***
Яд нашептывают советники, и злые слова пускают корни и дают ростки, и вот уже косо смотрят на него придворные. «Лорд-защитник — ближайшее окружение, доверенный человек, но этот — никто, грязь, приласканная когда-то герцогом и покойным императором. Вам давно уже следовало покончить с ним…» Он видит, как с каждым днем портится ее расположение, как кривится она при его приближении, как холодно отстраняет дочь. Он теперь все больше молчит. Паутина лжи и наговоров стягивает их словно кокон. Он пробирается по ночам в комнату Эмили, гладит дочь по волосам, и ее спокойный сон — ему единственная награда. Все изменяется в один день. Одно слово императрицы, и будто земля раскалывается у них под ногами, и вот Джессамина остается на одной стороне, а они на другой стремительно падают вниз. Избавьтесь от них, выбросьте их прочь, вычеркните из моей жизни. Пусть. убираются. вон.***
На другом берегу реки их никто не ждет. Дануолл красив по вечерам, но если смотришь на него с балкона особняка. Сейчас у Эмили перед глазами трущобы: улочки, где локтями упираешься в дома, где под ногами хрустит битое стекло и стены сочатся гнилью. А Корво едва ли их замечает, потому что знает: люди страшнее своих нечистот. Он держит ее за руку, и она, едва поспевая за ним, шлепает по грязи. — Корво? — спрашивает она. — Мы больше не вернемся во дворец? Он отворачивается, в горечи, не зная, как объяснить ей, малышке, что она стала теперь неугодна. У него из головы не идет эта отвратительная сцена, разыгравшаяся у нее на глазах: мать, бесстрастно наблюдающая из беседки, и он, умоляющий ее одуматься и оставить ребенка. Он не знает, что с ней делать. Во дворце были слуги, и няньки, и гувернантки, знавшие о нуждах ребенка и заботившиеся о ней, пусть большую часть времени она и была предоставлена самой себе. Она не знает, что такое голод. Детей надо кормить, их надо одевать, им нужно где-то жить, да и ему самому необходимо что-то есть, а их вышвырнули в момент без гроша, без каких-либо средств к существованию. Еще вчера в императорских покоях, сегодня им грозит провести ночь в подворотнях. Им нужно найти пристанище. Им нужны деньги. Корво рассеянно смотрит на дочь и вдруг — позабытая драгоценность! — незаметно вытаскивает жемчужную заколку из ее прически. Когда Эмили заметит пропажу, он скажет, что, должно быть, затерялась; а впрочем, ее никогда особенно не интересовали украшения. Ростовщик дает ничтожно мало, но этого хватит на первое время. Для Эмили все напоминает приключение. И Корво поддерживает ее фантазии, рассказывает истории — что угодно лишь бы отвлечь ее от реальности, не дать осознать, насколько жалка и ненадежна теперь их жизнь. Она молча наблюдает, как он, сидя перед печкой, пытается разжечь огонь из обрывков бумаг. Она рисует на грязном окне, и напевает, и не знает, что им нужно где-то добыть уголь и еще десяток различных вещей.***
Ему надо найти работу. Будь он сам по себе, занялся бы чем угодно. Но Эмили заставляет его быть осторожнее. Он обходит квартал за кварталом, читает объявления на стенах, каждую потрепанную листовку. Ему приходится водить Эмили с собой, потому что он боится оставлять ее одну. Она раньше никогда не бывала так далеко в городе, в таких районах. Ей все интересно, она глазеет на витрины — императорская дочка, прежде не видевшая торговцев. — Мы можем удить рыбу с моста! — Эмили перевешивается через перила, пытаясь заглянуть в мутную глубину. Корво смотрит в противоположную сторону, лишь придерживая ее за курточку, и думает о чем-то своем. Единственное ремесло, которому он обучен, — это сражаться и убивать. Вырванный с Серконоса в юности, в Дануолле он видел только парадные залы и банкеты, посещаемые императрицей. Его способностями восхищались многие, и многие аристократы хотели бы видеть при себе такого бойца, но не сейчас, когда его с позором отшвырнули от императорского двора. Приютить бывшего защитника короны — на такой скандал никто не пойдет. Наконец ему удается устроиться на винокурню. Там никого не волнует твое происхождение или прошлое — просто делай свою работу. Он берется за любые поручения: таскает ящики и перекатывает тяжелые бочки, поддерживает огонь для гигантских котлов и следит за воротами, и никогда не задает вопросов… Но здесь не любят зря расставаться со звенящими монетами, и причитающееся запросто могут отдать самым низкосортным пойлом, что здесь гонят. Если повезет, его удастся перепродать: в винном квартале часто ошиваются бродяги в поисках дешевой выпивки. Если же нет — он откупоривает бутылки и выливает на землю в ближайшем переулке. Пустая трата, но он не хочет нести их домой, не хочет, чтобы Эмили видела. Он ни с кем не сходится, держится особняком. Его поведение вызывает нападки, его считают высокомерным выскочкой. Задирает нос, как же! Не от хорошей жизни подался на такую работу. Его зовут играть в кости и карты, а он, не останавливаясь, проходит мимо, и тогда они решают вколотить ему чувство товарищества. Его поджидают в темном ряду бочек, надеясь на славную потасовку, но он оказывается хитрее. Они могут хвалиться лишь мускулами, а у него за плечами — годы тренировок и трюков. Но он не стремится отбиться или сбежать: он вдруг бьет целенаправленно и жестоко. Уходя от удара, заламывает обидчику руки и швыряет на пол, а тот врезается в ящик с бутылками, приготовленными к отправке, и вопит, когда в него вонзаются осколки. Самому тоже достается: у него рассечена бровь, он тяжело дышит, и гнев бурлит словно в одном из дистилляционных кубов. Их разнимают, осыпая проклятиями. Он бредет через весь город, не глядя, не разбирая дороги, доходит до какого-то паба на краю реки, где остервенело грызутся звери, а пьяные матросы подбадривают их свистом, и, сидя на набережной, исподлобья смотрит на блестящие огни Башни на том берегу. Он возвращается домой за полночь, прокрадывается тихо, боясь разбудить, но Эмили не спит: она сидит на кровати, поджав ноги, и ждет его возвращения. Он протягивает ей припасенные сласти из цветного марципана и разрешает уплетать их тут же под одеялом. Он чувствует свою вину за то, что она теперь подолгу остается одна. Он обещает погулять с ней, а сам приходит так поздно; он подкупает ее конфетами и вновь дает обещания, просит дождаться его и не выходить из дома. Ему не нравится, когда она на улице одна. Все так изменилось: раньше он проводил с ней каждую свободную минуту, а теперь боится, что она начнет спрашивать, когда они вернутся во дворец, — там было иначе, там он всегда был рядом, и не приходилось сидеть в темноте, потому что свечи дороги, — в такие моменты она закрывает глаза и силится вспомнить хрустальные люстры и пылающий камин в материнских покоях. Эмили придвигается к нему под бок. — Корво, — сонно просит она. — Расскажи историю.***
Однажды жила на Четырех Островах малютка-принцесса… Однако наступил черный день: солнце над столицей не всходило, все померкло, и облака в небе над дворцом превратились в грозовые тучи. Холодный хлесткий дождь шел, не переставая, несколько дней — и с каждой каплей, проливавшейся на землю, стучавшей по черепице домов и падавшей на редких прохожих, с каждым порывом ветра, все стали забывать, что она — принцесса, обозлились на нее и вынудили бежать. При ней остался один ее верный рыцарь, поклявшийся защищать ее, чего бы ему это ни стоило. Он верил, что придет день, и принцесса сможет вернуться во дворец и засиять еще ярче, чем прежде. Но для этого им нужно было преодолеть не одно испытание. Они опускаются на океанские глубины и поднимаются до самых звезд, сражаются с морскими чудовищами и встречаются с герцогами и королями. Одни приветствуют их, а иные заключают в тюрьму. В один день они ловят речную рыбу и запекают картошку в углях, а в другой — пируют в величественных залах и уплетают столько фруктовых слоек, сколько захотят…***
К счастью, Эмили всегда засыпает раньше, чем он замолкает, потому что он не знает, чем заканчивается эта история.***
На винокурне ему дают расчет. Хозяин требует его к себе, и Корво хорошо понимает: проблемы никому не нужны. — Они захотят отомстить. А я не могу позволить, чтобы ты ломал тут руки моим ребятам. — Он не спешит указывать на дверь. — Я видел, как ты дрался. И Корво уже знает, что услышит: подпольные бои, кровавые забавы, которые принесут легкие деньги, если только готов не жалеть себя. Он соглашается.***
Слухи разносятся быстро: на арене появился новый чемпион. Ему дают самые невероятные прозвища, ловкачи продают места в первых рядах у самого каната, а завсегдатаи восторженно улюлюкают и вопят, когда наконец падают те, кто уже долгое время не уходил с этого ринга проигравшим. Ему все равно. Он побеждает своих противников легко, играючи, его умение превосходит грубый напор наемников. Публике это скоро надоедает, публика жаждет зрелищ, интриги, а тут все ясно с первого взгляда. Ставки становятся меньше, и его выигрыш тоже. Тогда распорядитель придумывает новое развлечение. «Сколько продержится знаменитый защитник?!» — надрываются афиши. Ему стягивают руки за спиной и привязывают к столбу. Теперь у него не противник — палач, который будет бить, пока он не упадет. Все тело взрывается дикой кричащей болью. Восемь… девять… Он перестает считать удары. Ставки растут, хозяин наглеет: теперь любой из толпы может выйти и нанести удар. Людей не надо уговаривать. Лорды, которые раньше вздрагивали, стоило на стол перед ними лечь его тени… по малейшему кивку императрицы, за малейшее неудобное слово он выставлял их с приема прочь… эти лорды, которых неизвестно, как сюда занесло, хорохорятся и смеются, платят, чтобы посмотреть, как он опустился и плюют ему под ноги. Теперь-то вышвырнули его. Один решается на удар, но он такой слабак, что не может даже как следует врезать, и Корво отвечает насмешливым взглядом исподлобья. А может, подобное случилось на каком-то приеме? Он не помнит. Противник раззадоривается; неуверенный поначалу, теперь он бьет прицельно, и каждый удар бросает в темноту, и Корво боится одного — услышать хруст ломаемых костей. Но отступать некуда? поздно? Он пытается уклониться, тщетно отводит голову, а в голове горят лишь бесконечные счета. И он винит во всем себя, думает, что ему одному стоило давно уйти из дворца, и Джессамина, не видя его, не злясь на него… не посмела же бы она выгнать ребенка… Но он не знает наверняка. Он думает, что она могла бы выставить дочь ему вслед. Потом проходит даже это, и на смену страху приходит забвение. В его голове откуда-то возникает навязчивая мелодия песенки… кто-то в толпе напевает или это Эмили подцепила ее где-то на улицах? Он не может вспомнить. Он думает, что будет делать Эмили утром на рассвете, когда он не вернется домой. Мелодия звучит все громче, а может, это звенит в ушах от пистолетного выстрела в самое сердце. Он думает, что станется с ним самим, как скоро голодные крысы доберутся до него, когда тело выбросят на улицы. А потом тишина и скрежет в голове, и у него перед глазами Эмили в грязи прыгает по классикам. Удар, удар, удар, раз за разом. Его качает на волнах мелодии. Он надеялся, что все наладится, если они покинут дворец, но становится только хуже. Он заставляет себя думать об Эмили. Потом даже Эмили перестает иметь смысл.***
Когда он приходит домой, от него пахнет кровью и виски. И маленькая Эмили, которой давно положено спать, испуганно наблюдает из-под одеяла, как он умывается почерневшей водой и прикладывает компрессы к новым синякам. Она никогда не видела его таким.***
…И принцесса, лишенная двора, решает завоевать сердца простых людей. Она учится быть справедливой и мудрой. Не только во дворце нужно ее внимание, и она и ее рыцарь помогают простым жителям, проявляя милосердие и благородство. И вот однажды она возвращается в родной город на белом корабле под шелковыми парусами. Жители приветствуют ее, они собрались на набережной и машут, и бросают в воздух цветы и разноцветные ленты, и провожают принцессу до тронного зала, где она занимает свое законное место…***
— А что было дальше? — спрашивает Эмили. — Она казнила их? — Кого? — Тех людей, что выгнали ее из дворца. Он замирает. — Должно быть. Удовлетворенная его ответом, она кивает, отворачивается к стене и засыпает вскоре. А он долго стоит в темноте, смотрит в окно и думает, что этот город не принес ему ничего, — и все же он подарил ему Эмили.***
Во сне ветер приносит с собой серконский зной. Он утирает со лба пот, откидывает назад небрежно собранные в хвост волосы, ощущая на губах солоноватый привкус. Знакомый голос окликает его: с победным кличем Эмили несется вниз по улице. У нее закончились занятия в школе, и она полна энергии. Загорелая, окрепшая в южном климате и все больше на него похожая, в летнем костюмчике в полоску и соломенной панаме; точь-в-точь в такой же костюм одета тряпичная кукла, которую она сжимает в руке. Он раскрывает ей объятия, и она по-детски горячо и пылко чмокает его в щеку, а после усаживается рядом на деревянные ящики. Ожидая, пока он закончит работу, Эмили раскрывает портфель, достает из него карандаши и тетрадки, где поверх скучных цифр и чистописания плавают волшебные рыбы и экзотические птицы едят с рук. По дороге домой он покупает ей целый пакет персиков, таких спелых и сочных и так много, что пакет рвется, и фрукты рассыпаются и катятся по пыльной дороге, а они, смеясь, бегут за ними наперегонки. На берегу канала она пускает в воду вырезанную из дерева лодочку. Он обещает однажды, как накопит, купить ей такую же, только настоящую, чтобы они могли выходить в море и купаться в самой середине бухты. А пока она бежит за игрушечной лодкой, которой угрожают выдуманные шторма и водовороты, которую атакуют пираты, но Эмили Храбрая отважно защищает свое суденышко, и в конце концов оно достигает знакомых вод. Утомленная за день, она заснет на маленьком балкончике, укутанная в одеяло, как всегда засыпает, глядя на звездное небо над Карнакой, убаюканная его рассказами и мечтая о тех временах, когда она сама отправится к дальним берегам.