую перламутровой помадой незнакомки, и зарывается пальцами в волосы. Он делает шаг на встречу к Стайлсу, но его будто отбрасывает, как от удара током. Его зрачки ужасно расширены, когда их взгляды пересекаются и он видит глаза Стайлса. Взгляд Стайлса — стекло, о которое можно порезаться, и рука Луи так и замирает в воздухе. — Гарри, прошу...
— Иди нахер, — он чувствует подступающие к глазам слёзы. Руки Гарри безвольно висят вдоль его тела, когда Стайлс покачивает головой, отходя все дальше и дальше. Луи делает попытки подойти, но Гарри отчаянно качает головой из стороны в сторону. — Иди нахер, Томлинсон.
Время в тот момент останавливается для них обоих. В глазах Гарри слёзы, которые он уже не сдерживает и мокрые дорожки стекают по щекам и шее. Луи точно знает, что будет дальше. Потому что это Гарри, который нежится ранним субботним утром в постели, и готов сделать все ради любимых. Потому что это Гарри, который улыбается каждому и относится с добротой, потому что в людях есть история. Это Гарри, который не прощает одного.
— Гарри, пожалуйста.
Стайлс качает головой.
—
Незнакомец.
Луи словно окатывают ледяной водой в жаркий день. Он хватает ртом воздух, помада незнакомки размазана по его лицу и единственная слеза скатывается на его щеке, теряясь где-то в изгибе шее. Гарри стоит напротив, его глаза пусты.
— Простите, я видимо помешал вам, — он прикусывает нижнюю губу, и, оглянув Луи безразличным и смущенным взглядом, уходит. Гарри бредет по коридору, едва касается влажных щек пальцами, стирая мокрые дорожки, и, сделав вдох, проходит толпу, в которой он сам находится несколько минут назад. Гарри кусает губу, оглянувшись еще раз в тот коридор, из которого приходит.
— Гарри... — голос Луи теряется в какофонии звуков. — Я люблю тебя.
Стайлс выходит на улицу, задрав голову к небу, смотря на россыпь мерцающих звезд.
Шарик лопается.
ты больше не знаешь моего имени.
и я бы умер или остался
для тебя прямо сейчас.
но ты уже не знаешь моего имени.
