Si vis pacem, para bellum

      То, что между Империями людей наладились какие-то непонятные отношения, было известно очень давно: они могли кидаться друг в друга обвинениями, соревноваться в технологическом развитии и устраивать жестокие разборки на границах, но не дай бог другой расе напасть на одну из них. Тогда вся напускная холодность вмиг слетала, соперник становился союзником, и вражеские корабли терпели двойное фиаско: мало того, что возвращались ни с чем, так ещё и сражаться приходилось с удвоенной мощью противника. Ксенофильные Нации Земли это выручало не раз и не два. Среди боевых пилотов даже ходила шутка, что президент землян расплачивается за такую помощь на коленях в кабинете императрицы. Человеческое Содружество получало колоссальные выплаты за военную помощь и отстраивало заново свои флоты, чтобы в следующий раз снова ввязаться в войну на стороне единственной империи-сестры — или всё-таки матери? — по генофонду. Как говориться, война — это плохо для людей, но очень хорошо для экономики.       Им обоим, что Андерсону, что Уайту, повезло родиться во времена расцвета теневых отношений человеческих Империй.       Сириус был сыном двух политиков. Его отец и мать занимались развитием торговли Глиесе — их родной планеты, — и до сына им не было никакого дела. Мальчика воспитывала сначала няня, затем — череда бесконечно меняющихся гувернёров, а потом маленькому Уайту стукнуло десять, и его отправили в Академию — столичный интернат для одарённых детей. И так почти не видящий родителей, он и вовсе забыл их почти на семь лет: интернат не предполагал частых встреч с родными: выходить на светские мероприятия юношам полагалось лишь с семнадцати, а чета Уайтов была не настолько важными шишками, чтобы регулярно появляться на раутах имперского собрания. Сириус тогда часто шептал разученные со старенькой нянечкой молитвы далёкому Богу, стоя на коленях посреди пустой спальни — другие мальчишки зло подшучивали и смеялись над ним, а девчонки тыкали пальцем и тоже смеялись. Небесный старик никогда ему не отвечал. Учителя говорили, что он умер ещё сотни лет назад, и тогда маленький Уайт стал молиться звёздам. Их существование опровергнуть было невозможно.       В интернате мальчика гнобили и унижали. Светлый по природе, он прослыл беляком, бельмом на глазу, заучкой, зубрилкой, сумасшедшим святошей, который никогда не отвечал злом на зло. Сначала другим детям было смешно, а потом они начали его истязать. Наставники пытались прекратить травлю, даже писали к родителям, но те лишь отмахивались — это реальный мир, пусть привыкает. Умный мальчик ждал, что скоро его погодкам надоест, но те лишь набирали обороты: к концу второго года часть его волос были уже даже не пшеничными — серебряно-седыми, а на рёбрах было не сосчитать гематом. Уайт продолжал молиться звёздам и учиться, учиться, учиться. Окончив третий год, он сдал экзамены за четвёртый и пятый и ушёл туда, где достать его было невозможно: в старшие классы Академии.       Взрослые ребята поначалу странно смотрели на пришедшего к ним мальчишку. Зашуганный, не смеющий поднять глаз умный ребёнок с полностью седой головой. Слухи поползли мгновенно. Кто-то считал его милым, кто-то заучкой, а кто-то — заржавшимся маменькиным сынком. Девушки, расцветшие достаточно, чтобы интересовать парней, присматривались к новичку и обсуждали его за спиной: форма старших курсов была Сириусу откровенно велика — ему, высокому и даже слишком худому, в принципе было сложно подобрать одежду — и постоянно норовила перекрутиться или съехать с плеча. Над Уайтом смеялись, правда, уже беззлобно и помогали освоиться. Сириус впервые чувствовал себя на месте. А потом случился Грег.       Грегор был сыном главы сплаволитейной корпорации. Он был старше на год, начитан, вежлив и, говоря начистоту, достаточно красив, чтобы от его ненавязчивой заботы зашуганный мальчик растаял. Их отношения сложно было вообще так называть, но они были: короткие касания ладоней в столовой, неловкие взгляды поверх голов одноклассников, смущение в раздевалках перед уроками физического развития. Грег научил Сириуса играть в шахматы и танцевать вальс, а седой мальчишка дарил ему портреты на тестовых листах и поцелуи в щёку. На всё остальное у них просто не было времени.       Первый поцелуй случился на первом для Сириуса рауте. Он, смущённый взглядами многочисленных кавалеров и дам, известных своими заслугами перед Империей, неловко танцевал с такой же испуганной девушкой с потока, пока Грег не украл его из главного зала в другой, поменьше и поскромнее, где откровенно любовался красными щеками седого мальчишки, расслабляющегося в привычных ведущих руках. А потом Грегор попросил разрешения поцеловать его. И Сириус ему разрешил.       Их чувства с Грегом закончились так же внезапно, как и начались. Они разошлись друзьями и даже продолжали писать друг другу по праздникам и иногда созваниваться. Сириус был благодарен Грегору за то, что тот помогу ему вырасти во что-то куда большее, нежели в обычного чудаковатого заучку. Под его влиянием Уайт раскрылся, начал активно общаться с другими людьми и даже открыл в себе талант оратора. Грег улыбался и называл его жемчужиной. А потом пришла пора его выпуска, и всё закончилось. Сириус отпустил его со слезами на глазах и с неописуемой благодарностью. А потом, чтобы забыться, с головой зарылся в подготовку к выпускным экзаменам.       После выпуска Сириус отказался возвращаться на родную планету. Родители хоть и принимали его выбор, но понять до конца, почему сын отказался принимать пост заместителя торговой палаты, так и не смогли. Уайт-старший долго кричал и угрожал отречься от нерадивого отпрыска, оказавшего ещё и проклятым голубым, но получил в ответ лишь презрение и бумагу о зачислении на обучение в столичный дипломатический корпус.       Попав пусть из жестокой, но всё-таки тепличной среды в свободное плаванье, Сириус испугался. Столица блестела мириадами огней и переливалась голографическими экранами со всех сторон. После родной планеты и долгого перелёта это обилие красок ослепляло, а окружающий шум — оглушал. Однако Уайт взял себя в руки: нельзя было терять голову от открывшихся возможностей в первый же день — его ещё ждало выступление перед комиссией и заселение в общежитие.       В тот день он принял свою первую установку: терпеть он больше не будет. Проблемы можно и нужно решать, а лекторы научат его как.       Белокаменное здание дипломатического корпуса громадой высилось перед ним.

***

      Вечеринка в честь окончания третьего курса выдалась на славу. Их группа А145 собралась почти полным составом в гостиной общежития, чтобы решить, куда они пойдут кутить всю ночь напролёт.       Задачка была не из простых: не каждый из них мог пить спирт — у киликов, «птичек», оказалась непереносимость человеческого алкоголя. Решение нашлось быстро и было просто, как атом водорода: изумрудную пыль — лёгкий наркотик — мог употреблять каждый из их разномастной компании. А уж достать его было проще простого: диппочта позволяла протаскивать этот порошок в достаточных количествах. Грех было не пользоваться.       В конце концов компания двинулась к голографическом кинотеатру, где намеревалась снять вскладчину отдельный зал и отдаться веселью. Сириус шёл под руку с миловидной Бэт, такой же отличницей курса, как и он. Ходили слухи, что девушку после выпуска хотел видеть подле себя глава Отдела внешнегалактических связей «Орбис Кастомер Синерджис» — сиреневых рептилоидов, торгующих имплантами и другой техникой и чрезвычайно любящих другие расы. Все знали, как Нации Земли дорожили контрактами с ними, а потому назначение было почти обеспечено.       Единственное, что радовало Бэт — это то, что орбисы не могли совокупляться с людьми. Гадкая, но всё же приятная правда.       Сам же Сириус планировал остаться в дипкорпусе Земли или двинуться младшим делегатом в Галактический Сенат. Стать любимчиком какого-нибудь гриба или робота ему совсем не хотелось. Было ещё, конечно, Человеческое Содружество, но от мысли о работе с милитаристами в их вечной боевой готовности его передёргивало.       Сам Сириус придерживался пацифистских взглядов, старался всячески избегать конфликтов: воспоминания о детстве всплывали в памяти при каждом взгляде в зеркало: волосы он не красил и даже почти не стриг: Бэт они нравились, а его самого не раздражали.       «Настоящая жемчужина», как говорил Грег.       Сириус тряхнул головой, отгоняя непрошенные воспоминания, и обратил внимание, что Бэт нетерпеливо смотрит на него. Он знал этот взгляд: ей не терпелось обсыпать губы изумрудной пылью и начать целоваться. После экзаменов её либидо возрастало в разы, и, о звёзды, как Сириусу это в ней нравилось.       Их роман вспыхнул в конце второго года обучения, когда они готовились к церемонии празднования Нового галактического года на Земле. Вся группа помогала украшать главную аудиторию, а Сириус с Бэт вешали голографические букеты под потолком. Они танцевали в воздухе под гремящие гимны, пока в талариях — «летучих ботинках» — не сели батареи. Потом они пошли обедать вместе, а через неделю впервые поцеловались, прогуливаясь по инопланетному зоопарку.       После этого их не считал влюблённой парочкой только ленивый. Но любили ли они друг друга? Сириус не знал.       Не будь она почти определена — читай, отдана орбисам — он бы позвал её под венец. Бэт была слишком хороша, чтобы оставлять её одну.