«Офицер Зоник!»
Пронеслось в его сонных мыслях, стоило ему лишь на мгновение закрыть глаза и провалиться в сон. Громкий и настойчивый стук где-то за его спиной заставил синего ежа проснуться и открыть уставшие глаза с лопнувшими сосудиками. Он нахмурился и лениво посмотрел себе через плечо, в сторону порога, заставая уже раскрытую настежь хлипкую дверь и стоявшего в проходе фиолетового хамелеона с гибким хвостом, который оплелся вокруг его колена. Зоник тихо и протяжно застонал, потирая глаза лунной частью своей руки, осознав, что сон отменяется. — В зените когда-нибудь смогут что-то решить без моего участия? Или трезвой мысли больше ни у кого нет?.. — спросил он, нахмурившись и зажав переносицу, недовольным рычанием он испугал своего офицера, которому уже было крайне стыдно и неловко находиться в кабинете Зоника. — Что такого случилось, офицер, что ты позволил себе вломиться ко мне таким наглым образом? К тому же, в мой заслуженный выходной. — нудно и монотонно спросил синий ёж, все так же не поворачиваясь к нему носом медленно моргая, пытаясь заставить не гнущуюся шею стянуть голову с постели и сесть. Фиолетовый хамелеон стыдливо обхватил своим хвостиком бедро и замялся, пытаясь подобрать правильные слова. — Искренне прошу простить меня за вульгарное появление и Ваш потревоженный сон.. но Вы должны это увидеть. — тихо извинился Зэспио, указывая себе за спину в темный коридор, на что синий ëж лишь моргнул и скептически свел брови. — Увидеть что? — офицер вздохнул, ему не особо хотелось покидать зону комфорта ради чего-то, что явно не стоило его внимания и потраченного впустую времени, которое он мог отвести на такой необходимый ему сон. — Скорджа.. его доставили сегодня ночью с ужасными метаморфозными изменениями. Почему это случилось, выяснить не удалось и сам раненный не сказал ничего. — тихо сказал он, наблюдая за изменением синего ежа в мимике. Лишь малейшее упоминание об этом «джокере» в их нестабильной и хрупкой колоде вселенной заставило сердце офицера робко сжаться и забиться в быстром темпе, в горле появилась странная сухость и горечь непонятно откуда и с чего бы.. желание посмотреть ему в его бесстыжие глаза всë же заставило его подняться и вновь, хоть и не расторопно, натянуть на свое тело алую форму. Зоник расправил смятые иглы, опуская кисти рук ниже, на шею, размяв еë и поправляя наплечники, которые делали его плечи визуально шире, чем они есть. — Ну.. веди меня к нему. — скомандовал офицер, хватая хамелеона за запястье, вытягивая за собой и толкая его вперёд себя, застёгивая молнию на широкой груди. Блок камер, где всегда было постоянно шумно и много персонала зенита, синий еж резким движением руки, в которой он держал шлем, слегка ударил своего спутника в живот, намекая взять шлем в свои руки. Элита местной тюремной зоны как раз крутилась в этом блоке, куда поспешно явился сонный и уставший Зоник, привлекая внимание всех, его присутствие породило тишину и неподвижность, хоть и не сразу. — Вольно. Перестаньте уже трепаться, как девушки в парфюмерном за выбором духов. Надоели. — ёж был спокоен, но не очень доволен шумом в разгар смены, поэтому резко продолжил, не собираясь тратить и лишней минуты своего времени. — Доложить о поступившем в подробностях: физическое состояние, жизненные показатели, и остальное. — он прошёлся своим серьезным взглядом по элите, оборачиваясь к солдату, который стоял за его плечом, надеясь услышать от него что-то внятное. — Состояние стабилизировалось с момента ареста, но только благодаря лекарству, введённому ему во после прибытия, до этого было отмечено переохлаждение, упадок артериального давления, потеря большого количества крови, обезвоживание и интоксикация организма. — скупо перечислял коп, опустив глаза в неполное досье о личности. — У него много отклонений в работе внутренних органов и.. все остальное можете прочесть в досье. Полагаю, что его могли отравить и так зверски изуродовать. — сообщил фиолетовый хамелеон, протягивая синему папку, шагая к изолятору, куда этой ночью определили раненного зелёного ежа. Зоник даже не взглянул на досье, уже зная, что ничего толком в нём нет, а того, что имеется, недостаточно для полноты произошедшего. Он лучше всех знал, каким образом составляются такие вещи в этой дыре, никто не делает печатные документы на совесть, все равно, что читать жёлтую прессу, офицер не поверит и слову в этих бумагах. — Таких Ваших «полагаю» и сухих фактов мне не достаточно, офицер. Я требую полного анализа и Вами лично составленной описи, мне плевать, как Вы это сделаете, но к вечеру опись должна быть у меня в руках. — строго сказал Зоник, показывая, как хорошо он умеет играть в плохого копа, морально настраиваясь на встречу и разговор, который скорее всего не получится. — Виноват. Будет сделано, офицер. — поспешно кивнул Зэспио, сворачивая к изоляторам. — Уж постарайтесь. — рыкнул синий еж, останавливаясь у решетки и поворачиваясь к ней носом, замолкая, сменяя недовольство не читаемой эмоцией. — Святая гарпия.. — офицер замер у прутьев камеры в состоянии неверия своим собственным глазам. Состояние физического тела зелёного ежа вызывало лишь шок и смятение, не говоря о ментальном, было страшно даже подумать о том, что творится сейчас в его голове и.. откуда у него такие жестокие сломы практически у основания плеча? Словно прежде чем сломать и вырвать руку ему её изначально выкрутили и распороли до кости. Зоник слышал о ранениях и тяжком состоянии, но он не имел мысли о том, что они настолько серьёзные. Синий ёж лишился дара речи, проглотив язык и дышал с трудом, пытаясь упорядочить увиденное в своей голове, все же усердно пытаясь сохранить ледяное спокойствие, не каждый смог бы на это смотреть. В камере, прижавшись спиной к стылой стене сидел Скордж, его грудная клетка тихо поднималась и опускалась, мелко дрожа, очень трудно было понять — дышит он или нет. Бледная мордочка, склонившаяся к полу, была испачканная густой запëкшейся кровью, следы которой уходили на шею и впадинки на груди и скрывала глаза.. кажется, они были закрыты? Торс и живот были в каплях и пятнах крови, словно она текла из рта, вырываясь с кашлем. Визуально грудная клетка стала больше и шире, внимание офицера привлек странный шрам алого оттенка, тянущийся вдоль груди, он больше походил на свежую растяжку, ёж пока не решил, что из этого его больше устраивает. Область вокруг странной «дьявольской метки» выглядела воспалённой и опухшей, словно его решили рассечь и вновь небрежно сшить наспех, это явно доставляло бедному ежу боль снова и снова от малейшего движения. Колени были в синяках и царапинах, им, конечно, досталось меньше, отделался лёгкими ушибами, жаль, что руки не постигла та же участь, их просто не было, все, что осталось от конечностей, так это зверские сломы, на которые было тяжело смотреть без выворота кишок. Сколько боли перенес Скордж трудно понять или представить, его нынешний облик вызывал у офицера необъяснимый, мучительный приступ тяжёлой тревоги, сопровождаемый беспричинным страхом, и дрожь в коленях, он не мог понять, как реагировать на такие перемены в своей жизни. «Джокер» был в ошейнике, свойственном зениту, девайс усмирял его способности, ранен он, или контужен, значения не имело, на его шее он обязан быть во избежание несчастных случаев, хотя именно сейчас офицер считал, что он бесполезен. Зоник в пределах семи минут стоял рядом с прутьями, оценивая состояние зелёного ежа, ему хотелось помочь, но офицер пока не знал, как это сделать. И можно ли чем-то помочь? — Я находился в заблуждении и точно знал, что ничего страшнее пары переломов и ссадин у него нет. Что с ним произошло, он что-то сказал? — тихо спросил синий ёж, не отрываясь от изучения раненного и измученного тела. — Его взяли таким, все было хуже, чем сейчас. Сам он ничего не сказал, на вопросы офицеров не отвечал, не считая тяжелого дыхания и стонов он больше не издал и звука в присутствии копов. — хамелеон пожал плечами, а офицер устало вздохнул. — Я хочу с ним поговорить, может.. может мне он что-то скажет, оставь меня. — коп подошёл ближе к прутьям, только сейчас замечая прочную цепь на ошейнике и хмурясь, прочный поводок на его шее, как ограничение, вызывал не самые лучшие мысли. — Зачем цепь? Он же не пес. — прутья сдвинулись, и офицер вошёл в холодную камеру, медленно подходя ближе, в это время за спиной Зоника прутья вновь сомкнулись. — Для надёжности. После того, как синий ёж остался возле решетки в одиночестве, он ждал полной тишины, чтобы ничего не вызывало неприязнь у раненного, и они смогли попытаться поговорить. — Скордж? Ты меня слышишь? — спросил он в рабочем тоне, останавливаясь в двух метрах от него, осматривая сломы, вблизи все выглядело ужаснее и страшнее, вокруг тела витал кислый запах крови и гнилой плоти, стоять рядом было не очень приятно. Скордж ему ничего не ответил, он не пошевелился на знакомый голос, не дернул ухом или губами, он просто не хотел замечать и слышать офицера. Меньше всего ему хотелось трепаться попусту и тратить свои силы на того, кто его даже не поймет. Ожидания синего ежа подтвердились и усложнили ситуацию, с ним не хотели разговаривать, от чего офицер тихо и недовольно фыркнул носом, отмечая свое напрасное присутствие здесь, он просто растрачивал свой сон. Зоник сократил расстояние между собой и раненным ежом, присев рядом с ним на корточки, осматривая сбитые колени и особо глубокие раны и царапины, тяжело вздыхая. — У меня не получится облегчить твою боль и помочь тебе, если ты продолжишь меня игнорировать и играть со мной в молчанку. — сквозь зубы шипел ёж, пытаясь вывести его на любую реакцию. Скордж открыл глаза, фокусируясь на размазанных каплях собственной крови на полу, слыша поток звуков, пытаясь избавиться от этого шума, но игнорировать его было сложнее, чем игнорировать Зоника, но со временем шум исчез и еж смог связать обрывки слов в мысль и сфокусироваться на ней, ощутив связь с реальностью всем телом, а не только разумом. Он тяжело простонал, словив себя на мысли о том, что к горлу подступила тошнота, а на языке появился привкус крови. Терпеть изменения в теле было сложно и энергозатратно, а слушать и осмыслять слова того, кого ты терпеть не можешь вперемешку с тошнотой и мигренью было муторно. «Джокер» разомкнул сухие губы, сглатывая и облизывая уголок рта с небольшой ранкой, шевеля плечами и собирая свои оставшиеся силы в кучу, шепнув что-то невнятное, заставив офицера склониться к нему. — Не смей.. быть ко мне.. так близко. — хрипло рыкнул Скордж, резко ударив офицера в грудь ногой, толкая его от себя ближе к прутьям, было ли это во благо Зоника или же нет, знал только сам Скордж, но его слова звучали не однозначно, быть может он пытался уберечь его от самого себя, или же вновь проявлял своё «величие» и брезгливость по отношению ко всем. Мотивы его поступка были непонятны, но сил в нем осталось не так уж и мало, офицер не смог поймать баланс и ударился спиной о решетку, падая грудью бетонный пол, услышав, как треснули его ребра от такого резкого удара. Зоник с тихим стоном оперся на свой локоть, обхватывая грудную клетку рукой и жмурясь от острой боли в правом боку. Стерпев, офицер оторвал мутный взгляд от пола и посмотрел на сидячего ежа, встретившись с уставшими глазами, чья радужка изменилась от привычного спокойного голубого тона к алому, зелёный склонил голову к плечу, звеня цепью, в тусклых глазах абсолютно не было интереса, даже к страданиям синего ежа. Зоник нахмурился, опираясь на колени, и встал на ноги держась за бок, словно это поможет утихомирить треск костей. — Лучше, чем ничего. — фыркнул он, разворачиваясь к нему спиной. — Поговорю с тобой позже, когда врачи разберутся с тобой и вколят побольше транквилизатора. — Зоник встряхнул плечами, собираясь уходить, разговор не получился, что было ожидаемо, но он попытался, это уже шаг навстречу результату, и не важно каким он окажется: удовлетворительным или плачевным. — Глупец.. ты не поймёшь. — тихое шипение в спину, на что офицер рыкнул, оставляя раненного с болью и своими мыслями. — Никто не поймёт.«После двух тяжёлых месяцев реабилитации.»
Во время реабилитации «Джокера» и попыток его лечения, именно попыток, он отказывался принимать необходимые лекарства, плохо питался, его организм всему противился, не усваивая белки и углеводы, необходимые ему, чтобы хоть как-то улучшить показатели. Лекарства ему вводили силой, порой внутривенно, но в основном ему вливали их в глотку и заставляли глотать, смыкая его челюсть, нельзя назвать это хорошим способом, они не усваивались и от такого лечения ему становилось только хуже, появлялась частая тошнота, рвота и полный отказ от питания, удавалось уговорить только пить минеральную воду без газа через трубочку, иногда сладкий чай, но не более. Если бы не офицер, который отдавал распоряжения лечить его и заботиться о хорошем питании в течение реабилитации, даже если он этого не хочет, с ним бы никто не возился, врачам было бы просто плевать на его состояние, как и всем остальным кроме него. Порой он сам пытался уговорить его поесть, не всегда, но у него получалось остановиться с ним на ягодном йогурте, пока Скордж тянул его через трубочку, Зоник держал в руках бутылочку с йогуртом, купленным им. Он больше не пытался вытянуть из него хоть что-нибудь, решив оставить его в покое на время лечения и дать возможность свыкнуться, в первую очередь со своим новым телом, а только потом с обстоятельствами, окружающими его. Время лечит, и тело ежа постепенно заживало, плечи были осторожно сшиты хирургами, швы сняты и обработаны, раны и синяки постепенно затягивались после мазей и исчезали, следы крови были вымыты из шерсти шампунем, но вот бледность и пониженное давление не менялось в лучшую сторону, ведь он так и не начал плотно питаться и от витаминов тоже отказывался, а от питательных смесей, силой влитых через нос трубкой, ничего не менялось. Офицер лишь несколько раз в день навещал его, просто чтобы убедиться, что Скордж стабилен и у него ничего не болит, он так же приходил и ночью просто желая унять тревогу внутри себя, когда он не спал, они немного разговаривали, но близко он к себе так же не пускал. Этой ночью он принес ему тёплый плед в добавок к одеялу, ночами тут бывает очень студено. В последние дни Зоник попросил вкалывать ему и снотворное, чтобы он хоть немного отдыхал после всего перенесенного стресса. Ночи давались трудно не только зелёному ежу, офицер маялся от бессонницы и волнения, его угнетали мысли о плохом, что швы могли разойтись или болеть, что раны болели, но чертов ублюдок молчал, что постепенно выводило Зоника из себя. — Почему такой, как он, так треплет мои нервы своим молчанием.. неужели сложно сказать мне о своем самочувствии? — он сидел за своим столом, обняв свои плечи, и смотрел в кружку с кофе, наблюдая за кофейной пенкой и тёплым паром. Зоник не заметил, как он поменял свое мнение относительно него, он думал о нем каждый день, час, минуту и секунду. Теперь никто и ничто, включая собственное физическое и ментальное здоровье, его не волновало так сильно, как Скордж. — Боже, я схожу с ума. — офицер рывком встал со стула, чуть не расплескав горячий напиток и не опрокинув стул, жалобно скрипнувший от массы тела. Зоник поправил на своей груди темную майку и тихо простонал от отсутствия сна, вялость и апатия ко всему живому уже вошла у него в привычку. Скордж услышал шаги и повел ушком, неторопливо разомкнув свои алые глаза, замечая у прутьев уставшего офицера, он не смог справиться со своими эмоциями и угомонить тревожность, оставалось лишь убедиться в том, что его переживания напрасны. «Джокер» сжал свои губы, тяжело сглатывая, борясь с многоголосием в своей голове, все смешивалось в непонятное мычание и крики, этот шум утомлял, но он постоянно утихал и спустя время вновь появлялся, вытягивая из него оставшиеся силы. — Чего тебе? Зачем ты явился в такое время в этот раз? — хриплый шепот с нотками недовольства и усталости вызвал облегчение, Зоник был рад его услышать, если бы он в очередной раз провел ночь разговаривая с отражением в зеркале, он бы сошел с ума. — Убедиться, что ты спишь. — Убедился? — он слабо улыбнулся, но уголки его губ вновь опустились, улыбаться больше мгновения было больно, от этого сводило челюсть. — Зоник, ты же не глупый, а наоборот, очень даже умный коп. — глотая окончания вытянул из себя «Джокер», облизывая сухие губы, обессиленно роняя себя на постель, жмурясь от резко ударившей мигрени, часто дыша и успокаиваясь, расслабляя тело и разум, так переносить все было легче. — Так почему же ты не можешь сложить все пазлы и понять.. что я не болен, твои сыворотки и антибиотики делают мне только хуже, ты мешаешь изменениям в моем теле спокойно протекать.. я не умираю, ублюдок, я терплю неизбежное. А ты только мучаешь меня. — Скордж умолк, восстанавливая потраченные силы, только вот вместо облегчения накатила сильная боль, еж не сразу осознал всю её тяжесть. Она отличается от привычной ему мигрени или тошноты, боль была острой и разрывала его изнутри, словно его внутренние органы рвались на части, а кости трескались и ломались на множество осколков. Он встал с постели, опираясь плечом о ближайшую стену и медленно сползая по ней на колени, начиная хмуриться от оглушающей головной боли и стискивать клыки, впиваясь ими в губы, прокусывая тонкую кожу. Пытаясь удержать в себе вопль, Скордж начал вжиматься в стену от бессилия и паники, его тело ломало сильнее, ему хотелось откусить себе язык, лишь бы молчать и не срываться на вопль Вскоре кожа на теле зелёного ежа начала рваться по шраму, по телу полилась тёмная кровь, заливая пол алой густой жижей. В уголках глаз скопились слезы и полились по щекам, смешиваясь с кровью на шее, его плач вырвался из самого утроба.