▼▼▼
Говорят, что мысли материализуются. Ренджун, к сожалению, не нафантазировал себе свободу, кучу еды и живых родителей, а всего лишь один раз подумал о том, что Джено вернётся. Эта мысль оказалась ключевой, так что сейчас он снова лежит на футоне, но ещё не раздетый. Джено вернулся и опять заказал его, игнорируя, что прошлый раз ему не понравился. Это довольно нелогично с его стороны: если не понравилось с одним мальчиком — выбери другого. Но сыны богатых родителей головой думать не любят, а потому поддаются искушению снова. Ренджун до этого надеялся, что Джено умный парень и к нему больше не полезет, однако судьба словно запомнила, что Хуан даже не попрощался в прошлый раз, и решила повторить ситуацию снова. Он лежит на боку и пытается не помять кимоно. Ренджун уже спустил одежду с плеч, потому что Джено сказал, что хочет оставить отметины. Ренджун на всякий случай убеждается у Куна, что за это доплатят, а потом с испорченным настроением поднимается на второй этаж. Джено так же мирно сидит, как и в прошлый раз. Просит лечь на бок, оголить плечи, но не снимать кимоно полностью. Ренджун молча выполняет. Джено подходит к нему сзади, тянет за пояс и снимает его. Кимоно держится на одной верёвочке, ноги блестят на солнце, и Джено показывает, что искренне рад этому. Он смотрит Ренджуну в затылок, а потом опускается взглядом ниже — на шею. Её покрывает тонкий слой белил, они заметно осветляют кожу, делая её похожей на фарфор. Ренджун всегда красит только шею и часть груди, оставляя чистым лицо. Джено проводит языком по шее, слизывая немного белил и заставляя Ренджуна слегка вздрогнуть, и прогибается сильнее, чтобы дотянуться до переда. Язык обводит кадык, спускается ниже к ключицам и снова возвращается. Со временем Ренджун замечает, что облизывания сменились поцелуями, но не может сказать ни слова против, лишь боковым зрением наблюдает чужую макушку. Он, устав смотреть постоянно в стену, поворачивает голову и видит Джено, уже отстранившегося от шеи.Его рот полностью покрыт белым. Это выглядит необычайно мерзко и грязно, и Ренджун бы обязательно возмутился, если имел право. Тот же пристально наблюдает, как натягивается на шее кожа от поворота головы, и не может сдержать стон. Джено снова присасывается к шее, продолжая собирать с неё белила, словно у него в планах слизать всё подчистую. Они встречаются взглядом, и Ренджун тихо фыркает, потому что не любит смотреть в глаза клиентам, пока они занимаются с ним любовью. Именно они, а не он, потому что заниматься сексом за деньги с незнакомцами любовью не назовёшь. Он пытается отвернуться, чтобы снова наблюдать только стену, но Джено не позволяет это сделать. Он хватает Ренджуна за подбородок и пристально смотрит, как будто гипнотизирует. У Ренджуна нет другого выбора, кроме как подчиниться. Он глядит на человека напротив и надеется, что сегодня ему не понадобится говорить имя вслух. Клиенты тают, когда проститутки зовут их по имени, особенно когда они возвращаются через неделю или месяц. Им льстит, что их помнят; создают в голове иллюзию, что они первые и единственные, кто довели до удовольствия. Они уходят с этими мыслями и даже не догадываются, что у работников публичного дома мнение о них остаётся далеко не положительное. Джено не говорил сегодня своё имя, и Ренджун искренне надеется, что пронесёт. Однако сегодня не его день. Джено медленно проводит рукой по бёдрам, и Ренджун чувствует чужое тепло через тонкую ткань кимоно, гуляет по ним пальцами и постепенно идёт ниже, едва касаясь открытой кожи. Он хватается за полы одежды и тянет за них, сильнее оголяя ноги. Ему приходится мять ткань и задирать её, чтобы добраться до бёдер Ренджуна, что тому сильно не нравится. Мысли о том, что после смены придётся разглаживать помятое, раздражают, потому что вечер выделяется только на себя любимого. И на Ченлэ, конечно. — Джено, если вам мешает одежда, давайте я её сниму, — Ренджун всё-таки произносит имя и незаметно кривится. — Не стоит, — шепчет он прямо на ухо, — это так пошло, когда тело полностью обнажено. В этом нет ничего красивого и сексуального. Ты когда-нибудь видел, чтобы на сюнга изображали голых людей? Нет, потому что художники понимали весь изыск и передавали людскую скромность даже через эротические картинки. Я не раздевал тебя в прошлый раз, хотя ты необычайно красив и напрашиваешься на безнравственное отношение. Я не раздену и сейчас, потому что даже рядовая шлюха заслуживает быть скромной и утончённой. «Что он несёт?» — проносится в голове Ренджуна, но вслух он не говорит. Боится разозлить: он всё-таки не знает, каким Джено может быть в гневе, поэтому не испытывает судьбу. Лишь чувствует рваное дыхание над ухом и руки на ягодицах. Ренджун вспоминает, когда он впервые встретил Джено. Тогда казалось, что он — любитель грубого, животного секса, но сейчас эта мысль кажется в корне неверной. Джено задирает кимоно до пояса и наконец-то получает вид на худые бёдра. Ренджун слышит, как шумит сзади одежда, словно её пытаются в спешке снять, а потом чувствует, как ему между ягодиц упирается головка. Прелюдии со слизыванием макияжа и высокопарными речами закончились. Джено не старается быть нежным: он понимает, что до него у Ренджуна была тьма клиентов, поэтому нет смысла париться по этому поводу. Войдя до конца, он пытается наклониться так, чтобы увидеть лицо Ренджуна, его эмоции, но тот лишь прикрывает глаза и не выдаёт абсолютно никакой реакции. Джено делает толчок, хватается за плечо перед ним и неестественно выгибается ради того, чтобы разглядеть на лице Ренджуна хоть толику удовольствия. Но этого не происходит. — Тебе не нравится? — Нравится ли мне, когда меня трахают незнакомые люди? Вам не стыдно задавать такие вопросы? — Мы видимся не в первый раз. — Это даёт вам право считать, что мы друзья? — по голосу Ренджуна понятно, что он злится, но изо всех сил пытается не сорваться до конца. Джено же не устраивают такие откровенные ответы. Он начинает толкаться грубее и чаще, пытаясь вывести Ренджуна хоть на какую-нибудь эмоцию, но тот лишь молча смотрит в стену, словно на ней показывают спектакль самые известные актёры из театра Но. Его забавляет реакция Джено, хочется смеяться от того, что очередной клиент из кожи вон лезет ради того, чтобы проститутка восхитилась его мастерством. Ренджун видел многих, и Джено не входит даже в сотню лучших любовников. Джено становится плевать на Ренджуна, теперь он заботится только о своём удовольствии. Он сжимает оголённые плечи, оставляя на них следы, пачкает руки в побелке и вытирает их о кимоно. Ренджун, недовольный, поворачивает голову, тянется к губам Джено и, добровольно их получив, сильно кусает. Спустя мгновение в комнате слышится звонкий крик и звук удара. — Ты как смеешь меня кусать? — то ли Джено искренне злится, то ли включает актёра, но Ренджун не пытается отгадать, потому что с ударом мгновенно приходит обида. Трахать — это одно, но бить — совсем другое. Джено высоко задирает одну ногу Ренджуна и старается положить её себе на талию, чуть откинув назад, словно проверяет проститутку на гибкость. Ренджуну откровенно больно, но он держится и назло молчит. Чувствует, как член неприятно растягивает его сзади, и хочет прикоснуться к собственному, но не может — запрещено. Джено почти выходит, а потом с новой силой вставляет, грубо и резко, будто толкается в вагину, а не в анус. Со временем начинает ускоряться, явно намекая на скорое завершение, а перед глазами Ренджуна только деньги и свобода. Джено уже успел разозлиться, что выбрал позу на боку, потому что она достаточно сковывает движения и не позволяет увидеть лицо партнёра. Времени остаётся мало, менять что-то смысла нет, а доплачивать не хочется, поэтому Джено лишь продолжает со всей силы толкаться и вылизывать шею, иногда прикасаясь к плоской груди Ренджуна. Он кончает, и Ренджун ненавидит эти моменты. Его начинает тошнить, когда он наблюдает старые лица, что ужасно кривятся во время оргазма, ни капельки не сексуально. К счастью, сейчас он видит перед собой только стену, но уши ловят низкие стоны и различают в них едва уловимое «Ренджун-и». — Даже такая обычная шлюха, как ты, заслуживает быть любимой. Сегодня было лучше. Джено покидает комнату, прося его не провожать до выхода. Ренджун остаётся наедине со своими переживаниями, мятым кимоно и мокротой между ног, что напоминает об ушедшем. Шея влажная и одинакового цвета с лицом, и Хуан лишь брезгливо прикасается к ней пальцами, ощущает на них густую бесцветную жидкость и вытирает о кожу. Ренджун ужасно брезгливый, но даже самая мерзкая работа, будучи постоянной, превращается в привычку. Джено приходит каждую неделю, заказывает только Ренджуна и не предаёт свои вкусы. Излюбленная поза на боку, в которой тяжело лежать долго и затекает нога, облизывание, подобно собаке, и минет с порчей причёски. Каждый приход Джено означает, что сегодня вечер будет занят глажкой или волосами. Ренджун ненавидит его, ведь он отнимает слишком много времени и говорит странные вещи. Утверждает, что любит, но потом бьёт по лицу за плохой поцелуй. Поёт песни и просит уйти с ним, жить вместе в доме, полным прислуги, и каждый день смотреть театр Но. В один день Джено присылает стихотворение с предложением выкупить. Но Ренджун прекрасно понимает, что всё уже решено, а выбора у него даже и нет. На тонкой бумаге красуется аккуратное обращение:«Увидел вас впервые я сквозь прутья эти. Льняное кимоно напоминало шёлк. В своих желаниях всегда я был конкретен — Желание купить вас превратилось в долг.
И каждый раз с восторгом, страстью наблюдая, Как волосы разбросаны по простыням, В Киото возрастном впервые же по маю Я вижу шёлк, когда рубаха изо льна!
Раз не хотите — вам сидеть за харими́сэ И продолжать работать. Не увидьте месть Со стороны моей, но всё же будем чи́сты: У проституток ваших тоже чувства есть?»
— Ого, он написал тебе стих? — Ченлэ выглядывает из-за чужого плеча и читает письмо, написанное каллиграфическим почерком. — Он выкупает тебя, поздравляю! — Шутишь? — Ренджун мнёт бумагу и скидывает младшего с себя. — Ты думаешь, я рад? — Это хорошая возможность, если он сдержит обещание… — Ты слышишь меня, Ченлэ? Ты не помнишь, сколько всего я тебе о нём рассказывал? Он странный и нарциссичный, считает себя самым лучшим, смотрит на нас свысока. Он всегда пытался спровоцировать меня на какие-нибудь эмоции. Джено постоянно говорил, что у нас, проституток, нет друзей, чувств и принципов. Он утверждал, что мы все — лживые, лицемерные существа, низшая каста людей. Нами руководят только деньги, а секс — это способ их заработать. Он выкупает меня, потому что знает о долгах. Что-то внутри него говорит ему, что обслуживать одного человека лучше, чем многих. Джено считает, что меня здесь ничего не держит, но он даже вообразить не может, как сильно ошибается. Ченлэ, я всегда был с тобой искренен, нуждался в поддержке и давал её взамен. Ты для меня — самый близкий человек в жизни, и мне мерзко осознавать, что какой-то богатый мальчишка пренебрегает моими чистыми чувствами, обесценивает их и предлагает выкупить. Я не хочу жить с таким человеком, мне противно. Ему всё равно, что я думаю, он создал у себя в голове образ идеальной проститутки, что скромна и благородна, но что-то попутал. Я не таю, а простой работник.Он покупает меня только ради того, чтобы морально издеваться. Я готов работать в публичном доме, как бы сильно я его ни ненавидел, потому что ты здесь. Потому что я чувствую себя нормальным человеком, когда общаюсь с тобой. Уйти с Джено — значит отступиться от своих принципов. Ренджун шокировано смотрит на Ченлэ и немного сочувствует: младший действительно ещё наивен и открыт, раз принимает выкуп за желание избавить от долгов и ежедневно наслаждаться молодым телом, доступ к которому не имеет границ. Не важно, как ответит на письмо Ренджун, потому что каждому понятно. Стих — это всего лишь формальность, на самом деле всё уже обсудили с хозяином дома и, возможно, даже заплатили, поэтому в театральной ломке нет смысла. Ренджун не собирается даже подниматься к Куну, а только сминает стих сильнее и выкидывает его в окно.▼▼▼
— Ты будешь сюда приходить? — Если мне позволят, — Ренджун смеётся, — сам ведь знаешь, что я не решаю. Они стоят у входа в комнату, где Джено получает все нужные документы от Куна, и боятся повысить голос. По ту сторону двери ничего не слышно, и Ренджун предполагает, что они пьют или пересчитывают деньги. В любом случае ему не избежать участи, и через несколько часов Джено приведёт его в свой огромный, богатый дом с множеством прислуг, где будет силой вытягивать из него душу каждую ночь. Если работа в борделе хоть как-то даёт надежду на освобождение, то теперь, превратившись в личную проститутку, Ренджун лишает себя даже её. Он протягивает Ченлэ свою любимую филигранную заколку, дорогую с длинным и острым металлическим концом, которую получил от одного очень навязчивого клиента. Это определённо зарубежный товар, чем ужасно ценен в Японии. Ренджун отрывает заколку от сердца, но отдаёт, потому что хочет, чтобы память о нём хранила не какая-нибудь посредственная безделушка, а уникальное украшение. Ченлэ прижимает её крепко-крепко, всхлипывает, но боится поднять глаза: не хочет видеть грустное лицо Ренджуна. А оно точно грустное. Он убегает как можно быстрее, чтобы не пересечься с Джено или Куном, потому что сейчас с ними даже неприятно стоять. Хочется плакать, но всё уже решено: Ренджун точно уходит и оставляет Ченлэ одного в борделе. Дверь отодвигается, и из неё выходит Кун, он незаметно кивает Ренджуну, улыбается и направляется к лестнице на первый этаж. В комнате сидит Джено, скрестив ноги и опустив ладони на колени. Его вид излучает безмятежность, он явно не волнуется или переживает, что Ренджуну может быть не совсем удобно покидать столь родное место. Он пальцем подзывает его, указывает на место перед собой — и Ренджун слушается. Медленно, на негнущихся ногах, подходит к ногам нового хозяина и смотрит в пол, боясь поднять голову. Чувствует, как его хватают за плечи и отодвигают воротник кимоно, и сильно жмурится — Джено резко его отпускает. — Что-то случилось? — его голос спокойный, словно он не замечает, как Ренджун борется внутри себя с тем, чтобы не закричать, заплакать или убежать. — Ничего, мне просто грустно, что придётся уезжать. Для меня это место стало родным. — Тогда тем более хорошо, что я тебя забираю. Привыкать к обществу проституток не очень полезно. Они болтают по пустякам, вместе отлынивают от работы и даже не могут дружить по-человечески. Самый гнилой слой людей, лицемерный и грязный, поэтому тебе не стоит больше здесь оставаться. Я покажу тебе настоящие сливки общества, лучшую жизнь и подарю самые искренние чувства. — У меня есть здесь друг, — гневно отрезал Ренджун. — Мне неприятно, когда вы плохо отзываетесь о моём доме. Я вырос здесь и жил бок о бок с Ченлэ. Я знаю его настоящего, простого и активного. Вы называете нас лицемерными, но при этом сами приходите в Симабару развлекаться, когда дома вас ждут жёны и дети. Уж лучше я буду до конца своей жизни работать в борделе, чем греться у кого-нибудь в руках и наблюдать, как плачет чья-то женщина. Это бесчеловечно и по отношению ко мне, и к ней. — Серьёзно? У человека твоей профессии есть совесть? — Джено заливается звонким смехом. Он встаёт, хватает Ренджуна за плечи и толкает на пол, а потом сам садится сверху. Он наблюдает за чужими глазами, что бегают в поисках спасения, прижимается сильнее и смотрит прямо в лицо, полностью занимая весь обзор. Ренджун кипит, пытается вырваться, но всё, на что он способен — плюнуть в лицо напротив, за что мгновенно получает ответ. Джено бьёт его голове, но уже кулаком, а не ладонью, как в прошлый раз. Он начинает стягивать одежду, вытаскивать кандзаси и давить руками на горло, пачкая пальцы в белилах. Ренджуну остаётся только собрать в себе все силы, чтобы хрипло и еле слышно сказать: — У вас есть жена? — Допустим, — Джено не подтверждает, но и не говорит категоричное «Нет». — Тогда зачем вам я? — Жена нужна для потомства, — он приближает своё лицо к лицу Хуана и хищно улыбается, — а ты — для удовольствия, Ренджун-и. Злость и сожаление — две эмоции, что полностью поглощают Ренджуна в этот момент. Одинаково сильные, пробирающие до костей и давящие на самое больное. Он не может смотреть вперёд. Не может видеть что-то кроме Джено, улыбчивого и ненастоящего. Сил нет, а желание сопротивляться сменяется смирением и полным равнодушием. В глазах собираются слёзы, размывают картину перед Ренджуном, тем самым защищая его от ненавистного лица. Сам же Ренджун лежит неподвижно, редко вздыхая и ожидая действия со стороны, и лишь иногда подрагивает от страха. Гордость всё-таки слишком сильная эмоция, и проигнорировать её он не в силах. Ожидание убивает. Разрушает каждую клетку тела, приближает старость, потому что неизвестность только действует на нервы и оттягивает неизбежное. Ренджун не хочет страдать, поэтому он остаётся жантильной фигурой в руках Джено, позволяя последнему делать с телом всё желаемое. Можно ли надругаться над проституткой? Конечно, они ведь тоже люди. Но это сначала нужно донести до обычных людей. Ренджуну часто до слёз не хочется, но работа обязывает заткнуться и расстилаться перед клиентом, заперев собственные чувства глубоко в сердце. Больно и противно, но никуда от этого не убежать, если желаешь освободиться и увидеть жизнь за пределами Симабары. И даже в такие моменты иногда эмоции поглощают слишком сильно и ослепляют цель, а ум теряет трезвость. Ренджун не хочет жить с Джено. То, что он ему предлагает — не свобода. Однако чья-то реакция намного быстрее. Затянувшуюся цезуру разрушает новая строчка, которую не планировали изначально. Ренджун видит, как Джено не движется — только медленно вдыхает и выдыхает, словно пытается ослабить боль. А потом смотрит за спину и замечает знакомое лицо. — Ченлэ? — еле произносит он скорее от сильного удивления, чем от слабости. Джено отпускает его и поворачивается к Ченлэ, что стоит на согнутых коленях, в глазах блестит неуверенность, а в руках та самая заколка, которую Ренджун подарил несколько мгновений назад. Конец её переливается ярко-красным в солнечных лучах, пробравшихся через окно, а с него капает жидкость, окрашивая татами в комнате. В хаори Джено небольшая дырка, откуда идёт кровь. Недостаточно смертельная рана, но довольно болезненная от неожиданного нападения. Ренджун не видит лица Джено, но уже молится про себя за жизнь Ченлэ. Слишком глупый поступок, совершенно бесполезный, однако немного подтапливает давно заледеневшее сердце. — Ты кто такой? Откуда столько смелости? — Вы купили его, я знаю. Но имейте совесть хотя бы не издеваться над ним. — Верно, — подтверждает Джено. — Я его купил, поэтому только мне решать, как с ним относиться. Ты знаешь, что я могу пожаловаться вашему хозяину за покушение на убийство? Не боишься лишиться головы? У Ченлэ нет плана, нет ни одной рациональной мысли — по глазам видно, но он всё равно стоит против человека, по статусу выше его, и что-то предъявляет. Ренджун лишь шепчет просьбу уйти, но знает, что тот не слышит. Словно эти слова нужны для собственного успокоения и гармонии, которой так не хватает сейчас. — Он мой друг, — Ченлэ кивает в сторону Ренджуна, — я не могу допустить, чтобы ему причиняли боль. Он и так много её перетерпел. — И что же ты сделаешь мне? Опять кинешься с заколкой? — Я не боюсь напасть снова. Ренджун чувствует, как воздух в комнате тяжелеет. Слёзы высыхают, а взгляд падает то на спину перед ним, то на друга, сжимающего дорогой подарок. От страха тело забывает, как дышать, как двигаться, как жить. Сцены неясными отрывками бегают перед глазами, и Ренджун невольно кривится от оглушительного крика и прячется в рукаве кимоно. Боится опустить его: не хочет знать, как разрешилась эта быстрая борьба. Но определённо чьей-то смертью. Ренджун не простит себе, если заколка убила Ченлэ. Но и не простит, если он повесил на него смертный грех. — Посмотри на меня, Ренджун-и, — один голос заставляет слёзы катиться по щекам. Родной и высокий, с лёгким акцентов в японском, он подтверждает, что его обладатель жив. Но это значит… Роспись на ткани сменяется на двух людей, один из которых лежит неподвижно. Из его груди торчит любимое филигранное украшение, символ красоты, гордости и с недавнего времени и вечной дружбы. Человек, что отдал Куну столько денег, сколько обычный японец может накопить только к старости, мёртв. Он купил Ренджуна, но сейчас покоится на полу и окрашивает его своей кровью. Ченлэ достал до чужого сердца, точно прицелился, чем обеспечил себе победу. Но настоящая ли это победа? — Ты понимаешь, что тебя казнят? — Ренджун не может держать эмоции, он громко всхлипывает и трёт до покраснения глаза. — Он не просто случайный богач. Его семья это так не оставит. Что ты наделал? Что ты наделал?! — Это мои проблемы, Ренджун-и. Моя жизнь и заколка стоят того, чтобы тебя не обижали. Крик был слишком громким. Ренджун понимает, что Кун точно его услышал, и сейчас направляется прямо сюда. Времени нет ни на прощание, ни на порядок в мыслях. Нос заложен, руки трясутся, а критическая ситуация блокирует любую логичную мысль, но Ренджуну очень хочется сохранить жизнь того, кто всегда стоит у него на первом месте. Они на первом этаже, рядом с выходом в сад, а там небольшой проход на улицу, о котором знают только они двое. Прятаться в Симабаре вечно не получиться, но Ренджун надеется хотя бы подарить Ченлэ время на раздумывание плана по спасению. Как бы отчаянно это не кажется. — Помнишь наше секретное место? — быстро проговаривает он. — Лавку с натто? Ренджун кивает в ответ. — Сегодня в два часа ночи. Я обязательно тебе помогу. А теперь уходи. — Ты прогоняешь меня? — у Ченлэ впервые за сегодня ломается голос, и это не остаётся незамеченным. — Пожалуйста, убирайся скорее! Через проход во дворе! Кун может прийти с минуты на минуты! — Ренджун размазывает макияж рукавом, превращая лицо в неравномерный по цвету влажный холст. — Ченлэ! Проваливай! Он прячет взгляд в полу, не осмеливается посмотреть в глаза другу, только ловит ухом звуки задвигающейся двери во двор и громкий топот и невольно улыбается: Ченлэ не может уйти тихо, когда его не провожают. Ведь они были не простыми коллегами. Одиночество убивает, а с тишиной делает это ещё быстрее. Идеальное время, чтобы подумать о себе и решить, что делать дальше. А дальше — вниз. Потому что боги не простят предательства. Кун не заставляет ждать, приходит как по расписанию, громко толкая дверь и проходя в комнату. В коридоре стоят остальные проститутки, не смелются зайти, но не могут справиться с любопытством. Наблюдают, как хозяин подходит к телу и вытаскивает кандзаси, грязную и влажную, а потом поворачивается к Ренджуну с шокированным выражением лица. — Твоя? — Моя, — признаётся Ренджун. — Ты его убил? Только честно, — Кун всегда с пониманием относится к работникам, защищает их, поэтому даже в такой ситуации его голос звучит глухо и тепло, словно он спрашивает, что Хуан будет на завтрак. Но он понимает, что перед ним сейчас демон, злость которого льётся через край. Убийство клиента недопустимо, а такого уважаемого ещё и принесёт с собой клеймо на бордель и казнь его хозяина, если убийцу не найдут. И Ренджун осознаёт, что Кун замучает его до смерти, но добьётся признания ради собственной шкуры. — Не я. — А кто? Ты ведь знаешь правила, Ренджун. Я не собираюсь умирать из-за того, что ты кого-то прикрываешь. Лишишься головы либо ты, либо убийца. Он смотрит на Куна и дрожит. Страх за Ченлэ сковывает, в голове бьют тревогу, потому что своя жизнь дорога тоже. Нет ни выхода, ни конца, время течёт ужасно медленно, испытывая терпение обоих. Сознание становится неуправляемым, поэтому Ренджун не замечает, как открывает рот и что-то произносит, но не может сказать, что именно: в уши налили воды. Джено был прав. У Ренджуна действительно нет друзей.