Мы снова встретимся

Дети жестоки. Они часто кидают в меня камни и палки, иногда пинают, но реже. Они не подходят, им нельзя или они не хотят. Они не принимают другой цвет волос, кожи, глаз. Я другой. Они ненавидят других. Глупые взрослые научили их ненавидеть, и они ненавидят. Закрываю руками голову, чтобы было не так больно. Они смеются, собираются в кучку, говорят что-то и снова смеются. Я уже не слушаю их, думаю только о том, как больно. Смотрю на них с обидой, но им всё равно. Им смешно. Рядом с ними появляется мальчик. На него смотрят как-то странно, но его не трогают. Он с ними не был. Он выглядит добрым. Он напуган немного, ещё больше, кажется, удивлён. Он подходит, улыбается и берёт меня за руку, а я и не против. Уводит от толпы, но мне без толпы будет лучше. И им без меня — тоже. У него растрёпанные каштановые волосы, он продолжает улыбаться мне. У него немного кривые зубы и клык видно, когда улыбается. Он всегда улыбается. Ещё у него очень худые руки и все колени в красивых пластырях. Мои в синяках. Он ведёт меня к себе домой, у него за спиной ярко-желтый рюкзак. В его руке мой, потрёпанный и рваный серый. Я тянусь за ним, но мальчик не отдаёт и продолжает идти. Мы молчим. Хочу уйти, но не знаю, как. Он не выглядит злым. Он явно не злой. Наверное, я успокаиваю себя. — Не бойся, — он смотрит на меня, улыбается опять, — моя мама подошьёт твой рюкзак. Она очень хорошо это делает. И царапины заклеим. Это у неё тоже хорошо получается. Он вытягивает ногу, показывая красивые пластыри. Мне неловко, но и я хочу себе такие. Он тыкает пальцем мне в щёку и говорит, что там грязь, а потом стирает салфетками. Мы стоим так полминуты. — Я, кстати, Лука. Он всегда улыбается? — Э-Эндрю... — говорю я, и он тянет руку. Я растерялся, но тоже протянул. Мы пожали руки, как взрослые. Как хорошие, умные взрослые. — Отлично, Эндрю! — отвечает он и опять тянет дальше. — Я тут близко живу, правда, скоро придём. Он не обманул. Мы заходим в его дом, и я чувствую приятный запах. Выпечка? Я не знаю точно, мама редко готовит такое и покупает. У нас нет денег. Но, должно быть, это вкусно. Из кухни вышла женщина. Я немного испугался, поэтому очень сильно сжал руку Луки. Он смотрит на меня, на женщину. Он опять улыбается. — Лука, это твой друг? — спрашивает женщина и приседает рядом. Я отхожу назад. Многие взрослые страшные люди. Они часто приходят к маме ругаться. — Ага, — довольный, Лука даже не замечает мой страх. — Мы только сегодня подружились! Но ребята его не любят... у него много царапин, мам. Я не замечаю уже его слов. Я для него друг? Он для меня друг? У меня никогда не было друзей, но я не знал, что их заводят так быстро. — Ох... — вздыхает его мама и протягивает ко мне руку. Я отшатываюсь. Она улыбается и гладит по голове. Моя мама тоже так делает. — Как тебя зовут, малыш? Я не отвечаю, поэтому говорит Лука. — Его зовут Эндрю, мам. — Я говорила не с тобой, но раз так... пойдём, Эндрю, у тебя нестрашные царапины, но их надо заклеить, чтобы инфекция не попала. А потом я налью вам чаю, хорошо? Она тоже улыбается. Они очень похожи, когда улыбаются. Лука оставляет наши рюкзаки на полу в коридоре и тащит меня вслед за его мамой. У меня заплетаются ноги. Я сегодня и правда устал. Синяки тоже очень болят. Мы сидим в гостиной, пахнет готовым пирогом, а мама Луки клеит пластыри на мои разбитые колени. Пластыри тоже красивые. Когда она заканчивает, я болтаю ногами над диваном, разглядывая их. Им не жалко для меня такого? Эти люди и правда добрые. Лука рассматривает меня. Ему явно интересно, так что я спрашиваю. Он удивлённо смотрит, у него забавно округляются глаза. — А ты альбинос, да? У тебя волосы красивые! — у него при этих словах даже глаза горят. Он не врёт? Ему правда нравится? У меня резко щиплет в носу. Стараюсь поднять голову, но потом понимаю, к чему это. Слёзы уже текут. Я стираю их кулаком, но они всё равно не останавливаются. Я не должен плакать. Мне ведь не больно. И Лука очень хороший. — Я обидел тебя? — испугался он. — Прости, я не хотел. Просто правда красиво. Не плачь, пожалуйста. Он уже не улыбается. Он растерян. Или напуган. Он смотрит на меня очень виновато, но он ничего не сделал. Это я виноват. — Н-нет... я не знаю... ты очень х-хороший, я не... не хотел плакать... — я смотрю на его обеспокоенное лицо и пытаюсь улыбнуться, как он не получается. — У меня ни-никогда... не было друзей... — Тогда можно мы будем друзьями? По правде говоря, у меня тоже никогда не было друзей. Он обнимает меня. Никто не обнимал меня так, как мальчик с кучей пластырей на коленке и растрёпанными волосами. А сейчас он лежит рядом со мной, по его губам стекает кровь. На футболке огромное красное пятно. Хочу стереть, но не смогу. Мы у люка. Прижимаю его к себе, я не хочу отпускать. А он смотрит и шепчет мне уходить. Но мне нет смысла уходить без него. Он слишком долго был моим смыслом, чтобы я вот так оставил его. — Эндрю, я не дойду... — шепчет он. Я обнимаю крепче, стараюсь сохранить тепло. Не брошу тебя, слышишь? Я не брошу тебя, Лука. Ты не бросил меня. И я тебя не оставлю. Я буду с тобой до конца. — Две машинки... слишком много... уходи... Пытается оттолкнуть меня, но я не даю. Пытается вырваться, толкнуть меня к люку, но я не посмею уйти. Вскоре перестаёт пытаться. — Я... я смогу нести тебя... я д-дочиню, Л-Лука... — пытаюсь говорить твёрдо, но дрожу и сам. От холода или от страха? — Я не... Резко замолкает, вдыхает глубоко и утыкается головой мне в грудь, сжавшись. Он задыхается, у него всё болит. Маленький худой мальчик с кучей пластырей так и остался худым и маленьким. Он дрожит, а кровь сильнее пропитывает одежду. Ему больно. — Эндрю, эй... — дрожащим голосом говорит он и потирает шрам на моей щеке пальцем. Ему всё труднее двигаться. Его движения слабые. Я не хочу это видеть, но здесь нам не спастись. Всё, что было в аптечке, уже давно бесполезно. — Я люблю тебя, слышишь? — он наконец улыбается, но мне от этой улыбки не легче. — И ты очень красивый... только не плачь больше... Он смотрит именно в тот момент, когда в носу у меня снова защипало. Я смотрю на него, в глаза, прикусываю губу. Почему он? У него впереди было столько всего. И... почему я не смог его спасти? — Я тоже... я тоже л-люблю тебя, Л-Лука. Хочу сказать ему «не бросай меня», но это не зависит от него. Мы все так или иначе уйдём в тот мир. Но я не готов отпускать его так рано. Его слишком рано забирают у меня. Он всё ещё улыбается. Кладёт голову мне на плечо, но больше не говорит ни слова. Я обнимаю. До тех пор, пока не перестаю чувствовать биение сердца. Для меня уже ничего не имеет значения, кроме него. Но не буду плакать. Он просил меня. Ради него не буду. Прижимаю сильнее к себе, с надеждой вернуть тепло. Люк открыт, но я не пойду туда. Я не оставлю его. Не брошу его тут. Если нам суждено умереть здесь, то я хочу быть рядом с ним. Мы встретимся по другую сторону, обязательно. Я не отпущу тебя больше. Я буду рядом. Всегда. Обещаю тебе. Мы снова встретимся.