Школа Колдовства и Чародейства Дурслькабан - часть вторая дилогии "Сквибы наносят ответный удар"

      — Молли Прюэтт! — услышала она голос из прошлого у себя за спиной и на автомате повернулась и сделала книксен.       Сидящая рядом с ней Джиневра вытаращилась от удивления, посмотрев на странное приседание мамы. Она даже не подозревала, что та могла исполнить книксен настолько виртуозно, более того — она сомневалась, что её мама знает, как и к кому надо подходить с подобным телодвижением. Из-за неуместности поведения собственной матери Джинни презрительно фыркнула.       Но странности продолжались.       Вокруг них обеих и старенького дядьки замшелого вида переливался сферический зеркальный щит и что-то ещё было в него вплетено потому, что окружающая их публика даже не заметила появления старичка.       — Дядя Игнациус, — промямлила Молли, оставаясь в нижней точке книксена и даже не думая выпрямляться. Джинни дёрнула маму за рукав, но старичок одним взглядом заморозил несдержанную девчонку и та почувствовала себя ничтожной. Ничтожной и никому не нужной. Неинтересной. Помехой. Вонючей букашкой, которую надо раздавить пальцем, чтобы не испортить её запахом сюртук приличного мага. — Вы изволили со мной говорить! Почему?       — Потому что ты наконец избавилась от привязки к нищебродам и Предателям крови Уизли. И у меня к тебе есть предложение.       — Но я всё ещё Уизли, дядя Игнациус! — тоненьким голоском ответила Молли.       — Ты — вдова. Ты уже свободна от обязательств. Я хочу с тобой поговорить наедине, — светло-серые глаза старого волшебника презрительно скользят по принявшей вопросительный вид женщине. — Без этой… — он махнул палочкой в сторону Джинни и её вышвырнули из защитного купола. ***       Флёр, Седрик и Виктор снова стояли как раньше — каждый в своём углу, но на это раз не молчали, а разговаривали.       — Моя тупорылая прямо вышвырнула золотое яйцо из своей кладки, а потом кинула его прямо к моим ногам. Я аж ойкнула от боли. А она повернулась ко мне спиной, словно говоря — «Забирай и уходи, уже достали!» — жаловалась девушка. — А с вами как было, мсье Диггори?       — Почти то же самое. Китайская драконица ждала меня уже с вынутым из гнезда яйцом. Зыркала оттуда незаинтересованно, чуть ли не постукивая пальцем по камню. И я спокойно взял приз.       — А хвосторога забилась в угол загона, оставив всю свою кладку на моё усмотрение. Увидев это, я засомневался — не подстава ли это. Может, она это нарочно, чтобы наброситься и съесть меня. Никто её не обвинил бы. Я поэтому пошёл к ней и показал, что взял только фальшивку…       — И что?       — Она … ну, я не знаю… Мне показалось, что она напевает.       — Что? — выкрикнул Седрик. — Как дракон может напевать себе?       — А твоя — нет? — не поверил Виктор.       — Я провёл в загоне не больше тридцати секунд, так что…       — Моя мурлыкала, — добавила Флёр. — А когда вы вышли, мсье Крам, то были весьма взбудоражены.       — Как мне не быть взбудораженным, скажите? Хвосторога лизнула мне нос своим языком, чуть не снесла кожу на нём. Меня это умилило и я начал хохотать как умалишённый, валялся по земле… И мне показалось, что драконице тоже очень смешно.       — Чушь какая-то… — побормотал Седрик. — Кстати, Виктор, ты очень хорошо говоришь на английском языке. Я тебя поздравляю.       Виктор вдруг спохватился и весь сжался, потупив взор. Но быстро смекнул, что — пропади оно пропадом — хуже уже не будет и распрямил плечи.       — Я из тех Крумовых, которые потомки болгарского хана Крума. Корни нашего рода идут далеко в века, да что там века — тысячелетия! Дар у нас такой — быстро учить языки, не только человеческие…       — Смотри-ка, с хвосторогой поговорил? — полюбопытствовал Седрик.       — Язык ящеров недоступен для меня. Для этого нужно иметь особую группу голосовых связок в гортани, в моей семье этого нет.       Полотно входа откинулось и в палатку буквально влетел Людо Бэгмен, который был на грани обморока.       — Вас вызывает жюри, — а потом огляделся и воскликнул. — А где Поттер-Блэк?       — Мы не знаем, мсье Бэгмен, — ответила за всех Флёр Делакур. — Он сюда не вернулся.       — Как так не вернулся? А куда он ушёл? Сейчас будет объявление оценок первого состязания! Давайте, выходите, не будем же заставлять судей ждать! ***       Гермиона Грейнджер была одной из немногих, кто всё время следил за передвижениями своего друга. Его странный танец заворожил её и она хотела, после того, как он забрал золотое яйцо из гнезда валлийской драконицы, найти и поздравить его. Но опередила Гермиону незнакомая золотоволосая красавица, которая вихрем набросилась на Гарри, бешено покрывая его лицо поцелуями.       Парень со страстью отвечал девушке и Гермиона заподозрила, что это та самая загадочная невеста, о которой он говорил в поезде. О существовании которой как-то забылось.       Но вот она появилась и её друг, забыв обо всём, обнял незнакомку и тоже начал целоваться. Рядом с ними появился какой-то маленький лопоухий монстрик, схватил обоих за руки и все трое исчезли в неизвестном направлении.       Сердце гриффиндорки облилось кровью. В груди заныло от вспыхнувшей ревности и отчаяния. Три года! Она дружила с Гарри Поттером целых три года! Учила его пользоваться пером, махать палочкой, писать эссе, водила его за ручку в Больничное крыло при каждом его недомогании, стряпала ему бутерброды чтобы тот, зачитавшись в библиотеке, мог перекусить. Помогала ему во всём, а он? Он выбрал другую.       О своих наблюдениях и горьких переживаниях она, сквозь слёзы, пожаловалась Невиллу Лонгботтому, не сумев сказать ему — из-за Клятвы молчания — о помолвке Гарри.       Невилл и не спрашивал ничего. Он шёл рядом, молчал и изредка, кося взглядом, посматривал на плачущую однокурсницу. ***       Оглядевшись, рыжая третьекурсница Гриффиндора вскрикнула, потому что мамы рядом не было. Зато рядом сидел какой-то незнакомый мужчина, оценивающе её разглядывая. Джинни этот скользящий по ней липкий взгляд был очень неприятен, словно её хотели купить. Её первым порывом было встать с места и убежать подальше от хозяина этих припухших мерзких глаз, которые, её как бы раздевали.       Но совсем недавно, минуту назад, мама была здесь! Она никуда не делась и Джинни должна была дождаться её появления.       Свою маму девушка впервые видела настолько робкой, тихой и покладистой. И настолько пренебрежительной в отношении своей единственной, самой любимой дочурки.       Странный тип что-то заговорил на французском языке и это было последней каплей, переполнившей чашу терпения тринадцатилетней девушки. Она быстро вскочила и побежала в сторону замка, куда шли и двое знакомых ей гриффиндорцев — парень Невилл и лохматая зануда Грейнджер.       Ишь ты, какая Грейнджер проворная! Сначала Гарри Поттера от Джинни увела, а сейчас и Невилла, к которому она только-только начала присматриваться.       Джинни ещё быстрей побежала, чтобы догнать их и помешать Всезнайке захомутать второго интересного парня на факультете.       — Невилл, подождите меня! — закричала она и он обернулся.       Увидев, кто именно кричит, он махнул рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи и даже подхватил Грейнджер под локоть, заставляя поспешить.       Да что такое происходит сегодня? ***       Трое из четверых чемпионов подошли к краю загона, туда, где в первом ряду трибун, на возвышении, задрапированном золотой тканью, восседали шестеро судей.       — Оценивается выступление мистера Гарольда Поттера-Блэка! — объявил Людо Бэгман.       Все судьи подняли свои волшебные палочки и начертили в воздухе цифру десять, только директор Аргус Филч поднял табель тоже с цифрой десять. Все посмотрели на это недоразумение, называющее себя директором школы Колдовства, у которого магии вообще не было. Но промолчали.       — Оцениваем мадемуазель Флёр Делакур, — известил Бэгмен и на его удивление все судьи дали ей пятёрки. — Седрик Диггори! Голосуем! О! Виктор Крам!       Пятёрки каждый судья дал и обоим оставшимся парням — Седрику и Виктору.       Троица семикурсников медленно брела к замку, окончательно подружившись.       За ними толпой пошли остальные ученики. ***       Они аппарировали в «Нору», чтобы Молли собрала свои сворованные из отчего дома ценности во время бегства оттуда к Артуру, парню, совершенно недостойному стать зятем семейства Прюэттов. Потому что, а это был общеизвестный в волшебном мире Британии факт, каждая девица, вышедшая за кого-то из Уизли, наводила на свой Род проклятие Полного вымирания.       Когда дочь Прюэттов Молли сбежала с Артуром, Игнациус, как Глава рода, сразу предупредил своего младшего брата — её отца — немедленно отсечь Предательницу от Древа, отречься от неё, как от дочери, и передать в усыновление Главе её братьев-близнецов. Чтобы спасти от нависшей над парнями угрозы.       К сожалению, успели выполнить только первые два пункта. В момент, когда начался ритуал усыновления Гидеона и Фабиана Игнациусом, все почувствовали, что Артур и Молли сочетались на брачном ложе. И смерти парней не миновать.       Два дня спустя их убили пожиратели.       В конце этого августа Игнациус вдруг почувствовал, что Проклятие над его родом рассеялось. И он начал своё расследование, чтобы выяснить причину.       Для начала, он постарался встретиться издалека с каждым из детей Молли. Своему мужу Артуру она целую кучу сыновей народила. И доченьку в придачу. Но каждый из них нёс мерзкую печать на своей ауре.       Э-эх, почему? Почему в молодости Молли была настолько пустоголовой? Если бы послушалась родителей, Главу своего рода и вышла бы за выбранного ими жениха, всех этих парней ждало бы прекрасное будущее. А фамилии Прюэтт не грозило угасание.       К огромному удивлению Игнациуса, Артур этим летом нелепым образом погиб от руки обычного маггла. Тот его пристрелил в своём доме, совершенно ненаказуемо при этом. И своей смертью освободил жену не только от брачных обетов и связей, но и от печати Предателей крови. Если бы хоть один из её сыновей был бы тоже чист, Игнациус не стал бы дёргать эту располневшую дуру, оставил бы её и дальше изображать ручную собачку Дамблдора. Но, чего нет, того и нет. И сыновья, и дочка остались заклеймёнными, Игнациус хорошо видел мерзкую чёрную кляксу на ауре каждого из детей умершего Артура Уизли.       Но, вот, Молли была чиста.       «Нора» — вот где жила их кровинушка сколько лет! В этом строении, плоде воображения безумного архитектора. А чего ждать от падшей, потерявшей честь и достоинство, отрекшейся от своего круга семьи? Что? Конечно, таких вот перекошенных «небоскрёбов», держащихся только на магии.       Их встретил безумный визг с верхних этажей.       — Мерлин, я об упыре совсем забыла. Дядя, присядь, пожалуйста, и подожди немножко, пока я что-то сварганю и отнесу бедному упырю, — затараторила Молли, не замечая помрачневшего от увиденного и услышанного Игнациуса.       — Сядь! — рявкнул мистер Прюэтт и Молли на автомате присела на ближайший стул. — Где этот упырь, Молли?       — Там, наверху, — тонким голосом ответила она. — Это любимая зверушка милого Артура…       — Где конкретно его держите?       — На чердаке, дядя.       — Жди здесь, никуда не уходи. Приказ Главы рода.       — Слушаюсь, милорд.       Игнациус неторопливо скрылся в указанном Молли направлении, а та, не посмев даже пальцем пошевелить, прислушивалась к его размеренным шагам. Скрипнула дверь, упырь визгливо забормотал, тишина и нечеловеческий рык. И совершенно отчётливо прозвучало:       — Авада Кедавра!       Горькие слезы потекли по пухлым, слегка обвисшим щекам Молли. Она вся скукожилась, в ожидании своей судьбы.       Мистера Прюэтта не было уже долгое время. Что он делает наверху? Роется в комнатах детей? И внезапно в её в груди всё похолодело — она представила себе, ЧТО он мог там найти.       Ей стало стыдно за себя, за Артура, за своих сыновей, за доченьку. POV Молли.       Когда Артур уговаривал выйти за него, то обещал ей звёзды с неба. Томным голосом расписывал их общую жизнь в его отчем доме, где никто не будет мешать их любовному счастью. У Артура не было ни братьев, ни сестёр, ни — слава Мерлину — досадных родителей. Молли нафантазировала себе всякую всячину, а директор Дамблдор такое наобещал молодым, что она рискнула.       «Нора», однако, совсем не выглядела как Малфой-манор. Даже её отчий дом, в сравнении с «Норой», выглядел Букингемским дворцом. Но, ослеплённая поцелуями, страстными ночами и сладкими словами рыжего Артура, она потеряла голову. Лишь тогда, когда у неё родился шестой сын, Рональд, она осознала, что с момента, когда она в первый раз переступила порог «Норы» и до сих пор, только тем и занималась — рожала, рожала, рожала…       Для первого сына, наследника Уильяма, они со всем, как бы справлялись. Министерская зарплата Артура была достаточна для них троих, даже некоторую сумму Молли могла отложить в сторону, чтобы копилась. Она мечтала ходить нарядной по Косому переулку, покупать себе и маленькому Биллу самое дорогое, что предлагалось в магазинах, но накопленные деньги просто потратить ей не давало сердце. Более того, она почувствовала себя беременной во второй раз.       Всё шмотьё, нужное для выращивания ребенка, переходило к следующему новорожденному. Близнецы всё уничтожили. Их было двое и им было нужно всё в двойном количестве.       Рончик родился голеньким и долгое время таким и жил. Потому что даже обычные пелёнки после стольких братиков превратились в тряпьё.       Артура назначили руководителем Сектора борьбы с незаконным использованием изобретений магглов в Министерстве и зарплату ему повысили. Но всю толпу голодных сыновей накормить, одеть, обуть на одну зарплату не осилишь. И Молли стала зудеть мужу, что, раз уж у него есть официально разрешённый канал доступа к магглам, то не мог бы он что-то оттуда приносить детям. Не ей, детям.       И Артур стал приносить утюги, лампы, штепсели, миксеры… Она хотела детские вещи — он приносил аккумуляторы.       Однажды она, разбушевавшись, бахнула мужу этим самым аккумулятором по ноге и процедила сквозь зубы, что если тот не принесёт Рону что-то из одежды, посуды и кроватку — и не только ему, а всем сыновьям, она разведётся с ним, оставив всех детей ему на попечении.       Через два дня он привёз ей целый сундук вещей. На каждой из них она увидела вензель Поттеров. И, пригрозив убить мужа, она спросила его откуда ВСЁ ЭТО.       — Не морочь себе головку, Моллипусечка, Поттеров Тот-который убил и Дамблдор позволил нам с Мунгундусом забрать себе из их дома всё, что нам заблагорассудится. Просто потому, что Министерство магии собирается сделать из ихнего дома Памятник победы Гарри Поттера. Конец POV Молли.       Мистер Прюэтт нёс перед собой целый ворох из ТЕХ вещей.       — Ты за вора вышла, Молли Прюэтт? Предпочла его, а не старшего сына лорда Лестрейнджа, Рудольфуса?       — Он стал Пожирателем, дядя…       — А этот стал Орденцем, Молли! Разница какая? Тот встал в ряды Тёмного Лорда, после того как ты его на весь мир опозорила. Этот встал в ряды организации другого колдуна, после того как ты его осчастливила. И убила своим выбором всю свою семью — отца, мать, обоих братьев.       — Но у меня семеро детей, дядя…       — Уже шестеро. Лорд Поттер-Блэк, защищаясь от твоего сына-драконолога, убил его в честном бою.       — Мой Чарли погиб?       — Забудь о своём Чарли, Молли Прюэтт. И слушай мой приказ. На колени, как должна слушать провинившаяся дочь. Я нашёл тебе мужа, от которого ты должна родить минимум двоих сыновей — одного его роду, одного — нашему. И жить ты должна в Прюэтт-холле, а не в этом свинарнике. Ты лишила свой Род наследника, ты должна вернуть ему хоть одного.       — Но у меня уже есть…       — Ты думаешь, мне нужна та мерзость, которую ты произвела на свет, в наследники? Нет. Не думаю. Забудь выводок Артура, для тебя все они мертвы. Если добром не подчинишься, я заставлю тебя. Вещи последнему Поттеру я сам верну. Этот дом оставлю Предателям крови, не спалю. Пусть сами между собой разбираются, кто будет им владеть.       Молли как-то закопошилась и Игнациус заподозрил, что она ищет способ сбежать, поэтому решил не рисковать больше с этой дурьей башкой.       — Империус! Молли, иди соберись, а потом, как только аппарируем отсюда, забудь об Артуре Уизли и о его гнусных, заклеймённых печатью Осквернителей крови детях.