Hungry Mouth, Shut

Они поднялись на рассвете. Батисфера мерно покачивалась на волнах, освещаемая лишь восходящим солнцем. Вокруг — ни души, не было даже чаек. Тишину рушил лишь плеск воды. Никто из них не решался выйти, все стояли, словно вкопанные. Даже Сестрички молчали, щуря глаза, но не переставали с интересом смотреть на огненный диск. Они никогда не видели солнца. С детства их окружал лишь тёмный океан и свет ламп. Тишину нарушила Тененбаум. Она не заговорила, нет, просто расплакалась. Её слегка потряхивало и она не отрывала взгляд от солнца, поднимавшегося всё выше и выше. Бриджит тихо всхлипывала, качая головой и что-то бормоча под нос. Она соскучилась по солнечному свету. Джек первым шагнул на лестницу у маяка. Подал руку девочкам, Бриджит. Осмотрелся. Он не знал, что делать, до людей слишком далеко, а корабли… часто ли тут ходят корабли? Джек повернулся к Тененбаум, ожидая, что она что-нибудь скажет. Но Тененбаум молчала, вытирая слёзы рукавом платья. Сестрички оживленно болтали, показывая друг другу облака.  — Что это такое, мама Тененбаум? — Оно упадёт на нас? — Оно будет стрелять по нам? Сестрички шумят, а Джеку хотелось покоя. Он обошёл маяк, подходя к высокой двери, ведущей в Восторг. Нет. Он ни за что не вернётся туда. Единственным напоминаем о произошедшем там должен стать ключ — единственное оружие, которое Джек оставил при себе. Он тянется к нему, но отдёргивает руку и возвращается к остальным. Кажется, за время его короткой прогулки Тененбаум успела рассказать девочкам, что такое облака, и теперь они с интересом обсуждали их формы. Они шумят, а вокруг до сих пор ни души. Один раз пролетел самолёт — высоко-высоко — но девочки смогли его разглядеть и теперь с повышенным интересом донимали уставшую Тененбаум расспросами. Джеку вспомнилось крушение, случившееся по его вине. Он совсем не помнил, как сделал это, но каждый раз при мыслях об этом у него скручивало живот от ужаса. А сейчас, может, и от голода. Сбегая из Восторга, они набрали совсем мало провианта. Несколько бутылок воды, шоколадки и чипсы. В каждом из них теплилась надежда на то, что их подберет какой-нибудь корабль и они без проблем доберутся до суши. А значит, смогут прожить на том, что успели взять. К вечеру разыгрался шторм. Батисферу волнами унесло далеко в море, а им пришлось прятаться в маяке. В маяке холодно и мокро. Откуда-то сверху играет Рейнхардт и Джек чувствует, как сильно ненавидит эту мелодию. Всё, что заглушает её вечное звучание — это крики и слёзы Сестричек. Они боятся. Им холодно. Тонкие платья не греют маленькие тела, холодный бетон становится кошмаром для босых ножек. Тогда Джек и Тененбаум срывают единственную ткань в маяке. Теперь слова Эндрю Райана, его идеология, служит одеялом, а его золотая статуя словно разводит руками. Джеку не хочется на это смотреть и он спускается ниже, туда, где точно не столкнётся с пустыми глазами убитого своими руками правителя Восторга. Внизу так же пусто. Джек почему-то надеется увидеть там батисферу, но его встречает лишь шелест воды. И музыка. Когда же она кончится?! Наутро Джек выходит на улицу. Они с Тененбаум договорились дежурить поочередно. Им всего лишь нужен корабль, хоть какой-нибудь! Им неважна была государственная принадлежность, они просто хотели на сушу. Морской воздух тяжелый. Он солёный, его сложно вдохнуть, и с каждым вдохом кажется, что вот-вот влага заполонит лёгкие. Посреди океана солнце напекает голову и Джеку, стоящему в свитере, кажется, что он сейчас расплавится. Иногда рядом пробегают Сестрички. Они не спали почти всю ночь, но всё равно полны сил и сейчас бегали по кругу, иногда опуская босые ноги в морскую воду. Джек смотрел на них и улыбался. Чуть позже выходит Тененбаум — настала её очередь и Джек может поспать, ведь впереди у него ночное дежурство. Спит он беспокойно. Стоит ему задремать, как вмиг перед глазами встают сцены из его путешествия по Восторгу. Вот он берёт рацию и бережно крепит её на поясе. Вот впервые наносит удар гаечным ключом по мутанту. Тогда он попал точно в голову и враг сразу упал замертво. Это показалось невероятным успехом — он сможет за себя постоять, а значит не пропадёт! А вот он принимает плазмиды. Падает, больно ударяясь головой и ненадолго теряет сознание. А вот… Эндрю Райан. Джек тогда готовился к битве, закупив побольше аптечек и Евы. Он был уверен, что придётся драться, но драться не пришлось. Пришлось делать кое-что намного хуже: узнавать правду. Разговор с Эндрю Райаном — единственное воспоминание Джека, где есть и картинка, и звук. Всё, что было до и после либо было звоном в голове, либо застывшим, словно фото. Как и вся его жизнь, на самом деле. Джека разбудили на закате. Сестрички выглядели уставшими, но всё ещё весёлыми. Они успели поесть немного из того, что успели достать из батисферы и поэтому сейчас гомонили, подгоняя Джека на улицу. После прохладного бетона маяка закатное солнце приятно грело лицо, а морской бриз лишь подкреплял чувство вселенского спокойствия. Тененбаум мягко улыбнулась и протянула Джеку батончик и бутылку с водой. Сейчас горьковатый шоколад казался вкуснейшим деликатесом и хоть и не утолил голод, но хотя бы немного притупил его. Ночью Джек видел корабль. Огромный, он виднелся где-то вдалеке, словно плыл за горизонтом. Райан даже не попытался подать какие-то знаки — было очевидно, что оттуда его никто не увидит и не услышит. Больше ночью не произошло ничего. Джек просто ходил туда-сюда, усталым взглядом высматривая что-то в бесконечной воде вокруг. На заре он впервые решился помочить ноги в воде. Скинул казавшиеся тяжелыми и прилипшими к ногам ботинки, осторожно закатал брюки и присел, чувствуя, как прохладная вода понемного расслабляет. И ослабляет. Джек почти задремал, когда его резко пробудил крик одинокой чайки и гул вдалеке. Что-то…кто-то! Джек вскочил на ноги, шлёпая мокрыми ступнями по прохладному бетону и зажёг огонёк на руке. В его организме осталось не так много Евы, но он постарался использовать плазмид на полную, пытаясь привлечь внимание извне. Но его ждал провал. Огонь на руке медленно погас, оставив сначала нечто похожее на ожоги, а потом исчезнув вовсе. Джек вздохнул и снова надел обувь. Он ещё в Восторге потерял счёт времени и его впервые начал волновать вопрос, какое сегодня число. Сколько он вообще пробыл в подводном городе? На дно не пробивался солнечный свет и трудно было определить время суток. Но он точно знал, что здесь, на маяке, они провели уже две ночи. Джек подошёл к стене маяка и сделал два удара ключом по стене — осталась пара небольших засечек. Теперь это станет их календарём. Весь следующий месяц прошёл словно в бреду. Дни были похожи один на другой, еды катастрофически не хватало. Пытались даже ловить рыбу — и то оказалось бесполезным. За отсутствием наживки рыба не клевала совсем. Они голодали. Голодные Сестрички много плачут, пристают к Джеку и Тененбаум и ищут съестное во всём. Пытались даже кусать тот кусок ткани, что раньше служил олицетворением идеологии Райана, а теперь стал одеялом. Одна из Сестричек — самая смелая и проглотившая шматок ткани — потом ещё долго рвала в море, издавая отвратительные звуки и громко плача. Но все вели себя как обычно, ведь в Восторге каждый успел привыкнуть и к более мерзким зрелищам. А потом она пропала. Утонула, упав в воду, пока блювала. Джек стоял рядом, смотрел и даже не думал помогать. Он был голоден. Наблюдая за захлебывающейся в смеси рвоты и морской воды девочкой, Райан думал лишь о том, что теперь у них будет на один голодный рот меньше и, может, они протянут ещё чуть-чуть дольше. К утру рвотные массы унесло течением и море не подавало ни единого признака того, что всего несколько часов назад поглотило ребёнка. Джеку, пока он возвращался в маяк, подумалось, что тело малышки могло упасть где-то в Восторге. Тененбаум обеспокоенно осматривалась и тёрла голову. Она почти всегда молчала рядом с Джеком и разговаривала только с Сестричками. Может быть, потому что привыкла отдавать ему приказы, а не беседовать. А может просто не хотела или не считала Джека хорошим собеседником. Ему, на самом деле, было наплевать и говорить он и сам особо не хотел: после тяжелого процесса временного становления Папочкой у него до сих пор болело горло и было больно даже сглотнуть, не говоря уже о речи. Да и не был Джек сильно разговорчивым парнем. На удивление, его не спросили даже о пропавшей Сестричке. Девочки просто перешептывались и иногда указывали то на море, то на облака. Может быть, думали, что их подруга куда-то сбежала или решила вернуться в Восторг к мистеру Баблзу. А может, дурачились. Джеку не было интересно. Всё, что его интересовало последний месяц — это уйти с этого проклятого маяка. По-человечески поесть и выпить чистой воды. Поспать в нормальной кровати и банально принять душ. То, с чем у людей на иногда проплывающих мимо морских судах не было проблем. Ночью было дежурство Тененбаум. Вовсе не её очередь, но Бриджит совсем не могла уснуть, оттого вышла к Джеку и кивнула ему на дверь. Тот всё понял без слов и удалился, присев рядом с прижавшимся друг к другу девочкам. Они дрожали и были такие…тёплые… живые. Не совсем тощие. Голодному Джеку в голову начали лезть странные мысли: ему вдруг захотелось ударить одну из девочек по голове ключом. Несколько раз, чтобы её череп раскрошился, а сама она умерла, не издав ни единого звука. Тогда шуму стало бы меньше. Тогда было бы меньше нытья о еде и это было бы маленьким счастьем для Джека. А ещё её можно было бы съесть. Райан вдруг резко замотал головой, отгоняя мысль прочь. Нет, он ещё не совсем потерял человечность и даже сильнейшее истощение не должно убить в нём это. Он ведь человек. С сознанием и своим выбором. И сейчас он выбирает продолжать сражаться со стихией ради этих детей, которых он собственноручно спасал. Спасал? Джек помнил только, как пробивал девочкам животы, когда тянулся за моллюском. И как отряхивал с рук их кровь, поглощая заветный Адам. Он ещё сначала понял, что без Адама ему не справиться! И дело было даже не в Атласе и его советах о том, как будет лучше. Это было мыслью самого Джека и его выбором. Так почему же он сейчас сидит тут? Мимолетная жалость к девочкам обернулась ему голодом и холодным маяком. Ночь Джек провёл в беспокойном сне, ворочаясь на холодном полу и постоянно хватаясь за гаечный ключ. Утром проснулись не все. Одна из девочек просто не открыла глаза, не подавая никаких признаков жизни. Не дышала. Её сердце не билось. И тогда остальные впервые заплакали. Одна из Сестричек хваталась за бездыханное тело, хватала за руки и ревела не в себя, умоляя подругу проснуться. Кажется, она звала её по имени? Джек не разобрал. Лишь грубо оттягивал её раз за разом, пока две другие девочки прятались за шокированной Тененбаум. Она долго смотрела на труп, потом опустилась возле него на корточки и мягко погладила по голове. Джека сбила с толку эта материнская нежность. Он ослабил хватку и девочка вновь вырвалась, бросаясь к мертвой, но её оттолкнула Тененбаум. Труп скинули в океан. Небрежно, без прощаний и слёз, лишь перевязав бант на платье. Всхлипывала лишь одна девочка, та же, что минутами ранее рвалась к трупу. А потом она бросилась в воду, крикнув что-то неразборчивое. И камнем ушла вниз, оставив за собой лишь пузыри на поверхности и лёгкую морскую пену. А вскоре исчезли и они. Две другие девочки всё крепче цеплялись за подол платья Тененбаум, дрожа от ужаса. А потом они снова начали просить есть. А через некоторое время Джек без каких-либо мук совести спрятал бутылку с водой. Это была не последняя — у них оставалась ещё одна, но Райан чётко решил, что не даст свою. За это время собственная жизнь стала его приоритетом и он абсолютно не готов был делиться единственным ресурсом для выживания с детьми. С детьми, которых он совсем не хотел спасать и для которых он не планировал становиться отцом. Он мог бы сейчас заправлять Восторгом, поглощая невероятные дозы Адама и нормальной пищи! Мог бы восстановить город и привести Восторг к процветанию, но вместо этого прозябал тут. Голодный. У них вообще не осталось никакой еды. Последнюю пачку чипсов они разделили на четверых и съели ещё на прошлой неделе и с этого момента делали по паре глотков в день из последней бутылки. О спрятанной Джеком воде никто не спрашивал ничего. Лишь пытались разделить оставшееся, а уж Райан позволял себе напиться, пока остальные спали. Правда, и этого хватило ненадолго. Вскоре Джек обнаружил лишь пару глотков на дне и долго пытался растянуть удовольствие. А потом разбил бутылку. Да так, что осколки разлетелись по небольшой комнатке, а несколько просто ушло в воду. Это было началом конца. Ночью Джек вышел на дежурство и снова смотрел в пустоту. Уже давно он не видел морских или даже воздушных судов, стабильно его окружала водная гладь. Надежда покинула их всех и Райан просто продолжал делать ключом засечки на стене, не желая терять ход времени. Однако, в эту ночь к нему вышла Сестричка. Своими большими глазами она посмотрела сначала на Джека, потом на море и на луну. Огромная и белая. Полнолуние. Сестричка обняла Джека за ногу и тот понял: сейчас она будет снова тихим голоском спрашивать, когда их заберут и когда они будут кушать. Это стало последней каплей. Джек схватил начавшую брыкаться девочку за руки и поволок к лестнице у воды. Он резким движением опустил голову Сестрички в воду и крепко держал, пока та лишь пускала пузыри и продолжала пытаться сопротивляться. Она не хотела умирать. А Джек хотел есть. И только через минуту, которая показалась Джеку невыносимо долгой, руки девочки со шлепком ударились о воду, а пузырьки перестали подниматься. Райан оттащил девочку от воды и застыл. Ее посиневшее лицо и пена, медленно выходящая изо рта, заворожили его. На секунду в нём вдруг проснулось что-то человеческое, но вмиг пропало. Урчание желудка уничтожило это на корню. Джек выхватил ключ и замахнулся, застывая. Он не знал, с чего начать. Бить очевидно было не лучшей идеей. Немного поразмыслив, Джек отодвинул верхнюю щеку ключа и осторожно подцепил кожу на ключицах, проводя разрез примерно до пупка. Сначала поддаётся только ткань тонкого платья. Но сделав новое усилие, Джеку удалось стянуть кожу и открыть окровавленные вздувшиеся органы ещё недавно живой девочки. В нос ударил противный запах крови, мочевины и прочих жидкостей организма. Казалось, среди всех запахов слегка выделялся неестественно химический аромат Адама. Конечно же он остался у них в крови! Это только раззадорило голод, пробудив ещё и давно таящуюся внутри Джека жажду по Адаму. Такая дикая смесь буквально сводила Джека с ума и заставляла его действовать всё более агрессивно. Райан нанес несколько ударов по ребрам. Те поддались, превращаясь в мелкую дробь и открывая Джеку доступ к съестному. К органам. Вздувшиеся от воды легкие не представляли никакого интереса, но вот сердце… Оно ещё трепыхалось, словно делая последние попытки работать, но Джек их пресек. Просто выдрал его из груди из последних сил, мигом вгрызаясь в сердце словно голодный пёс. Сырая плоть была отвратна на вкус, но Джек жадно поглощал её, давясь и кашляя, но не в состоянии остановиться. Всё вокруг было в крови — из Сестрички она и вовсе била фонтаном, заливая бетонную поверхность и смешиваясь с морской водой. Сам Джек выглядел без преувеличения пугающе, изогнувшись в неестественной позе над бездыханным телом и отрывая куски от сердца. Ему повезло, что Тененбаум спала. Она никогда бы не приняла его, если бы увидела, что он сделала с девочкой. Но Райан не успокаивался. Его трясло, мысли путались и наслаивались одна на другую, сводясь к двум вещам: пища и Адам. Стоило ему покончить с сердцем, как руки его потянулись к тому, что не было изуродовано и вздуто от воды. Печень, почки — он не разбирал, вырывая и поглощая всё. Глаза его слезились: то ли от мук остатков совести, то ли из-за ужасной смеси запахов. Было мерзко и вкусно. После двух месяцев почти полного голодания от чувства вкуса не осталось ничего, оттого сырые органы Райану казались чем-то сродни запеченой индейки на рождественском столе. Расправившись со всем, что показалось съестным, Джек скинул тело в воду. И пустым взглядом уставился на пятно крови. После так же тупо посмотрел и на свои руки. Одежду. Алым было всё, но Джек наконец-то перестал ощущать бесконечно угнетающее чувство голода. И просто разрыдался. Воспалённый разум снова твердил ему, что она настоящее чудовище, заслуживающее смерти страшнее, чем даже Фонтейн. Он ведь должен был жертвовать собой, а в итоге…что? Джек безмолвно рыдал до самого рассвета, изредка ударяя окровавленным ключом по поверхности вокруг себя. Через несколько дней этот мир покинула и Тененбаум. Промучавшись в лихорадке, истошно крича, она дёргалась в приступе, пока не смолкла и не закрыла глаза навсегда. Последняя Сестричка долго обнимала её тело, пока то не охладело. Джек не сказал и слова против. Он лишь понимал, что они с девочкой обречены. Он убил её. В этот раз без мук совести, быстро, слаженно, так же, как убивал мутантов в Восторге. В этот раз он даже попытался приготовить части девочки, разведя костёр из остатков одежды и знамени из маяка. Было вкусно. И совсем не одиноко, ведь перед ним у костра сидела начавшая разлагаться Тененбаум. И если человек выбирает, то Джек выбрал выжить любой ценой. Правда, и заплатить за это ему пришлось дорого. Маяк стал его могилой.