Ты убьешь, ради меня?

Глаза в глаза. Гончаров смотрит на Достоевского. На того, кому уже отдал душу. Того, кому позволил вторгнуться в собственное сознание. Они довольно близко друг к другу. И блондин может разглядеть малейшие оттенки глаз Федора. Кто сказал, что они похожи на аметист? Гончаров точно знает, что, если уж сравнивать с камнем, то глаза Достоевского это Жадеит. Фиолетовый, с глубоким цветом камень. Словно бархатный. Жадеит — редкая разновидность нефрита, который по-обыкновению имеет зелёный цвет. Двойственность… Так же, как и способность его хозяина. Иван стоит неподвижно, на его руках следы засохшей крови. Обычно обер-камергер Федора не марает свои руки в крови, ведь его способность этого не требует. «Обрыв» всегда действует безотказно. Не оставляет за собой следов и отпечатков. Разве что гору камней. Но сейчас руки в крови, именно потому, что приказ был «убей своими руками». Федор его проверяет. Испытывает на прочность. Изучает возможный предел Гончарова. Иван почтительно склоняет голову, в лёгком поклоне, пока пальцы брюнета обхватывают его правое запястье. Он проводит пальцами по раскрытой ладони, покрытой тонким слоем засохшей крови. Иван их вытер, конечно, но следы остались. — Какие ощущения были? — будничным тоном интересуется Федор. Для него убивать руками, это в порядке вещей. Даруя искупление, он вынужден так или иначе прикасаться к недостойным. Сам того не желая. И Иван знает, что никогда бы по своей воле он их не коснулся. За это хочется прижаться губами к тонким запястьям Достоевского. Бога, который милосердно спустился с небес, не боясь замарать руки в крови, ради счастья других. Ради создания идеального мира. При мысли об этом, хочется рвать и метать. Каждого. Лишь бы облегчить задачу Федора. — Такие же, как и ваши… Тихо произносит, в ответ на вопрос. А Достоевский лишь склоняет голову, и темные пряди закрывают его взгляд. — Это омерзительно. Но я вынужден был просить тебя об этом. Чтобы ты понял. Голос, который слышит Иван — завораживающий. Он добрый, мягкий и такой убедительный, что не поверить ему невозможно. Обычно Гончаров немногословен. Он больше слушает рассуждения Достоевского, который имеет привычку высказывать мысли в слух. Но сейчас, слова вертятся на языке, им невозможно сопротивляться. — Федор., — со звуком своего имени, тот поднимает взгляд на Ивана. — Вам не надо меня ни о чем просить. я давно думал над тем, что такое «свобода воли». Но так и не понял. Зачем, она, если ты идешь следом за своим Богом. Вы подарили мне мир. Мир, в котором ее не существует. Мир, где она просто не нужна. Сказав это Гончаров видит слабую улыбку, на губах своего Бога. Бога, которого слабые и недостойные окрестили Демоном. Просто потому, что не понимают его. И Гончаров готов голыми руками разрывать горло его врагам, лишь бы видеть эту улыбку снова. Лишь бы следовать его идеалам.