Take it slow

Мешковатая чёрная куртка с алмазными вставками, короткие кожаные шортики, ремни на подтянутых ногах с двух сторон, крепежи для двух розовых пистолетов в дорогих кристаллах и стразах. Яркие волосы — под цвет оружия. И эта фирменная, высокомерная ухмылочка на губах и колкий взгляд лисьих глаз, так и кричащий о том, какое дерьмо стоит перед ним. О, да — этот парень может любого опустить одним своим видом, а словами и вовсе нагнуть. Когда же дело доходит до действий, то ему так же нет равных. Безбашенная оторва, высокомерная «принцесса», знающая себе цену, сорвиголова и, на самом деле, добрый и ранимый в глубине души человек… где-то очень глубочайше глубоко, на самом глубоком дне его души. Пак Чимин не благодаря авторитетному отцу обрёл свою славу: сам пробился в криминальную элиту под именем «Китти». Пусть он и не бета, которые и находятся в высшем слое общества и верхах этого мира, а омежка, но его всё равно боятся, о нём знают почти все: кто-то уважает и боготворит, кто-то ненавидит и желает уничтожить. Ведь он известен как убийца виновных в тяжёлых преступлениях, карает тех, кто смог убежать от закона или помогает полиции найти преступников. Вернее, помогал Чимин всегда лишь одному: молоденькому стажёру, на тот момент ещё не окончившему даже полицейскую академию. Но, чёрт возьми, он по уши влюблён в такого большого, мускулистого и сильного для своих юных лет альфу, и, подбирая слюнки, из кожи вон лез, чтобы стажёра, которому, на удивление всего участка, удавалось искать опасных лиц криминального мира, хвалили и поощряли. Из-за этого-то Чимин и встал на путь справедливости, относительно, правда, но всё же. И сейчас Китти с энтузиазмом гонит свой чёрно-розовый мотоцикл, гадко смеясь тому, как серийный маньяк и убийца беспомощно убегает от него на стоянке. Даёт газу — обгоняет того и, спрыгнув с транспорта, пихает ногой в грудь растерявшегося мужчину. — Кукусики, — хихикает Пак, вприпрыжку приближаясь к нему. Тот мычит и собирается было встать, как ему элегантно бьют носком ботинка с каблучком по лицу вместе с задорным: — А ну лежать, уродец! Припевая под нос незамысловатую песенку, он связывает преступника, слыша скрип колёс сзади и уже зная заранее, кто это. Его уже проверенный заказчик, влиятельная личность этого города, нанявшая Китти, чтобы он поймал этого ублюдка, с которым у него личные счёты. — Как всегда безупречная работа, — хлопнув в ладони, проговаривает мужчина, подходя ближе, пока его люди пакуют преступника. — И каждый раз удивляюсь тебе. Ты наповал сражаешь… — Пасибки, — подмигивает Чимин, поднимая свой упавший и поцарапавшийся мотоцикл, отчего нижняя губа в обиде вперёд выпячивается. И вдруг он замирает, ощущая на своей талии чужие руки, лезущие под куртку, вплотную прижимаясь к нему сзади. — Спешишь? Как насчёт повеселиться сегодня ночью, киса? — хмыкает, сокращая расстояние между его губами и ушком омеги. Меньше, чем через секунду, к его паху пистолет подставляют так, чтобы охрана мужчины не заметила, зато он ещё как почувствовал. — Клешни убрал от меня, — шипит Чимин, сверкая опасным блеском в глазах, — иначе я прострелю нахрен твой тыкающийся в меня явно миниатюрный стручок, засушу его и заставлю сожрать. Тот воздухом давится, сразу же поднимает руки в примирительном жесте, отходя сразу на приличный метр. Знает же, что простыми словами этот парень не разбрасывается. — И, к слову, у меня есть суженный альфа! — с гордостью вздёргивает носик омега, возвращая оружие обратно в чехол на сочном бедре. — Но на тебе же нет метки, — сводит брови к переносице заказчик, до этого уж очень внимательно при каждой встрече с ним разглядывая его шею и ключицы, что можно сделать без труда, учитывая выбор нарядов Китти. — Это потому, что мой мужчина был малышом, — как-то надменно фырчит тот, перекидывая ножку через мотоцикл, злобно прищуриваясь: — А ты меня задерживаешь от долгожданной встречи с ним, слизняк. И сразу же газует, с рёвом выезжая из парковки на ночную трассу горящего тысячью огнями города. Ветер в волосах, ощущение скорости и адреналина езды без шлема — одно из лучших чувств для Пака в его жизни. Давит на газ сильнее, обгоняя все автомобили, спеша на встречу со своим суженным. Но, перед этим надо было обязательно заехать в ещё одно место. Клуб наполнен танцующими, пьяными, потными и весёлыми людьми, в основном молодёжью, тратящей деньги на выпивку, алкоголь и тела, с которыми идут либо в специальную комнату, либо увозят с собой. На втором этаже, где лишь несколько особых столиков только «для своих», возвышается статная фигура беты. Он каким-то безразличным взглядом обводит толпу, среди которой сразу же выделяется розовая макушка подхватившего ритм и коктейльчик собственного сына. Омежка весело крутится, плывёт через людей к винтажной лестнице, умудряясь и зарядить настроением некоторые кучки людей, и похватать у каждого по глотку спиртного. — Маленький ураган снова в стране, — выдыхает мистер Пак, разворачиваясь к несущемуся на него Чимина. — Папу-у-уля! — воодушевлённо кричит тот, раскрывая объятия, но плюхается на пол, когда отец отходит в бок, и дует губки: — Жестоко. — Разве ты не должен был прилететь завтра? — Я тоже НЕ рад тебя видеть, — высовывает язык омега, сделав акцент на третьем слове, так и оставшись демонстративно сидеть на полу, скрестив руки на груди. — Вот как? — усмехается родитель, подавая ему руки, чтобы любезно поднять. — А папуля догадывался, что ты будешь раньше, поэтому приготовил специальный сюрприз для моего вредного омежки. Что-что, а всё, что начинается на букву «с» Чимин ну просто обожает: сюрпризы, секс, собачек, Санта-Клауса и всё тому подобное. Потому-то глаза загораются блеском и любопытством. Они входят в закрытую комнату с неоновым освещением и тихой сексуальной музыкой, где Пак младший так и застывает на месте, только вступив внутрь. Ведь там, на широком диване, развалился полуголый парень. Его могучий торс обтянут чёрными кожаными портупеями с кольцами, чертовски возбуждающе выглядя на рельефных мышцах. Шея окольцована ошейником, что цепью приковывает его к чему-то. А красные глаза, завидев вошедшего, тут же полыхать злостью начинают, в то время как во рту кляп, а на половине лица особое приспособление. — Чонгуки… — охает омега, а после разворачивает к родителю и гневно ножкой топает: — Но я сам хотел надеть на него намордник!.. Здесь, в этом мире, по достижению полного совершеннолетия, как альфе исполняется двадцать один год, он с помощью укуса может присвоить себе любого омегу, и у того не будет никакого выбора. Альфы, бывают, кусают и нескольких, а вот бедные омежки вынуждены несчастно проживать остаток жизни с клеймом на теле, о бок того, кто может и не любит совсем. Потому бетами, верхами этого строя, было принято решение надевать намордники юным альфам, что не всегда могут после двадцать первого дня рождения и вовсе себя контролировать. Или же напяливают даже тем, кто зачастую изменяет своей паре. А омеги, те ещё коварные и хитрые создания, уж больно любят дразнить их. И вот Чимин, забыв про эту глупую обиду, чмокнул отца в щёку и выпер его за дверь, с разбега запрыгивая на вздрогнувшего парня, болезненно выдохнувшего воздух через нос. Он принимается умилённо пищать, водить ладонями по излюбленной мускулистой груди. — Мой ты взрослый крольчонок, — сюсюкается омега, запуская пятерню в густые чёрные волосы. — А глазёнки-то уже такие красные! Только он вытаскивает кляп с его рта, как альфа вдруг обхватывает его руками, которые, как наивно думал другой, должны были быть связаны. И опрокидывает его на пол, сверху над ним нависая, устрашающе брякнув железной цепью, оттянув себя же за ошейник. — Как же подло с твоей стороны слать на меня отца, чтобы он напялил на меня эту хрень, киска, — рассерженно рычит Чонгук, скалясь и стискивая в ладонях хрупкие запястья. — Я никого не слал! Вот значит, какого ты обо мне мнения?! — возмущённо фыркает тот, вскидывая брови. — Я, вообще-то, самолично хотел похитить тебя и надеть на твоё красивое личико самый лучший намордничек! Он, неожиданно, ножками цепляется за поясницу парня, руками резко дёргает, тем самым обескураживая Чона, чем и пользуется: их положения вмиг меняются, и теперь ухмыляющийся омежка сидит верхом на упавшем на спину альфе. Чимин упирается пальчиками в его грудь, так невозможно сексуально смотрящуюся в этих ремешках, что всё нутро трепещет и зад начинает зудеть. Ошейник и намордник прибавляют свой шарм, радуя извращённую душу парня, возбуждающегося с каждой секундой всё больше и больше, непроизвольно начиная тереться о пах рычащего альфы. — Ах, ты чертовски заводишь меня, Чонгук~а, — назло вызывающе стонет его имя, в предвкушении облизываясь, и опускает ладошку на уже выпирающий бугорок, отчего на губах издевательская улыбочка образуется. — А кто это у нас тут? — стискивает через плотную ткань чёрных джинсов твердеющий член. — Может, ты и строишь из себя неприступную буку, но вот он всегда очень рад меня видеть. — Сучка, — хрипит начинающий дышать тяжелее и чаще Чон, чьё тело предаёт его же из-за этой дразнящей кошечки. — Да, но тебе ведь нравится, — хихикает тот, извиваясь всё больше на альфе, проезжаясь половинками попки о его пах, пальцами исследуя рельефный пресс. Ладони Чонгука сами по себе опускаются на манящие бёдра, властно их стискивая. Разум затуманивается восхитительными феромонами, что издаёт змей-искуситель, и его гибким телом, плавными изгибами, да вообще им всем. Только потому, что это он — это Пак Чимин, развративший и поработивший сердце юного альфы, засев в его голове, буквально прилипнув к нему, как пиявка. — Ты что, хочешь изнасиловать меня? — выразительно изгибает бровь Чон, своими длинными пальцами забираясь под шортики, надавливая чуть сильнее. — Хочу, — с блеском в озорных глазах шепчет омега, проехавшись задом прямо по выпирающему через ткань члену. И в этот момент Чонгук напрягает мышцы рук, но не успевает выполнить задуманного, то есть скинуть с себя разошедшегося старшего. Ведь ему вдруг приставляют дуло к голове, и он замирает в том же положении, но ни один мускул на его лице не дрогнул. Уже привык. — Живо. Вставляй. В меня. Свой член, милый, — медленно шипит диким котом Чимин, каждое слово отчеканивая, впиваясь пристальным взглядом в сужающиеся напротив. — В наших отношениях такая замечательная идиллия, сладкий, — в ответ ему с таким же тоном проговаривает Чон, с силой шлёпая его по заду, сжимая одну половинку и оттягивая. — Я с удовольствием всю твою сучесть из тебя вытрахаю. На губах омеги широкая и счастливая улыбка освещает его красивейшее лицо, дополняясь загоревшимися пламенем желания глазками. Треск попросту разорванной ткани шортиков раздаётся по помещению вместе с тихим придыханием Пака, который одной рукой расстёгивает чужую разрывающуюся ширинку и стягивает нижнее бельё. Чонгук обхватывает его лодыжку и собственный член у основания, направляя его меж аппетитных половинок. — Сразу? — округляет глаза омега, пока его зафиксировали за ножку и плавно растягивают головкой влажные стеночки, по которым течёт омежья смазка. — Думаешь, раз у тебя пушка, то ты можешь здесь командовать? — хмыкает парень, ещё больше углубляясь. — Сразу, детка, сразу. Принимай его медленно… Чимин протяжённо и глухо стонет, глаза прикрывая, а кисть с оружием трястись начинает от охватывающих его ощущений, пока твёрдый член постепенно входит в него. У Чона же всё внутри зверем изнывает и от узости столь шикарной попки, и от возбуждения, давящего на голову, но, что самое главное — от чёртового желания вонзиться зубами в эту лебединую шею. Клыки точно зудят, член ещё больше каменеет, а глаза, вернувшие прежний тёмный цвет, вновь заливаются красным. Альфа дёргается было к сидящему на нём парню, как его назад тянет душащий ошейник и цепь, а пистолет звонко ударяется о грёбанный намордник. Чимин бы точно не пустил возможность подшутить, но он лишь кривую усмешку ему демонстрирует, получая безумное наслаждение от горящей плоти в себе. — Хён, сними с меня эту хренотень, — томно шепчет Чонгук, наполовину начиная вводить и вытаскивать член, дразня, поглаживая оголённую лодыжку пальцем. — Ну уж нет, — бурчит тот, подозрительно прищуриваясь и ближе наклоняясь к лицу парня. — Знаю я вас, альф, думающих своими причиндалами. Покусаете десятки омег, а они потом страдают…! — Лично я жажду укусить только твою вредную задницу, Чимин, — раздражённо процеживает сквозь стиснутые зубы тот, как вдруг резко член вбивает до основания. Из уголков лисьих глаз слёзы прыснули от боли, но на губах всё та же блаженная улыбка. Вскрик заменяется громким стоном, и Пак падает полностью на торс альфы, выгибаясь в пояснице, щекой прислоняясь к холодной железной части намордника. Чонгук не ждёт — сразу темп берёт и пахом бьётся об упругую попку, пошлые шлепки создавая. Омежка голос срывает, пушку давно из пальцев отпустив, вместо этого одной рукой схватился за кожаный ремень на груди парня, другой — за ошейник. Все равно не упускает возможности поиздеваться над своим мальчиком, долбящимся в него, и обсасывает его затвердевшие соски. Играется с ними язычком, мажет им между портупеями, всасывая смуглую кожу и свои отметины оставляя, аж ощущая, как это злит Чонгука, который так сделать не может. Когда ладони яростней сжимают бока и на себя грубо натягивают, специально глубже входя, задевая столь чувствительный комок нервов до вскриков, Чимин за цепь его отдёргивает. И этим ещё больше дразнит внутреннего зверя альфы. — Сам давай, — вдруг останавливается ещё в силах контролировать себя Чон, зато видя, как до предела возбуждён дрожащий от только-только накрывающего его оргазма омежка. — Прыгай. Чимин рвано дышит, вспотев весь и взлохматившись, туманным взглядом глядит на сносящего ему крышу парня, а от его властного тона и вовсе всё внутри кульбит делает и в узел стягивается. В горле пересохло, а зад ужасно зудит от нужды двигающегося в нём члена. — Я сказал: прыгай, детка, — ещё громче повторяет альфа, зафиксировав его голову за подбородок пальцами, стискивая челюсти до скрежета от желания поцеловать. И отпускает, когда Пак в спине выпрямляется, сразу же скидывает с себя курточку и прозрачную белую майку, не скрывающую татуировку на рёбрах. У Чонгука в который раз дыхание перехватывает от красоты и утончённости этого тела, оставшегося в одних еле держащихся лохмотьев, остатках от шортиков и ремнях на ножках. Руки непроизвольно тянутся к этому искусству, но достают лишь до талии из-за грёбанного ошейника. Омега послушно начинает сам насаживаться на стоящий колом орган, опираясь ладошками о пресс парня, пока тот скользит ниже и сжимает внутренние части бёдер. — Ещё, — хрипит низко стонущий Чон, с наслаждением отшлёпывая всей ладонью его зад, оставляя красные следы. — Быстрее, моя прелестная сучка. Чимин повинуется с безумным удовольствием, всё быстрее скачет на альфе и выстанывает его имя, губы закусывая. Тот больше не может сдерживать себя — хватает бока парня и помогает ему насаживаться глубже, вместе с тем и тазом вбиваясь. Омега рот пошло раскрывает, из которого одни стоны и «Чонгук~а-а-а» слетает, голову назад запрокидывает и в сильных руках извивается, в пояснице назад прогибаясь. Когда же Чон берёт в ладошку аккуратный омежий член, начиная быстро водить по нему, то того и вовсе накрывает, заставляя глаза закатить и просить ещё больше. — Г-гуки, я… я уже… — наравне с громкими шлепками трахающего его члена и зад выдавливает из себя Чимин. — Я тоже, — пыхтит другой, делая последние грубые толчки, в то время как омежка уже пачкает его своей смазкой, протяжённо застонав и обмякая. В следующее мгновение он снимает парня со своей плоти, на торс укладывает и кончает на его оттопыренную попку и поясницу, в унисон с ним рвано хватая воздух. — Мр-р, я так скучал по тебе, — мурчит Пак, распластавшись на альфе, пальчиками вырисовывая узоры на его груди, и вдруг хватает его за цепь, к себе приподнимая и угрожающе рыча, максимально приблизившись к его наморднику: — Если ты сейчас не скажешь, что тоже скучал по мне, я привяжу тебя к кровати руками и ногами, устрою твой «любимый» бдсм и вдоволь поиздеваюсь над тобой, мой крольчонок. — Обожаю, когда ты рычишь на меня и пускаешь коготки, моя игривая кошечка, — ухмыляется Чонгук, захрипев от того, как ошейник слега душит его, и в ответ запускает ладонь в розовые волосы, сжимая их в кулак и оттягивая с силой назад. — Да, я скучал. Они ещё несколько секунд друг на друга смотрят, а после Чимин расплывается в довольной улыбке, отпуская брякнувшую цепь, а другой — его волосы. Омега ластится к парню, щекой потираясь о его шею и сладостно целуя. Чон же его обнимает, к себе ближе жмёт и действительно радуется встрече с ним, ощущая, как внутри всё сжимается от трепета из-за маленьких поцелуев в ключицы. Ему до скрежета зубов хочется прижаться к его губам, терзать их, опуститься ниже, водить ими по этой манящей шее… впиться в неё клыками. — И долго ты собираешь держать мои губы вдали от тебя? — начинает шептать Чонгук, пальцами блуждая по податливому телу. — А я бы сейчас целовал тебя до потери сознания. Покрывал бы твою карамельную кожу горячими поцелуями, оставляя языком влажный след от ключиц до пупка. Чимину дышать трудней становится, сердечко в груди трепещет и возбуждение вновь подкрадывается со всех сторон, пока альфа так завораживающе шепчет, сопровождая слова поглаживанием его изгибов. — Я бы выцеловывал твои ножки, поднимаясь выше от лодыжек, прикусывая твои ягодицы, — пальцы добираются до упругой попки, впиваясь ногтями, углубляясь меж половинок. — Разве ты не хочешь ощутить там мой язык, детка? Как он извивается в тебе, ласкает и углубляется… — Агх, — издает гортанный стон тот, начиная дрожать от пробившего пошлого желания и ощущений. — Блядский намордник! Он чуть приподнимается, подползает выше по торсу парня, выпячивая попку, ещё больше разжигая внутренних бесов Чонгука. Приборчик на затылке сканирует отпечаток пальца Пака и, пикнув, раскрывается. Чимин и от ошейника его избавляет, потому цепь больше не сковывает движения. Когда Чон со злостью откидывает от себя выбешивающий его намордник, то пересекается своим пылающим алым взглядом с омежкой, который, кажется, только сейчас осознал, будучи опьянённый томными речами, что натворил. С писком Чимина и рычанием другого, тот накидывается на старшего, жёстко под себя подминая и вгрызаясь грубым, мокрым поцелуем в приоткрытые губы. Они терзают друг друга, сталкиваются языками и зубами, кусают до крови губы один одного и будто бы не желают уступать. Два разгорячённых тела перекатываются на полу, притискивая каждого и нависая. Чонгук давит силой и массой, но Чимин с помощью ловкости и умений заламывает то его руки, то ноги и не задерживается долго под ним, при этом продолжая страстные и громкие поцелуи. И вот в очередной раз омега так умело выворачивается, использовав приём из единоборств, бедром обхватив шею парня, припечатывая его щекой к полу. Он заливается искренним смехом от этого, сидя на рельефной спине, по привычке уже просто потянувшись к ремешкам на ножке за пистолетом, которого там не оказалось. — Не это ищешь, киска? — хмыкает Чонгук, свободной рукой тряся оружие. Как вдруг он делает усилие и ойкнувший омежка вновь оказывается прижат к полу, а его ножка, окольцовывавшая шею, осталась на его плече. Парень ставит локти по двум сторонам от головы того, вставшим членом потираясь между половинок аппетитной попки. — В чём смысл твоей розовой бриллиантовой пушки, если ты никогда не сможешь в меня выстрелить? — спрашивает, лизнув его кровоточащую губу, пальцами оглаживая личико. — Только не ври, что тебя не возбуждает, когда я тычу в тебя стволом, — хитро прищуривается Чимин, развратную ухмылочку натягивая.  — Ты в любом случае возбуждаешь меня, — отвечает тот и уводит его губы в страстный поцелуй. Как вдруг прерывает его, берёт за бока и переворачивает, ставя в коленно-локтевую позу, тут же с силой шлёпая его по заду несколько раз, выбивая уж очень блаженный и радостный скулёж. — Моя маленькая сучка, нравится, да? — ухмыляется и облизывается Чонгук, ещё несколько раз ударяя вздрагивающего омегу. — Д-да-а-а, — сладко стонет тот, больше изгибаясь в спине под горячими руками, водящими вдоль позвоночника. И тут Чимин дыхание задерживает, когда ощущает губы на внутренней части бёдер, так чувственно целуя, водя губами выше, прикусывая этот любимый зад. Чонгук оттягивает половинки, припадая к мокрой дырочке, с пошлым чмоком целуя, а после и юркий язык углубляя. Омегу трясёт в невероятных ощущениях, от которых сердцебиение учащается и рот раскрывается в немом крике. Он извивается, растягивается торсом по полу, поднимая выше зад к губам альфы, доводящим его до экстаза. Однако кончить ему не позволяют: обратно к себе переворачивают и впиваются в губы, собственную смазку омеги размазывая со слюнками, пошло хлюпая. — Ты так сладок на вкус, согласись, — хрипит Чонгук, чуть отстраняясь и слизывая белёсую ниточку, растянувшуюся меж их губ. В следующий раз он уже целует его нежно-нежно, вынуждая растаять под ним и ручонками обнять за шею. Как внезапно твёрдый член резко и глубоко снова входит в него без какого-либо предупреждения. От такого контраста голова кругом идёт и глаза распахиваются. Омега в поцелуе громко стонет, отдавая вибрацию в рот альфы, сразу же набирающего темп. Он обхватывает руками сочные бёдра, две ножки, по очереди, на свои плечи закидывает и складывает Пака пополам, нависая над ним и вдалбливаясь всё глубже и быстрее. Поза меняется — Чимин соединяет лодыжки накрест на пояснице альфы, ноготками царапая до крови мощную спину, оставляя там полосы и следы-полумесяцы. И голову назад запрокидывает от рваных толчков. Чонгук хищным зверем смотрит на прекрасного парня под собой, его красотой упивается, и затуманенного взгляда не сводит с чертовски манящей шеи. Он прислоняется к ней, чувственно целует её, каждый миллиметр кожи исследуя. Приоткрывает рот, горячим дыханием обдавая небольшой участок, водя по нему зубами. Секунда — клыки впиваются в тело вскрикнувшего омеги, теперь уже окончательно присваивая его себе. Чонгук держит крепко, ещё глубже вонзая зубы, чувствуя, как некая невидимая прочная нить связывает их, переплетая их души. Отстраняется только спустя минуту, даже перестав вбиваться в подрагивающее тельце, вцепившееся в него крепкими объятиями. — Г-говнюк, — сипит тихонько Чимин, утыкаясь носиком в ложбинку между его шеей и плечом. Чон же, зализывающий укус, что никогда больше не заживёт, отлепляет того от себя, мажет губами по уголкам его, чмокает в румяные щёки и нос, заглядывая в его изящные карамельные глаза. — А ты хотел всю жизнь держать меня в наморднике? — в вопросе ведёт бровью альфа. — Я знаю, что ты тот ещё вредный садист, но всё же… — Слушай сюда, Чон Чонгук, — неожиданно грозно шипит омега, взяв лицо парня в свои ладони, пристальным взглядом впиваясь, — только посмей опустить свои зубы на какого-то другого омегу — я не просто их все выбью у тебя нахрен и пристрелю ту падлу, но и сделаю из них ожерелье, повешу на твою шею, напялю чёртов намордник и будешь звенеть этим всем на цепи…! — Ты выглядишь так, как будто сейчас расплачешься, — перебивает его своим смехом Чонгук, но улыбка моментально сходит с него, когда он видит слезящиеся глаза напротив. — Ох, блять, ты действительно сейчас расплачешься. Он мгновенно принимает сидячее положение, усаживая на себя уж слишком расчувствовавшегося омежку, что сразу же прильнул к нему, обнимая за шею и пряча лицо в его плече. — Ну чего ты, котёнок? — нежно воркует альфа, поглаживая затылок и оголённую спинку. — Я всегда буду кусать одного тебя, слышишь? Мне никто другой не нужен — как же я могу променять такого прекрасного омежку со стволами на кого-то ещё?! И я знаю, на что способна моя боевая детка, — со смешком добавляет, целуя того в висок. — Врагу не пожелаешь, чтобы ты встал на их пути. — Дурачок Гук, — хихикает омега, только и покривив носик, не позволяя себе расклеиться, быстро взяв себя в руки. — Но я сохраню намордник, на всякий случай — мне нравятся такие штучки, особенно на тебе. — Сучка, — с влюблённой улыбкой проговаривает Чонгук, сжимая его в своих руках. — Да, — высунув язычок и подмигнув, отвечает Чимин, обхватив ладошкой стоящий член, в себя его вставив, — ты за это меня и любишь. — Люблю. Альфа целует его сперва невесомо, после углубляясь всё больше, делая поцелуй настойчивым и жадным. Каждый всю свою такую странную и необъяснимую любовь в него вкладывает, эту прочную связь между ними, безудержную и дикую страсть. Они смеются вместе, прислоняются лбами и растворяются друг в друге ночь напролёт. А на утро Чимин, в тайне от своего любимого суженного, всё же подхватывает намордник, сам себе хихикая под нос. И спешит к Чонгуку, умилённо чмокая его в плечо, до куда дотягивается, спрятав вещицу за спиной,  — Выбрось нахер.  — Рискни и заставь меня это сделать, — дразняще ухмыляется омега, отбегая от предупреждающе рыкнувшего альфы.