Все еще здесь

      Легкий ветер чуть задевал монумент Хокаге, спускался в его подножье, разнося легкую прохладу, пыль по дорогам и запах лета. Небо чистое и голубое, с палящим солнцем, висло над деревней душащей жарой; в такие дни жизнь приостанавливалась, все становилось лениво. В преддверии праздника деревня выглядела полностью пустой, лишь блестящее выцветшей краской дерево крыш, монотонный стрекот цикад и шелест зелено-желтой листвы, на стройных узловатых ветках некрупных кустов и деревьев.       Духота, смешанная с запахом паприки и зелени, воздух в такие дни становится похож на кисель. Саске вытягивает затекшие руки, вскидывает их к небу, и оно разваливается на две части под его ладонями. «Я все еще здесь, пока что»       Липкость жары не трогает Саске, его она не волнует, как и временное одиночество. Здесь, на крыше, он позволяет себе уйти в воспоминания.       Воздушное касание чуть холодных рук матери, чье лицо уже представлялось не так четко, становясь похожим на размытую фотографию, но в воспоминаниях все еще ощущалось это хрустальное чувство безопасности. Саске любил маму, а она по неизвестной причине любила нескладного сироту, с глазами цвета неба и волосами, похожими на лепестки подсолнуха, так же нелепо торчащими. Его звали Наруто. Он часто появлялся в их доме, несмотря на громкие протесты главы семейства. Иногда, в моменты, когда Фугаку удавалось отстоять свою позицию, Микото сама наведывалась в небольшую квартирку, помогала ему с уроками, убиралась и готовила еду, а Саске, увязывающийся за ней, искренне не понимал этих порывов заботы, ревнуя и вспыхивая румянцем щек, когда его на этой ревности ловили.       И, несмотря на все это, он просто не мог, не мог избежать дружбы с этим неказистым блондином, теплым, как само солнце. И когда Микото погибла, Саске осознал, знал еще до этого, в моменты, когда хотелось уйти, исчезнуть и ничего не чувствовать, что этот мальчик-подсолнух — последнее, что она оставила для него. И он не мог его бросить. Саске открыл глаза. Небо все еще яркое и чистое, и он все еще под ним. Он вновь прикрывал глаза, отпуская эту боль с легким суховеем за пределы Конохи и его детского сердца. «Все еще здесь»       Пара ловких движений, и он оказался у подоконника квартиры. Окно было открыто, но Саске остановился, наблюдая за ленивым движением рук, перелистывающих страницы книги; Наруто читал одну из тех многочисленных книжек, что должны были помочь в его пути ниндзя, но становились бесполезными, оставаясь пылится в ящиках. В сердце неприятно дернуло. Наруто подносит свиток ближе к лицу, вчитываясь в каждое слово, он всегда делает так, когда не понимает, что говорится в тексте, но, несмотря на это, продолжает читать, пока не поймет. И несмотря на все старания, в деревне его продолжают считать простофилей. Но Саске мог поклясться, что ни у одного идиота в Стране Огня не было такой коллекции книжек и желания понять их содержимое.       Саске был уверен, что идиотами являются эти серые проходимцы, тыкающие пальцем, совершенно не знающего мальчика-подсолнуха.       Почему-то раньше он этого не замечал. Не замечал выворачивающего поведения зевак и тысячи мрачных взглядов, устремленных на Узумаки. Не замечал ровно до того, пока эти взгляды не обратились на него, пока незнакомая мамаша не начала уводить своего сопляка в сторону, а проходя по улице, не доносилась его фамилия, ставшая приговором. Учиха — родовое проклятие на дне красных зрачков. Саске утомился, думая об этом, а потому отворил окно и запрыгнул внутрь. Наруто это заметил, скорее всего, на стадии молчаливого наблюдения, но оставался погруженным в чтение. В комнате было немного душно, от чего терпкий запах специй рамена и типичного мальчишеского беспорядка усиливается.       Очевидно, Саске не мог жить один после случившегося. Но никого не интересовала судьба и без того многочисленных сирот, никому не было дела до разбитого сердца и поврежденной психики, мучающих до адской бессонницы кошмаров, ночей в слезах от того, что не можешь уснуть, но от слабости в ногах даже встать не получается, до рвотных позывов во время приемов пищи, до хронической усталости и тревоги, до панических атак, когда силуэт фонарных столбов в ночи представлялся спиной собственного брата — никому не было дела до Саске.       Он переселился к Наруто спонтанно; сначала это было парой дней затянувшейся ночевки и оставленной в ванной зубной щеткой. Это просто было делом времени. — Что читаешь на этот раз? — Саске заглянул за плечо друга, всматриваясь в желтые листы с размашистым подчерком. От свитка веяло ветхостью, но, несмотря на это, все написанное там казалось бредом сумасшедшего, противоречащим урокам в академии. — Дурость какая, — пробубнил себе под нос Саске, но чуть громче добавил: — Зачем ты это читаешь? Наруто дернул плечом, словно выходя из транса, и перевел взгляд на соседа. Его глаза заблестели небесной голубизной под светом лампочки, а взгляд его был до неприязни серьезным, непохожим на обычный и направленный куда-то в пустоту. — Не хочу быть бесполезным. — Ты не бесполезный, — Саске чуть запнулся, смутившись, и увидел, что Наруто его уже не слушает, вновь окунувшись в чтение. Затянувшаяся тишина напрягала, — Я снова лежал на крыше, поэтому сейчас хочу поспать.       Наруто обиженно промолчал, утыкаясь в листки еще сильнее. Саске обогнул съёжившийся на полу силуэт друга и, демонстративно зевая, плюхнулся напротив, заглядывая прямо в лицо Узумаки, заранее напитав свой взгляд жалостью. Наруто встрепенулся, откидывая свитки от себя, он неотрывно смотрел в темную радужку друга. Несмотря на бесконечную упертость, он вытянул конечности, заходясь в громком зевке. — Хорошо, пора отдохнуть. Наруто парой резких прыжков оказался на кровати. Матрац жалобно зашелся скрипом под его весом, а блондин всё вертелся, пытаясь выбрать наиболее удобное положение. Саске спокойно улегся рядом и, перевернувшись, оказался в теплых объятиях Наруто. Это было обыденностью — Саске уже не мог спать без ощущения тепла рядом, не чувствуя живые руки. Наруто пах сухой травой, лесом, полем, кислыми ягодами и апельсином; древесиной и теплом, запахом спокойствия и какой-то домашней безопасностью. — Наруто, от тебя пахнет каким-то полем, отвратительно. — А от тебя — холодом и дождем, а еще твоим идиотством.       Он вертелся и пинался во сне, раскидываясь на кровати звездой, но всегда касался Саске, понимая, как важно тому было чувствовать его тепло. В полудреме Наруто чуть вздрогнул, шмыгнул носом, пробурчав: — Я спасу тебя, Саске, однажды.       После этого провалился в сон. Саске услышал это, засыпая, не успев осознать сказанного, но, проснувшись в теплых объятиях вечером, он видел заплаканное лицо друга рядом. ***       Вечер тлел полушарием алой звезды на горизонте; внизу, по оживленной линии улиц, шумело праздничное веселье, пахло традиционными сладостями, а по натянутым контурам веревочек горели бумажные фонари с пестрыми оборками и ленточками. Их мягкий свет освещал главную площадь, превращая людей в мягкие ровные силуэты теней, грациозно плывущих в праздничных нарядах.       Небо стремительно темнело, покрываясь бледными звездами в ожидании праздника ярких фейерверков. Наруто сидел на крыше, чуть отстраненно наблюдая за происходящим внизу, а руки мальчика грела пластиковая упаковка лапши. На улице от ветра было зябко, но после долгого дня невыносимой жары даже хорошо.       Саске запрыгнул на крышу присаживаясь на холодное дерево, и его глаза заблестели от ярких огней. — Вау, каждый год проходит этот праздник, но всегда невероятно красиво, как в первый раз, — Наруто завороженно смотрел на далекое представление артистов в пестрых костюмах, чьи ленты неспешно парили воздухе, а танцы были плавными; скользя по небольшой платформе издалека они напоминали яркие пятна, призраков и фантастических животных.       Его голубые глаза чуть заблестели, отливая в себе весь спектр оттенков, отчего казались еще невероятнее. Саске не хотел что-то добавлять и лишь подтянулся ближе к другу, чтобы видеть представление лучше, втянул свежий и прохладный воздух лета и поежился от небольшого ветра, тоже погружаясь в невероятный танец актеров.       Люди только подтягивались на праздник, выходя на звуки спокойных мелодий. Саске прикрыл в глаза, поднимая голову к небу; его мучали воспоминания — этот день он впервые проводил не с родителями. Он вновь устремил взгляд наверх, вглядываясь в ночное небо; гипноз звезд раздавил его волю, позволяя вылиться первым слезам. — Наруто, почему ты никогда не плачешь? Как?       Узумаки обернулся на звук, в темноте он сначала не разобрал ломанный силуэт соседа, но по голосу осознал, что происходит. — Саске?       Он это крикнул, чуть взволнованно, растерянно и, конечно же, громко, как обычно, в манере Наруто. Подпрыгнул в сторону Саске, выкидывая из рук лапшу и разливая половину на крышу и привлекая внимания идущих внизу людей, они удивленно озирались, но проходили мимо. -Ой, это тот самый сумасшедший? — сказала девчушка, идущая под руку с родителями, те ее одернули уводя подальше, но Наруто почувствовал направленный в его спину указательный палец, и глаза, то ли насмешливые, то ли осуждающие. Наруто замер на месте так и не касаясь Саске, оба они стояли молча, отводя взгляды в сторону. В небо полетел первый фейерверк, толпа внизу заулюлюкала, смотря на разноцветный всплеск, распадающийся на сверкающие звездочки. — Скажи что-нибудь, Наруто, ответь мне, что завидуешь этой идиотке, которой родители вытирают каждую соплю. Скажи мне, что ты чувствуешь, скажи, что ненавидишь всю деревню и хочешь уйти!       Саске врезался в лоб Наруто, пытаясь привести в чувство, тряс за плечи, как куклу, и орал, так громко, что не замечал град собственных слез. Саске не заметил, как его друг поднимает голову, как перехватывает его руки, до боли сжимая в собственных ладонях, и тянет их к себе, от чего Саске не удерживает равновесия и оказывается в крепких объятиях. — Идиот, заткнись и молчи, — хриплым шепотом повторял Наруто, как заколдованный.       Учиха удивился, понимая, что не имеет возможности даже пошевелиться. На его глазах взлетел еще один фейерверк, разливаясь новыми красками на темном небе и отражаясь на дне темных, блестящих от слез глаз. — Тогда не молчи ты, — сказал Саске, опуская голову на плечо.       Но Наруто молчал, долго, понимая, что ему бы никогда не хватило сил понять Саске и забрать эту боль, и что никаких объятий не хватит, чтобы ее унять. Он только прижимал Саске к себе сильнее, словно это бы спасло ситуацию, но понимал, что его плечо лишь увлажняется от потока слез друга. — Чего ты хочешь, Наруто? — Избавить тебя от этого, — он сделал паузу, словно не решаясь повторяться, — и спасти тебя.       Саске почувствовал, как слабеет хватка и, пользуясь моментом, он отодвинулся от Наруто, желая увидеть его глаза. Наруто сопротивлялся, опуская голову, но когда Саске все же поймал его глаза, он впервые увидел их наполненные слезами. Но несмотря на то, что лицо этого дурачка было бледным от попыток сдержать собственные, он продолжал утирать чужие, слезы Саске, уже холодные. Он растирал их по щекам, не решаясь взглянуть на него. Саске тоже опустил голову, обмякая в растерянности, не понимая, что движет этим мальчиком напротив, что так хочет забрать его боль, и Саске хотелось меньше всего, чтобы он чувствовал то же самое. — Знаешь, я бы отдал свою жизнь и душу, чтобы мы встретились в другой жизни, где не будет этой ненависти и страданий, и у нас будет семья, и мы встретимся ни как одиночки-сироты, а как… — замявшись, Саске не мог подобрать слова, понимая, что определение дружбы не охватывало весь спектр их отношений. Наруто высунулся из объятий, все еще сжимая в руке один из холодных локтей Саске; в горле стоял неприятный ком, остающийся после слез, а тело периодически перетряхивало. — Я знаю, что отдал, — Они оба опустили головы, словно переворачивая значение этой фразы у себя в головах, — но ты до сих пор не понял, ты — моя семья тоже.       Саске скрючило от неощутимой боли, казалось, что чувства покинули его, осталась только привычная реакция тела, он чувствовал, как горит рука Наруто, спускаясь к запястью, а после опадает, оставляя лишь горячий след.       Праздник тух на глазах, извиваясь кривыми тенями столбов на запыленных дорожках, стрекотом сверчков в пушистых кустах и ароматом летней ночи в воздухе. Монумент Хокаге безразлично тупил каменными глазами в ночное небо, ветер поднимал мелкий мусор, морозил костяшки и открытые участки кожи, шурша верхушками деревьев. Наруто стоял на крыше; снова один, переваривая разговор. Было горько и обидно, хотелось избавиться от осадка, а в голове что-то пульсировало болью. ***       узумаки стоял под раскидистой тенью дерева, наслаждаясь той минимальной прохладой; вокруг до тошноты пахло цветами, но уходить не хотелось. Облака лениво ползли по небосводу, голубому и яркому, отбрасывая свои прозрачные тени; птицы пели, оживляя деревню и ее окрестности, и все, казалось, было вокруг живым и приятным, даже жара раздражала не так, как этот назойливый запах цветов.       Весь день Наруто хотел встретится с Саске; сейчас это казалось до жути противным желанием, хотя все еще оставалось им. Наруто устало проморгался, сдавливая зевок, и протер лицо руками, пытаясь вдохнуть той жизни, окружающей него и перенять её энергию. Парень приподнялся, сделав несколько шагов вперед, и улыбнулся так же широко, как обычно, но глаза выдавали какую-то странную горечь и растерянность, заставляя принимать эту улыбку за неискреннюю. Узумаки обогнул сбоку уже знакомый силуэт и, томно вздохнув, произнес: — Саске, — прошептал он одними губами, — я скучал.       Очертания надгробия окрасилось красками. «Умер год назад, вместе с кланом»       Надгробие ребенка, завешенное букетами и венками, каждый из которых был от Наруто. Цветами пахло до тошноты.       Легкий ветер чуть задевал монумент Хокаге и спускался в его подножье, разнося легкую прохладу, пыль по дорогам и запах лета. Казалось, он все еще здесь: запах дождя и холода посередине знойного летнего дня.