Голубоглазая весна

— Доброе утро, — с заспанной улыбкой Шинья перебирал волосы своего возлюбленного Ичиносе. — Доброе, — Гурен уткнулся в грудь Шиньи, словно маленький котёнок, которому не хватает любви и ласки. Своим дыханием он щекотал чувствительную кожу Хиираги. — Глупый Гурен, — усмехнулся тот и обнял его. Обоим было уютно и так хорошо, что этот момент никто не решался разорвать, внимая каждому мгновенью этого утра. Самый трудный период жизни Ичиносе пережит: война окончена, а что самое главное — его любимый человек жив и прямо сейчас нежно обнимает его. Кажется, он достиг того зенита счастья и томления? — Что ты будешь на завтрак? — спросил Шинья, выходя из душа и застёгивая длинную домашнюю рубашку. — Что-нибудь вкусное, — задумчиво протянул Гурен. — Например? — Что может быть вкусней тебя? — нагло улыбнувшись и схватив в кольцо рук талию Шиньи, Гурен плюхнул его обратно на кровать так, что сам оказался сверху. Какой оригинальный подкат. — Так, нет, стой, подожди! — вырывался Хиираги.       Ичиносе, буквально разорвав еще даже незастегнутую до конца рубашку Шиньи, начал плавно спускаться нежными поцелуями к выпирающим ключицам. Хиираги извивался, безуспешно пытаясь оттолкнуть его. — Мнх... — Ну же, не сдерживайся, — Гурен, причмокивая, начал сосать и без того уже твёрдый сосок. — Нгх, п-прекрати! Мне больно! — Да брось, я прекрасно вижу, что тебе нравится, я же знаю тебя, — улыбка Ичиносе становилась всё более наглой, а глаза — всё более жадными.       Уверенно проведя пальцами по животу парня, Гурен добрался до его боксёров. Медленно, словно испытывая терпение, тот начал стягивать их. Шинья нетерпеливо заёрзал. Хватит издеваться! — Надо же, как быстро кончилась, — заметил не без усмешки Гурен, когда достал из тумбочки почти пустую баночку смазки, — совсем же недавно покупали.       Первый палец вошёл без проблем, вызвав еле слышное постанывание, и брюнету показалось это странным. — Ты растягивал себя в душе? — подозрительно спросил он, поднимая глаза на лицо парня. — МФХАА, — получилось у Шиньи вместо застенчивого «да», видимо, Гурену показалось крайне забавным надавить на простату именно в тот момент, когда блондин начал что-то говорить. — Так значит, ты на это и рассчитывал? Должно быть, интересное зрелище, — шепнул он на ухо Хиираги, вызвав обжигающее покалывание, — начнём?       После этих слов Гурен прикусил мочку уха, от чего блондин проронил столь громко прозвучавшее «агх», что сам смутился этому. Пристальным взглядом Ичиносе провёл по пылающему телу Шиньи. — Гурен, молю тебя, прекрати! — выдохнул блондин, отводя взгляд.       И вот, головка жилистого члена уже давила на проход. Раздались поскуливания. Двигаясь дрожащими медленными движениями, Гурен старался дать блондину свыкнуться с ощущениями. Но каждый стон Хиираги, — даже самый тихий, — сводил подполковника с ума; сдерживаться было всё трудней. — МХН, — всё. Это была последняя капля в воображаемый водоем сдержанности для Ичиносе.       Сорвавшись, Гурен с довольно угрожающей скоростью начал вдалбливаться в несчастную задницу Шиньи. Хлопки в комнате стали звонкими и слишком частыми. — Нет, н-нет! АХ!!! Г-Гурен, рано! МХ!!! Я ещё не.. АХ!!! АААГХ!!! К тебе надо долго привыкать! МНХААА!!! — Да брось, мы уже столько времени спим вместе, неужели ты ещё не привык? — задал вопрос Ичиносе, хотя ответ уже мало на что повлияет. — Гурен, это не… — тот не успел договорить, как захлебнулся новой волной непроизвольных пошлых звуков. Он продолжал ускоренно двигаться, не давая Хиираги сделать полноценного вдоха. — АГХ!!! Гурен, я л-люблю! АХ!!! Люблю тебя!       Через несколько минут, когда щёки Хиираги горели уже далеко не от застенчивости, а Ичиносе потерял самообладание, Шинья сдался первым, кончив в руку доведшему его до такого состояния брюнету, и почти тут же внутри него распространилось тепло.       Они лежали вдвоём, восстанавливая дыхание и смотря друг другу в сокрытые блаженной истомой глаза. — Я тоже. — А? — Я тоже безумно люблю тебя, — в эти слова он вложил все свои чувства по отношению к Шинье: любовь, волнение, ожидание, трепет, нежность... На губах появилась еле заметная, но такая чувственная улыбка. — Гурен… — сердце Хиираги затрепетало.       Шинья аккуратно, еле касаясь, поцеловал Гурена, передавая через тактил свое тепло. Осторожно, словно боясь разрушить что-то невидимое, но такое важное для обоих, находящее упоение в них, они сплетали языки в утончённом поцелуе. Ичиносе прикрыл уставшие глаза, в уголках которых собирались капельки непреклонных слез. Безбрежное счастье; Гурен в данный момент не мог ощущать ничего другого, кроме счастья. Это чувство, за которое он боролся годами…

***

      Шинья стоял у плиты и жарил на завтрак яичницу, что-то другое заняло бы слишком много времени, а маленькая стрелка на часах уже почти доползла до единицы. — Как вкусно пахнет, — полной грудью вдохнул Гурен, обнимая сзади возлюбленного. — Обычная яичница, просто ты голодный, Глупый Гурен, — как всегда лучезарно улыбнулся Шинья.       Пока Хиираги накрывал на стол, Гурен бессознательно откровенно пялился на него. Он не мог отвести взгляда от этого миловидного лица с лёгкой улыбкой на губах, пепельных волос и голубых глаз, в которых можно было утопить саму вечность. — Что-то не так? — смутился Шинья, когда заметил на себе пристальный взгляд Ичиносе. — А, нет, ничего… — он поспешил отвести взгляд в сторону.       Даже банальная яичница в исполнении Шиньи, казалось, была элементом высококлассной кухни. Гурен криво краем вилки кромсал свой завтрак, даже не задумываясь взять нож. Уплёвши всё в момент, он, попивая такой же идеальный кофе, наблюдал, как Шинья по всем правилам этикета, прижав локти к себе, неспеша разрезает желток.       Для Гурена Шинья был всем. Всегда. В самом начале их знакомства, когда им было восемь или семь…да откуда Гурен помнит?! Это просто была тяга к интересному новому человечку, особенно когда он откуда-то притянул огромную ракушку. Шинья долго и увлечённо что-то рассказывал про неё, что кто-то в ней жил, а потом уполз, что эта ракушка — дом этого кого-то. Бред какой! В этой штуковине наверняка этому кому-то было бы ужасно неудобно! В тот день Гурен впервые увидел искреннюю улыбку Хиираги.       А потом, через несколько лет… Ичиносе не хотел видеть Шинью. Вернее, он не хотел его видеть, когда видел. Когда блондин стоял прямо перед ним, внутри Гурена всё сжималось, он не мог смотреть ему в глаза, а сердце замедляло движение, казалось, оно пропускает удары. Один раз ему удалось оторвать глаза от пола, но, к его несчастью, они остановились именно на улыбке Хиираги — на его алых тонких губах. Тогда Гурен, придумав первую попавшуюся отмазку, поспешил удалиться, пока Шинья не заметил предательский румянец.       Гурену было четырнадцать, когда произошло то, от чего на следующий день ему хотелось провалиться под землю, хотя, через вечер он делал это уже осознанно. Был поздний вечер. Ичиносе уже улёгся спать и почти уснул, как в его мысли снова пробрался Шинья. Что-то здесь было не так. Обычно ему вспоминались голубые по-весеннему светящиеся глаза, но в этот раз мысли Гурена были сосредоточены на его губах, а через какое-то время он словил себя на мысли, что вспоминает, как выглядят его ключицы. Он видел их пару раз, когда Шинья переодевался рядом. Мысли парня заскользили по плечам и небольшому прессу блондина, а затем, спускаясь всё ниже, в размышления подключилась фантазия. Гурен не знал, как перестать об этом думать, это ужасно! Как это прекратить?! Но тут ситуация стала в разы хуже… Гурен почувствовал, как снизу всё напряглось. Ксо! Если не обращать внимание, то всё пройдёт, верно? Но через пять минут ничего не изменилось, и Гурен больше не мог терпеть. Сказать честно, он не знал, что делать и как это убрать. Вся ситуация была очень постыдной. Стыдно было за то, что это случилось из-за того, что он думал о своём друге! Это разве нормально?!       Но вот, неуклюже, он уже водил рукой резкими движениями вверх и вниз, периодически всхлипывая.       Весь следующий день он старался всеми возможными способами избегать блондина, чем сильно озадачивал его.       Гурену уже двадцать четыре. Ему удалось обхитрить весь этот чёртов мир — жизнь Шиньи продлена до срока жизни обычного человека, неизменным осталось только то, что ему нельзя было знать о воскрешении. Сразу же после этих событий Ичиносе признался Хиираги в чувствах, он боялся упустить момент. Если бы Шинья тогда умер…насовсем… Гурен чётко решил для себя — жить здесь и сейчас. Он не хотел потерять свою голубоглазую весну. Свой собственный пепельный рай…       Вымывая посуду, Гурен спросил: — Чем хочешь заняться в наш единственный выходной? — Я хочу отвести тебя сегодня в одно местечко, — игриво подмигнул Шинья. — Куда же? — попытался выведать Гурен, подхватив игривый настрой партнёра, хотя прекрасно знал, что он предпочтёт не рассказывать. — Секрет, — прошептал Шинья ожидаемый ответ на ухо брюнету.       На улице стояла осень, было зябко и пасмурно, ни души. По коттеджному посёлку шли два человека, о чём-то разговаривая и постоянно друг другу улыбаясь. Парень, укутанный в красный шарф, похоже, ни на что не обращал внимание, кроме как на парня, идущего с ним рядом. Словно он разбавлял для него всё осеннее уныние. — Гурен, почему ты постоянно так пристально смотришь на меня? — спросил Шинья, явно смущаясь.       Вместо ответа Ичиносе утащил Хиираги в сладкий долгий поцелуй, засмущав бедняжку ещё больше. — Глупый Гурен! — Так куда мы идём? — не оставлял попытки Ичиносе, приобнимая за талию Шинью. — Закрой, пожалуйста, глаза и доверься мне, — взяв в тёплые руки руку Гурена, загадочно улыбнулся Шинья.       В очередной раз подумав, что незаконно быть таким очаровательным, Ичиносе повиновался.       Они шли куда-то по меркам Гурена уже очень долго. Он хотел было нарушить просьбу, как послышался не свойственный Шинье холодный голос: — Пришли.       С небольшим волнением и ужасным нетерпением Ичиносе открыл глаза. Он опешил. Перед его глазами было… — Кладбище.? Шинья, но… Почему ты меня… — Гурен обернулся, но рядом никого не было, — Шинья?       В ответ лишь жуткая, мёртвая тишина. — Это шутка? Наверное, у меня что-то не так с чувством юмора, я её совсем не понимаю! Где ты? Хэй, Шинья? Выходи!       Высматривая блондина, Гурен не заметил, как напоролся на надгробие.       Мир рухнул, а время остановилось. Надпись на надгробии гласила: «Хиираги Шинья. 22.10.1996-х.х.2012» — Нет… Н-нет… Не может…        Воспоминания. К Иченосе вернулись эти чёртовы воспоминания. Он вспомнил ту безысходность, когда ничем не мог помочь умирающему у него на руках другу и по совместительству возлюбленному. Правда, об этом Хиираги и не предполагал. Ичиносе вспомнил, как пытался докричаться до него, срывая голос, до боли в горле; как в последний момент пытался донести это отчаенное «люблю». И тогда в ответ Шинья лишь улыбнулся. Слабой, уже почти безжизненной улыбкой. Он не слышал Гурена, не понимал, что тот кричит, колотясь в истерике. Но он улыбнулся, подбадривая, и как бы немо говоря: «Всё будет хорошо, глупый Гурен, не стоит расстраиваться из-за такой ерунды».       Гурен кричал, что есть силы, кричал, пока полностью не охрип, а на языке не почувствовался металлический вкус крови. Но даже тогда продолжал бесслышно шептать… Сжимая зубы до скрипа, тот выл — словно одинокий волк, потерявший свою луну.       Всё это время… О чём Гурен думал всё это время? Что это было? Проблемы с головой? Расстройство? Сон? Ну? ЧТО? Гурен раскусил фишку, он понял, что это сон, пора бы уже проснуться! Но он не проснулся даже тогда, когда со всей силы ущипнул себя за руку…        На улице начал накрапливать дождь, который вскоре стал полноценным ливнем, а Ичиносе, оперевшись спиной о холодный мрамор надгробия, лишь смотрел вверх пустыми глазами. Внутри него что-то разбилось, опало мелкими осколками на дно души. Из его раскрасневшихся глаз продолжали рекой лить слёзы, перемешивающиеся с дождём. Холодно. Ичиносе впервые за долгое время почувствовал весь осенний холод. Руки мелко дрожали, а губы посинели. Больше не было весны, которая могла одной лишь улыбкой согреть его сердце, заставить расцвести. Больше не было пепельного рая, в который так приятно было утыкаться носом по утрам и фыркать, как сердитый ёж. Шинья был мёртв. Уже восемь лет, как мёртв… Глупый Гурен.