Почему он, а не я...

      Мы встретились тогда, когда мне было лишь 15. Ты улыбался, встречая всех нас взглядом. Твоя улыбка была чистой из всех, что я только узрел за свою жизнь. Ни одна другая не ровня твоей. Нежный голос просто заставлял таять изнутри, тонуть в его ровности. Весь ты был идеален. Не зря дан тебе титул — Цзэу-Цзюнь, Первый Нефрит ордена Гу Су Лань. Высеченный из камня, не найти изъянов ни во внешности, ни в характере. Как ты говорил, объяснял и всё показывал. Казалось, я давно здесь живу и слышу не впервой.       Вторая встреча была ночью, когда мой ненаглядный братец позвал нас выпить, закрывшись в комнате. Не Хуайсан откинул трезвость первым, а я вторым. У Сяня алкоголь ещё нескоро возьмёт. В помутневшем рассудке гулял твой образ. Не в самых лучших образах. Проделки фантазии. Радость, что румянец от таких мыслей я списал на опьянение. Правда, изгнать тебя не удалось. Снова та улыбка. Пронзил ты сердце. Я снова злюсь. Я не обрезанный рукав! Но…ты заставляешь меня таять. Так нельзя, так не должно быть. Выпивая очередную чашу, мой рассудок ещё больше мутнел. Стало легко. Даже не заметил, как уже стоял улице, а Хуайсан убежал в комнату, а я шёл неизвестно куда. Сам не знал. Просто чувствовал, что надо туда.       Не подвело сердце. Ты сидел, среди деревьев, на одном из камней, прикасаясь губами к своему сяо, который нежно поблескивал в тонких и длинных пальцах. Услышав звук, Сичень перестал играть, смотря на меня. Его взгляд выдавал удивление. Мне казалось, что это сон, он не может выглядеть ещё прекраснее. В бреду мои ноги, подкашивались принесли меня к тому самому камню. — Господин Цзян? Что вы тут делаете? — тихо спросил ты, всё ещё удивлённо глядя в мои помутневшие глаза. А я воспринимал это как сон, поэтому совсем не думал, когда касался твоей щеки.— Уже отбой. Вам лучше идти. — Почему вы забрали моё сердце? Отдайте его…уйдите из моих мыслей, — шептал я, схватившись за угол твоего одеяния.       Лучше бы я не встречал его. Почему так трудно просто забыть его лицо, его улыбку. Чёртовы манеры… хотелось избавиться от его дурманящего запаха. — Сандал…тебе очень идёт, Хуань, — говоря мысли вслух выдал я, утыкаясь носом в чужое плечо. Хотелось большего. Хотелось всегда чувствовать этот запах.       Ты тяжело вздохнул, взяв меня на руки. Я был искренне счастлив, находясь на седьмом небе от счастья. Казалось, что для тебя мой вес — пушинка. Даже не помню как я прижался к тебе, не желая отпускать. Это ведь сон, так чего бояться? Пусть хоть во сне получится сделать то, что так хотелось. Наутро, я чувствовал себя паршиво и до жути стыдно, осознавая что творил. Больше и впредь я решил избегать тебя. На занятиях — садился ближе к центру, а не к окну, где ты стал часто проходить, заглядывая, на выходных — предпочитал уходить в город. Всё, чтобы не встречаться с тобой, ведь только взглянув, всплывали мысли о том поступке. Самому прийти к тебе — сверх моей гордости. Даже поговорить — ужасно стыдно. И вот спустя несколько месяцев ты сам пропал. Нигде я не встречал тебя, но в груди стало как то пусто от этого.       Последующие года у нас больше не было времени обсудить личное. Много дел, много работы, обязанностей. Мы еле успевали спать. Ты тоже выглядел неважно. Я понимал тебя, поэтому незаметно стал помогать. То с этим делом разберусь, то там людей успокою, то займусь поставкой. Было больно смотреть как огонек в твоих глазах гас. А потом этот человек. Гуань Яо… Явившись для всех героем, он забрал тебя у меня.       Когда я наконец осознавал всю важность тех слов, что хотел высказать тебе, то немедля отправлялся в Облачные Глубины. Но снова и снова, тебя не было. Ты был с ним. Снова и снова! Алкоголь. Я снова начал пить. Чтобы хоть как-то усмирить, то пламя и ту душераздирающую боль. Вы словно голубки: то гуляли вместе, то работали, то пили чай. Становилось до жути отвратно лишь думая об этом. Темная жидкость снова лилась в глубокую чашу которая в момент пустела, а пустая бутылка отправлялась к куче других. Хотя бы на время, это помогало залечить ту дыру в других, где раньше было юношеское и яркое сердце. Даже сигареты были бесполезны. Темный дым лишь дурманил рассудок, но боль лишь увеличивалась. Перед глазами снова это Яо. Хотелось лично прикончить его.       Слухи о моем состоянии быстро достигли тебя. Я помнил с каким же лицом ты смотрел тогда на меня. Даже не знаю, что было тогда в этих темных глазах. Даже вспомнить было трудно, что ты тогда говорил, а я лишь сидел, опустив голову. — Почему он, а не я? — тихо спросил я, после того, как ты наконец затих. Мой взгляд блуждал по тебе в поиске ответа, но ты лишь растерянно отвёл взгляд.— Это потому что я хуже? Я недостоин?! А чем он лучше меня! Ответь мне, Сичень!       Ты было хотел ответить мне, но осекся, будто одернув себя. Зачем тебе утруждаться? Я ведь не могу понять этого. Глаза наполнились слезами. А ты стоял, будто далёкий от этого мира. Мне было больно. Душераздирающий крик вырвался наружу, больше не сдерживаемый ничем. Был ли смысл? Я устал молчать от этого. Если ненавидишь меня, то скажи прямо, хватит вытирать об меня свои ноги. — Уходи прочь! Уходи! Не смей больше появляться в Пристани Лотоса! — в эмоциях крикнул я, с силой сжимая кулаки. Голова опущена. Не хочу ни на секунду снова смотреть на тебя. — Прости меня…       «Прости»? Это всё, что он может сказать после стольких лет их общения? Извиниться? За то что он появился в его жизни или за то, что я сам влюбился в него как последняя девица? Да пошло оно к черту. Я перестал страдать, просто плюнув на свои собственные чувства. Работа, работа и только работа. Незачем больше думать о других. Все от него отвернуться и уйдут. Вот отец с матушкой отошли в мир иной, вот дорогая Шицзе с этим павлином, затем Вэй Ин. После его перерождения, я искренне надеялся, что он останется со мной, но и тот ушёл. Остался только Цзинь Лин. Что ещё у него, сороколетнего главы ордена? Целый орден, ни личной жизни, ни семьи, один племянник и разбитое вдребезги сердце.       После смерти Яо, ты снова пропал, а я сорвался. Бросил дела на доверенных людей и явился к тебе. Ты был разбитым и совсем ничего не ел. Несколько месяцев я просидел, не отходя от тебя, глядя как ты страдаешь по нему, а на мои страдания тебе всё равно. Зачем же продолжать на него давить. Всеми силами, ты наконец начал жить, но верно хранил вещи, подаренные им. А я снова стал тебе не нужен. Даже ни единого доброго слова и самого простого «спасибо за старания». Я правда так много от тебя просил? Всего лишь любви и терпения ко мне, но в итоге стал растоптанным и брошенным. Просто стоял и смотрел как вы с ним топтали мои чувства и сердце. Принимал это, как испытание на выдержку. И я терпел! Терпел, чёрт тебя дери!       Но больше нет сил моих. Больше нет. Я жутко устал. Жулань уже взрослый и сидит во главе ордена, так что теперь глава ордена остался один. И даже теперь я заботился о тебе: приносил еду и заваривал чай, приводил лекаря, если посреди ночи тебя всё ещё мучали кошмары, но теперь устал. Несмотря на все усилия, теперь стало понятно, что я никогда не займу даже крохотного места в твоём сердце. Больше, чем просто «глава ордена», «старый друг» надеяться не стоит. Я пишу письмо тебе, где наконец говорю, всё то, о чем молчал. Все свои чувства, переживания и обиды легли черными линиями на ровную бумагу. Ровные иероглифы, почерк которых был идеальным. Я больше не хотел страдать. Хотел просто чувствовать себя свободным от всей этой безответной любви.       Я оставил письмо на твоём столе ушел в то место, где увидел тебя той ночью. Где окончательно потерял рассудок. Медленно приземлившись под одним из деревьев, я достал пузырёк из кармана одежд, медленно выпивая содержимое, наблюдая за красивым закатом. В облачных глубинах всё было скучным, но прекрасным…       Сичень вернулся в комнату как в это же время. Заметив лист, которого ранее не было, он спокойно развернул его, читая содержимое. Даже не дойдя до середины, его пальцы начали дрожать. Хуаня просто трясло. Бросив лист, мужчина поднял на ноги всех своих адептов, которые непонимающе принялись за поиски. Ему хотелось успеть. Спасти его! Проклиная себя за свою нерешительность, он рыскал по лесу. Проблему стоило решить, а не бегать от неё. Как же трудно было понять, как чужое молчание убивало. Сейчас ему хотелось всё исправить, исправить и не позволить ему страдать.       Тело главы ордена нашли, когда солнце уже совсем зашло, скрывшись за водной гладью. Глаза были закрыты, а голова наклонена на бок. Бледный цвет кожи и холодность говорили он одном — его уже не спасти, но почему лицо было столь раслабенным? Я наконец чувствовал себя легко, будто оковы упали с моего тела. Ты пал на колени перед моим холодным телом, проливая слезы. Дрожащая рука касалась моей щёки, будто всё ещё веря, что я открою глаза. Но этого не происходило. — Я должен был…должен был сразу поговорить с тобой и сказать, что тоже тебя сильно любил. Если бы сказал, то всё не закончилось бы так. Прости меня! Прости, Цзян Чэн! — захлёбываясь в слезах, шептал ты, а я стоял за твоей спиной, медленно обнимая. Но ты не чувствовал. Я больше не живой, а всего лишь дух.— В следующей жизни, я не позволю тебе… больше не позволю страдать. Спасибо за всё… «Я прощаю тебе всё, Хуань» — в пустоту сказал я, поднимаясь и уходя, испаряясь прямо на ходу. Теперь, мне не о чем сожалеть…