Первая разнарядка

Сильные порывы ветра раскачивали хлипкий деревянный заборчик у полуразрушенной хижины, одиноко стоявшей на берегу моря. Ледяной воздух насквозь пронизывал высохшие доски с огромными, в палец, а то и в два, шириной, зазорами между ними. На куче тряпок и тёмной от времени соломы, бывшей некогда туго набитым матрасом, лежал изможденный старик. Облик его, хоть и искаженный страданием, выбивался из общей обстановки комнаты. Белоснежные волосы и борода были аккуратно подстрижены, лицо дышало благородством, пальцы, теперь скрюченные подагрой, ещё носили следы былого аристократизма. Рубаха на старце была мятая, местами вытертая, и кое-как залатанная тряпками с застарелыми пятнами. Умирающий дрожал от холода, изуродованные пальцы тщетно шарили по телу в поисках одеяла, или хоть какой-то тёплой одежки, иссушенное тело била крупная дрожь. Он разомкнул спекшиеся от жажды губы, и из груди его вырвался хрип. - Смерть! Где ты, смерть?! Будь же милосердна... Забери меня! - В отчаянии воззвал старик и закашлялся, захлебываясь собственной кровью. Из последних сил он повернулся на бок, стараясь поглубже зарыться в солому и взглянул в расположенное как раз напротив его лежбища маленькое оконце, затянутое мутной слюдой. Ему показалось, что за окном промелькнула человеческая тень. Прищурившись, старик различил стоявшую у калитки девушку или молодую женщину, сжимающую в руке какой-то свиток. Рядом с девушкой к забору была приставлена какая-то палка, накрытая сверху брезентом. Незнакомка нерешительно топталась на месте, явно желая поскорее уйти. "Что ей нужно?" - успел подумать умирающий, прежде чем погрузиться в сон. *** Смерть стояла у порога полуразвалившейся хижиины и комкала в дрожащих руках разнарядку. Формально она ещё не была смертью. Чтобы ею стать, нужно забрать хотя бы одну человеческую жизнь, Аида же впервые пришла забрать человека. Девушка прижалась спиной к гнилому забору и посмотрела в штормовое серое небо. Забрать человека... Аиду трясло, она не могла заставить себя даже просто подойти к смертному одру этого старика, не то что обнажить сверкающее лезвие копь... косы. Бывшая валькирия все ещё называла своё оружие копьем, хотя оно уже давно приобрело этот страшный изгиб. Да, будучи воительницей, она не раз убивала, метая дрот во врага, не раз колола им точно в сердце, сражаясь в ближнем бою. Но то были враги. Тёмные стражи, которые осмеливались поднять клинки на гвардию света. Мужчины ли, женщины ли, они не были беспомощны, они рьяно защищались, а этот старик... Он даже не может поднять руку, чтобы заслониться от смертельного сияния, которое источает её коса. В глубине души Аида знала, что это будет лучший выход для старика. Всего пара мгновений страха, а затем избавление от мук, покой. Эйдос его сиял, он достанется Свету, она это знала, но все равно не могла переломить в себе какой-то барьер. В ней ещё много было от той наивной и романтичной юной девушки, которая выбегала в поле, соперничая красотой с цветами, которые целовала, опускаясь на колени. Не всю её душевную чистоту, не весь идеализм отняла любовь к тому тёмному, чьё имя она поклялась забыть. Час за часом кружила несостоявшаяся Смерть возле хижины, только сильнее терзая себя и продлевая муку умирающего старика. Раз за разом смотрела расфокусированным от слез взглядом в разнарядку. "Левий Красс, 76 лет, чахотка" значилось там. Левий Красс был легионером, прославившимся во многих сражениях, а теперь вот лежал в грязной хижине и умирал в одиночестве от коварной болезни. Все сроки были уже пропущены, она неоправданно длила мучение старца, сама уже толком не понимая, что удерживает её от последнего шага. Но шёпот старика, взывающего к ней о милосердии разрешил её сомнения. Бывшая валькирия утешающего копья решительно шагнула в комнату больного. *** Старец спал чутко, то проваливаясь в сон, то выныривая из него. Боль в груди мешала ему спокойно уснуть. Шестым чувством он понял, что в комнате кто-то есть. С трудом подняв веки, он увидел ту молодую девушку, которая стояла утром у забора. Высокая, красивая, статная, явно не деревенская жительница... Что она тут делает? Старик взглянул на предмет в её руке. При ближайшем рассмотрении он понял, что это коса, закрытая брезентом. И тут на него нахлынул страх. Невыносимый, животный страх, который бывший легионер никогда не знал, даже в самых жарких сражениях. Он взглянул в серые глаза гостьи и все понял. - Смерть! - В ужасе прохрипел он. Аида грустно опустила глаза. - Да, Левий Красс, Смерть. Готовься. - Я уже давно готов. - С улыбкой, почти ласково, сказал легионер. Не давая себе передумать, Аида сорвала брезент. В глазах Левия отразилась непонятная смесь чувств: радость, ужас, ненависть... Эйдос в последний раз ярко вспыхнул и покинул старческую грудь. Аида шатаясь вышла из хижины, цепляясь за свою косу, чтобы не упасть. В голове пронеслась мысль, что нельзя оставлять так тело легионера. Он заслуживает того, чтобы быть похороненым достойно. С другой стороны, какая ему теперь разница, что будет с его телом, будет ли оно гнить в земле, или его сожрут падальщики. Аида тяжело опустилась на каменистый берег. С её пальцев слетел огненный шар и рассохшиеся доски хижины мгновенно занялись. Старый легионер получил свой погребальный костёр. Аида придвинулась ближе к воде. Морская гладь была спокойна, хоть серые тучи над ней ещё не рассеялись. Смерть взглянула на отражение в воде и заметила какое-то неуловимое изменение в своём облике. Вроде бы все было знакомо. То же лицо, та же фигура... Разве что вот плечи чуть ссутулились и губы приобрели горький изгиб... Валькирия Аида окончательно стала Смертью. "Аида... Какое романтичное имя для Смерти" - подумала она. Через несколько столетий, руководствуясь окончательно почерневшим юмором, она присвоит себе имя Аида Плаховна Мамзелькина, а ещё позднее, сохранив навсегда отвращение к своей должности, потребует называть её старший менагер некроотдела... А теперь юная Аида сидела на берегу, вглядываясь в собственное отражение в воде, за её спиной пылал огромный костёр, а сама она ощущала странное, доселе неизведанное желание забытья. Отчаянно хотелось опьянеть...